Виталик Клыков
Пивняк №42
Октябрь 2022 года
Проводя день за днём в пивняке, наливая пиво и раскладывая по пластиковым контейнерам сушёную рыбу, Толик понял, что у него довольно много свободного времени. С самого приезда в посёлок у Толика были небольшие потуги творчества, которые реализовывались в монтирование клипов с Терри и парочку небольших текстов. Но после разгрузки пары газелей, к примеру, сил на серьёзную писанину не оставалось. Теперь они были. И он хотел писать. Толик начал думать, как это желание воплотить в жизнь. Ноутбука у него не было. Телефон постоянно тормозил, и работать на нём было совершенно невозможно. Посмотрев примерные цены на необходимые устройства, Толик прикинул, что для того, чтобы начать роман, о котором он давно мечтал, но вечно находил отмазки, ему нужно примерно двадцать тысяч рублей. На данный момент у него было двести рублей, сто сорок из которых уйдут на сигареты. Из восемнадцати, что он будет зарабатывать тут в пивняке, шесть тысяч будет улетать на кредиты. В теории, если подзатянуть с бухлом…
– Доброго вечера! Что для вас налить?
– Привет, Толик! Две двушки бархатного, пожалуйста. Сухарики со шкварками есть?
Вставить бутылку, закрепить ручку, пустить газ, открыть кран.
– Эм, дядь Мить, как бы нет, но да. Мы их переименовали. Вон они, видите, которые «горчица и бекон».
– А что, шкварки уже не актуальны? – засмеялся дядя Митя в октябре две тысячи двадцать второго года. Когда весь мир стоит на краю, глядя вниз, в чёртово пекло.
– Я думаю, данный маркетинговый ход не стоит объяснять. – Толик улыбнулся, закручивая кран, сбивая пену и закрывая крышку.
Дверь открылась, и в пивняк, словно Сатана, зашла жена дяди Мити, чем-то отдалённо напоминающего Остапа Бендера в пожилом возрасте. Сама же дама выглядела недовольной. Но это было привычное, словно бы обыденное для данного человека недовольство.
– Митя!
– Что?
– Митя… – интонация была похожа на ту, которой общаются с котами, периодически и отчаянно шкодящими.
– Да не пил я. – Дядя Митя дыхнул жене, тоже не очень юной, в лицо. – Хотя повод имеется! – он достал из кармана небольшую записную книжку и, послюнявив палец, долистал до нужной страницы. – Вот! День работников сельского хозяйства впустую прошёл! А это, – Митя указал на бутылки с пивом – я Эдику беру. Он же не ходит. Отнесу ему сейчас и приду домой. «Сватов» посмотрим.
Мужчина расплатился, и милейшая семейная пара покинула пивняк, оставив после себя едва уловимый, но такой ностальгический аромат. Толик не мог понять аромат чего, но он ему нравился.
Процедура закрытия пивняка была не менее монотонна, чем сам рабочий процесс. Пересчёт денежных средств, мытьё кранов, мытьё накопителя для пролитого пива, мытьё полов за стойкой, мытьё тряпок13, мытье полов в зале и, разумеется, повторный пересчёт денежных средств, ведь Толик – параноик. Налить две по ноль пять, выключить свет, выйти, закрыть дверь на ключ. Подёргать дверь. Закурить, глотнуть пива. Пойти домой.
Звонок от Дениса и, разумеется, вопрос «как сам?» вновь позволили Толику вывалить на друга все свои переживания и идеи касательно своего возвращения в стан пишущих людей.
– И самое обидное, что накопить у меня получится только месяца за три. Этот телефон, который у меня сейчас, не потянет клавиатуру. Да и тупит он сильно. А писать хочется уже сейчас.
Денис несколько секунд молчал. Толик через десятки километров дорог, степей и посёлков почувствовал, как друг закрыл своё лицо ладонью. Денис вздохнул и чуть слышно прошептал «ох, блять».
– Ты долбоёб. Толик, тебе нужны ручка и бумага. Ты не хочешь писать. Ты хочешь пиздеть о том, как ты хочешь писать. У тебя нихуя не получится, потому что у тебя потребность фантазировать, а не делать. Знаешь, что будет, когда я сделаю себе ебучий рабочий стол? Отзонирую его, замучу ремонт, и всё будет заебись? Я буду дрочить на ортопедический стул, блять! Ортопедический стул, Толик! Ведь мне будет так его не хватать! Потому что очень вредно сидеть в позе «девяносто градусов». И из-за этого я не смогу писать, ведь для этого придётся сидеть так по несколько часов в день. Возьми ручку и напиши мне хотя бы тысячу слов, мудак.
Толик, понятное дело, злился. Но не на Дениса. И не потому, что тот, как обычно, садистски, издевательски прав. Толя злился на себя. Всё на самом деле было очень просто. Ты либо хочешь, либо нет. У Толика давно не было возможности/желания заниматься творчеством. Сейчас, после всего случившегося в его, Толика, жизни появился шанс обернуть всё в свою пользу и исполнить мечту. Исполнить, твою мать, мечту и написать сраный роман. Но даже в такой ситуации сэр Анатолий Маренский нашёл отмазку, чтобы не делать того, что может сделать его счастливым, вновь вернуть смысл существованию. Денис прав, невзгоды и крах всей его прошлой жизни дали ему, быть может, в аренду ебучий рабочий стол из красного дерева. Но Анатолий не обрадовался. Нет, он продолжал ныть, ведь у него не было ортопедического стула. А потом, вероятно, камнем преткновения будет печатная машинка с очень мягким ходом клавиш. И так до бесконечности.
Придя домой Толик сразу, не раздеваясь, полез в шкаф, где у мамы хранились богатства, собранные за десятилетия. Открытки, колпачки от ручек, стержни от ручек, исписанные школьные тетради, какие-то баночки, конверты для денег (увы, без денег) и тому подобные вещи под грифом «а вдруг пригодится». Среди кучи тетрадей Толик нашёл одну почти новую. Вырвал исписанные листы, мимоходом узнав почерк сестры. Из пустой ручки и стержня собрал полноценное орудие труда. Ебучий рабочий стол готов.
Мама, которая не могла заснуть, пока Толик не придёт с работы, начала тихонько похрапывать, поэтому обладатель всего, что ему нужно для дела всей жизни, очень осторожно, стараясь не шуметь, подогрел еды перед сном.
Потому что когда лев голоден, он ест.
2013 год
После ухода из сети медиамаркетов Толик некоторое время не мог найти работу в управляющей должности. «Независимый Гусь» процветал, что очень радовало. Но «Независимый Гусь» не приносил дохода, если не считать халявного пива, что радовало уже не так сильно. Низкооплачиваемые статьи в других изданиях сильно погоду не делали. Поэтому Толик устроился продавцом в магазин брендовой одежды «ле Крокодайл». Оказалось, что если ты был директором в магазине, торгующем дисками с играми, фильмами и музыкой, пусть и большом по площади, с солидным штатом в подчинении, то это совершенно ничего не значит для дальнейшего трудоустройства. Запись в трудовой книге об этом подвиге карьеры и ударничества по степени полезности вплотную приблизился к диплому журфака КубГУ. Так что устроился Толик продавцом. Так сказать, обнулился в статусе. О том, насколько «ле Крокодайл» оказались пафосными чепушилами, можно судить по диалогу, который случился у Толика с директором торговой точки день примерно на третий.
– Кирилл, а ты можешь передать мне вон ту коробку?
– Ну, во-первых, не «ты», а «Вы». Я же здесь не какой-то там…
С тех пор работа в «ле Крокодайл» у Толика как-то не заладилась. Разумеется, он отлично продавал, но это было по привычке. Не ради компании или, например, удовольствия мужика, который хочет, чтобы в тридцать лет его называли на «Вы». Каждый ли раз, когда он слышит «Вы» в свой адрес, у него привстаёт? Понятное дело, всё можно спихнуть на корпоративную этику. Но, видя самодовольную рожу Кирилла, Толик придерживался мнения, что дело не в этом.
Работа в «ле Крокодайл» угнетала Толика. Приходя с работы после смены, он не шёл к Коту обниматься. Он шёл за бокалом для пива, которого обычно брал по две—три полторашки на вечер. И писал. Писал Толик много. Так делал это Толик преимущественно пьяным, тексты получались с огоньком. По непонятным для Толика причинам Кот несколько охладела к нему14. Пивные сеансы были ежевечерними, практически без исключений. Сеансы же графомании бывали не всегда. Иногда Кот наблюдала, как Толик, заливаясь пивом, смотрел на ноутбуке своих любимых комиков: Дага Стенхоупа, Дилана Морана, Стюарта Ли и им подобных. Дага он даже набил себе на спине. Кот любила Толика. Любила искренне. Но каждый раз, когда он уходил в запой, до отвращения оставалось совсем чуть-чуть.
Разумеется, хорошие и замечательные моменты тоже были. И в довольно больших количествах. Кот с огромным удовольствием занималась фотографией для «Независимого Гуся». Они с Толей часто ходили в кино. Причём поход в компании друзей или вдвоём дарили совершенно разные эмоции. Сборища у Кота и Толика дома всегда были весёлыми. И запоминающимися для людей, оказавшихся на такой тусовке впервые. Круг персонажей, которых Толик и Кот собрали вокруг себя, своей пары, состоял почти полностью из очень оригинальных личностей. Начитанных, умных, с витиеватой речью и способных подхватить любую беседу. Их попойки, преимущественно пивные, могли состоять из обсуждений Довлатова, Солженицына и картин Эдгара Райта и совершенно естественным образом перейти в рассказ о том, как двое ребят вышли из бара и один из них, облокотившись на дерево, начал блевать. Второму от такого великолепия стало плохо, так что тошнить начало и его. Первый, поняв причину тошноты второго, начал смеяться, причём ещё и плача от напряжения и продолжая извергать остатки пива из организма. Оба стоят, плачут, блюют и смеются. Как-то так. Как любил называть Толик эту компанию, «подзаборная элита». К ней же себя причислял и он сам. С нескрываемым удовольствием.
Помимо вышеперечисленного, Толик продолжал быть внимательным и заботливым. Поездка в Европу, уже вторая, прошла отлично и весьма романтично.
Но когда Толик уходил в себя, в свои размышления и, как следствие, в запой, терпеть его становилось почти невозможно. Почти.
Толик считал, что он умён и был прав. Он считал что может, а значит, должен изменить мир. И очень ошибался. Это его и съедало. Появись у него свободная минута, он сразу же накидывался на свою персону, в собственной голове перемалывая себе все кости. Кот считала, что то рвение, что Толик тратит на самокопание, можно было бы использовать более продуктивно. И если бы он это понял, то, возможно, его метафорическая революция всё-таки состоялась бы.
Продержавшись около девяти месяцев в «ле Крокодайл» и так и не дождавшись обещанного при устройстве повышения, Толик ушёл в соседний магазин. Опять же продавцом. Но там хотя бы коллектив был хороший.
В то же время случилось неожиданное событие, хорошенько встряхнувшее и взбодрившее Толика. У редакции «Независимого Гуся» захотели взять интервью. Забавно, но это было уже второе интервью, предложенное ребятам. Первое ещё до выхода дебютного номера собирались провести журналисты издания «Собака КРД». Ещё бы. Некие неизвестные никому пацаны лезут в рынок, строят из себя журналистику будущего, кривляются и задают вопросы о Бэтмене и Супермене15 всем подряд. Так что интервью было согласовано. Толик почувствовал себя важным и сильным, что очень радовало Кота. В моменты, когда Толик начинал верить в себя, он источал эту уверенность, что было очень сексуально. Однако чуть позже первый номер «Независимого Гуся» всё-таки увидел свет. Со всеми своими запрещёнными темами и нецензурной бранью. И с интервью, к примеру, с горячо любимой Толиком группой «Красен Глаз». У данной группы имеется песня про некую маму, которой девятнадцать лет. И она в первый раз делает минет16. Выход первого номера привёл к тому, что «Собака КРД» словно молча цитируя строчку «СБПЧ» и Борецкого «Как же, блять, ебать, культура» благополучно с интервью слились. Что, как ни парадоксально, совершенно не расстроило Толика. Ведь если глянцевое издание решило, что «Независимый Гусь» слишком неформатный для него, значит, Толик и его друзья все делают правильно. Возможно, это был первый, пусть совсем крохотный, шаг к той самой метафорической революции.
