Машина неотложки. Шум дороги.
– Я одного не могу понять, Дэвид. Какого черта ты работаешь санитаром, когда мог играть квотербеком за профессиональную команду? – говорит Тони Лартер, продолжая ненавязчиво издеваться над другом, потому что сейчас середина ночи, он хочет спать, и жизнь кажется ему самым скучным, что может случиться с человеком, особенно в компании Дэвида Глена. – Ну давай, ответь мне!
– Что тебе ответить?
– Почему ты слил свою жизнь в унитаз?
– Я не сливал.
– Вот как?
– Да ты и сам здесь работаешь. Тоже считаешь, что твоя жизнь в унитазе?
– Нет. Моя жизнь и не могла стать другой.
– Моя тоже.
Машина подпрыгивает на ухабах. Слышно, как ветви стучат о кузов, мат водителя.
– Ты ведь никогда не станешь доктором, – продолжает вредничать Лартер.
– Я знаю.
– Тогда кого черта не уйдешь?
Они останавливаются возле фермерского дома. Их встречает глава общины – высокая женщина лет тридцати. Черные волосы свисают ниже пояса. Ноги длинные, обнажаются в вырезе халата до бедер, когда она идет.
– Так что все-таки случилось? – спрашивает Тони Лартер.
Она оборачивается, смотрит на него, но не отвечает. Чувствуется запах свечей. Электричества нет. Цивилизация, кажется, осталась где-то далеко.
– Странное место, странные люди, – говорит Лартер своему другу.
Глен молчит. Они входят в просторную комнату. За открытыми окнами видны терраса и озеро. На водной глади отражаются звезды.
– Это что? – спрашивает Лартер, щурится, пытаясь привыкнуть к полумраку, видит человека в дальнем от окна углу, подходит ближе. Человек лежит на полу раскинув руки, не двигается. – Твою мать! – Лартер резко оборачивается к женщине, которая привела их.
– Это Фрида, – говорит женщина.
– Фрида? – Лартер заставляет себя снова посмотреть на человека без кожи, зовет Дэвида Глена.
– Я вижу.
– Мне плевать, что ты видишь! Неси носилки! – шипит на него Лартер.
Глен уходит. Коридор кажется неестественно длинным.
– Ну, что там? – спрашивает водитель.
– Девушка без кожи, – говорит Глен.
– Совсем?
– Совсем. – Он выкатывает из машины носилки.
– Помощь нужна?
– Кому?
– Откуда я знаю… – водитель нервно смеется.
Глен возвращается. Девушка без кожи лежит у стены напротив окна. Лартера нет. Главы общины нет. Тишина. Слабое дыхание, хриплое, предсмертное.
– Какого черта? – Глен недоверчиво идет вперед.
Глаза девушки без кожи вращаются. «Это Фрида», – звучит в голове голос главы общины.
– Фрида? – осторожно зовет девушку Глен.
– Она слышит тебя, – говорит глава общины.
Она стоит за его спиной, появившись словно из пустоты.
– Где доктор? – спрашивает Глен.
– Ушел.
– Он знает, что девушка жива?
– Сомневаюсь, что она жива.
– Но ведь…
Глен делает шаг вперед. Чувствует под ногами что-то мягкое, скользкое.
– Твою мать! Это что, ее кожа?!
Он оборачивается, глава общины смотрит на него большими глазами.
– Пожалуйста… – шепчет девушка без кожи.
Глен перешагивает, подходит ближе.
– Пожалуйста, прикоснись ко мне…
– Что? – он растерянно наклоняется ближе, считая, что ослышался.
– Прикоснись к ней, – говорит глава общины. – Я вижу, ты хочешь этого.
Глен молчит. Глаза девушки без кожи горят безумием. Или же нет? Страстью? На мгновение Глену кажется именно так.
– Прикоснись к ней, – снова говорит ему глава общины. – Разве ты не видишь? Она тоже хочет этого.
– Нет… – Глен пятится. – Где, черт возьми, доктор?
– Прикоснись же ко мне! – кричит на него девушка без кожи.
Она поднимается, ползет к нему на четвереньках, оставляя кровавый шлейф.
– Пожалуйста, успокойтесь… – шепчет Глен, отступая к выходу на террасу.
Чувствуется запах свежести: ветер, озеро, ночная прохлада.
– Мы отвезем вас в больницу, – говорит Глен девушке без кожи, продолжая пятиться к выходу. – Мы спасем вас. Все будет хорошо…
Сознание отключается, а когда Глен открывает глаза, то видит улыбающееся лицо Лартера. Девушка без кожи лежит на носилках, укрытая простыней.
– Она была жива, – говорит Глен.
– Кто? – Лартер растерянно смотрит на пропитавшуюся кровью простыню.
– Она.
– Ну конечно! – Лартер снова начинает улыбаться.
– Но я видел!
– Ты отрубился!
– Я…
– Снова вернулся к прежнему? Что на этот раз? Кокаин? Крэк? Метс?
– Я не…
– Ну конечно, Дэвид! Ты всегда не виноват. Все это жизнь, верно?
Глен не отвечает, подается вперед, срывает простыню с лица девушки. На него смотрят черные мертвые глаза. Желудок сжимается.
– Значит, метс… – говорит Лартер и качает головой.
Они добираются до города молча.
– Знаешь что, – предлагает Лартер, впервые за вечер почему-то начиная жалеть старого друга, – иди домой, а мы тут сами справимся с телом.
Глен кивает. В голове гул, и он думает лишь о том, как добраться до кровати.
– Тяжелый день? – спрашивает сквозь сон жена.
– Скорее ночь, – шепчет Глен, закрывая глаза.
Ему ничего не снится. Ничего вымышленного. Все здесь. Все уже в нем. Девушка без кожи, ее просьбы, ее голос, взгляд…
Глен поднимается с кровати. В холодильнике стоит бутылка водки, и он старается думать лишь об этом.
– Прикоснись ко мне! – звучит в голове женский голос… Или же не в голове?
Глен вздрагивает, оборачивается. Девушка без кожи лежит на кухонном столе. Мертвые глаза устремлены в потолок. Капли крови падают на пол. Глен слышит в тишине этот звук.
– Какого…
Он недоверчиво подходит к столу. Кажется, что это снова все у него в голове, как там, на ферме… Но что если нет? Глен подается вперед, пытается услышать дыхание девушки без кожи.
– Я Фрида! – говорит она и неожиданно обвивает его шею слизкими, лишенными кожи руками, тянет к себе.
Рот без губ открывается, готовясь к поцелую. Глен кричит, вырывается. Ноги скользят в луже крови. Он падает. Гремит посуда. Где-то плачет проснувшийся ребенок, суетится жена.
– Что случилось? – спрашивает она Глена, когда удается успокоить дочь.
Он молчит, пялясь на кухонный стол. Нет ни Фриды, ни крови.
– Дэвид?
Жена касается руки. Он вздрагивает, поднимается на ноги.
– Мне нужно на работу.
– Что?
– Мне нужно снова вернуться в больницу!
Лартер встречает его, не скрывая раздражения, ворчит, ведя в морг.
– Послушай, если тебе нужна помощь избавиться от наркозависимости, то я, как твой друг, всегда смогу помочь…
– Нет никакой зависимости.
Глен открывает двери, проходит в морг. Стол, на котором должна лежать девушка без кожи, пуст.
– И где она? – спрашивает Глен Лартера.
– Может быть, санитары по ошибке в холодильник убрали? – пожимает тот плечами.
Они проверяют все холодильники, но девушки нет.
– Куда, черт возьми, она делась? – злится Глен.
– Не знаю, но уверен, все прояснится…
– Плевать я хотел на твою уверенность!
Глен не хочет, но рассказывает о том, что случилось у него на кухне. Лартер улыбается, говорит, что это невозможно.
– Я сам зафиксировал ее смерть.
Глен не слушает, спрашивает про кожу.
– Что?
– Ее кожа, Тони! Где, черт возьми, ее кожа? Или ты хочешь сказать, что она тоже пропала?
– Я не знаю, – Лартер хмурится, растерянно оглядывается.
– Да что, черт возьми, происходит?! – психует Глен.
Он выходит на улицу, потому что в помещении его снова начинает тошнить.
Ночной воздух трезвит. Выкурить сигарету, собраться. Теперь за руль. Прочь из города. К загородной ферме.
– Я знала, что ты вернешься, – говорит глава общины.
– Где Фрида? – спрашивает Глен.
Женщина улыбается.
– Такие, как ты, всегда приходят.
– Я спросил…
Глен видит, как из дома выходит обнаженная девушка, поправляя кожу, словно платье. Голова начинает идти кругом.
– Я спятил, да? – спрашивает Глен Фриду.
Она улыбается.
– Я нравлюсь тебе?
– Мне? – Глен окидывает ее растерянным взглядом.
– Ты считаешь меня красивой?
– Возможно.
Фрида снова улыбается, берет его за руку и ведет в дом.
В общине тихо. Коридоры кажутся бесконечными. Утро не наступает. Свет дарят лишь толстые свечи. Пахнет ладаном, цветами и морским бризом. Где-то далеко поют птицы.
– Ты хочешь увидеть наш сад? – спрашивает Фрида.
Глен пожимает плечами. Они идут на террасу, к озеру. Белые лебеди качаются на черной глади. Персиковые деревья гнутся к земле ветвями с сочными плодами.
– Хочешь? – спрашивает Фрида, срывая один из них.
– Хочу знать, кто вы такие, – говорит Глен.
– Ты знаешь, – она улыбается. – Просто не помнишь. Как не помнил твой отец, твой дед… Но это всегда в вас было.
– Было что?
– Часть нас.
Фрида обнимает его за шею, целует в губы. Глену нравится жар ее дыхания, нравится ее гладкая кожа, которой так приятно касаться. Он ощущает, как обостряются все его чувства. Мысли бегут в голове сплошным потоком. Бегут назад, сквозь века, тысячелетия.
Глен видит дивные сады, обнаженных мужчин и женщин. И земли за этими садами. Видит грязных, голодных людей, увядших, безобразных женщин. Они умирают, рождаются, снова умирают. И за всем этим наблюдают бессмертные жители райских садов. Век за веком. Но рано или поздно они устают от своего бессмертия. Особенно мужчины.
Они смотрят на земли, вокруг садов, смотрят на новых женщин. И сначала уходит один из них, затем другой. И вот вскоре в садах остаются только женщины. Они следят за своими мужчинами, за своими возлюбленными, которые променяли бессмертие на минутную радость. И сбежавшие мужчины умирают, перерождаются из поколения в поколения, забывая, кто они, откуда. И женщинам в священных садах больно на это смотреть. Женщины одиноки в своей вечности. Поэтому они выходят к предкам тех, кто некогда покинул дивные сады, очаровывают их, зовут к себе.
– Но ваше предательство никогда не будет прощено, – говорит Фрида. – Мы никогда не простим вас, но и никогда не забудем. По крайней мере, так будет в священных садах.
– Почему бы вам тогда не поселиться в нашем мире?
– В вашем мире? – Фрида смеется. – В этом грязном, никчемном мире, среди животных, лишь отдаленно похожих на нас?
– Так ты считаешь меня животным?
– Не тебя, а только тех, в ком не течет кровь наших мужчин. В них нет души, нет света. Они ничтожны. И их очень много. Здесь, на этой земле, – Фрида снова целует Глена, пробует его вкус. – Скажи, разве ты никогда не считал себя особенным?
– Возможно.
– Я знаю, что считал, – она улыбается. – А женщины? Вспомни всех, с которыми ты был. Разве ты хотел остаться хоть с одной из них? Разве ты не чувствовал, что это просто бездушные животные, отличающиеся от тебя?
– Я не думал об этом.
– Думал, – говорит Фрида. – Просто боялся признаться себе в этом. Каждый раз, каждую новую ночь.
Она заставляет его опуститься на колени, отдается ему под нависшей ветвью персикового дерева.
– Скажи, что ты чувствуешь теперь? – спрашивает она.
Глен молчит. Его тело дрожит, мысли в голове летят где-то высоко.
– Ты ведь счастлив, не так ли? – спрашивает Фрида.
– Да.
– Все твои мечты. Все твои фантазии. Все здесь. Во мне. В таких, как я.
– Да.
– И так будет до тех пор, пока ты будешь служить нам, – она снова улыбается. – Ты ведь будешь служить нам?
– Да.
– Я так и знала…
27 лет. Писатель хоррора, мистики, темного фэнтези и темной фантастики. Родился в Бруклине, живет в России, работает частным психологом. Первый мистический рассказ был написан в 7 лет от скуки на уроке математики. Но первые серьезные работы стали выходить после перенесенной клинической смерти во время сложнейшей врачебной операции, в годы армейской службы (2010–2011). Первый такой мистический рассказ назывался «Разговор на вокзале» и был посвящен самым близким и дорогим сердцу людям. В разное время выходили публикации в журналах «Космопорт», «Фантаскоп», «Мир фантастики», «Bigital», «SFL (Science, Fiction & Literature)». Джей особо гордится своей работой «Дары змея», которая вышла в 166 выпуске альманаха «Фантаскоп», а также на радио Pod.fm. Автором озвучены несколько аудиокниг в рамках проектов «ПоSLесловие» и «СВиД». На данный момент увлечен созданием эзотерического хоррор-проекта «Архитекторы», а также созданием блогов, посвященных истории хоррора во всех его проявлениях.
У Бэйлы Гейл был довольно насыщенный день на работе: за довольно длинный период затянувшегося рабочего дня молодая 23‑летняя девушка успела переделать кучу дел. Заправить картриджи, сделать и принять заказ на поступление новых канцелярских товаров в офисный центр. Заполнить документы за новый отчетный период (по идее, эту работу должна была сделать Элли Гейнер, она сбежала в декрет), и ответить на кучу входящих звонков, а также девушка не забывала снабжать свежими порциями кофе прозаседавшийся совет директоров, которые бог весть что делают столько времени в конференц-зале.
Однако когда Бэйла в очередной раз приходила со свежим кофейным подносом, все девять человек дружно что-то записывали за главным держателем акций Рональдом Бейкером. Приятный пожилой миллионер, занимающий в списке «Форбс» одно из довольно значительных мест в пределах Соединенных Штатов. А когда Бейла заканчивала расставлять чашки с горячими напитками и закрывала за собой дверь, дружные чирки ручкой тут же прекращались. Бэйла за всю работу в компании не раз замечала этот престранный факт, но придавала ему не слишком большое значение, так как работала за троих человек (в том числе Лейлу Мартин, которая, надо не забыть сказать, чем-то очень сильно заболела, и только Бэйла прекрасно знала, что ее подруга виртуозно симулирует).
Подводя итоги этого горячего рабочего дня лично для Бэйлы Гейл, – она могла вполне похвалить себя за самоотверженность и долготерпимость. Девушка собиралась домой, когда уже половина сотрудников офиса покинула свои рабочие места раньше положенного срока. Бэйла искренне жалела, что не могла позволить себе такую вольность и уйти раньше времени, не предупредив об этом свое начальство. Попробовала бы она уйти раньше, как Митч Рейгандс тут же влепил бы ей какую-нибудь дисциплинарную санкцию в виде штрафа или занесение в личное дело. Митч занимал должность вице-президента компании, надо сказать, сволочной был тип, с крайне несносным характером; сотрудники, которым посчастливилось с ним пообщаться, долго потом обтекали, принимая новые порции успокоительного или сердечного. Бэйла Гейл же общалась с ним чуть ли ни каждый день.
Поначалу ей приходилось трудно. Но по мере ее с ним общения только крепчала закалка – спустя три года работы она пропускала его ругань мимо ушей. Его слова будто бы проскальзывали сквозняком мимо нее, она выделяла из его, так сказать, речи только самое необходимое, всегда вежливо улыбалась и, как бабочка, храбро отбившаяся от сетей жирного паука, упархивала прочь, выполняя очередное его поручение. Вот и сегодня она шла к нему в немой усмешке от того, что он придумает для нее в очередной раз, точнее, не придумает, а наверняка скажет (чаще это была какая-нибудь гадость).
Впрочем, для храброй и закаленной Гейлы это было вполне нормально и даже привычно. Девушка собрала необходимые документы в свою дежурную папку, стукнув ей о стол так, чтобы бумага вошла в папку ровно, без огрех. Мысленно заткнула уши невидимой ватой и спокойной, довольно мерной цокающей походкой направилась к бежевой двери с надписью «Митч Рейнгадс. Вице-президент компании Yello Publishing». Бейла поправила аккуратно уложенную прическу, осторожно постучала.
– Войдите! – раздался строгий делано-занятой голос начальника.
Бейла вошла, вежливо ему улыбнулась – тот даже не поднял головы, уткнулся носом в свой планшет, увлеченно водил по нему пальцем. Надо сказать, внешность Митча Рейнгдса была довольно неординарной – Бейла Гейл поначалу долго мучилась над тем, чтобы угадать его возможный возраст: она всегда колебалась между цифрами в 25 и 35. В один день он мог выглядеть на 25, в другой на 30 или 35 лет. Странный парень, с не менее странным характером. Однако некоторым сотрудницам (которые с ним не работали и лишь мельком видели, как он уходит или приходит на работу) он искренне нравился, девушки частенько подзывали Бейлу под предлогом вместе пообедать и мучили ее расспросами о том, женат ли Митч. Бейла не переставала им отвечать, что не знает, ибо ей все равно. Хотя у нее возникало смутное подозрение, что Митч пытается с ней заигрывать, особенно когда он смотрит не в глаза, а на выпяченную ее грудь. Да-да, Бейла была именно такой! Девушка любила подчеркивать свои достоинства, особенно те, которые так нравятся мужчинам. Но поскольку Митч Рейнгадс был человек крайне странного характера, она так и не могла толком понять его намерений, но все равно не переставала думать о том, что настанет миг или час, когда Митч Рейнгдс созреет для первого предложения об интимном свидании с ней. Бейла давно уже придумала, что сказать ему при таком вот раскладе.
– Мистер Рейнгадс, – обратилась к нему Бейла, сделав несколько решительных шагов вперед в направлении большого квадратного стола, за которым Митч тыркался в планшете.
– Я принесла вам документы на подпись.
– Ага! А раньше не могла их мне сюда принести?! – раздраженно выпалил он, все еще не поднимая головы. – Почему я вечно должен тебя ждать?! Всегда так! Абсолютно всегда! Ты приносишь документы в одно и то же время, неужели это так трудно? Принести эти гребаные документы тогда, когда я этого хочу… – Митч поднял голову – в этот день он выглядел на все 35 лет. По крайней мере, Бейле так казалось, она спокойно стояла, сомкнув губы, ее глаза уже давно плавали в образах одной из его развешенных здесь дорогих картин (в основном Ван Гог). Бейла любовалась подсолнухами, когда Митч на нее кричал.
– И в этот раз вы уж, пожалуйста, постарайтесь, мисс Гейл, принести мне эти документы тогда, когда рабочий ваш день не подходит к концу!
«Не подходит к концу? Это что же, можно уйти с работы раньше? Может, спросить у него? Ан нет, не буду… Лучше попробую».
– Хорошо, мистер Рейнгадс, как скажете. Разрешите мне положить эти документы вам на край стола… – Бейла сделала еще несколько осмелевших шагов вперед.
– Кладите и уходите! – прогремел начальник, и тут Бейла мысленно подловила его сальный взгляд на своей груди, как всегда, промолчала, сделав собственные выводы, может быть, даже ошибочные.
Бейла ответила ему своей дежурной сияющей улыбкой и, сделав свое маленькое дело, покинула его кабинет; прикрывая за собой дверь, она заглянула к нему – тот сидел, уткнувшись лицом в планшет, не открывая принесенной ему папки.
