Виталий Хлудов
Сочинение на тему
Глава 12. Кораблик.
Накануне родительского дня провели генеральную репетицию представления. Утром, ещё до обеда, отработали номера. Вроде как успешно. Даже я научился вполне сносно выделывать па в коллективном «выходе из-за печки». Хор под руководством деда разучил несколько песен. Его маленькая лысоватая фигурка то и дело мелькала в лагере. Старичок умел не только виртуозно играть на баяне, но и хорошо общался с ребятами, дети с большим удовольствием пребывали в его обществе. Тем более – деду помогала красивая и харизматичная смуглянка Рада. Кроме гитары она отлично играла на аккордеоне, так что их деятельность приводила школьников в полный восторг.
В тихий час провели баню, а затем – наступило время безделья. Я сидел на скамейке, не зная – чем заняться. Тут ко мне подошёл Комарик и спросил:
– Витас, говорят – ты умеешь кораблики делать?
– Да, мастерил как-то в прошлый раз.
– Может – научишь меня, пожалуйста. Мне очень хочется привезти домой на память кораблик. А сделать – не знаю как.
– Ладно, научу. Для начала нам нужно найти кусок толстой и прочной сосновой коры…
Мы вдвоём с малышом – Комариком пошли по тропе к заброшенной землянке за необходимым материалом. В тех краях росли высокие старые сосны. Внизу, ближе к корням толстая древесная кора отслаивалась. Её без труда можно было отодрать для разных поделок. Что мы и сделали.
– Теперь найди свежих берёзовых прутьев попрямее, а я посмотрю бересту для парусов.
– А мачту из чего?..
– Тоже – из берёзовой ветки. Не слишком толстой, но прямой.
Собрав необходимый материал, мы проследовали в кружок «Умелые руки». Из детей так никого не оказалось. Повсюду на полках стояли поделки для родительского дня. В основном – это были покрытые лаком доски с выжженными рисунками. Кое-где красовалась резьба по дереву. Самыми интересными считались шкатулки, оклеенные старыми открытками. В прошлые разы умельцы мастерили даже «птиц счастья», но не в этот раз. В углу помещения сидел трудовик. Он клеил огромный спичечный замок. Мы поздоровались, он взглянул на нас поверх толстых очков.
– Можно мы тут помастерим немного?.. – Осторожно спросил я.
– Да можно, но у вас времени – только сегодня, часов до восьми. Надо заказ доделать. Завтра утром я выдаю на руки всё ваше творчество для выставки и уезжаю. Вернусь к выходным, да и то – не точно.
– Ладно, мы постараемся за сегодняшний вечер всё успеть.
Я с Комариком расположился возле верстаков в противоположной от Алексея Аркадьевича части кружка. Там в коробках и ящиках валялись сваленные в кучу самые разные материалы, обрезки и неудавшиеся творения.
– Так, бери вон ту ножовку и отпиливай кусок коры для корпуса лодки. Потом – крупным напильником сточишь борта. Кора легко поддаётся. А затем – крупной наждачкой всё зачистишь, чтоб смотрелось ровно. А я буду делать паруса и такелаж. В самом конце сделаем из фанеры подставку.
– А вон та пилка зачем? Ей нельзя? – Спросил Комарик, указывая на лобзик.
– Нет, это для фанеры. Ты им вряд ли пока сможешь работать. Тебе нужна обычная пила, но только маленькая. Вон – та. Бери её. Мне тут надо капроновую нитку толстую найти. С её помощью будем паруса натягивать. Найдёшь – скажи мне.
Семилетний мальчуган поначалу плоховато справлялся с инструментом. Приходилось каждый раз отвлекаться и показывать – как нужно держать, как обрабатывать материал. В конце концов, что-то вышло, но последние штрихи мне надо было делать самому. На судёнышко со взрослую ладонь – установили мачту, затем – водрузили на неё центральный большой парус из плотной бересты. Мачту укрепили капроновой верёвочкой, закрепив её на предварительно вбитые гвоздики на носу и корме корабля. На этот незамысловатый такелаж поместили и косые паруса. По одному – спереди и сзади.
– Витас, а зачем такие паруса у корабля?
– Это чтобы корабль мог плыть при боковом ветре. Ими же можно ещё и курс менять. Руль не всегда может это сделать. Бывает, поворачивают и парусами.
К ужину почти закончили. Корпус выкрасили морилкой, а на большом парусе я нарисовал крест красной нитро – краской. Сплошной белый фон мне показался скучноват. Оставалось лишь покрасить и установить на подставку. После еды продолжили.
– Хорошо, теперь возьми кисть и очень осторожно полачь мачту и верхнюю часть корпуса. А я пока сделаю из фанерки постамент.
– А как его крепить будем?
– Никак. Когда всё пролачим, вместе с подставкой – то корабль сам приклеится к ней лаком, намертво. Потом – захочешь отодрать – не сможешь.
Самоделку мы успели-таки закончить к восьми вечера. Вышло весьма грубовато, но добротно. Трудовик, взглянул на творение и похвалил мастеров:
– А что? Неплохо-неплохо. Завтра выставка будет для родителей. Так вы его тоже – поставьте. За ночь лак должен высохнуть, а утром – забирайте и покажите всем свой баркас.
– Ко мне завтра тоже мама с папой приедут. Можно я им потом отдам кораблик. Они его дома в сервант поставят? – Пропищал мой маленький друг.
– Естественно, затем вы тут и мастерите. Мне и так хватает всякого барахла. Вон – уже даже инструменты класть некуда. – Согласился трудовик.
После праведных трудов мы вернулись в отряд уставшими, но довольными. Завтрашний день обещал выдаться жарким, солнечным. Ребята пребывали в хорошем настроении, предвкушая вкусное угощение от посетителей и (самое главное) – купание в реке. Вода уже к тому времени прогрелась. Под расписку родители брали своих чад на речку, где водные процедуры ограничивались и контролировались одними лишь родителями. Под их ответственность купаться можно хоть до посинения. Вечером, отходя ко сну, особо не многословили, надеясь поскорее встретить завтрашнее воскресное утро.
Глава 13. Родительский день.
Воскресение, как и ожидалось, выдалось солнечным. Жара наступила прямо с утра. Я вместе с товарищами с нетерпением ожидал приезд родственников. Представление подготовили, выставку поделок – тоже. Ещё до девяти утра, возле детской площадке четвёртого отряда расставили столы, на которые разместили всё наше творчество. Комарик тоже – поставил свой кораблик, просохший к тому времени. Возле него поставили табличку с одной только фамилией Вадика. Я предпочёл скромно умолчать о своём участии. Для десятилетнего такая поделка отнюдь не выдающееся. Мои сверстники ещё не то делали. А вот для семилетнего – вещь очень достойная. У малыша Вадика появились большие шансы заявить о себе как о великом мастере, и в доказательство – вокруг нашего парусника сразу же возник ажиотаж. Первые посетители лагеря с восхищением рассматривали творческие плоды, а я радовался этому не меньше. Но дело шло к представлению, и мы все на время разошлись по своим группам, забирая попутно реквизиты. Я тоже – забрал обруч, терпеливо ожидая начала. На часах стукнуло десять-тридцать.
Первым номером выступили три девахи из второго отряда. Их нарядили в вызывающие наряды – очень короткие платьица, сетчатые колготки и обули в туфли на высоченном каблуке. Вдобавок – разукрасили косметикой их так, что они стали своим видом напоминать женщин лёгкого поведения. Правда, в конце восьмидесятых это было очень даже модно и прогрессивно. В качестве разогрева девицы недурно сплясали, спев глупую песенку – «Чтоб не пил, не курил». Сзади им обеспечивали музыкальное сопровождение в исполнении деда и нашей вожатой – Рады. Их дуэт порадовал и заинтересовал посетителей, которые переглядываясь, как бы спрашивали: «Что же будет дальше?»
Дальше – вышел хор, человек в двадцать – двадцать пять. Спели две пионерские песни, ужасно заунывные. Даже не помню – какие. Публика заскучала, многих стало клонить ко сну. И вот тут – сделали хитрый ход. Дед с Радой ударили по клавишам нечто интересное. Интригующая музыка всех взбодрила и настроила на нужный лад. Из центра хора появилась Милда в обтягивающем голубом длинном платье с поясом. На голове её красовалось что-то вроде обруча фенечками. Украшение создавало ощущение популяризированного фольклора. Слушатели напряглись. Чётким выразительным голосом она запела:
«Где это было? Когда это было?
