Влад Борисов
Смальта
Пролог
Летний день, настоявшийся на жарком солнце, уже давно угас, растворив накопившееся тепло в сером камне тротуаров, угрюмом кирпиче невысоких строений и в скользкой от выпавшей росы булыжной мостовой, подменяющей местами потрескавшейся асфальт.
Уличные фонари светили через один или не светили вовсе, подтушевывая таинственным мраком углы домов, замазывая проулки между ними пугающей чернотой. Темнота отражалась в холодном блеске окон домов, отсвечивающих в тусклом свете робкой луны, затерявшейся в перине облаков. Лишь кое-где, подсвеченные изнутри желтым светом, они освещали небольшое пространство перед собой на радость ночным мотылькам и прочей ночной живности, танцующей под стеклом.
В это время улицы пустеют, и город погружается в тихий спокойный сон, чтобы снова встретить раннее утро досыпающими на ходу пешеходами и раздражающим слух тарахтеньем автомобильных двигателей.
Но, если бы кто-нибудь выглянул в окошко, то с удивлением заметил бы семенящую по улице тучную фигуру в помятом сером костюме. Она двигалась, стараясь придерживаться тени домов, перебегая между ними быстрыми мелкими шажками, явно надеясь остаться незамеченной. Торопясь и оглядываясь, толстяк переставлял ноги, стараясь создавать как можно меньше шума.
Одна рука его свисала безжизненной плетью и была темнее, чем другая, зажимающая над ней плечо. С рукава капали редкие черные капельки, оставляя еле заметный след на пыльном камне.
Наконец, он достиг противоположной стены и замер, прижавшись к ней спиной. Весь его вид выдавал борьбу двух чувств: настороженности, граничащей с испугом, и боли, терзающей неподвижную руку. Его одолевала одышка, и ему казалось, что тяжелое дыхание способно разбудить весь город. Но город равнодушно спал.
– Кто-нибудь! – неожиданно тонким голосом крикнул толстяк. – Эй! – он ударил по стеклу, заставив его отозваться глухим звуком.
Он ударил еще, надеясь разбить его, чтобы хрустальный звон огласил окрестности, чтобы обыватели вынырнули из своего уютного мирка и увидели то, что видел он. Но стеклопакет выдержал, отозвавшись болью в костяшках плотно сжатого кулака.
Толстяк вытер пот и поморщился от боли. Прижался щекой к щербатой кладке проступающего сквозь штукатурку старого кирпича и постарался успокоиться. Неровности стены неприятно вдавились в висок и пухлую щеку, но терпеть это было проще, чем пульсирующую боль в руке. От стены исходил глубинный холод, позволяющий прийти в себя и собраться с мыслями.
«Морозит, как от склепа…» – почему-то подумалось ему, заставив отшатнуться и окинуть взглядом дом, который только что подпирал щекой. Ничего особенного… для архитектуры этого городка. Старинное строение лохматых веков, коих здесь было не так уж и мало, да еще новоделы, стилизованные под старину, придавали городку сдержанный колорит древности, или винтажности, как заметил кто-нибудь на новоязе, напитавшимся сверх меры англицизмами. Например, так могла сказать его дочь.
Дочь… Толстяк лихорадочно стал шарить по карманам и из одного из них выпал большой белый платок с красивой вышивкой по краю. Подарок. Самый последний… «Зато не носки», – смеялась та, зная, что подарила ему жена.
Боль снова напомнила о себе, и толстяк принялся быстро стаскивать с себя пиджак. Скинув его с руки прямо под ноги, он разорвал на плече пропитавшуюся кровью рубашку, и перед ним открылась широкая багровая рана. Очистив ее от кусочков ткани, он сложил в несколько слоев платок, приложил к плечу и прижал подбородком. Сдернул с шеи галстук и, помогая себе зубами, сделал импровизированную тугую повязку.
Смекалка и ловкость, с которой удалось это проделать, привели его в хорошее настроение.