Бейла собиралась уходить, спустилась на лифте вниз с твердым намерением попробовать назавтра уйти с работы раньше времени (ибо «пунктик» с документами на подпись под конец рабочего дня у нее держался все время, пока она работала здесь). Подойдя к раздвижным дверям на выход, Бейла накинула на себя свой темно-красный осенний плащик до колен. Сегодня поутру обещали сильный дождь и ледяной ветер – так и получилось. На улице воцарилась промозглая серость, люди торопливо шагали с открытыми зонтами, ветер шел встречный, так что, чтобы купол зонта не сорвало очередным несносным дождевым порывом, иногда приходилось его опускать ниже. Перед выходом на улицу Бейла открыла свой зонт и, выйдя в дождливую непогоду, повернула правее вдоль офисного центра, в сторону паркинга. Идя вдоль оживленной улицы, она привычно замечала на лицах прохожих серое безразличие и горячее стремление поскорее покинуть улицу и забиться в свои клети, туда, где дождь их наверняка не достанет. Как назло, паркинг такси был запросто расхватан такими же страждущими попасть домой или в какое-нибудь питейное заведение (последнее, конечно, чаще, погода, как говорится, шепчет). Не найдя ни одной свободной машины, Бейла разозлилась своей мысли о том, что домой придется ехать на общественном транспорте, толкаться в очередях за проездными билетами и в переполненном душном автобусе – самое начало часа пик. О! Она ненавидела это время! Она возненавидела общественную транспортную сеть и занятых таксистов, которые ради одной Бейлы Гейл вряд ли высадят кого-то из пассажиров и довезут ее одну до дома – так не бывает! Прикинув в голове все возможные варианты, она выбрала альтернативу – переждать «бурю» в каком-нибудь близнаходящемся кафе. Она знала несколько таких заведений. Прошла мимо паркинга, оставив в стороне толпу нетерпящих добраться домой. Дальше паркинга тянулась Клайдекар-стрит, доходя до перекрестка параллельно Клайдекар, шла улица Роенгард. Каролина выбрала ее в качестве ведомого ориентира. Ушла правее. Толпа прохожих сильно мешала разглядеть окрестности, городской шум сбивал с толку. Конечно, Бейла помнила, где находилось кафе, но последние события буквально сбивали ее с толку, она была больше сосредоточена на своей обиде на таксистов, своей недавней беседе с боссом и ярой ненависти к тем, кто успел поймать такси первее, чем она. Идя вдоль оживленного шоссе, толкаясь в толпе торопливых безразличных прохожих, девушка вышла к указателю на Пирроуз-драйв – заведомо неверное направление. Она знала, что кафе находится на Роенгард и нигде больше (по крайней мере, до первого кафе идти было ближе). Со скандалом пробравшись на край обочины дороги, она вскоре увидела вывеску кафе, находившегося на той стороне дороги, – необходимо только перейти улицу, а дальше все будет схвачено. Дождавшись зеленого сигнала светофора, Бейла перешла по зебре на другую сторону. Нырнув в бегущую вперед толпу, Бейла все-таки добралась до дверей кафе. Однако хозяева его, скорее всего, уже съехали, ибо ранее (примерно две недели назад) кафе называлось «Чумовой Чарльстон», а теперь «Джон Мо».
«Что за дурацкое название – «Джон Мо», назвали бы еще «Писклявый Мо» или «Щедрый Мо», а тут какой-то дебильный Джон», – негодовала Бейла, но тем не менее делать было нечего, возвращаться на дождливую улицу ей не хотелось. Еще больше она не хотела толкаться среди прохожих. Не то чтобы она не любила людей – она ненавидела стадо, что вечно собиралось в финале рабочего дня и заполоняло и без того тесные улицы даунтауна. Однако при всем ее внутреннем несогласии со сменой названия внутри старого-нового кафе было довольно уютно и – что, несомненно, радовало – здесь было мало посетителей, хотя и у прежних хозяев не все было гладко с внутренним клиентооборотом. Впрочем, мало кому понравится, что вдоль стен развешаны фотообои с пляшущими и пышущими радостью дамами, поднимающими подолы юбок и скачущими в ритме танца чарльстон.