Если перефразировать, то шла бы та собака на хуй.
В этот же раз интервью состоялось. Правда, так никогда и не было опубликовано17. Парень, пришедший его проводить, очевидно, не был готов к эпатажному трио в лице редакции «Независимого Гуся».
– Ты, как я понимаю, еще на журфаке учишься?
– Да. На третьем курсе.
– Ну, как закончишь и заберёшь диплом, знай, в ОЗ молле очень много новых магазинов и везде требуется продавец-консультант.
Немного смутившись, парень начал задавать свои вопросы. Толика и Гнома в ответах знатно понесло, ведь это реальная возможность поменяться ролью, высказаться, а не придумывать вопросы самим. Был поднят вопрос современной журналистики. Толик обстоятельно ругал современное образование, которое, по его мнению, старательно вбивает студентам в голову шаблон, убивая всякий талант. Толик пояснил, почему никогда не редактирует свои тексты, говоря о том, что журналистика – это здесь и сейчас. Править собственные мысли по прошествии времени сродни ночным озарениям, когда понимаешь, что тогда, в некоем споре три года назад, нужно было ответить иначе. Гном много рассуждал о том, что сейчас у всех нас, у молодёжи очень много возможностей для творческой реализации, для заявления миру о себе. О том, насколько случайно и, разумеется, по пьяни появился «Независимый Гусь». Вскользь была затронута тема того, что на вторую годовщину журнала будет выпущена статья «Я Сплю С Гением», в которой планировалось собрать интервью с девушками трёх создателей журнала.
Скорее всего, для юного журналиста, проводящего интервью, серьёзно добавляло сюрреализма в ситуацию то, что встреча проходила у Кота и Толика дома. Убранство этого жилища представляло собой смесь вкусов и увлечений Кота, которая жила в нём с рождения, и мимолётными штрихами присутствия Толика. Этими достаточно жирными штрихами были фигурки персонажей комиксов и фильмов, привезённые из Европы, полки с книгами комиксов и пустые полторашки из-под пива. В сочетании с коллекцией фотоаппаратов, огромным количеством книг и четырьмя представителями семейства кошачьих, обстановка в доме давала понять – тут живут яростные задроты.
Парнишка ушёл, оставив после себя для Толика отличное настроение. В таком состоянии Толик всегда спешил поделиться им с близкими и особенно с любимой. Последующий поход в любимый бар, прогулки по ночному городу, кроватный просмотр «Как я встретил вашу маму» сопровождавшийся обнимашками, поцелуями в щеку, поцелуями в губы. В её, Кота, очаровательные губы. И касаниями её столь милой сердцу Толика попки. И взаимными влюблёнными взглядами.
Засыпая, Толик обнимал любовь всей своей жизни. Он верил в это.
А ещё Толик верил в себя.
Октябрь 2022
Закончив все дела по открытию пивняка, перепроверив кассу и, разумеется, покурив, Толик сел за столик, находящийся в зале и, открыв тетрадку, разлинованную в клеточку, начал писать свой дебютный роман. По обыкновению, слова появлялись будто сами собой. Толик выступал, скорее, в качестве посредника. Буквально через час Толик по-настоящему понял, что имел в виду Стивен Кинг, обложка «Мёртвой зоны» которого красовалась на правом бедре Анатолия. Во время одного из выступлений перед выпускниками некоего института Стивен дал совет начинающим писателям: «Если вы можете не писать, не пишите»18. Толик не писать, видимо, не мог. И всё бессилие, вся ненависть к себе, преследующие его последние пару лет, очевидно, были связаны с тем, что он не давал волю словам, что роились у него в голове.
Писал Толик быстро. Исписав первые четыре тетрадных листа и уже откровенно улыбаясь результату, он вспомнил случай десятилетней давности. Парнишка, что брал интервью у редакции «Независимого Гуся», позже написал Гному с предложением о работе. Гном уточнил, почему подобное предложение не поступило Толику? На этот вопрос парень-журналист ответил: «У меня сложилось впечатление, что Анатолий презирает ровные и проработанные тексты». Толик тогда эту фразу даже как статус в ВК поставил, так гордился.
Так продолжалось пару дней. Толик работал, а в свободное время садился за столик и писал. Закрывался, шёл домой.
Повторить.
Однажды, идя домой по тёмному посёлку в сопровождении местной стаи собак, Толик принял решение. Даже не так. Толик принял Решение. Он не просто так прошёл через все эти веселые приключения. Через развод. Через потерю друзей, теперь твердивших, какая Солнышко крутая и какое Толик чмо. Не просто так три дня жил на улице в культурной столице. Инсульт, биполярное расстройство и возвращение эпилепсии, переезд в Ильский. Всё это вело его к точке, в которой он оказался сейчас. Толик решил забить на переезд обратно в Краснодар, а все заработанные деньги откладывать на издание книги, которую начал писать. Толик решил, что на данный момент целью своей жизни сделает исполнение мечты. И он понимал, что это будет долгий путь.
Улыбаясь, он шёл домой, попивая пивко из пластиковой бутылки, светя телефоном на дорогу, чтобы не наступить в яму или на собаку. И Толик был совершенно спокоен, ведь терять ему было нечего.
Наливая третью полторашку красного эля Греку, Толик кратко рассказывал ему о причинах развода.
– Мда… Ну она, конечно, сука ебаная!
– Не говори так, она не сука ебаная. Просто у неё проблемы.
– Да, да… Проблемы с тем, что она сука ебаная!
Толика передёрнуло. Этот диалог показался ему очень знакомым.
– Ты чего завис? – спросил Грек, заходящий теперь практически ежедневно. Взять пива и поговорить. Пивняк же.
– Не знаю, видимо, Дежавю поймал. По поводу Солнышка. Ты учитывай, что она на двенадцать лет меня младше. Ей такие проблемы нахер не нужны.
– Это какие?
– Финансовые. Да и я бухаю как не в себя.
– А когда вы начинали встречаться, ты бухал?
– Конечно. Я с четырнадцати лет лью. Дело же не в этом…
– А вот и в этом. Она знала про бухло, и её устраивало всё. А вот хуйня с работой – это да. Но она же согласилась за тебя выйти, верно? Тогда как же «И в Горе и в Радости»? Нельзя так, когда, типа, всё хорошо – я его люблю. Начались проблемы и стало не очень – я его не люблю, он бухает. Мне не нужен муж-алкоголик. Я тут могу выпить?
– Да пей, конечно. Камеры не работают. По этому поводу… По поводу работы… Она говорила, что я, по её мнению, делаю недостаточно для того, чтобы всё наладить.
– А, ну логично. Это же она в Питер полетела, чтобы всё наладить. Золотой человек.
Толик понимал, что Грек отчасти прав. Но тут был ещё один нюанс.
– Тот пидор, у которого я жил первые дни в Питере. Когда он свинтил обратно в Краснодар, сказал Солнышку, что я, прилетев, только бухал и ничего не делал. Чилил, одним словом.
– Это правда? – Грек на секунду задумался. – А, это тот твой лучший друг, который её выебал потом?
Толик поморщился.
«Ты не представляешь, что там было»
– Да, тот самый. И нет, неправда. Совершенно неправда. Слушай, давай сменим тему. Я только в себя приходить начал.
Грек посмотрел на банку, стоящую на стойке около Толика. На ней была надпись. А на дне немного мелочи.
– На издание книги этого парня. – прочёл он – Ты книгу начал писать что ли? И о чём?
– Начал, да. Я вижу это чем-то вроде смеси Буковски, Марка Миллара и Брета Истона Эллиса, если тебе это что-то скажет. Но не думаю, что мой талант соизмерим, конечно. Если он вообще есть. Это так, пример просто.
– Нихрена мне это не говорит, сам же понимаешь. А название придумал?
– Да. Я хочу написать роман с большим количеством отсылок к современному искусству. Вставить цитаты, иногда прямые, как свая железная. Из кино, например. Немного сюра, немного юмора.
– Так, а название какое будет?
– Пивняк №42.
Так как этот пивняк в некотором смысле дал Толику ответ на вопрос «О жизни, Вселенной и вообще».
