bannerbannerbanner
День пришельца (сборник)

Виталий Забирко
День пришельца (сборник)

Полная версия

Девушка тоже молчала, бережно придерживая на коленях картонную коробку, и тогда разговор начал я.

– Сергей. Можно Серёжа, – представился я и решился, как она, перейти на «ты»: – А тебя как зовут?

– Меня? – Девушка почему-то замялась. – Меня зовут Лиайя.

Имя она произнесла каким-то другим, будто не своим голосом. Словно птичка пропела, и я толком не уловил сочетание гласных.

– Лия? – переспросил я.

– Можно и Лия, – разрешила она.

– Далеко до Бубякина?

– Нет. Сейчас будет луг, а дальше… Дальше, если не соврал, что тебя пригласили, нас пропустят.

– А если соврал? – фыркнул я.

– А если соврал, то останешься на лугу, а я пойду пешком.

Я недоумённо пожал плечами, хотел поинтересоваться, что за «цыплят» она везёт в картонной коробке, но в это время дорога вывела нас из леса на небольшой, с половину футбольного поля, луг, поросший высоким густым разнотравьем. Противоположную сторону луга полностью закрывал плотный туман, росистая трава серебрилась в лучах солнца, и у меня захватило дух.

– Красиво здесь… – непроизвольно вырвалось у меня.

– Да, – согласилась Лия, – красиво.

И только тут я заметил, что узкая колея, в которую не вписывался «хаммер», заканчивается точно посреди луга, упираясь в высокое нетронутое разнотравье. Однако затормозить не успел. Мотор внезапно заглох, и машина остановилась у самой кромки нехоженой травы сама по себе, без моего участия.

– Чёрт! – выругался я, покрутил ключ зажигания, но это не помогло. Я бросил взгляд на приборную доску и обомлел. Все стрелки стояли на нуле. Можно допустить, что в аномальной зоне расширившегося Кашимского треугольника аккумулятор разрядился в одно мгновение, но как могло в одно мгновение испариться горючее, которым я залил полный бак на заправке у мотеля «91-й км»?!

– Да что здесь происходит? – возмутился я.

– Бар и Бос нас встречают, – загадочно пояснила Лия.

Справа от машины из высокой травы торчали две собачьи головы. Белой короткошёрстной дворняжки и чёрной кудлатой, также беспородной, собаки. Они сидели рядышком, едва не вплотную, и в упор смотрели на нас. Торчащие розовые уши белой собаки слегка подрагивали, кудлатые варежки ушей чёрной висели неподвижно.

Я не понял, какое отношение собаки имеют к остановке машины, но всё же спросил:

– Почему Бар и Босс? Точнее было бы Босс и Бар.

Лия удивлённо посмотрела на меня.

– Босс всегда и везде главный, – пояснил я.

Лия усмехнулась, опустила стекло и выглянула из машины.

– Привет, Барбос. Ты нас пропустишь? – обратилась она к собакам.

Собаки повернули друг к другу головы, дружно вздохнули, затем встали и так же дружно, бок о бок, потрусили по лугу в туман, сбивая росу и оставляя за собой тёмную полосу мокрой травы. И я увидел, что это не две собаки, а одна, но с двумя головами. Причём туловище покрывала рыжая прямая и длинная шерсть.

– М-да… – оторопело протянул я. – И кто же из них кто?

– В каком смысле? – не поняла Лия.

– Какая из голов Бар, а какая Бос?

– Не знаю, – пожала плечами Лия.

– А кто знает?

– Никто, даже сам Барбос. Разве это важно? Они равноправны.

Наконец я пришёл в себя и покрутил головой.

– Не удивлюсь, если у Барбоса есть пятая нога…

– Есть, – подтвердила Лия. – Но он ей не пользуется.

Вопреки моему утверждению, что не удивлюсь, ответ меня сразил, и я не нашёлся, что сказать.

– Поехали, – предложила Лия.

Я глянул на приборную доску и увидел, что бак у меня почти полный, а аккумулятор заряжен.

– Куда? – машинально спросил я, вспомнив сплошную стену высокого разнотравья перед капотом.

– А ты разве не видишь?

Я перевёл взгляд на лобовое стекло и увидел – куда.

Глава вторая

С косогора деревня Бубякино смотрелась как на ладони. В живописной долине посреди леса стояло с десяток аккуратных, как на картинке, домиков с ухоженными квадратами огородов и палисадами у фасадов. Дорога спускалась с косогора и заканчивалась широким кругом утрамбованной земляной площадки напротив современного двухэтажного особняка, на крыше которого располагалась большая тарелка спутниковой связи. Посреди площадки стоял покосившийся столб, густо облепленный стрелками-указателями на всевозможные направления и от этого похожий на модернистский памятник одуванчику. Накренившемуся одуванчику.

Деревня напоминала элитный посёлок, каких сейчас немало понастроено в Подмосковье, но откуда такое образцово-показательное чудо в российской глубинке? И ещё что-то с деревней было не так, но что именно, я понял не сразу, очарованный природной красотой долины. Лишь когда повёл «хаммер» по дороге с косогора, заметил, что на крышах домов отсутствуют дымовые трубы и нигде нет столбов электропередачи. Неужели потёмкинская деревня? Как тогда с этим согласуются ухоженные огороды?

– Высади меня у гостиницы, – попросила Лия, указав глазами на двухэтажный особняк.

Я кивнул и подвёз её к калитке палисада у особняка. Рядом с калиткой, среди кустов цветущих роз стояла открытая беседка, в которой за столом с самоваром сидели благообразный старик с дородной старухой и, отдуваясь, пили чай из блюдец. На скамейке рядом со стариком стоял граммофон с огромным раструбом, но музыка не играла. Скорее всего, граммофон был бутафорией, как и стоптанный сапог на самоваре.

Вывеска над входом в гостиницу гласила, что она, ни много ни мало, называется «Перекрёсток миров», а под названием, как на этикетке выдержанного коньяка, поблёскивали пять звёздочек. Так я и поверил в пятизвёздочность гостиницы! Любят в российской глубинке пустить пыль в глаза, и далеко за примерами ходить не надо. В тех же Мщерах у рынка стоит обшарпанный киоск с претенциозным названием «Мини-супермаркет».

Лия выбралась из машины, я достал тележку, хотел помочь установить на неё коробку с «цыплятами», но девушка от помощи отказалась. Сама поставила коробку на тележку, прикрепила ремнями и вошла в калитку.

– Добрый день, хозяева! – поздоровалась она со стариками.

– И тебе день добрый, гостюшка званая, – кивнул старик. Пышная шевелюра и окладистая борода походили на ком белоснежной ваты, в которой невозможно разглядеть ни единого волоска. На старике были холщовая косоворотка, чёрные сатиновые штаны в полоску, а на бабе – сиреневый сарафан, белый передник, на голове красный в белый горошек платок. Лица у обоих были добрые, румяные, без единой морщины, и этим хозяева напоминали деда с бабой с книжных иллюстраций детской сказки о Колобке.

– И как тебя зовут, красна девица? – поинтересовалась старуха.

«Зелёна девица», – поправил я про себя, захлопнул дверцу «хаммера» и вошёл в калитку вслед за Лией.

– Лиайя, – снова странно, сглаживая гласные звуки, пропела моя попутчица и добавила уже нормальным голосом: – Мне должны были забронировать номер.

Старик со старухой переглянулись и дружно кивнули.

– Есть такой заказ, – сказал старик. – Нумер восемьсот шестьдесят седьмой на восьмом этаже. Проходи, гостюшка дорогая!

Я посмотрел диким взглядом на старика со старухой, на двухэтажный особняк. Под крышей, окнами на противоположную сторону, могла размещаться мансарда, которую с некоторой натяжкой можно считать третьим этажом, но где ещё пять? И потом, судя по количеству окон, на одном этаже могло находиться не более десятка комнат, откуда тогда шестьдесят семь?!

Лию это нисколько не смутило.

– Благодарствую, – сказала она, протащила за собой тележку к крыльцу, подняла её и скрылась вместе с тележкой за дверью.

Н-да… А я было подумал, что Лия местная… Цыплят для развода с фермы везёт… Или индюшат… Барбоса знает… А оказывается, что она такая же пришлая, как и я. Мало того, для неё номер в гостинице забронирован, и её, в ватнике, резиновых сапогах и с грязной картонной коробкой, полной индюшат, радушно принимают…

– День добрый, молодой человек, – поздоровался дед, шумно прихлёбывая из блюдца. – Чаю не желаете?

– С вареньем, с баранками? – добавила баба.

Я оторвал взгляд от крыльца и перевёл на хозяев гостиницы. Они радушно улыбались, глаза лучились добротой. Бабка гостеприимно подвигала по столику вазочку с вареньем и блюдо с горкой сухих бубликов.

– Спасибо, не желаю, – вежливо поблагодарил я. – Желаю остановиться в гостинице.

Дед с бабой удивлённо переглянулись и снова посмотрели на меня. Улыбки с губ не исчезли, радушия в глазах нисколько не убавилось, но они молчали, явно ожидая от меня продолжения.

Я вспомнил, что говорила Лия, и представился:

– Сергей.

Имя не произвело впечатления.

– Сергей Владимирович, – добавил я отчество.

– Дормидонт Александрович, – приосанился дед.

– Александра Дормидонтовна, – представилась бабка.

Я недоверчиво перевёл взгляд с деда на бабку. Шутят они здесь так или говорят серьёзно? По радушным улыбкам, будто застывшим на лицах, я не смог определить и тогда достал паспорт и протянул деду.

– Вот, пожалуйста, если не верите.

Дед взял паспорт, отодвинул от себя на вытянутую руку, полистал, посмотрел, но мне почему-то показалось, что дальнозоркость у него наигранная.

– Сергей Владимирович Короп, – медленно, по слогам прочитал дед, закрыл паспорт, протянул бабке и спросил: – Тебе это нужно?

Бабка отрицательно покачала головой. Дед вернул мне паспорт и снова предложил:

– Так как насчёт чаю? Присаживайтесь, не стесняйтесь!

Никогда прежде я не сталкивался со старческим маразмом и не знал, как он проявляется. Неужели так?

Я сунул паспорт в карман и терпеливо, как детям, начал объяснять:

– Я получил приглашение на праздник…

– Так… – дружно закивали дед с бабкой.

– Приехал…

– Так…

Дед с бабкой гостеприимно улыбались, в глазах лучилось понимание ситуации, но они упорно ждали чего-то ещё.

– Хочу остановиться в вашей гостинице…

 

– Так…

– У вас есть свободные номера? – в конце концов не выдержал я их «понимания ситуации».

Наконец-то до них дошло. Дед с бабкой переглянулись, и бабка сокрушённо сообщила:

– К сожалению, мил человек, все нумера давно забронированы.

– И Сергея Владимировича Коропа в списке нет… – добавил дед и в очередной раз предложил: – Садитесь с нами чай пить!

Предложение я проигнорировал.

– И что же мне теперь делать?

– Пить чай! – дружно заявили дед с бабой.

– Я имел в виду, где мне теперь ночевать? – досадливо поморщился я и кивнул на громадное бревно, лежащее вдоль штакетника с наружной стороны: – Не на завалинке же?

– Что ты, милок! – всплеснула бабка руками. – Зачем на завалинке? На ней разве что Василий иногда спит, когда домой с устатку дойти не может. А переночевать это не проблема. Ты к Кузьминичне на постой попросись, она всех пришлых принимает.

– А где эта Кузьминична живёт?

– Он что, хочет, чтобы ему Кузькину мать показали? – спросил дед у бабки.

– Ты чего, дед? – возмутилась бабка. – Не Кузькина мать ему нужна, а внучка Кузькиной матери. – Она повернулась ко мне и расплылась в улыбке: – Дык первая изба сразу за углом.

– И на том спасибо, – кивнул я и вышел в калитку, посмеиваясь про себя. Изначально под выражением «Куськина мать» подразумевалась собака – матёрая сука, готовая всех порвать за своего кусачего щенка. Но в мире нет ничего устоявшегося, и интерпретация из Куськиной матери в Кузькину мать давно стала обиходным выражением. Поэтому я ничему не удивлялся. Значит, такова у Кузьмы была мать. Против народной мудрости не возразишь, не попрёшь.

– Молодой человек! – окликнул дед. – Вы свой рыдван за гостиницу поставьте, пока там место есть. А то сейчас, – он махнул рукой в сторону косогора, – ещё гости будут.

Из леса на косогоре донеслось приглушенное тарахтение трактора. Довёз-таки Вася-тракторист «летающую тарелку» карлика.

– Что ты, дед, мелешь? – возмутилась бабка. – Василий не скоро привезёт гостя. Вечером только. Так что, мил человек, присаживайтесь, чайку попейте…

– Спасибо, нет, – отказался я, залез в свой «рыдван», развернулся и поехал за гостиницу.

Когда я завернул за угол особняка, то понял, почему дед советовал пораньше припарковать машину за домом. Большая площадка за гостиницей была заставлена всевозможными летающими, бегающими, прыгающими и ползающими моделями аппаратов пришельцев. Здесь были модели паукообразных аппаратов, передвигающиеся на восьми и более лапах, обтекаемые каплеобразные амфибии, космические корабли-трансформеры, какие-то кубы, параллелепипеды, шары и, само собой, тарелки, тарелки и ещё раз тарелки. Естественно, летающие. Некоторые модели были сделаны основательно, с душой, и их легко было принять за настоящие, некоторые – абы как, и казалось, что они развалятся от первого прикосновения. Верхом полного абсурда выглядел обыкновенный велосипед с притороченными к раме крыльями из деревянных реек, обтянутых вощёной папиросной бумагой. На одном крыле красной краской было написано «Осоавиахим», на другом – «СССР». Крылья у велосипеда смотрелись как пятое колесо у телеги. Либо как пятая нога у собаки… Гм, да… Я вспомнил Барбоса. Дурдом полный. Здесь не только люди маразматики, но и животные уроды.

На косогоре дико взревел трактор, я оглянулся и увидел, как с круто наклонившегося прицепа соскользнул макет летающей тарелки и, подпрыгивая на кочках, устремился вниз по склону, оставляя за собой широкий след примятой травы. Из следующей за трактором милицейской машины выскочил карлик и, потрясая тростью, заорал не своим голосом. Вася-тракторист выбрался из кабины трактора и принялся оправдываться, сокрушённо разводя руками. Летающая тарелка скатилась по склону и замерла у подножья косогора, совершив в своей жизни первый и, быть может, последний не совсем удачный полёт. Тем временем милиционер быстренько развернул машину, выключил мигалку и скоропостижно ретировался, посчитав миссию сопровождения законченной. Что карлик со своей летающей тарелкой, что Вася-тракторист надоели ему хуже горькой редьки. И ведь права оказалась бабка Дормидонтовна, что Василий доставит гостя только вечером! Просто-таки прорицательница, несмотря на маразм.

Я достал из салона чемодан, запер дверцы «хаммера», поставил машину на сигнализацию, затем обогнул гостиницу и увидел, как по голой утрамбованной площадке неспешной трусцой бежит Барбос о двух головах: левой – чёрной и правой – белой. Приблизившись к покосившемуся деревянному столбу с указателями, пёс задрал левую заднюю ногу и окропил его. Белая голова повернулась к чёрной и обиженно тявкнула. Чёрная голова тяжко вздохнула, Барбос обошёл столб с другой стороны, поднял правую заднюю ногу, снова окропил его и теперь уже, исполненный достоинства, потрусил прочь по своим собачьим делам. Равноправие, ничего не попишешь… И не пописаешь. А вот пятой ноги я у Барбоса так и не увидел.

Из любопытства я подошёл к столбу, посмотрел на указатели и понял, что столб покосился не сам по себе или по вине пьяного Васи-тракториста, а наклон на север был строго выверен на Полярную звезду, что подтверждала надпись на стрелке-указателе, венчавшей столб, как наконечник копья: «Polaris A – 430 световых лет».

Я начал читать надписи и понял, что к празднику, Дню Пришельца, в Бубякине готовились долго и основательно. Каких только надписей здесь не было: «Денеб – 3260 световых лет», «Мицар – 78 световых лет», «HD 179 949 – 90 световых лет»… На указателе «ЕН 7031» вместо световых лет было почему-то указано расстояние в 150 парсеков. Были здесь и совсем непонятные названия звёзд, состоящие из одних знаков препинания, а одно название обозначалось нотами. Вертикально вверх смотрел указатель, прикреплённый к столбу на шарнире, и на нём было написано: «Далёкий Космос – 90 км». Ну, это нам уже известно. Час езды на машине… На этой географической широте, естественно.

Я вспомнил, что мотель на трассе Ворочаевск – Усть-Мантуг, в котором останавливался на ночь, назывался «91-й км». Случайное совпадение или…?

Столб внезапно дрогнул и, скрипнув, едва заметно провернулся по оси против вращения Земли. Повернулись и все указатели, и только стрелка на шарнире сдвинулась в противоположную сторону, продолжая, как поплавок, указывать вертикально вверх на близкий «Далёкий Космос».

Я ошалело посмотрел под ноги. Никакого устройства, вращающего столб, не было. Обыкновенная земля, разве что слегка увлажнённая Барбосом.

– Молодой человек! Сергий свет Владимирович! – позвала бабка из беседки. – Поди-ко к нам, чайку попей!

«Дался мне ваш чай!» – в сердцах подумал я, тупо глядя на основание столба. Затем тряхнул головой, взял себя в руки, обернулся и вежливо отказался:

– Спасибо, как-нибудь в другой раз.

– Чай у нас липовый, варенье смородиновое… – продолжала зазывать бабка.

– Мы и музыку заведём… – подключился дед.

Послышался ритмичный скрип пружины граммофона.

Я развернулся и молча зашагал к избе Кузьминичны. Точнее, внучки Кузькиной матери. Из-за спины донеслось шипение иголки по граммофонному диску.

«Сейчас грянет что-нибудь вроде “У самовара я и моя Маша…” – подумал я. – Точнее, не Маша, а Саша. Александра Дормидонтовна».

 
Жили-были дед и баба,
Ели кашу с молоком.
Рассердился дед на бабу —
Хлоп по пузу кулаком!
И-и-и-и-и-эх!!!
 

«Ну, естественно, – подумал я. – Какие ещё там дед с бабой из сказки о Колобке? Они не такие, они во-он какие… Только не кашу с молоком едят, а чаи гоняют. Со смородиновым вареньем… И по пузу хлопают… Кулаком». Как можно хлопать кулаком, я не представлял.

Изба за углом гостиницы оказалась приличным одноэтажным коттеджем европейского образца, и только белые занавески с вышитыми крестиком красными петухами за стеклопакетами окон красноречиво свидетельствовали, что я всё же нахожусь в России. У большого деревянного стола на двух массивных колодах, стоймя вкопанных в землю возле крыльца, сидела пожилая женщина в простоватом платье, беленькой косынке и кухонным ножом споро крошила баклажаны, доставая их из ведра с водой, а крошево ссыпала в огромную миску.

Я остановился у калитки, поставил на землю чемодан.

– Добрый день! Не подскажите, где найти Кузьминичну?

Женщина оторвалась от своего занятия, подняла голову:

– День добрый, молодой человек. Я – Кузьминична.

Взгляд у неё был приветливый, но, к счастью, ничего общего со сказочными персонажами в её лице не было, и у меня отлегло от сердца. Обычная женщина, хотя и внучка Кузькиной матери.

– На постой не возьмёте?

– Отчего ж не взять такого молодого да пригожего? – усмехнулась Кузьминична, отложила в сторону кухонный нож, встала из-за стола, вытерла руки о передник. – Да вы проходите, не стесняйтесь.

Я поднял чемодан, открыл калитку, прошёл по дорожке, вымощенной серым кирпичом, к крыльцу.

– Звать-то вас как? – спросила она.

– Сергей.

– А по батюшке?

– Стоит ли? – смутился я, намекая на нашу разницу в возрасте.

– Как это не стоит? – не согласилась Кузьминична. – Вы ж городские, не то что мы, деревенские…

Мимо воли я глянул на коттедж. М-да… Многим городским бы так жить. Мне, в частности.

– Владимирович.

– Хорошее имя у вашего батюшки. Знавала я одного с таким именем. Умный был… А сынок его, Ярослав свет Владимирович, ещё мудрее батюшки оказался…

Я поник. И эта туда же… Да что они здесь все – из дурдома сбежали? Хозяева гостиницы на сказках чокнулись, а эта – на Древней Руси? Хотелось в сердцах отпеть, что, мол, и я знал одного Кузьму, точнее, его матушку. Кузькину мать то есть. Всё же, решив не нарываться, я благоразумно сдержался и постарался уйти от скользкой темы. Я-то имел в виду фольклорную Кузькину мать, а не настоящую.

– Сколько за постой возьмёте?

– За постой? – Кузьминична задумалась, поджала губы, пытливо вглядываясь мне в глаза: – Ну… Рублёв сто не много будет? – осторожно поинтересовалась она.

Я недоумённо глянул на особняк. Это куда же она меня на постой определит за такие деньги? Не на сеновал, случайно?

– Само собой за эти же деньги столоваться будете, – принялась оправдываться Кузьминична, неправильно истолковав мою заминку. – Кормить буду, потчевать…

С каменным лицом я молча достал портмоне, вынул пятьсот рублей и протянул ей.

– За пять дней.

Кузьминична растерянно покосилась на деньги, взяла чуть ли не со страхом, и тогда я понял, что она просила сто рублей за всё время проживания. Чёрт побери, куда я попал?! Что это за привилегированный филиал дурдома?!

– Идёмте, я вам горницу покажу, – смущённо предложила Кузьминична, неловко спрятала деньги в карман фартука и повела меня в дом.

Больше я ничему не удивлялся. Ни европейской отделке «горницы», ни полам с подогревом, ни водяному матрасу на кровати, ни джакузи в ванной комнате. Ни тому, откуда здесь электричество, водопровод и канализация. Впрочем, одно обстоятельство удивило. Отсутствие телевизора и телефона. А в остальном… Устал я удивляться. Было две версии: первая – я попал в лечебницу для элитных душевнобольных, вторая – кто-то затеял грандиозную мистификацию. В первую версию не верилось, а во вторую… Вторая тоже была под большим сомнением. Это какие же деньги надо вложить, чтобы такой посёлок отгрохать ради забавы?! По силам разве что какому-нибудь олигарху… Но это вряд ли. Не так-то уж много в России олигархов, а те, кто есть, выше футбола в своих стремлениях не поднимаются. Да и в случае футбола всё больше под себя гребут. Сейчас мецената днём с огнём не сыщешь, одни спонсоры. И опять же вопрос – зачем? Олигархи чудить не любят.

– Сергий свет Владимирович, вас горница устраивает? – вывела меня из размышлений Кузьминична.

– И Серёжу устраивает, и Свету Владимировну… – скаламбурил я, но, похоже, Кузьминична не поняла. Я задержал взгляд на коробке кондиционера и спросил: – Окна открывать можно?

– Почему нельзя? Конечно, можно, – заверила Кузьминична, и мне почему-то показалось, что о назначении кондиционера она не догадывается. Стоит себе коробка, ну и пусть стоит. Чей же это дом тогда?

– …Что ж, располагайтесь, не буду мешать, – попятилась к двери то ли хозяйка, то ли прислуга, пускавшая в дом постояльцев, пока хозяева отсутствовали. – Чай, обедать когда изволите?

– Чай не буду, – опять скаламбурил я, – а обедать… Часика через два. Помыться хочу с дороги, отдохнуть.

– Лёгкого пара добру молодцу! – пожелала на прощанье Кузьминична и закрыла дверь.

Оставшись один, я распаковал чемодан, развесил вещи в шкафу, разделся и прошёл в ванную комнату. Полочки в ванной комнате были заставлены всевозможными шампунями, кремами для бритья, одеколонами и духами. М-да, сервис для пятисот рублей, прямо сказать, ошеломляющий.

 

В джакузи я залезать не стал, а принял душ. Вытираясь полотенцем, вышел в комнату, открыл окно. Кузьминичны в палисаднике не было, исчезла со стола и громадная миска с нарезанными баклажанами. Наверное, хозяйка перебралась на кухню, где и продолжила заниматься, судя по объёму миски, зимними заготовками. Я с сомнением оглядел комнату. При таких-то хоромах, да зимние заготовки? Неувязочка получается…

Со стороны гостиницы приглушённо шипел граммофон, и хриплый голос в сопровождении не менее хриплой музыки задорно пел-выкрикивал: «Лучше выпить пару чая!..» Чего именно пару: стаканов, чашек – в песне не уточнялось. У подножья косогора тарахтел трактор, и Василий-тракторист под чутким руководством карлика пытался взгромоздить на прицеп летающую тарелку. То ли грузчик из Василия в подпитии был никакой, то ли руководство – недостаточно чутким, но у них ничего не получалось. К столбу с указателями вновь подошёл Барбос и вновь окропил его с двух сторон. Только теперь вначале задрал правую заднюю лапу, чем вызвал недовольное ворчание чёрной головы, а затем левую. Столб скрипнул и слегка провернулся по оси. Неужели Барбос его поливает, чтобы легче вращался?

Я отошёл от окна, сел на кровать. Надо бы позвонить шефу… Напрямую ему ничего говорить нельзя, а вот завуалированно подготовить… Мол, доехал нормально, спасибо за машину… Пока ничего существенного, но есть интересные намётки… В частности, изменение конфигурации аномальной зоны Кашимского треугольника…

Однако когда я попытался вызвать шефа по мобильнику, ничего не получилось. Нет, не высвечивалось на экране «Абонент недоступен» или «Номер заблокирован», происходило нечто непонятное. То после набора первых же цифр шли короткие гудки, то вдруг я вклинивался в чей-то разговор, то диктор какой-то радиостанции начинал вещать новости или сводку погоды. Я не отступался и всё пробовал, пробовал… Пока из телефона шепелявым голосом не грянула песня: «У самовара я и моя Маша…»

Дождался-таки! Я очумело уставился на мобильник, перевёл взгляд на окно и не смог понять, откуда звучит песня. Тогда я отключил мобильник, улёгся на кровать и закинул руки за голову. Почти так же, как мобильник, работал в аномальной зоне и навигатор глобальной системы позиционирования. Он не отключался, но точка нахождения машины на местности прыгала по экрану как мишень в простенькой компьютерной игре «Охота на зайца». Да, но зачем тогда на крыше гостиницы стоит антенна спутниковой связи? Бутафория? Или… Или всё, что происходит с мобильником и навигатором, не имеет никакого отношения к аномальной зоне Кашимского треугольника, а целиком и полностью зависит именно от спутниковой антенны? Выходит, всё-таки мистификация? Но кому это нужно и зачем? То, что наши олигархи на такое не пойдут, я понял давно. Видел, как тряслись руки и горели глаза нефтяного магната Алтуфьева, когда он перебирал осколки Адычанского метеорита. Вот уж правильно говорят: «Руки загребущи, глаза завидущи…» Но если это всё-таки мистификация, то затеяна она отнюдь не ради меня.

Я начал анализировать странности сегодняшнего дня и практически всему нашёл объяснение. Напустить в лесу туману – не проблема, и на нагретую солнцем дорогу он выползать не будет, если использовать жидкий азот. Спрятать в землю мотор, который вращает столб с указателями, – это совсем просто. В цирке с помощью зеркал прячут тело человека, оставляя на столе одну голову, аналогичным образом легко и «глаза отвести» с развилки на Бубякино… Зеленоватокожая Лия, Кузьминична, Дормидонт Александрович и Александра Дормидонтовна – обычные артисты, играющие свои роли… Вот двуглавый пёс Барбос – это да. Это круто. Но в кунсткамере и не такие монстры замаринованы в банках с формалином. Разве что не поддавалась объяснению остановка «хаммера» на лугу… Если не предположить, что в картонной коробке Лии находились вовсе не цыплята, а мощный высокочастотный разрядник. При импульсном разряде в результате электромагнитного резонанса стрелки всех приборов падают на нуль, и, естественно, аккумулятор не даёт искры…

Я перебирал в голове казус за казусом, находил вразумительные объяснения, всё больше успокаивался и не заметил, как задремал. В дрёме мне привиделось чёрт знает что. Будто бы я волшебным образом перенёсся в Киевскую Русь, и водит меня по хоромам княжеского терема ключница в древнерусских одеждах и с лицом Кузьминичны, всё показывает да рассказывает, а между делом с усмешкой выговаривает: «Эх, ты дурачина-простофиля! Ты ж кого это за моих знакомых принял?! Знакомец мой, Владимир – это не князь, а конюший нашего князя, удалой молодец, Копытом прозванный… А сынок его, Ярослав, постельничим был. Головастый мужик, перину пуховую придумал, за что его за глаза Мудрым прозывали…» Под конец Кузьминична-ключница неожиданно пропела ангельским голоском: «Серёжа свет Владимирови-ич! Откушать не изволите?!»

Я проснулся и никак не мог понять, приснился ли мне зов, или на самом деле прозвучал из открытого окна.

– Серёжа свет Владимирович… – снова донеслось из окна. – Кушать не изволите?!

Вскочив с кровати, я бросился к окну и выглянул.

Вечерело. Покрасневшее солнце зависло над горизонтом, в низине вдоль косогора стелились тонкие нити тумана. В воздухе пахло листвяной прелью и… странно, почему-то дыней. Не вызревают здесь дыни, откуда тогда запах? Привозная, что ли? Музыка со стороны гостиницы не звучала, было по-хорошему тихо, и только где-то из-за угла несмело тренькал сверчок. Летающая тарелка карлика, скатившаяся к подножью косогора, исчезла, трактор тоже. Справился-таки с задачей Василий.

– Сергей Владимирович, – с укором сказал голос Кузьминичны, – чай, ужин стынет…

Я посмотрел из окна налево и увидел хозяйку дома в нарядном сарафане и ярком цветастом платке. Она сидела у стола, застеленного белой, вышитой, как и занавески на окнах, красными петухами скатертью, на которой, как на самобранке, были расставлены блюда крестьянского разносола. При виде румяных пирогов мне так захотелось есть, что позабыл скаламбурить насчёт стынущего чая.

– Пять минут, Кузьминична, оденусь… – пообещал я и принялся натягивать джинсы. И всё же, как ни хотелось есть, пока одевался, думал не о пирогах, а о своём странном сне. К чему бы мне снилась Древняя Русь? Как уфологу, мне приходилось сталкиваться с толкованием сновидений, и шеф даже заставил прослушать платный курс лекций по сновидениям у психоаналитика. Так что по этой части я достаточно подкован – по крайней мере, чтобы анализировать подсознательные видения. А вот в истории Древней Руси я не силён… Не уверен, но, кажется, Ярослав Мудрый не был Владимировичем, и давно забытое знание выразило в подсознании протест таким вот сном… Или всё-таки был? Но если предпосылка верна, тогда многое объясняется… В том числе почему Кузьминична предстала в качестве ключницы – задавал же я себе вопрос, чей это коттедж? Одно, пожалуй, не объяснить – почему во сне я был твёрдо уверен, будто Кузьминична жила тысячу лет назад в Древней Руси? В принципе, любой сон можно разложить на составляющие, проанализировать их, дать соответствующую оценку, найти связь с реальными событиями и переживаниями… Да толку-то с этого? Толковать сновидения можно по-разному, и это главное, что я вынес после прослушивания курса лекций о сновидениях и о чём не преминул поставить в известность шефа, что он зря деньги на ветер выбросил, заплатив за лекции по психоанализу для своих сотрудников. Уфология и то гораздо более точная наука, чем толкование сновидений.

– Серёжа свет Владимирович… – в очередной раз пропел из окна голос Кузьминичны.

– Бегу!

Я набросил на плечи куртку и выскочил из горницы на крыльцо. Кузьминична, черпая половником из супника, наливала щи в большую тарелку.

– Щец бабы Кузьминичны отведай, – сказала она. – Зелёных, со сметаной…

Не скупясь, она деревянной ложкой зачерпнула из крынки густую сметану и положила в тарелку. Я сел за стол, взял ложку. Зелёные щи на цвет были фиолетово-синими.

– Кушайте, кушайте, Серёженька… Вот, с пирогами-то с грибами…

Кузьминична придвинула ко мне блюдо с румяными пирогами.

С некоторой предосторожностью я попробовал щи и неожиданно понял, что вкуснее мне едать не приходилось. Я размешал сметану и, нимало не стесняясь, принялся мести всё подряд за обе щёки. Сам от себя не ожидал, что так проголодался. Только когда вычерпал тарелку до дна, обратил внимание, что ем один, а Кузьминична сидит напротив и, подпёрши голову ладонями, умилённо смотрит на меня.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25 
Рейтинг@Mail.ru