«Хм, Джон Мо наверняка это снимет, заменит какой-нибудь мужланско-ковбойской тематикой, я почему-то в этом не сомневаюсь, а когда заменят – не удивлюсь, что была права», – усмехнулась Бейла, изучая новое-старое меню. Бейла никогда не расплачивалась наличными, у нее было правило держать наличные в банке, а банковскую карту (на которой они лежали) тратить как угодно. Подозвав официанта и расспросив его о возможностях безналичной оплаты, Бейла обрадовалась, узнав, что новые хозяева не брезгуют кредитками. Отпустив официанта, девушка уткнулась в меню. Разновидностям кофе здесь была посвящена целая страница, многие названия девушка даже не знала: все они были записаны мелким наклонным почерком так, чтобы все 120 разновидностей могли уместиться на одной заламинированной странице меню. Бейла хотела попробовать все сорта, но рассудок остановил ее спонтанный порыв желания. Ее выбор остановился на ванильно-банановом мокко, девушка рассчитывала получить от этого напитка хоть какую-нибудь, пусть даже малую, толику радости, которая могла бы урезонить ее столь сильное негодование от этой мерзопакостной погоды дождливого Манхэттена. Подозвав к себе официанта, Бейла попросила к своему первому заказу добавить еще и овощной салат, заправленный винным уксусом. Подошедший к ней симпатичный мужчина лет тридцати с небольшим был крайне любезен и вежлив. В отличие от другого официанта, на входе, который просто подал ей меню и торопливо растворился в залах кафе, так же равнодушно обслуживая и других немногочисленных посетителей этого заведения. Обслуживающий ее официант ей сразу понравился. Как-то сразу в голову пришел вопрос: «Неужели этот приятный парень не нашел себе работы получше? Ведь с такой внешностью он мог бы стать лицом какой-нибудь рекламной компании, производящей элитный мужской парфюм». Официант будто бы услышал ее мысли, в очень деликатной форме он сказал ей:
– Работа в этом кафе здорово изменила мою жизнь! Своим служением людям я, можно сказать, возвращаю свой долг! – сказав это, он записал заказ Бейлы Гейл себе в блокнот и, откланявшись (что для девушки было так дико и непривычно, что от удивления ее глаза расширились, а рот самопроизвольно открылся), торопливо ушел.
Пока на кухне готовили ее заказ, Бейла думала о том, что могло бы быть, если бы Митч Рейнгадс не имел вредную привычку скрывать свое к ней вожделеющее чувство.
«Ведь имей он хоть малую толику смелости, он бы пригласил меня к себе домой… а вдруг любовница? Она может все испортить: если он ее еще любит, то о быстром взлете по карьерной лестнице можно и не мечтать… Или все-таки нет? А вдруг он сейчас в активном поиске? Хотя… нет… Взять на себя смелость воспитывать взрослого, да еще и капризного ребенка типа Митча Рейнгадса – выше моих сил. К тому же у меня нет особого на то желания заводить семью… Обуза – да и только», – пока девушка об этом думала, ее взгляд плавал по фотообоям, оставленным здесь еще от прежних хозяев. Яркие танцовщицы чарльстона привлекали ее своей веселой подчеркнуто-женственной игривостью; разливающиеся вдоль стен цвета их пышных платьев будто возвращали девушку в то далекое, безвозвратно утраченное прошлое, оставившее свой яркий след разве лишь только на старых фотографиях и не менее старинных кинопленках…
– Ваш заказ, мисс, – внезапный голос официанта отвлек ее от мыслей, девушка немного вздрогнула от столь неожиданного появления услужливого мужчины: в правой руке он держал серебряный поднос, на котором стояли горячая кружка с ванильно-банановым мокко и тарелка овощного салата. Все это официант с неподдельно-искренней улыбкой (словно страстно желал понравиться новой посетительнице) расставил перед Бейлой.
«Неужели он таким образом со мной флиртует?» – усмешливо подумала Бейла, однако эта мысль была ей очень приятна, девушка была бы не против ночного рандеву с этим молодым человеком.
Оттягивая наслаждение вкусом принесенного ей мокко и не слишком торопливо подъедая салат, Бейла и не заметила, как наступил вечер. Посмотрела в окно: дождя не было, улица почти свободна от прохожих, а шоссе не так загружено машинами. Расплатившись карточкой, Бейла собиралась уходить, как перед входом ее остановил тот самый официант, который обслуживал ее. Этот его порыв был скорее очередным актом вежливости, очевидно нарисованным на его приятном лице.
– Мисс, я прошу прощения, возьмите с собой наш рекламный буклет: взяв его и предъявив нам в следующий раз, вы получите от администрации нашего заведения хорошую скидку на все последующие посещения нашего кафе.
– Хм… – Бейла всегда относилась с сомнением ко всякого рода подобным акциям и раздаче рекламных листовок. Однако, услышав волшебное слово «скидка», девушка взяла буклет из рук симпатичного официанта, не став на нее смотреть, убрала к себе в сумочку. Остановивший ее официант удовлетворенно улыбнулся, открыл перед ней дверь и проводил ее взглядом на улицу.
