В. Г. Белинский
Стихотворения Милькеева
В остальной половине стихотворения г. Милькеев говорит к солнцу, что его, солнце, древние принимали за божество, но что мы, новые, уже «не дадим поклонения», ибо знаем, что бог-то не оно, но что оно только создано богом. Все это правда; но кто же не знал этой правды без стихотворения г. Милькеева? Ведь и то правда, что 2 × 2 = 4: неужели же и эту истину надобно перекладывать на плохие стихи? Древние обожествили, в поэтическом образе Аполлона, солнце, как отдельную благодетельную силу природы, – и сколько глубокого значения было заключено в их роскошно-поэтическом мифе бога света! Г-н Милькеев, конечно, рассудительнее греков смотрит на солнце, но это не мешает ему ничего в нем не видеть и говорить о нем пустою прозою в холодных виршах, тогда как греки, несмотря на всю младенческую наивность своего воззрения на солнце, так много в нем видели и в таких обаятельно-творческих формах выражали свое созерцание!
Но перейдем ко второму стихотворению в книжке г. Милькеева: может быть, оно будет лучше. Наш самородный поэт воспевает в нем «Возрождение»:
Смена холоду крутому,
Смена мертвым, душным льдам,
Сну болезненно-немому,
Зимним вихрям и снегам!
Мир очнулся весь глубоко,
И прелестен и богат,
Одевается широко
В новосвадебный наряд.
Стоят ли такие стихи какого-нибудь дельного разбора?
В них нет ни одного живого образа, никакой картины. Эпитеты по детски неточны, вычурны. А мысль всего стихотворения – это чистое резонерство о том, о сем, а больше ни о чем! Ежегодная изменяемость природы подает поэту повод рассуждать длинно и водяно о неизменяемости человека. Пьеса оканчивается такими курьезными стихами:
