Виталий Свадьбин
75 дней на правом берегу Волги
– Чего тебе, урка? – с напускной строгостью спросил сержант.
– Хотелось бы узнать, как отстрелялся мой приятель Ложкин. Я думаю, что он беспросветный мазила5, а он с этим не согласен, – я совершенно добрыми глазами посмотрел на сержанта.
Видимо Дрищенко не мог вспомнить результаты моего приятеля, хотя морщил лоб. Немного помучившись, сержант достал из нагрудного кармана бумагу и посмотрел.
– Ложкин, результаты. Двойка, четвёрка и третья мимо мишени, – произнёс Дрищенко.
– А я могу узнать, как отстрелялся? – спросил кто-то за моей спиной.
– А я, а я, головка ты от патефона, урка грёбаная, в рот тебе компот. Ещё раз хлебало своё раскроешь, выбью зубы. Тебя, Волжин, это тоже касается, – сержант сунул почему-то мне под нос здоровенный кулак, наверно потому, что я сидел ближе всех к нему.
Я спорить не стал, но и обнюхивать кулак не кинулся, решил, что для моих зубов будет полезней помолчать. Ехали долго, не меньше трёх часов, я всю задницу отбил о дно кузова. Никто не удосужился подстелить нам соломки. Приехали на станцию Чагра, здесь нас встретил тот же капитан госбезопасности, он подошёл к сержанту Дрищенко, а так как мы стояли недалеко, то я услышал о чём они говорят.
– Вагон для штрафников приготовили, даже нары наспех сколотили, сейчас подцепят к последнему вагону, в котором мы поедем. На площадках6 будем выставлять пост по два человека. Поезд санитарный следует до Колобовки, там будет принимать раненых. А оттуда мы легко и пешком дошагаем, так что грузи урок, сержант, – отдал приказ капитан.
Погрузили нас достаточно быстро. В вагоне наспех сколоченные нары в три яруса, печки нет, для воды стоит железная бочка и пара вёдер для туалета. В общем разместились. Примерно через два часа санитарный поезд тронулся в сторону фронта. Дорога заняла всего шесть дней, санитарный поезд останавливался редко, только для заправки паровоза водой и углём, может что-то ещё получали, но нам в местах остановок обновляли сухой паёк. Голодными мы не были, и на том спасибо. Поезд встал на станции Колобовка, здесь уже ожидали грузовики с раненными в боях. Нас выгрузили из вагона, построили в колонну по пять человек, и мы тронулись на запад, где время от времени грохотала канонада. Не мы одни шагали в ту сторону, к Волге двигались войска Красной Армии. Немцы уже подошли к Сталинграду и сейчас там шла упорная борьба за город. К вечеру мы добрались до села Безродное, от этого села до Волги рукой подать, а на правом берегу реки стоит Сталинград, пока стоит. Нас опять загнали в какой-то сарай, но не закрывали, хотя конвойные пост выставили. Здесь звуки разрывов и стрельбы слышались очень хорошо. По-другому и быть не могло, мы прибыли на фронт.
Интерлюдия. Сталинградский фронт. 3-я рота штрафбата.
Капитан госбезопасности Сергей Дронов достаточно быстро нашёл в селе Безродное командира 3-ей роты 1-го отдельного штрафного батальона. Часть роты расположилась в двух домах и трёх сараях. Хозяева эвакуировались, так что дома часто занимали военные. Капитан вошёл в дом, где находились командиры 3-ей роты. Войдя в помещение, Дронов увидел трёх командиров. Командир роты старший лейтенант Калугин Борис, заместитель командира роты лейтенант Порошин Олег и заместитель по политической части политрук Коровин Дмитрий. Капитан поздоровался и прошёл к столу.
– Чаю, товарищ капитан госбезопасности? – спросил политрук Коровин.
– Не откажусь, пожалуй, запарился я с этими урками. Пятьдесят штрафников с Урала привёз, так что принимай Калугин, – устало произнёс Дронов, снял фуражку и вытер платком пот со лба.
– Где они сейчас? – спросил старший лейтенант Калугин.
– Заперли на краю села в сарае. Принимай личный состав. Да, там уголовных статей меньше, больше политические. Но есть среди уголовников интересный экземпляр, на стрельбище отстрелялся на отлично. Волжин его фамилия, в личном деле стоит пометка, что не служил. Мне Дрищенко докладывал, что винтовку и ППШ разобрал и собрал на раз-два. Вот только теперь это твоя забота, я своё дела сделал, – пояснил капитан НКВД, прихлёбывая чай из алюминиевой кружки.
– Разберёмся. У меня в роте сейчас тридцать обстрелянных бойцов, дезертиров нет. Так, по разным причинам под трибунал загремели, так что присмотрим за уголовниками. Олег, возьми на заметку этого Волжина, поговори с ним, хороший стрелок мне в роте точно не помешает, если надо проверь, как он хорошо стреляет, – дал указание командир роты своему заместителю Порошину.
– Вы сейчас куда, в расположение батальона? – поинтересовался капитан НКВД Дронов.
– Нет. Я уже получил распоряжение от комбата примкнуть к подразделениям в городе. Батальон также направится на защиту города. Немец давит, сука, надо любыми способами его остановить, – хмуро сообщил Калугин.
Командиры ещё некоторое время поговорили о планах задействования сформированной роты, Дронов собрался уходить, но прежде ему надо было передать личный состав штрафников.
– Товарищ политрук, возьмите отделение бойцов и пяток сержантов, с вами пойдут командиры взводов. Надо принять личный состав, а вы проведите правильную политинформацию с вновь прибывшими, – дал распоряжение командир роты своему заместителю по политической части. Командиры покинули избу, а Калугин, оставшись один склонился над бумагами, чтобы ещё раз проверить, что ему надо ускорить для быстрейшей переправки на правый берег Волги. Ведь он уже получил приказ примкнуть к передовому отряду 42-го полка, который отправляют через Волгу захватить плацдарм для высадки 13-ой дивизии.
Сентябрь 1942 год. Сталинградский фронт. Штрафники.
Мы сидели в сарае, дожидаясь, когда нас покормят. Ворота конвой не закрывал, на улице стояла погода не ниже двадцати градусов. Ловкач в присутствии сотрудников НКВД карт не доставал, так что скучал, как и все остальные. А я думал о том, как выжить в этой мясорубке, что впоследствии назовут «битвой за Сталинград». Я сидел у самых ворот и время от времени прислушивался к разговорам снаружи. Наши конвойные интересовались у местных солдат об обстановке на подступах к Сталинграду. Один проходящий мимо солдат решил ответить сержанту Дрищенко, ведь именно он и задавал такие вопросы.
– К городу немчура непросто подошли, а уже в городе. По вчерашней сводке нашу 62-ую придавили к Волге. Шестьдесят вторая армия вроде держит оборону, но потери там жуткие, с той стороны постоянно раненые поступают. Если фашисты прорвут оборону, то выйдут на берег Волги, – рассказывал словоохотливый солдат сержанту Дрищенко.
Похоже мы подъехали в самый разгар боёв в самом городе Сталинград. Сейчас я пожалел, что перед тем, как отправиться сюда, в тело своего родственника, подробно не изучил события. Хотя знать я не мог, что попаду именно в сорок второй год. Наблюдая за разговорчивым солдатом и за сотрудниками НКВД, я заметил, что к сараю приближаются военные. Похоже на группу командиров и сержантов, а идут они явно по наши души. Я встал и отошёл вглубь сарая. Ни разу не ошибся, подошли четыре офицера и шесть сержантов. Хотя какие офицеры? Сейчас их называют просто командирами, офицеры появятся в сорок третьем году. Как бы не брякнуть мне об офицерах, быстро привяжутся к словам. Один из командиров, видимо старший в этой группе сразу подошёл к Дрищенко, из глубины сарая я не слышал о чём они говорят. Но вот разговор закончился, пришедшие военные вошли в сарай вместе с сержантом НКВД.
– Строиться, да поторапливайтесь урки, – заорал Дрищенко.
Мы встали и построились в три шеренги, выйдя из сарая. Я встал в первую шеренгу, потому смог рассмотреть знаки различия на петлицах. Треугольники явно у сержантов, на рукаве нашивок нет. Четверо с кубарями7 по две штуки, вроде лейтенантские звания. А у одного три кубаря и на рукаве звёздочка. Вроде у политических работников такие. Если не ошибаюсь это наш замполит, который будет нас перевоспитывать, накачивая идеологией.
– Представляю вам заместителя командира 3-ей роты 1-го отдельного штрафного батальона лейтенанта Порошина, – громко произнёс сержант НКВД и сделал шаг в сторону.
Ещё трое лейтенантов – это командиры взводов, ну а с сержантами всё понятно. Именно сержанты будут дрючить8 нас, чтобы мы быстрей вникали в хитрости военной службы солдата. Пока нас знакомили с командирами и сержантами, подошёл капитан Дронов. Они с летёхой Порошиным подписали какие-то бумаги. Командир конвоя пожал руку заместителю командира роты.
– Ты, лейтенант, не стесняйся будь построже. Если кто-то бежать вздумает, стреляйте без предупреждения. Парочку пристрелите, другие задумаются, – дал совет на прощание капитан госбезопасности.
Лейтенант Порошин ничего не ответил, просто промолчал, дождался, когда все сотрудники конвоя уйдут, потом повернулся к нашему строю. Я обратил внимание, что все сержанты с автоматами ППШ, а командиры вооружены пистолетами в кобурах. Что у них там револьверы или ТТ9, пока непонятно.
– Волжин, выйти из строя, – скомандовал лейтенант Порошин.
Я сделал два шага вперёд. А Порошин повернулся к политруку.
– Товарищ политрук, вы пока в сарае проведите беседу с вновь прибывшими, чтобы они понимали суть и цели нашей партии и правительства. Ну да вы сами знаете, что в таких случаях говорят, – попросил Порошин замполита.
Когда всех увели обратно в сарай Порошин подошёл ко мне вплотную, с минуту он меня внимательно рассматривал, за его спиной остались стоять два сержанта.
– Волжин, по результатам стрельб у тебя отличные показатели. Да и в устройстве винтовки и пистолета-пулемёта ты разбираешься. Откуда такие познания? Где учили стрелять? – задав свои вопросы, Порошин очень внимательно смотрел на меня, будто хотел прочитать мои мысли.
И что тут скажешь? То, что в другой жизни я был военным по контракту? Не вариант, после таких слов меня упекут надолго психушку, если совсем не ликвидируют. А отвечать надо быстро, чтобы лейтенант ничего не заподозрил. Главное не завраться. Начнут проверять и тогда мне придёт каюк. Надо валить всё на деда моего родственника, я знаю, что его уже нет в живых, но он воевал в Первую мировую войну, так что устройство трёхлинейки знал и вполне мог научить внука, в том числе стрельбе. А что с ППШ? Где я мог узнать устройство пистолета-пулемёта? Секунды текли, я начал отвечать.
– Дед научил с винтовкой обращаться, малым меня на охоту таскал, учил, как таиться, как зверя караулить. А разборку ППШ просто запомнил, память у меня на оружие хорошая. У моего друга Ложкина вообще фотографическая, он один раз посмотрит, а потом всё повторит без ошибок, сборку и разборку лучше меня сделал, – перевёл я стрелки с опасной темы.
– Как фамилия твоего друга? – спросил Порошин.
– Ложкин, гражданин лейтенант, – ответил я.
Порошин сделал пометку карандашом в своём блокноте. Немного подумал о чём-то, вновь на меня посмотрел.
– Надо проверить тебя, насколько хорошо ты стреляешь. В роте нужен снайпер. Стрелков хватает, но, чтобы снайпером быть, нужен уникальный боец, – Порошин опять что-то чиркнул в своём блокноте.
Повернулся к сержантам, написал записку и отдал одному.
– Краев, сходи до расположения, записку передай ротному, он тебе выдаст снайперскую винтовку. Потом сходим к оврагу, проверим Волжина, там, кажется, есть расстояние метров в пятьсот, а то и побольше, – распорядился Порошин.
Сержант козырнул и убежал, А Порошин отправил меня в сарай слушать лекцию политрука. А тем временем гражданин политрук старался так, что любой бы оратор из моего времени позавидовал. Хотя говорит красиво, прямо не политрук, а оперный певец. Я заметил, что некоторые бывшие сидельцы уже зевают, но стараются скрывать свои зевки в ладонь или кулак. Я же слушал с любопытством. Не то чтобы меня зажигала речь политрука, просто стало интересно какие пламенные речи толкает Коровин. Ведь нам, уголовникам, партия и народ, естественно во главе с товарищем Сталиным, протянули руку помощи, чтобы мы вернулись в здоровое общество с кривой дороги. Нам предоставлена возможность смыть кровью все наши помыслы, которые мешают строить светлое будущее. Коммунистическое общество нас ждёт и с удовольствием примет в свои крепкие объятия. А в светлом будущем совсем не будет преступников. Пролетарии всех стран соединяйтесь, да здравствует товарищ Сталин и наш советский народ. Я сидел смотрел на политрука и видел, что он реально верит в то, что говорит. Временами у него сводилось к тому, что «смело мы в бой пойдём, все как один умрём за Власть Советов». Вполне профессионально промывает мозги. Я не удивлюсь, что политрук пойдёт далеко, есть в нём что-то такое, что поможет ему двигаться по служебной лестнице, если конечно же не убьют в этой тяжёлой войне.
Сентябрь 1942 год. Сталинград. Предложение командира роты.
Пока я поражался ораторскими талантами политрука, вернулся сержант, которого заместитель командира роты посылал за винтовкой с оптическим прицелом. Меня выдернули из сарая, впятером мы двинулись к какому-то оврагу, где видимо имелась возможность произвести отстрел из мелкокалиберного оружия. Кроме заместителя командира роты и двух сержантов с нами пошёл командир первого взвода лейтенант Шмаков. Когда пришли к оврагу, один из сержантов побежал ставить мишени на разные дистанции, а потом поднимется из оврага и будет следить, чтобы никто не зашёл в сектор стрельбы. Порошин взял у второго сержанта винтовку, завёрнутую в мешковину, развернул и перед моим взором предстала совсем не «мосинка», это была СВТ-4010. В другой жизни я читал про эту винтовку, в народе её называли «светка». С одной стороны, автоматическая винтовка с магазином на десять патронов, что позволяет не тратить время стрелку на передёргивание затвора, точность вполне приличная, судя по отзывам стрелков времён Великой войны. Но не любит грязи, то есть держать её надо постоянно в чистоте, желательно не ронять на землю, в общем относиться с любовью и нежностью к такому оружию. Стрелять из такой не приходилось. Не беда, вот сейчас и попробую.
– Делаешь три выстрела с открытого прицела11 по ближней мишени, далее стреляешь по дальним, но через прицел. Винтовка пристреляна нашими бойцами. С такой знаком, может тоже дед научил? – последний вопрос был с подвохом, когда Порошин подал мне винтовку в руки.
Я взял винтовку и начал её внимательно рассматривать, на всякий случай спрашивал, зачем то, да зачем сё. В общем показывал, что для меня вещь незнакомая. Читал отзывы ветеранов об этой винтовке, многие считали её очень точной в использовании, но капризной к грязи.
– Я могу сделать три пробных выстрела, чтобы понять, как она действует? – спросил я.
– Ну сделай, – ухмыльнулся Порошин.
– С какого положения стрелять, лёжа или с колена, а может стоя? – задал я очередной вопрос.
Сержант и командир взвода заулыбались, а Порошин вновь усмехнулся.
– Стреляй лёжа, посмотрим на что ты способен, – велел Порошин и подал мне снаряжённый магазин.
Я взял магазин и покрутил в руках, посмотрел на моих экзаменаторов. Снова ухмылка у Порошина, и он присоединил магазин к винтовке. Я лег на траву, на дне оврага. Посмотрел на ближнюю мишень сквозь открытый прицел. На выдохе сделал первый выстрел, затем ещё два. Сделав три выстрела, я встал.
– Гражданин старший лейтенант, мне бы посмотреть на результат, чтобы понять отклонение пули, – обратился я к Порошину.
Заместитель командира роты поморщился от обращения, но кивнул сержанту. Я оставил винтовку, и мы с сержантом отправились к ближним мишеням. Когда подошли я посмотрел на пробитые отверстия от пуль. Мишень нарисована вручную, но твёрдые «восьмёрка» и «девятка» есть. Третий выстрел ушёл чуть ниже, примерно на «шестёрку». Сержант хмыкнул, а я решил задать ему вопрос.
– Не знал о такой винтовке, дед приучал к «мосинке». Что за винтовка, хвалят её в армии? Мне бы хотелось понять, почему мне предложили стрелять именно из этой винтовки?
– В сороковом году попала в войска, бойцы называют её «светкой». Хорошая винтовка, точная и скорострельность приятная, но капризная, не любит грязи. Те, кого уже выбрали в снайпера, в других взводах, предпочитают «мосинку», она неприхотливая, проще в обращении. Стреляешь неплохо, если учесть, что первый раз видишь винтовку, – похвалил сержант.
Мы отправились обратно на «огневой рубеж». Когда вернулись, на немой вопрос Порошина и Шмакова, сержант только кивнул головой. Я вновь приготовился к стрельбе. Дальние мишени стоят на расстоянии примерно метров восемьсот и наверняка побольше километра. Но прежде, чем лечь на траву, обратился к командирам, чтобы объяснили суть стрельбы с прицелом. Все трое переглянулись, но комментировать не стали. Тем не менее Шмаков подробно объяснил, как делать поправки на цель через прицел. Я кивнул головой, посмотрел в прицел и задал ещё парочку тупых вопросов, на которые мне терпеливо ответили. Стрелять совсем на отлично я не собирался. Сделаю небольшой разброс попаданий, особенно на самую дальнюю мишень. Когда я отстрелялся, подождали возвращения первого сержанта, что осуществлял контроль от внешнего проникновения в сектор стрельбы. Порошин и Шмаков посмотрели на мишени, но ничего не говорили. Мы развернулись и пошли обратно. Я думал вернут в тот же сарай, где мы уже находились, но нет, меня отвели туда, где сейчас дислоцировалась вся рота, здесь уже нас дожидались мои спутники из лагеря. Вновь прибывших распределяли по взводам. К вечеру нас покормили вполне вкусной кашей с тушёнкой, имелся хлеб и чуть подслащённый чай. Мы с Антоном попали в первый взвод третьей роты первого отдельного штрафного батальона.
– Куда тебя водили? – спросил Антон, как только я появился.
– Проверяли, как я стреляю, – пожал я плечами.
– Говорят наш взвод бросят на защиту города, при чём в первых рядах, – тихо произнёс Антон.
– Ты держись возле меня, Антоха, делай так, как я скажу, тогда глядишь мы с тобой поживём ещё, успокоил я приятеля.
Было заметно, что Антон боится, но это нормально. Не боятся только психи. Главное, чтобы страх не превращался в парализующий ужас. После ужина я размышлял о том, что для винтовок очень бы не помешал дульный тормоз-компенсатор12, который будет уравновешивать подбрасывание ствола после выстрела, что сделает выстрел более точным. А такой можно сделать, если найдутся мастерские поблизости. Я сам такие делал для охотников, в том числе закрытые, которые играют роль пламегасителя и заглушают звук выстрела примерно на треть. Вот только как это преподнести отцам-командирам? Надо придумать легенду. Похоже меня определят во взводные снайперы. А раз так, то мне очень не помешает костюм «леший», как его сделать, я знаю, нужны только материалы, и опять возникает вопрос легализации таких знаний. Познакомились мы с другими бойцами роты. Есть такие, кого разжаловали из командиров. Причины попадания в штрафбат очень разные. Есть вояки из полка, которые утратили боевое знамя, все как один попали в штрафники, хотя воевали с начала войны вполне прилично.
Тем временем в доме, где расположились командиры роты состоялся разговор, о котором я не знал, но догадывался, что обо мне обязательно поговорят, иначе зачем все эти движения со стрельбой в овраге. В избе за столом сидели четверо, командир роты Калугин, командир первого взвода Шмаков, замкомандира роты Порошин и замкомандира первого взвода сержант Коровин.
– Ну что скажете, присмотрелись к новичку? Начнём с Коровина, говори сержант, – спросил Калугин.
– Оружие берёт бережно, рассматривает с любопытством, положение тела при стрельбе правильное, похоже, что из охотников, ну или учил его охотник. С винтовкой СВТ-40 незнаком, заметно, что видит в первый раз, глаза выдают. Для стрельбы из незнакомого оружия отстрелялся очень неплохо, если дать возможность пристреляться, будет очень хороший стрелок, но есть в нём что-то, чего я понять пока не могу, – пояснил сержант Коровин.
– Даже так? Что именно тебя беспокоит, уточни? – спросил Калугин.
– Пока не понял, но присмотрюсь, – ответил сержант.
– Ну а вы что скажете, товарищи командиры? – Калугин посмотрел на своего заместителя и командира 1-го взвода.
– Биография у него, конечно, подмочена, но стреляет действительно удовлетворительно, – ответил Шмаков.
– Думаю, что Волжин нас ещё удивит. Я бы поставил его снайпером, ну и пару надёжных бойцов, чтобы присмотрели, если что, – высказался Порошин.
– Времени у нас немного, максимум неделя на раскачивание, а потом на правый берег Волги. Коровин, пригласи сюда Волжина, поговорим с ним ещё раз, – распорядился Калугин.
Сержант Коровин встал и вышел из дома, благо до сарая было идти недалеко.
Я только расположился в сарае на ночёвку, как пришёл заместитель командира нашего взвода сержант Коровин. Выдернул меня, сказав, что командир роты вызывает. Я пожал плечами, здесь не место для возражений, зато познакомлюсь с командиром роты. Перешагнув порог избы, войдя в комнату, я представляться не стал. Здесь я по легенде ни разу не служившего человека. Откуда мне знать, что положено представляться? Просто остался стоять, в ожидании, что мне скажут.
– Ну что, Роман Волжин, готов повоевать за Родину в качестве снайпера? – сразу задал вопрос старший лейтенант, по всей видимости это и был командир роты.
Фамилию командира я уже знал. На вид старшему лейтенанту было лет за тридцать, по годам молодой мужик. Лицо простое, усы, глаза серые. Рост скорей всего средний, но широкоплеч.
– А то, как же? Что я зря писал заявление на добровольца? Бить врага из засады будет даже удобней, чем из окопа, – ответил я.
– Почему так считаешь? – спросил комвзвода Шмаков.
– Дак почти, как на охоте, если зверь тебя не видит, значит быстрей подстрелишь его, – пояснил я на вопрос Шмакова.
– Винтовка понравилась? – спросил Порошин.
– Изучить бы её повнимательней, разобрать, собрать. Ну ещё сделать кое-что для неё.
– Сделать? Что именно сделать надо? Винтовка и без твоих доделок хороша, бьёт точно, вроде достаточно, – удивился Порошин.
– При выстреле ствол подбрасывает. Дед учил насадку делать, мы же по роду своему кузнецы. Говорил, что насадка позволит выстрел делать точнее и звук выстрела скрадывает. Дед в Первую мировую воевал, там солдаты для противовеса штык одевали, так выстрел был точнее.
– Не одевать, а примкнуть штык полагается, – поправил Шмаков.
– Мне бы на денёк в какие мастерские попасть, за день насадку сделаю. А ещё костюм нужен, чтобы затаиться, а тебя никто не мог заметить, – сразу решил я вывалить то, что мне надо.
– Костюм? Нет у нас никаких костюмов, даже не мечтай, – сразу отрезал Порошин.
– Дак я сам сделаю, нехитрая работа, – уточнил я.
Калугин ухмыльнулся, посмотрел на своих боевых товарищей.
– Какие ещё будут пожелания? – спросил Калугин, явно веселясь.
– Напарника бы мне, чтобы прикрыл в бою спину. Когда следишь за зверем, по бокам и сзади ничего не видишь, так охотника самого могут дичью сделать, – ответил я.
– И такой напарник у тебя есть, как я понимаю. То-то ты за Ложкина речь вёл, разве нет? – этот вопрос задал Порошин.
– А чем Ложкин плох, память у него просто необыкновенная, шустрый, знаю его давно. А стрелять я его подучу, невелика наука, – ответил я.
Моё предложение о насадке заинтересовало Калугина, он попросил меня начеркать на листе бумаги насадку, что я и сделал.
– Шмаков, смотайся завтра с ним на станцию, там точно есть мастерские. Волжин, до вечера сделаешь насадку? – спросил Калугин.
– Работа несложная, если кузня есть и трубки найдём, часа за три-четыре управлюсь, – махнул я рукой, давая понять, что работа несложная.
Меня отпустили, задав несколько вопросов о семье и о желании воевать. На следующий день, сразу после завтрака мы отправились с комвзвода Шмаковым на станцию, в мастерские. Мне здорово повезло, нашлись тонкостенные трубки нужного диаметра, даже сварка имелась и прочие инструменты. Сварку выполнил местный мастер, резьбу нарезал токарь, в общем помогли. За три часа смастерили насадку. А по прибытию в расположение, в компании наших командиров из роты мы пошли испытывать приспособление. Дульный тормоз-компенсатор я сделал закрытого типа, получилось вполне недурно. Стрелять с упора вообще «песня». Попадание в цель более точное, и звук выстрела приглушён, что подтвердил сержант, который специально отходил в сторону, чтобы послушать.
– Интересная задумка, твой дед был изобретательным человеком, – одобрил Калугин, который сам ходил с нами на испытания.
– А главное все просто, насадка на ствол крепится, а на неё наворачиваться компенсатор, – тут же подхватил Порошин.
– На другие винтовки сможешь сделать, хотя бы штук пять-шесть? – спросил меня Калугин.
– Если помогать станут, то за день сделаем, – заверил я.
На следующий день все снайперы роты, а таковых было ещё четверо человек отправились вместе со мной, в сопровождении Шмакова, в мастерские и закипела работа. На третий день мне разрешили сделать маскировочный костюм «леший», а ещё утвердили мне в напарники Антона, чему Ловкач был рад, когда я ему об этом сообщил. Маскировочный костюм «леший» делали из рыбацкой сети, куртка пончо с капюшоном. На лохматые элементы костюмов взяли нити дратвы и мешковину, которую пришлось нарезать на тонкие полоски. Сами полоски выварили с травой, чтобы они приобрели зеленоватый оттенок. Когда командиры увидели результат нашей с Антоном работы, сначала рассмеялись, потом обругали. Но я предложил провести проверку на поляне возле лесопосадки. Затаившись в высокой траве, я смог показать командирам, насколько эффективен маскировочный костюм.
– Удивил, Волжин. Неужели ваши охотники пользуют такие костюмы?
С таким вопросом обратился командир роты Калугин.
– Пользуют некоторые, кто не ленится, – ответил я.
– Будешь писать письмо домой, передай от нас благодарность своему деду, – произнёс Шмаков.
– Помер дед, перед тем как меня посадили, – ответил я.
Дед на самом деле умер, об этом мне рассказал Антон. На том разговор закончился. Других снайперов я своим костюмом не впечатлил. А ещё мне запретили пользоваться «лешим» в расположении, в избежание неприятностей от «высокого» начальства. Для нашей троты события понеслись вскачь. Армия фашистов напирала, седьмого сентября немцы прорвали нашу оборону 62-ой армии и вышли на подступы к Волге. Ожесточённые бои вовсю шли на подступах к самому Сталинграду. Оборону города возложили на 62-ую и 64-ую армии. Калугина вызвали к начальству, где ему подтвердили, что его рота будет задействована в составе 13-ой гвардейской стрелковой дивизии13, которая входила в состав 62-ой армии. От командования фронтом дивизия получила приказ переправиться через Волгу, непременно выбить противника с прибрежной полосы, занять и прочно оборонять центральную часть города. Мы все, а не только командиры, понимали, что наше место будет определено на самом переднем крае. Здесь я в очередной раз убедился, что там, в моём будущем, немного искривлены сведения о таких штрафбатах, как наш. Никаких заградительных отрядов я не увидел, штрафники отличались только своим внешним видом, среди рядового состава были бывшие командиры, а не только уголовники из лагеря. Также я не заметил негативного отношения от других военнослужащих из соседей. Те же гвардейцы 13-ой дивизии относились к нам вполне доброжелательно. Да и вооружение вполне соответствовало, на взвод у нас имелось не меньше десятка ППШ, даже два противотанковых ружья, на случай отражения танковой атаки. Разве мог я подумать, в той другой жизни, что стану участником знаменитой Сталинградской битвы? Но такое случилось, вот я здесь и сейчас осознаю героизм советского народа.
Сентябрь 1942 год. Сталинград. Первые дни боёв.
Десятого мы узнали, что у 62-ой армии сменился командующий, назначили генерал-лейтенанта Чуйкова Василия Ивановича. Я постарался порыться в своей памяти, что я мог в будущем читать про этого военачальника. Вспомнил, но мало. Он получил приказ любой ценой отстоять Сталинград. Вроде введёт тактику ближнего боя, когда немцы и русские будут находиться в окопах на расстоянии броска гранаты, что очень затруднит бомбардировку немецкой авиации. Что ещё? Решительный и смелый, обладает большим кругозором. Больше толком про него ничего не помню. На следующий день, то есть одиннадцатого сентября нам выдали тройной боекомплект. Но отмашку рота ещё не получила, хотя от берега Волги мы недалеко. Не знаю по какой причине, но нас не переправляли. С правого берега приходили разрозненные сведения. Оборонительное сражение продолжается. Прошло двое суток, а роту Калугина до сих пор не отправляли на «передок». Через два дня мы узнали, что немцы ценой больших потерь овладели Мамаевым курганом, железнодорожным вокзалом, прорвав оборону на стыке 62-ой и 64-ой армий РККА14. А на следующий день стало понятно, что немцы начали полномасштабный штурм Сталинграда. Калугина вновь выдернули в штаб. Он вернулся оттуда хмурый, словно грозовая туча. Мы сидели с Антоном во дворе, я объяснял приятелю, как следует себя вести во время атаки, что под обстрелом двигаться следует зигзагом, чтобы сбивать прицел у немцев. Как только вернулся Калугин, он разговаривал во дворе со своими подчинёнными командирами, потому я услышал новости, которые приятными не назовёшь.
– Немцы вышли к Волге, протянули, мать их, время. Теперь будем отбивать плацдарм, умоемся, сука, кровью по самое не хочу, – ругался командир роты.
– Когда мы выступаем? – спросил лейтенант Порошин у командира роты.
– В ночь с четырнадцатого на пятнадцатое. Пойдёт передовой отряд 42-го стрелкового полка, ну и мы с ними, так что готовьтесь сами и людей готовьте. Товарищ политрук, ваша задача накачать людей перед переправой так, чтобы они героями себя почувствовали, – последней фразой ротный обратился к замполиту.
Командиры вошли в дом, начались сборы, нам предстояло выйти на берег Волги, там в обозначенном месте будем ждать передовой отряд 42-го стрелкового полка. То, что нас, штрафников, не кидают в такую мясорубку одних, а идём с гвардейцами 42-го полка15, немного поднимало унылое настроение бойцов. Все в нашей роте, до последнего зэка понимали, что в этой переправе выживут немногие. Передовой отряд состоял из 1-го батальона и роты автоматчиков 42-го гвардейского полка. Нас переправили через Волгу, как только стемнело. Наша рота находилась на левом фланге передового отряда. Мы уже знали, что нам противостоит 71-ая пехотная дивизия вермахта, именно они прорвались к центральной части города. Мы сидели возле кучи каких-то ящиков, почти на самом берегу, в компании других снайперов нашей роты отдельного штрафного батальона, когда мимо нас проходил старший лейтенант Калугин и лейтенант Порошин. Калугин резко остановился и посмотрел на нашу компанию снайперов. Я как раз демонстрировал снайперам из других взводов свою маскировочную накидку «леший».