Теперь Бэйла засомневалась, что обслуживающий ее официант всего лишь навсего лицемер, которому платят проценты, помимо обслуживания, еще и за раздачу листовок на входе. Впрочем, этот маленький инцидент был сразу же забыт. Бейла вышла на паркинг, где стояли такси, села в первую же свободную машину и велела водителю трогаться на улицу Роунвелл, в спальный район даунтауна…
По дороге домой девушка заказала по телефону доставку суши на дом; оператор обещал, что заказ с курьером будет доставлен не ранее чем через полчаса. Бейлу этот ответ вполне устраивал. Добравшись домой, девушка сразу же переоделась во все домашнее, под звуки телевизора села за ноутбук. Спустя каких-то двадцать минут девушка открыла дверь суши-курьеру, расплатилась с ним картой… Сделав несколько мелких дел по дому, Бейла удовлетворенно уселась перед телевизором, рядом с ней лежала сумочка, в одном из открытых отделений которой торчал корешок от рекламного буклета «Джонни Мо». Бейла не ожидала увидеть там что-то сверхординарное, кроме обещаний о скидках, богатого и разнообразного меню и слов о качественном обслуживании и прочего рекламного бла-бла-бла. Однако девушка несколько удивилась тому, что прочитала в этом рекламном проспекте (как раз под строчками о высоком уровне сервиса). Небольшое, всего на пару строк, объявление было обведено яркой, режущей зрение рамочкой: «Доставка диванов, грузоперевозки и качественная курьерская служба доставки грузов любой сложности». Бейла убрала листовку обратно в сумочку, решив, что заглянет туда еще один раз завтра после работы…
Поутру Бейла проснулась от какого-то совершенно дикого сна – девушка не помнила, чтобы когда-либо ей снились подобные кошмары. Этот был каким-то совсем уж настоящим, почти как в реальности, с теми же ощущениями, чувствами, правда, все же с одним нюансом – всегда можно проснуться и вернуться обратно в кровать, туда, где все эти ужасы уже не происходят. Бейле снилась страшная машина, которая ездит по ночным улицам города; ее огромные фары горят ярким желтым светом, а мотор жутко ревет от напряженной работы под закрытым ржавым капотом; лицо водителя сокрыто черным стеклом, видны только его одетые в перчатки руки. Бейле снилось, что она выходит на улицу необутой, в домашнем перевязанном поясом халатике. Ужасная машина подъезжает к порогу ее подъезда, дверь открывается, и девушка покорно залезает в запачканный черной золой салон. Водитель не оборачивается к ней лицом, сидит прямо, управляет баранкой руля. Подвозит ее к офисному центру (там, где она работает); машина паркуется на пустой автостоянке. Молча сидят, Бейла зачем-то смотрит в окно, наблюдает за размеренной жизнью ночного Манхэттена. Последним из офисного центра выходит Митч Рейнгадс, крайне хмурый и чем-то недовольный (впрочем, оно и не удивительно). Бейла указывает на него пальцем; водитель поворачивается к ней безликим, абсолютно черным лицом: глаза его горят ровным желтым светом, он кивает, как будто соглашаясь с ее выбором. Выскакивает из машины, не бежит, но как будто парит по ровному асфальту, как какая-нибудь ужасная тень. Бейла наблюдает за всем со стороны, а спящей Бейле становится плохо, она слышит свое неровное, прерывистое дыхание, хочет проснуться, но не может – слишком это все затянулось. Бейла из сна видит, как водитель-тень залетает ничего не подозревающему Митчу Рейнгадсу за спину и уносит его высоко во тьму. Потом отпускает. Его громкий предсмертный крик обрывается на ровной поверхности асфальта. Бейла из сна удовлетворенно улыбается, даже смеется, черная тень тащит за руку мертвое тело Митча к машине, бесшумно кладет его в багажник, закрывает на ключ. Далее следуют какие-то формальности, тень просит Бейлу подписать какую-то бумагу, дает ей шариковую ручку, девушка подписывает не читая, отдает документ в руки водителя. Выходит из машины, провожает взглядом удаляющиеся в ночь желтые огни.