В детстве, а может, во сне? -
Аист на крыше гнездо для любимой
Свил по весне.
Чудился мне он и в странствиях дальних
Символом верной любви.
Люди, прошу, не спугните случайно
Аиста вы.»
Во время пения у девушки появился прибалтийский акцент, но от этого вышло только ещё лучше, как бы – колоритнее. На припеве хор грянул единым голосом вслед за солисткой:
«Люди, прошу я, потише, потише.
Войны пусть сгинут во мгле!
Аист на крыше, аист на крыше —
Мир на Земле.
Аист на крыше, аист на крыше —
Мир на Земле.
Публика глазела на такой выход с изумлением. Милда в этом образе получилась вылитая известная певица, причём – немного иностранная. Осознав, что песня «заходит на «ура», девушка стала держаться заметно увереннее. Откуда-то в её руке взялся бутафорский микрофон. Вернее – настоящий, только без провода. Певица поднесла его ко рту, запев второй куплет. При этом, Милда вышла вперёд, как на настоящем концерте. Так сказать, ближе к людям. Слушатели внимали песне:
«Аист на крыше гнездо с аистёнком
Ночью и днём бережёт.
Ну, а в том доме, под крышей, девчонка
Счастья так ждет.
Люди в Нью-Йорке, в Берлине, в Париже,
Верьте друг другу и мне:
Аист на крыше – счастье под крышей
И на Земле.»
Во второй раз хор уже переливался на все лады. Известная песня Давида Тухманова в нашем исполнении приобрела новое звучание. Жаль, что тогда ещё ни у кого не было видеокамер. Фотоаппараты имели не все. Как бы мне хотелось вновь посмотреть на такую красоту теперь! Но, увы – представление осталось лишь в воспоминаниях очевидцев. Надо ли говорить, что песня сорвала бурную овацию?! Пришедшие родители и прочие близкие не хотели отпускать Милду. Кто-то даже крикнул: «Бис», но девушка, засмущавшись убежала за импровизированные кулисы, расположившиеся сбоку от сцены. А за ней – и хор. Изрядно разогретые зрители концерта жаждали чего-нибудь весёленького, для поддержки настроения. И тут на площадку выскочили трое увальней в брюках-клёш и голубых тельняшках. Заиграли «Яблочко». В бравых матросах угадывались Шеф, Кабан и Карась. В течение минут десяти ребята лихо отплясывали танец революционной шпаны. Они и бескозырки ещё где-то достали. Под конец зрители аплодировали в такт ритма. Послышались и нецензурные слова текста под вульгарные смешки.
Морячки ушли. На площадку выбежала группа с обручами, где я был в её числе. Под вальс мы перебегали их угла в угол, группируясь по четверо или пятеро, создавая из разноцветных обручей фигуры, изображавшие не то цветы, не то фонари. Было нас человек тридцать-сорок. По центру стояла ещё пятёрка, с Милдой во главе (она, к слову – успела переодеться в привычную одежду), эти представляли из себя что-то вроде пестика с тычинками. Они периодически склоняли в нашу сторону свои обручи, так что – всё вместе составляли калейдоскопическую живую картину. Этакий – «Вальс цветов». Я старался смотреть под ноги, чтобы не упасть и не испортить картину происходящего. К счастью, всё прошло благополучно. За пятнадцать минут никто не совершил ни одной ошибки, за что мы в итоге и были награждены бурными аплодисментами.
В завершение устроили «Гвоздь программы». Вновь собрался хор. Улыбающиеся дети торжественно стояли, выдерживая театральную паузу. Зрители уже было стали теряться, когда на эстраду, поверх всех прошагал гордый Гоги. И не просто прошагал – а пролетел, как горный орёл, в кавказском костюме с газырями, в мягких сапогах, ну и естественно – с огромным кинжалом на поясе. Вновь грянула музыка. Попеременно на пару с кем-то из хора, Гоги загорланил грузинскую песню. Это был шедевр! Слов, конечно, никто не понял, но выходило невероятно колоритно. Постепенно голосов становилось всё больше и больше, а под конец – уже все ребята пели по-грузински, не обращая внимания на раскрывших рты от восхищения родственников. Песня вышла длинная, но прошедших десяти минут никто не заметил. А когда стихло, то вновь возникла пауза, после чего, поняв – что концерт окончен, публика зааплодировала что есть сил. Зрелище удалось на славу!
Дети выходили к родителям, и такими небольшими группами все понемногу начали расходиться по разным углам. Я так же подошёл к своей матери, которая посетила меня вместе со своим старшим братом, моим дядей. Так, мы втроём отправились на реку. Очень хотелось купаться. Перед обедом солнце калило как на Юге. Наша речка стала похожа на курортный пляж. Водные процедуры и солнечные ванны посетить торопились многие. Перерыв на обед создал небольшую заминку, но затем – веселье продолжилось. Сколько раз я в тот день искупался – не помню, но под вечер мои ноги еле плелись от усталости. Принесённое угощение напрочь лишило всех желания ужинать в столовой. От того полупустые залы с обидой смотрели на редких пришедших. Да и те, в основном – пили компот, часто даже не притрагиваясь к неинтересной теперь пшённой каше. Кстати, наш кораблик занял «приз зрительских симпатий». Вадика наградили какой-то незамысловатой игрушкой, которую тот радостно отдал на сохранение родителям вместе с поделкой. Устали все очень.
Глава 14. Разборки.
После сытого выходного под моей койкой уютно висели на проволоке немного подсохшие куски чёрного хлеба. Набрал вечером в столовой. Перед зарядкой они очень пригодились. Всегда бы так. На утренней линейке пионеры стояли позёвывая. Галстуки почти уже никто не носил. Спрашивали только с вожатых да с командиров отрядов. Крайне забавно и одновременно – умилительно смотрелась фанатичная католичка по фамилии Буткевичюте в качестве последней истинной советской пионерки. Сонную атмосферу прервала Марина Сергеевна, сразу же после докладов о построении. Начальник лагеря пребывала вне себя от гнева. И дело отнюдь не в вольной форме одежды. Как оказалось, отсутствовал один парень из первого отряда. Думаю, бессмысленно здесь повторять известную риторику Гелашвили о добровольности нахождения в данном месте. Все уже и так знают её позицию. «Не нравится – уезжай…» Парень сбежал. Как иронично говорили его товарищи по отряду – «Ушёл в побег». Как на зоне. Поговаривали, что Живодёр (а сбежал именно он) два или три дня тому назад отправился в самоволку, а там – повстречался с кем-то из соседнего лагеря «Строитель». Ну и повздорил, вроде как даже – подрался. После чего ходил сильно нервный, явно опасаясь за своё здоровье. Утром в понедельник его койка стояла пустая. Конечно, наша начальница после доклада воспитателя о происшествии не теряла время даром – связалась тут же с родителями и договорилась, что те приедут в самое ближайшее время и оформят заявление «по семейным обстоятельствам». Расходясь по своим местам, ребята долго обсуждали событие, ожидая в ближайшее время ужесточение режима в учреждении, плюс дополнительно обыски в павильонах, давно не проводимыми администрацией лагеря.
Лично мне на это ужесточение было плевать. Я, как и прежде – уходил далеко за разрешённую территорию в поисках ягод и прочей съедобной растительности. Таким образом, после полдника я очутился на берегу речки, метрах в пятисот от калитки, которая символично стояла между густых кустов «джунглей». Погода стояла, по-прежнему – сухая и солнечная. Будучи в одиночестве, я не отважился купаться. В тех местах река отличалась коварными ключами, беспощадно затягивающими неосторожных пловцов. В прошлый раз я так чуть не утонул. Спасибо друзьям, которые смогли вытащить меня на берег. Ближе к воде шёл пологий спуск, куда редко кто ходил. Трава там росла невытоптанная, а чуть сбоку рос свежий щавель. Он то меня и интересовал. Нарвавши несколько пучков, я удобно устроился на зелёном ковре, поедая съедобную растительность, в сочетании с наблюдением за местными красотами. Доев последний лист, я уже было собрался уходить назад, как увидел сзади целую группу незнакомых детей. Я встал, осмотрелся. Ребята с суровыми лицами быстро окружили меня, как когда-то стадо коров. Их вид мне не понравился сразу. Человек сорок, не меньше. По большей части – старше меня. Есть немного девчонок. Тоже – настроенных явно – не дружелюбно. «Что им от меня надо?» – пронеслось в голове. Один из старших, лет пятнадцати, подошёл ко мне, взял меня за грудки, прорычав:
– Ты откуда, урод?
– Я… из лагеря… из «Бережка» – нерешительно ответил я.
– Ага, он из этого вонючего «Бережка»! А ну, гаси его, козла! – прокричал кто-то из толпы.
– А чего я вам сделал-то? Скажите. Гуляю тут тихо-мирно, никого не трогаю…
– Да мне наплевать! Один из ваших на прошлой неделе избил моего младшего брата. Я тебя пришибу сейчас за него!
– Это точно не я! – Мне стало страшно.
– Да, это не он. Этого не знаем. – Послышалось из толпы. – Тот вроде видом покрепче был. Не то что эта сопля гунявая, мелкота.
– Да мне всё равно. Сейчас разобью башку козлине! Наплевать что потом будет! – Не унимался подошедший верзила.
– Я ж маленький для тебя совсем. Один к тому же. А вас тут вон сколько много, больших да сильных. На что я вам сдался? Герои то же мне… – Взмолился я, изо всей силы строя жалостливую физиономию. Даже слезу для достоверности пустил.
– Ладно, живи ушлёпок. – Хрипло прошипел подошедший верзила. Он явно не хотел портить свой образ избиением ребёнка. – Сейчас ты пойдёшь в свой «Бережок» и скажешь там мои слова: если завтра после ужина, в шесть тридцать, ваши не соберут толпу и не придут сюда биться «стенка на стенку» – то вам конец. Мы заявимся к вам толпой и будем гасить всех подряд без разбора. Слышишь? У нас у всех родители со связями – нас отмажут, а вы – покойники будете, или – инвалиды в лучшем случае. Давай – топай отсюда, козелок и не забудь. Так и скажи – «Нам стрелку забили, в полседьмого».
– Конечно, я передам, как скажете… – Не веря своей удаче, мои ноги быстро понесли к родному лагерю. Я старался не оборачиваться назад.
– Да ты посмотри-ка: а чего это на него мухи налетели, да так много-то, а?! – Вслед неслись насмешки, но я нисколько не обращал на них внимание.
Прибежав, мне нужно сразу было отыскать Шефа или кого-то из первого отряда. Старшеклассники проводили вечер за игрой в настольный теннис. Возле столов прохаживался Кабан, наблюдая за игрой своих друзей. Я метнулся к нему. Смуглый парень не стал меня дослушивать в публичном месте и, сделав знак рукой своим, пригласил меня пройти поближе к павильону первого отряда.
–… Еще они сказали, что если не придём – то перегасят всех подряд, прямо тут.
– Это Живодёр, гад! Он шлялся там и приключений искал давеча! – Воскликнул карась.
– Да уж нашёл он приключений – ничего не скажешь, только вот не на свою, а на нашу задницу. – Грустно сетовал Шеф.
– Их целая толпа будет, человек сорок, как не больше! Нас в блин раскатают. Что делать? – Схватился за голову Кабан.
– Что делать – что делать, подмогу вызывать. Завтра утром напрошусь позвонить по телефону. Скажу начальнице – с родителями очень нужно поговорить. Есть у меня знакомый один. Приедет с корешами из города на мотоциклах. Сколько есть – всех соберёт. Будем махаться стенка на стенку, ничего не поделаешь. После того, как приедем отсюда домой – найду эту гниду – Живодёра и башку ему откручу. – Уверенно заключил Шеф. – Завтра в шесть пойдем встречать братву, а ты – Витас не суйся. Слышал? Чтоб духу там твоего не было! Сиди в лагере – тише воды и никому не болтай. Нас тут – человек десять – пятнадцать будет покрепче, и из города полсотни подъедут с цепями и нунчаками. Пройдёмся по ним, раз они так уж того желают. Такое побоище устроим!..
Мимо нас, метрах в десяти, прошагал Гоги. Он, по своей привычке, повернул в нашу сторону клюв, ничего не сказал. Лишь прищурился, да прошёл дальше – по своим делам. Ребята тут же замолчали, и я сразу же понял – что при Гоги такие вещи говорить нельзя, сдаст тут же матери. Эти-то уж точно знали. Как бы там ни было – дело сделано. Больше ничего не оставалось, как разойтись по своим отрядам и с тревогой ждать завтрашний вечер.
Первая половина вторника ничем не запомнилась. Обычный день, разве что – чувствовалось некоторое напряжение. К ужину стало тихо. Тропинки опустели. На скамейках никто не сидел. Ветер гонял по вытоптанной земле упавшие сухие листья. Я ощущал свою сопричастность к надвигающейся угрозе, потому – сидеть на месте, тихо в углу, не хватало терпения. Конечно, лезть в самое пекло мне было очень боязно, но просто так забиться в щель я тоже – не мог. Нужно хоть с края, как-нибудь выразить своё присутствие. Если случиться неудача – хотя бы немного пострадать вместе со всеми. Чтоб потом, в будущем, не сгорать от стыда при упоминании данных событий.
Около половины седьмого я украдкой пробирался к калитке ведущей на берег реки. За эстрадой, в зарослях кустарника шли тайные тропинки в обход запертой решётчатой дверцы. Где-то вдали уже слышался рёв мотоциклетных моторов. Значит – началось! Пробираясь сквозь ветки, внезапно чья-то рука схватила меня сзади за плечо. Раздался бескомпромиссный голос Милды:
– Ты куда собрался?! А ну стой!
– Мне очень надо…
– Ты – идиот! А ну – назад! Разворачивайся, пока я тебе сама в ухо не съездила, пошёл!
Признаться, было очень страшно идти к реке. Долго ей уговаривать меня не пришлось. Я послушно развернулся, хотя про себя и проклинал девушку: «Тварь ты паскудная, свалилась на мою голову, провались ты сквозь землю…». За калиткой, на берегу раздался шум, застучали двери. Я обернулся. Из жёлто-синих штатных УАЗиков с мигалками выбегали сотрудники милиции с резиновыми дубинками на изготове.
– Иди вперёд, не оборачивайся. – Скомандовала девица. К этому времени она уже отпустила моё плечо, а правой рукой – легко толкала меня в спину.
– Это что – милиция что ли? – Спросил я.
– Милиция, милиция; а ты что подумал: цирк приехал?
– И что теперь будет?
– Тебе не всё равно? Сиди себе ровно на месте и сопи в дырки.
Очень быстро я очутился в нашей спальне, где мои друзья все сидели по местам, занимаясь настольными играми. Будто ничего не происходило. Я присоединился к Лёхе и Пьеру, которые резались в «Дурака». Так мы провели время с полчаса, наверное. Пока дверь не распахнулась настежь. Это была воспитатель Нина Егоровна. С серьёзным видом она пригласила всех нас пройти к скамейкам возле первого отряда, где нас уже ждала старший инспектор детской комнаты милиции – Ирина Брониславовна Крестовская.
Крестовскую знали все в нашем городе. Маленькая круглолицая женщина с узкими глазками часто посещала места скопления детворы. Школы, лагеря, места массовых мероприятий: повсюду мелькала её фигура в синей форменной одежде. Многие мои друзья и знакомые стояли у неё в ДКМ. Я пока не попал в поле зрения правоохранительной системы, но это временно. Новых подопечных Ирина Брониславовна получала как по конвейеру. Вообще-то, мы всегда радовались её приходу, нисколько не настораживаясь при виде человека в милицейском мундире. Крестовская всегда рассказывала что-то интересное из своей практики. А детективы любили в то время. Вот и сейчас подходя к павильону первого отряда, где уже собралось достаточно народа, старший инспектор в сопровождении двоих хмурых коллег-мужчин повествовала очередную байку, бурно жестикулируя руками, попеременно оттопыривая то один палец, то другой. Характерная жестикуляция, видимо, была заимствована ею у представителей криминалитета.
– …Ну кто не знает из вас Ваню Сметанина? Очень знаменитый клиент нашего заведения. Когда Ванюша был совсем маленький, один добрый дядя научил его чистить ларьки союзпечати. Мальчик чистил всё подряд, отдавал доброму дяде, а тот – сплавлял награбленное местным барыгам. Ловят дядю, а он: «Я-то что? Я ничего. Барахлишко под кустиком нашёл. Ну, думаю – может и надо кому. Нашёлся человечек, предложил денюшку. А кто украл – знать не знаю». Ванюшу мы, конечно – ловили, но без барахла. «Был в ларьке? – Был. Брал там чего? – Нет, не брал. Так, вижу – открыто, вот и зашёл просто так посидеть. Лет Ванечке ещё мало, в тюрьму не посадишь. На учёт ставим и всё. Я ему говорю: «Стукнет тебе четырнадцать годков и полетишь ты белым лебедем на малолетку, дружок. И добрый дядя тебе не поможет, он второго такого же дурачка найдёт себе. Вот и исполнилось Сметанину четырнадцать. Ловим мы его в очередной раз, да с поличным. «Ну что, голубчик, насушил сухариков? Вот тебе трёшечка для начала. Нормально. А там, глядишь – и пятеричок нарисуется. Образования – нет, работы хорошей – нет. Пьянка, драка, «мокруха» – и десяточка пожалуйста. А после тридцати, если выйдешь – комы ты будешь нужен такой?» – говорю ему. А он слёзы льёт, да умоляет простить его в последний раз. Нет уж, дорогой… Опа! Кого я вижу! – Крестовская обратилась к Лёхе Кистенёву, распростивши объятья. – Киса собственной персоной! Ну – где бы его ещё увидеть! Давно ли мы были в моём кабинете? Может расскажешь ребятам о своих приключениях? Ну, смелее…
– А чего тут рассказывать, срок только себе накручивать. Я уж постою тут в сторонке как-нибудь. Встретимся ещё наверняка, наговоримся. – Буркнул недовольно Лёха. Повсюду слышались смешки, особенно – когда прозвучало его криминальное прозвище.
– Жаль. Тебе есть что рассказать. Так вот, на чём я остановилась? Ах, да. Ну и поехал наш Ваня Сметанин на малолетку, никуда не делся. Никакие слёзы ему не помогли. Но это ещё что! Жил тут ещё балбес один. Так, попадался за драки. А прошлой осенью на разбой с «мокрухой» пошёл. Решил подзаработать таким образом. Проследил одного паренька. Тот шёл себе спокойно от бабушки к родителям, да зачем-то магнитофон свой прихватил. Простецкий совсем. Шёл он по безлюдной местности вдоль речки по тропинке. И тут наш драчун напал на него с ножиком и говорит: «Отдай магнитофон, а то – прирежу!». Паренёк не отдал. Прирезали. Может он и не хотел убивать. Так, ткнул куда попало и убил сразу. В сердце попал. Забрал этот несчастный магнитофон, да десять рублей денег. Поймали сразу, на следующий же день. И лет убийце немного – девятнадцать, а жертве – пятнадцать только исполнилось. Ну и что? Выйдет этот гад в двадцать девять. Вся жизнь ещё впереди у него. А того, другого парнишку, больше не вернуть. Один он был у папы с мамой. И родители-то хорошие. Спрашивается – за что убили? Не вернуть паренька, родители горем убиты и помочь не чем. Вот как бывает! А вы тут что, значит – в зону поиграть решили? Как настоящие уголовники? Романтики захотелось? Вот вам – вся романтика ваша чем заканчивается. Решили, значит – «стрелку забить», да? А вы знаете: что бывает за организацию массовых беспорядков?..
В стороне от нас нервно похаживала начальница. Гоги нигде не было видно. Крестовская развлекала нас ещё час, может – чуть больше. Как всегда, дети неохотно расставались со столь интересным рассказчиком. Наконец, сотрудники милиции, кое-как распрощавшись, запрыгнули в УАЗик и уехали. Пришло время готовиться ко сну. Я молча лёг спать, размышляя над тем, что было б, если побоище состоялось. Одной лагерной байкой стало бы больше, а кто-нибудь заплатил за всё свои здоровьем или даже – жизнью. Может, оно и к лучшему.
Утром, 22 июня, в среду, вернувшись с завтрака, у нашего павильона нас уже дожидались Гелашвили и воспиталка. Когда отряд собрался, начальница обратилась к нам с некоторым раздражением:
– Сегодня мы с Ниной Егоровной вновь провели осмотр вашей спальни. Что можно сказать? Половина коек заправлена неправильно. Почти три недели в лагере, а так и не научились соблюдать порядок. В углах – грязь. Полы моют из рук вон плохо. В тумбочках – бардак. Кое-что полетело в выгребную яму, я вас предупреждала – виноваты сами. И ещё. Это кто додумался хлеб вешать на проволоке под матрасом? Это что тут за белочки завелись? Вас что – в столовой кормят плохо? Сухари они сушат, тоже мне – «голодающие Поволжья». В общем так, от лица администрации выражаю вашему отряду – неуд. Койки сейчас же – переправить, полы – вымыть так, чтоб сверкали как «котовы яйца»! Ясно?! В обед приду – проверю. Особо непонятливые будут у меня весь день учиться кровать заправлять в очередной раз. Из столовой еду в спальню не носить. Чтоб в тумбочках хранилось одно только сухое: печенье, вафли и тому подобное. Увижу чего лишнего – всё полетит в очко. Усвоили, бездельники? Нина Егоровна, вам есть что сказать?
– Да. Скажу кое-что. Мной, совместно с воспитателями других отрядов, был совершён рейд по окрестным кустам. Что тут сказать? Сначала мы несколько раз вляпались сами понимаете во что. Но это ладно. Чуть в стороне от тропинки на север мы обнаружили в корнях деревьев мастерски выложенный унитаз, так сказать. Слегка прикрытый еловыми ветками. Заглянули мы туда… а там, извините – уже так надристано!.. Это конечно – нечто! – Нина Егоровна выпуча глаза, строго взирала на хохочущих воспитанников. – Нет, ну я всё понимаю, но вы туда всем лагерем ходите что ли?..
Дальше речь продолжать было бессмысленно. Ребята стали отпускать такие шутки про ветхий сортир, что начальнице с воспитателем пришлось покинуть собрание, сделав вид невероятной занятости. Наш смех прекратился после того, как мы зашли в спальное помещение. Там всё перевернули вверх дном. Постельное бельё валялось на полу так, что негде было пройти. На чистых простынях и пододеяльниках виднелись следы взрослой женской обуви. Запасы продовольствия так же – разбросали где ни попадя. Мой хлеб выбросили. Что теперь я буду делать по утрам – непонятно. Неужели опять голодать? Этот вопрос предстояло решить, а пока – пришлось наводить порядок. Этим мы и занимались почти до обеда.
А в обед, после традиционного «приятного аппетита», (которое, как всегда – застало меня врасплох так, что я чуть не подавился); воспиталка четвёртого отряда громогласно объявила:
– А сегодня к нам, ребята, приедет киномеханик с показом художественного фильма по произведению Николая Васильевича Гоголя – «Вий». – Мы радостно зааплодировали. Бабенция продолжила. – Веранда павильона второго отряда весь лагерь не поместит. Так что – на сеанс пойдут только старшие ребята, да и то: исходя из обстоятельств. А после просмотра – у нас состоится вечер памяти начала Войны, мы все вместе пойдём к реке, где нас будет ждать церемония священных костров. На это мероприятие необходимо всем одеть парадную форму одежды с пионерскими галстуками. Их надо повязать – как положено, а не на рукав или вообще – в кармане. В прежние времена бы вас!.. Явка для всех строго обязательна!
– Наконец-то нормальный фильм глянем, – выдохнул я, обращаясь к сидящим рядом друзьям, – а то каждый раз привозят непойми чего, что уже по сто раз видели. Вот в прошлый раз…