Проснувшись, Толик поцеловал Терри, ещё сладко дрыхнувшего. Спал Терри, как и положено избалованному и горячо любимому пёсику, в обнимку с хозяином, головой на подушке и укрытый одеялком. Завершив утренние туалетные процедуры, Толик полез на чердак. На затхлом, пыльном и довольно жутком чердаке, напоминавшем декорации для экранизаций книг Роберта Стайна, хранились вещи, кои Толик успел забрать у почти бывшей жены по приезду в Краснодар. Это были единственные десять минут, что они виделись после вылета в Питер за лучшей жизнью. Скарб состоял из одной коробки, в которой было только самое необходимое: тёплые вещи, пара рубашек и что-то ещё в таком духе. Книги, фигурки, комиксы, мебель – всё это временно хранилось у двух бывших друзей Толика, к которым переехала Солнышко.
Толика интересовала куртка, так как по ночам ходить в свитере (разумеется, с Дэдпулом) и толстовке было уже слишком героическим. Искомое отыскалось быстро, и Толик решил осмотреться, покопаться в старых вещах, что неизменно переезжали на чердак со временем. Тут был телевизор с кинескопом. Толстенький. Сколько в детстве Толик с братом не играли на нём в «Денди» кинескоп посадить так и не удалось. Чугунный внушительный утюг, проржавевший настолько, что, казалось, засыпь в него угли и он моментально рассыпется. Куча книг Сидни Шелдона. Коллекция энциклопедий «Я познаю мир». Зелёные схемы-пластинки от картриджей для «Денди». Ведра, само собой, дырявые. Пришедшие в негодность топоры и лопаты. «Ещё немного и сюда перенесли бы меня» с улыбкой подумал Анатолий Маренский, который вновь начал писать и теперь Всё Хорошо.
Коврик, Толик не мог вспомнить его название, но состоящий из кругляшков с шипами и плотной плёнки был брошен к двери. Надо попробовать, каково это – лежать на нём. Железные дедушкины гантели туда же. Времени полно, чего бы не подкачаться.
Через примерно полчаса Толик начал спускать всё, что решил прихватить с собой. Коврик массажный, гантели, эспандер резиновый, два циркониевых браслета, советский самоучитель по рукопашному бою, телогрейка деда, грелка резиновая розовая, одна случайная книга Сидни Шелдона (поржать). Всё это великолепие заняло ещё некоторую часть комнаты Толика. Но что уж поделать. Пока Терри тихонько похрюкивал во сне, Толик постелил рядом с пёселем коврик и в одних трусах улёгся на пластиковые шипы. Укрылся одеялом. Взял читалку с Пратчетом и начал снова засыпать. Выходной же. Отработав шестнадцать дней, можно и отдохнуть.
Снилась Толику какая-то ахинея. Некие штуки, похожие на молекулы, летали на голубом фоне, меняясь местами, расщепляясь и вообще ведя себя самым неподобающим образом. Напоминало вступительные титры кинокартин начала нулевых годов. Мама, когда Толик проснулся, сказала, что он опять стонал и дёргался во сне.
– Ты пьёшь свои таблетки?
– Да, конечно. Не забываю, не переживай. У меня нет желания опять свалиться с инсультом. Но могу заметить, что, поспав вот сейчас эти пару часов, чувствую себя просто отлично. Полон сил и энергии. – сказал Толик, подходя к холодильнику. – Пожру, пожалуй, ещё.
– Ну, ты хоть кушать нормально начал. Меня это очень радует. Толь, мы к тёте Марине едем, у неё день рождения сегодня. Ты ведь выходной? Поехали с нами?
Толик поморщился. Он не особенно любил праздники. Все эти сборища родственников за столом, «неожиданные» подарки постельного белья и нелепые тосты в стиле «щастияздоровия» вгоняли Толика в тоску с самого детства. И мама об этом знала. Он и свой день рождения не всегда отмечал, частенько на эту дату меняясь сменами, чтобы быть на работе.
– Да поняла я. Не любишь ты такое. Ты и свой день рождения не всегда отмечаешь.
– Не всегда. – подтвердил Толик, накладывая салат с рисом и сайрой.