– Главное, не опускать руки, – подмигнул он себе и качнул головой, стряхивая капельки пота, нависающие с бровей. – Меня так просто не возьмешь…
Голова стала проясняться, и первая дельная мысль, что пришла на ум – это крик о помощи, который способен разбудить обывателя. Правильный крик. Бесполезно кричать «Помогите!», потому что большинство людей инертны и пугливы. Они даже близко не подойдут к окнам, чтобы узнать, что случилось. Другое дело….
– Пожар! – закричал толстяк окрепшим голосом. – Гори-и-и-м!
Набрав в грудь воздуха, он хотел закричать еще громче, но явственно услышал дробный цокающий звук, заставивший насторожиться. Бросив взгляд под ноги, он несколько секунд тупо рассматривал брусчатку, а потом сообразил, что слышит приближающийся стук копыт.
– Что же я наделал… – еле слышно прошептал он и припустил, что есть силы, вдоль улицы.
Теперь уже таиться было бесполезно. Как назло, те немногие подворотни, что попадались по пути, были закрыты железными воротами. «От кого? – недоумевал он раньше. – Маленький городок, в котором наверняка все знают друг друга. Ходят в гости, улыбаются в глаза, а потом справляют нужду под соседскими окнами? Трудно поверить…» Но, теперь-то ему казалось, что он разгадал секрет. Ворота и калитки были заперты от него, чужого и потому обреченного, приговоренного самим городом…
Длинная улица вела в центр города. Там была последняя надежда – полицейское управление, а в нем какой-нибудь дежурный, обязанный бдить всю ночь. Если хватит воздуха, если не подвернется нога и не оставят силы, если…
Сердце билось уже не в груди, а подскочило к горлу, перекрыв дыхание. Каждый его удар, как набат колокола. Слюна стала тягучей и повисла длинной нитью, болтающейся в такт шагам.
Вот впереди небольшая площадь, но ноги уже стали ватными. Цокот сзади быстро приближается и становится ясно, что не успеть, не хватит сил на последний рывок, но он все же продолжал бежать, подгоняемый отчаянием.
Луна, на мгновение выскочившая из объятия облаков, осветила все призрачным светом. Толстяк замер, пораженный открывшимся перед ним видом.
Фасад крупного здания, выплыл из темноты, как форштевень высокого корабля, быстро и бесшумно. Украшающая его мозаика вспыхнула от пролившегося на нее лунного серебра. Примитивное панно с рыцарями непонятной эпохи приковало к себе внимание, затмив собой собой весь мир. Несколько раз он раньше проходил мимо и всякий раз бросал косой взгляд на эпизод старинной битвы, не зацепившей его ни художественной, ни исторической ценностью. Теперь же фигуры воинов будто ожили и повернулись к нему в ожидании чего-то.
Толстяк упал на колени, силы окончательно покинули его. Он поднял голову и с тоской посмотрел на небо, как на последнюю надежду в ожидании чуда. Цокот копыт стучал уже так громко, что отдавался эхом в мозгах, оглушая и парализуя волю. Раздался гортанный крик, а, через секунду, широкий меч заставил отделиться голову от тела и покатиться по полированной временем брусчатке.
Поезд
Виктор сел на поезд в районном центре. Точнее – пересел, потому что вышедший из столицы скорый следовал только по радиальным направлениям в сторону крупных городов, уделяя каждой провинциальной станции лишь минутку, чтобы подобрать с перрона мечущихся в поисках нужного вагона пассажиров.
– Нумерация вагонов с головы поезда! – недовольным голосом заявила диспетчер, будто ее только что выдернули из глубокого сна.
«Где они только набирают таких, – вяло подумал про себя Виктор, пытаясь сориентироваться на платформе. – С головы… Знать бы, где эта голова?»
Солнце уже высоко поднялось в зените и щедро проливало на землю жар набравшего полную силу лета. Слабо пахло пылью, осевшей на листве редких деревьев, пробравшихся на территорию станции, зато остро пахло пропитавшим шпалы креозотом и разогретым рельсовым железом. В любом случае, это было лучше, чем вдыхать кислый запах вокзала, пропахшего потом пассажиров и пробравшихся вздремнуть бомжей.
Теперь было уже все позади, и Виктор смотрел на ставший чужим и далеким перрон, отгородившись от него стеклом купейного вагона. Единственной проблемой был застоявшийся воздух, принявший его в свои душные объятия, как только он устроился на нижней полке. Но Виктор надеялся, что заработает хоть какая-нибудь вентиляция, стоит поезду тронуться с места.
– Здравия желаю! Сергей, – представился высокий военный, возникший в проеме раздвижной двери. – Мы с вами попутчики.
Он снял и повесил на крючок китель, оставшись в рубашке с коротким рукавом. Ослабил галстук и откинулся на стенку, смягченную полосой жесткого дермантина, набитого ватой.
– По делу или отдыхать едете? Играете в карты?
– П-почему в карты? – растерялся Виктор. Ему показалось, что попутчик предлагает сыграть, а азартные игры он не любил. – Командировка у меня. Я дизайнер, – добавил он зачем-то.
– У вас карта под ногами, – Сергей показал пальцем под откидной столик. – А я с первого взгляда понял, что вы художник.
– Дизайнер, – машинально поправил Виктор.
Он глянул под ноги и, действительно, на зеленом полу лежала игральная карта рубашкой вверх.
– Однофигственно, – с довольным видом улыбнулся Сергей. – Хотите расскажу, как догадался? А все очень просто! Промышленности в наших краях уже нет, поэтому и торгашам здесь появляться интереса нет. Нет денег – нет торговли, это банально. Поэтому и забредают только охотники да художники – выписывать красоту родного края, широту просторов и нетронутую первозданную природу. На охотника вы, насколько я вижу, не похожи, остается второе. Это дедукция, Витя. Ничего, что я на «ты»?
– Однофигственно, – в тон ему ответил Виктор, стараясь дотянуться до карты.
Наконец, ему удалось подцепить ее ногтем, и на обороте стала видна картинка с козерогим мужиком с покрытыми шерстью ногами. Виктор брезгливо поднял прямоугольничек с замусоленными краями за кончик и показал Сергею.
– Странный рисунок, – согласился тот, – слова насчет игры в карты беру обратно.
– Это карта Таро с изображением дьявола.
– А-а-а, – разочарованно протянул Сергей, – это для гадания, что ли? И что это значит?
– Точно не знаю… Неприятности какие-то, наверное. Не уверен.
– Чепуха все это, человек сам хозяин своей судьбы. Нет, бывают, конечно, неожиданности разные, приятные и неприятные. Но они не сдвинут с выбранного курса, если твердо стоишь на ногах и знаешь, что хочешь. Вот взять меня, например. Выучился, женился, сейчас живем хоть и в глуши, но через несколько лет выберемся отсюда к цивилизации, а там квартира, выслуга, а потом пенсия неплохая и ранняя. Все четко по плану.
– У военных, может быть, и так, – кивнул Виктор. – Но обычная жизнь гораздо сложнее. Например, мне пришлось сменить не одну работу, что удержаться на плаву. А все потому, что повороты судьбы непредсказуемы. Например, как с пенсией, вот случилось. Или с работой. Одна фирма разорилась, во второй не сработался с начальством, в третьей кинули с деньгами… Сейчас работаю дизайнером, хотя по образованию, как вы правильно заметили, художник.
– О! – обрадовался Сергей, – я же говорил!
Состав лязгнул сцепкой, вагон дернулся и под протяжный гудок локомотива тронулся с места. Мимо медленно поплыл перрон с разными людьми, разом прекратившими суету и развернувшихся к отходящему поезду. «Интересно, что они думают, провожая взглядом вагоны? – Виктор мысленно улыбнулся, вспомнив, что самому не раз пришлось быть на их месте. – Наверное, завидуют, ведь всегда люди думают, что хорошо там, где их нет. И вот, тут перед ними с комфортом кто-то отъезжает в тот самый мир, где так хорошо».
– Похоже, никого с нами больше не будет, – Сергей решительным жестом смахнул со стола невидимые крошки, достал из портфеля бутылку и кругляш колбасы.
– Один момент…
Он исчез за лязгнувшей дверью и через минуту вернулся с двумя стаканами, в которые тут же плеснул из бутылки.
– Ну-у-у, как говорится, за знакомство!
Виктор отказываться не стал, но сразу поставил условие:
– Только по одной.
Сергей пожал плечами, опрокинул стакан и зажевал кусочком колбасы.
– Мне вот одно непонятно. Рисовать ты не будешь, значит займешься делом. Что, разве в нашей глуши нашлись столь богатые люди, что смогли позволить себе пригласить столичного дизайнера?
– Нет… – Виктор поморщился и тоже сжевал кусочек колбасы. – Дело в мозаике, которую моя компания подрядилась восстанавливать. Проблема оказалась в редких стекляшках, которые изготавливались по особому рецепту. Смальтой такие называют, слыхали? Сейчас их кто попало производит. Но, сколько мы не перепробовали, эффект не тот. Вот и отправили меня на чуть ли единственное во всей стране производство, сохранившее старые рецепты. Списались, получили от них посылку с образцами, и они оказались самыми близкими к тому, что нам нужно.
Чтобы не ошибиться с производственной партией, Виктор вез образцы для сравнения с собой в сумке. Еще там был презент руководству в виде бутылки коньяка, и он очень надеялся, что в потреблении алкоголя до нее очередь не дойдет.
Городок
Вагон дернулся, скрипнул тормозами, и замер. Проводница откинула ступеньку и посторонилась, пропуская Виктора вперед. Сергей поехал дальше, сказав, что его удел – полустанок, а не городской вокзал.
Виктор перекинул через плечо сумку, пиджак повесил на руку и спрыгнул на низкую платформу, пытаясь рассмотреть о каком вокзале говорил Сергей. Единственное здание, которое наблюдалось поблизости, по архитектурному стилю больше напоминало часовенку. Впрочем, нельзя отрицать, что раньше она таковой и была.
Большая дверь по центру была заколочена, а строгая надпись на приколотом листе гласила, что проводится ремонт. Правда, об этом можно было догадаться по необычно белым стенам, а также по большой лестнице, приложенной к боковой стене, и выпачканных в краске малярных штанах с такой же робой, повешенных прямо на нее.
Виктор потянулся и с удовольствием вдохнул полной грудью свежий вечерний воздух остывающего от солнечной жары дня. После душного вагона, в котором так и не заработал кондиционер, вечер казался особенно приятным, а его спокойствие настраивало на лирический лад.
– Пирожков не желаете?
Виктор скосил глаза и увидел средних лет дородную женщину, восседавшую на деревянном ящике с алюминиевой кастрюлей в руках. Она с надеждой заглянула ему в лицо и в подтверждение своих слов приоткрыла крышку. Запах печеного теста приятно пощекотал ноздри, напомнив, что одной колбасы на закуску было маловато.
– С картошкой.
«Почему бы и нет?» – расслабленно подумал Виктор, все еще пребывая в благодушном настроении. Он пошарил по карманам и вспомнил, что мелочи с собой не взял.
– Денег… Наличных… – он виновато пожал плечами.
– Так переводом можно. Чай не в лесу живем, – тетка сунула ему под нос бумажку с номером сотового.
Виктору показалось, что он выглядит глупо и без разговор перевел женщине сумму, равную стоимости шницеля в столичном кафе.
– Не подскажите, а автобус когда будет? – спросил он, решив, достоин порции информации за потраченную сумму.
– Автобус? Так это тебе, милай, в город надо. А у нас не то, что автобуса, а и поезда-то сегодня не будет.
Женщина закутала кастрюлю в полотенце и заковыляла прочь, оставив сиротливо стоящий ящик и раскрывшего от удивления рот Виктора. «В город? А я где?» – читался вопрос на его лице, но спрашивать было уже некого. Почти.
– Ай, дорогой! Дай погадаю, всю правду расскажу!
Цыганка в пестром платье вцепилась Виктору в руку, тараторя про несчастную любовь, измену, болезни и здоровье, деньги и казенный дом.
– Ага, знаю-знаю, – изобразил улыбку Виктор, стараясь не упустить из виду сумку и пиджак, – мне следует опасаться черноволосой женщины, которая хочет меня обмануть.
– Ай, зачем так говоришь, родной, – начала было цыганка, но как только взглянула ему в лицо, отступила и произнесла совсем другим тоном: – Это не мое дело. Мое дело сторона, но я тебе всю правду скажу: уезжай отсюда. Сегодня же.
Она махнула пестрыми юбками и исчезла с такой скоростью, что Виктор начал сомневаться видел ли он ее вообще. «Вот ведь народец, – подумал он, дожевав пирожок, – появляются словно из ниоткуда и смываются в никуда. Наверное, гоняют их тут, вот наловчились работать наскоком. Одним словом – цыгане.»
Вытерев пальцы салфеткой, в которую был завернут пирожок, Виктор вдруг вспомнил, что никакой автобус ему не нужен. «У нас центральная площадь в двух шагах от вокзала, стоит ее перейти и до гостиницы уже рукой подать. Не ошибетесь. А до нас в ту же сторону, но чуть подальше» – сообщила ему девушка по имени Ксения, когда он согласовывал с ней поездку.
«Пешком даже еще лучше,» – улыбнулся своим мыслям Виктор. Он обогнул здание вокзала, перешел пыльную пустую дорогу под одиноким светофором и теперь ему было видно широкое пространство между низенькими домиками и небольшим парком, образующим аллею, уводящую немного в сторону. Обычно такая заканчивалась бюстом кому-то именитому, и он не сомневался, что так будет и в этом случае.
Конечно, не через пару шагов, а метров через триста перед ним действительно раскрылась городская площадь, с серым от времени и потрескавшимся асфальтом. Площадь была неинтересна, но притягивало взгляд одно из зданий на ее краю. Выполненное с элементами античности, то есть с небольшими колоннами, на которых местами уже облезла штукатурка, оно привлекало внимание цветным панно под самой крышей, на которой просматривалась тускло поблескивающая батальная композиция.
– Кажется, я на верном пути, – пробормотал Виктор, не сводя глаз с этого художества.
Начавшиеся сумерки мешали рассмотреть все в деталях, и лишь оставляли впечатление от общей сцены, насыщенной динамикой образов. Сцена иллюстрировала, по-видимому, самую кульминационную точку битвы, потому что не было ни одного воина, не замахнувшегося мечом или копьем.
– Нравится?
Голос прозвучал откуда-то сбоку, заставив Виктора вздрогнуть и резко повернуться. Перед ним стоял неопределенного возраста мужичок в серой куртке, из оттопыренного кармана которой торчало темное горлышко бутылки. На морщинистом лице выделялся крупный нос и маслянисто поблескивающие глаза в щелочках припухших век.
– Очень, – соврал Виктор, лишь бы не вступать в дискуссию.
Он сразу же снова повернулся к панно, давая понять, что разговор закончен. Теперь картина показалась ему более яркой, захлестнула его целиком, заставив позабыть и об отирающемся рядом мужичке, и о площади, на которой он стоял, и даже о цели своего приезда.
Вокруг него закрутился мир, оглушающий звоном мечей, криками дерущихся и стонами раненных, запахом пота и крови. Рядом прожужжал арбалетный болт и с глухим стуком ударил в подставленный щит. Копье ударило так близко, что Виктор непроизвольно дернулся, уворачиваясь в сторону. Надо было что-то делать, спрятаться, укрыться от жалящей стали! Но где это сделать, когда находишься в эпицентре боя да еще и без доспехов? На него начал накатывать страх, хотелось сесть на землю, сжаться в комок и закрыть голову руками.
– Кхм… Это я про природу говорю…
Неожиданно прозвучавший спокойный голос заставил Виктора очнуться и вывалиться из наваждения.
– Что… – пересохшее горло заставило запнуться на полуслове.
– Природа, говорю, какая, – охотно пояснил никуда не ушедший мужичок с бутылкой в кармане. – Не то, что в ваших столицах. А воздух, воздух какой! – он потянул носом, прикрыв от наслаждения глаза.
Виктор непроизвольно повторил за ним, вдохнув полной грудью. Легкие наполнились свежим вечерним воздухом с легкими нотками дешевого портвейна. Пришлось прервать медитацию и вернуться к прозе жизни:
