Влад Райбер
Лезвие Эры
Глава 1. Ангел на операционном столе
Застыв в неудобной позе, Инна дремала, прижавшись щекой к холодному стеклу. От напряжения лицо молодой женщины казалось сердитым: брови сдвинуты, губы поджаты, отчетливо видна каждая из первичных морщинок. Женщина то вздрагивала, то съеживалась, как котенок, хотя спать в автобусе по дороге на работу было для нее привычным делом. Ей снилось море. Женщина никогда не была на юге, но в эту минуту ей вдруг пригрезилось, будто её тело из стороны в сторону качают бесшумные темно-синие волны. Тревожный сон. Без мыслей и сюжета. Инна балансировала на волнах сна и реальности, пока автобус здорово не встряхнуло, подбросив на ухабе. Женщина тут же проснулась, едва не соскользнув с сидения в проход. В этот миг ей показалось, что её подхватил мощный прилив и вышвырнул из воображаемой морской пучины.
Очнувшись, Инна ощутила тяжесть в висках и легкую тошноту – привычные последствия беспокойного сна. Женщина приложилась лбом к запотевшему от дыхания стеклу, пытаясь окончательно избавиться от одолевающей дремоты и выкинуть из головы неприятное сновидение. Но среди мелькающих огней за окном и чуть смазанных очертаний елей утопающего в сумерках городского парка ей все еще мерещились кипящие темные волны. И почему в этом тихом сумраке висит ощущение неспокойствия? Ведь впереди точно такая же тихая ночь, такая же, как была вчера, в которую, как обычно, ничего не произойдет. Пусть и бессонная ночь.
Очередная ночная смена в больнице – рутинное дело для медсестры со стажем. А ведь когда-то эти дежурства казались Инне тяжелыми. Совсем ещё тогда молоденькой была. Как Марина сейчас. И такая же была пугливая, суетилась то и дело, боялась что-нибудь перепутать. Но то была совсем другая Инна, не та, что сейчас – отрешенная и замкнутая. Даже общение с людьми потеряло всякий соблазн. А ведь была ещё той сплетницей. Где теперь это всё? Где та прежняя Инна? Веселая, жизнелюбивая. Ничего не интересно, ничего не нужно. Ненавистные ночные смены и те стали куда предпочтительней пустой квартиры, где уже несколько лет висит жестокая тишина. Инна боялась этой тишины. Она напоминает о пережитом горе. Даже сейчас, спустя годы, боялась остаться с собой наедине. Но в то же время она вовсе не испытывала жажды общения. Достаточно обменяться приветствиями с коллегами, обмолвиться парой слов с этой неугомонной выпускницей медицинского колледжа Мариной, которая то и дело докучает глупыми вопросами. А ведь эта девушка единственная, кто не замечает нелюдимость Инны. «Странная она, неопытная. Суетится из-за мелочей. Нашла кого поставить в авторитеты», – вдруг подумала женщина, и в дремлющем сознании мелькнуло улыбчивое лицо юной девчонки.
А ведь такой могла стать ее дочь. Тоже бы окончила колледж, а может быть, и институт, стала бы настоящим врачом, как мечтала сама Инна ещё до беременности. Могла вырасти, повзрослеть. Если бы не эта ужасная трагедия… С того дня все окрасилось в черные тона. Все потеряло смысл. Будто бы Инна сама умерла вместе со своей маленькой девочкой. Первые несколько месяцев было особенно тяжело. Не только ей. Мама Инны сильно убивалась, даже винила себя в произошедшем. Подчас казалось, что бабушка скорбит по внучке вдвое сильнее. На самом деле она просто не сдерживала своих эмоций. Инна же все намеренно держала в себе и выглядела спокойной. Вскоре умерла и мать Инны.
– От горя, – уверенно заявляли соседские старушки.
Нет, мама умерла от инсульта. Кому, как не Инне, было знать, что умереть от горя, увы, нельзя. Как бы ни был силен этот яд, он лишь вызывает агонию, но не убивает. Потерю мамы Инна перенесла легче. Это было ожидаемо. И в этот раз смерть не принесла горечи. Напротив, ураган эмоций зачах, и в сердце вселилась пустота. Однако Инна продолжала ходить на работу, а также не изменяла своим увлечениям: слушала музыку, читала книги и даже иногда посещала кинотеатр, но это была уже не она. Совсем не та. Это была женщина с потухшими глазами. Ничего не осталась в пустой оболочке, душа рваной тряпкой повисла где-то далеко в прошлом, зацепившись за своё несчастье. Кратковременные проблески сознания случались изредка. Бывало, что женщина сама пугалась собственной меланхолии. Даже пыталась утешать себя верой в то, что время способно заживить раны. Однако минуло больше двух лет с тех пор, как её дочери не стало, а боль не утихла. В конце концов, Инна научилась уживаться с этим, но не привыкла. Как оказалось, существует боль, которая не проходит никогда. Такие раны не заживают, а лишь покрываются тонкой корочкой. Стоит лишь коснуться ее, и она вновь будет кровоточить. Оставалось лишь терпеливо проживать свой собственный срок без всякого интереса к жизни и без какой-либо цели. Казалось, другого варианта не было. Да и нужен ли он, другой вариант?
Автобус шумно закряхтел, сбавил ход и лениво подполз к остановке. Вновь задремавшая Инна ударилась о спинку переднего сидения, вскочила с места и поспешила покинуть салон, пока двери не захлопнулись. Подмигнув напоследок красными огоньками габаритов, «желтенькая буханка» медленно уплыла в темноту, оставив после себя облако едкого дыма. Инна застыла у полустертой зебры. Замерла, словно статуя, устремив деспотичный взгляд сквозь небесное пространство. Будто исчезла на какое-то время, и улица стала совсем пустой.
Инне вдруг вспомнилось то редкое явление, что ей сегодня посчастливилось увидеть. Странно, от чего это вдруг всплыло в голове? Когда увидела, и внимания не обратила, а сейчас оцепенела, будто вспомнила что-то очень важное. Падающая звезда. Яркая линия на фоне темного неба. Мелькнула и пропала. Точно так же, как и впечатление Инны – женщина забыла увиденное сразу же после того, как явление исчезло. Но почему вспомнила сейчас, спустя полчаса? Что-то внутри затрепетало, и её пронзило какое-то странное, давно забытое чувство… Что это? Волнение? Женщина попыталась отбросить от себя эти мысли, но ничего не получилось. Падающая звезда снова и снова в ее сознании срывалась с неба и исчезала где-то далеко за макушками деревьев старого городского парка. Было в этом какое-то волшебство. Нечто манящее, даже интригующее. Когда падают звезды, люди загадывают желания. Какой вздор! И всё-таки…
Но разве в чахлом, законсервированном, измученном болью, а может быть и вовсе давно утерянном сердце есть место для каких-то желаний? Ну, разве что выпить кофе и съесть что-нибудь сладкое? Что ещё? Больше никаких желаний, никаких предпочтений. Когда последний раз мысли были заняты мечтами? Было ли такое вообще когда-нибудь? Должно быть, да. Было, но очень давно. От чего это волнение? Неужели хочется вспомнить об умении мечтать? Должно же быть что-то такое, чего очень хочется. А быть может, всё на самом деле просто? Да! И почему эта мысль раньше не приходила ей в голову? Почему, потратив столько времени на поиски спасения от скорби, она ни разу не подумала об этом? Жизнь может снова наполниться смыслом, если Инна снова станет мамой. Разве нет? Может быть, и глупая, однако очень простая мысль. Безумие! Предательство! Но все-таки шанс на спасение. Жизнь снова может стать жизнью. Разве это не прекрасно? В душе женщины блеснула волнующая искорка, необъяснимое трепетное чувство захлестнуло ее. А ведь она, и правда, хочет этого! Хочет иметь ребенка, заботиться о нем, посвятить ему свою жизнь, и это желание вполне осуществимо. Она ведь ещё молода. Ей всего двадцать восемь, выглядит даже моложе своих лет. Она привлекательна. Несомненно, привлекательна для мужчин… «Нет, только не мужчины!» – Инна вдруг осеклась, а ведь уже почти поверила в правильность своих размышлений. Ещё немного – и у неё бы появилась мечта, но внезапно накатившая надежда утратила свою привлекательность, как только женщина вспомнила своего первого и единственного мужчину.
Инна всегда вспоминала его с большой неохотой. Он вовсе не был плохим человеком, напротив, этот парень испытывал к молоденькой медсестричке искренние чувства, и намерения его были вполне серьезными. Это было заметно. Однако Инна не могла ответить тем же. Тогда-то она и усвоила, что, увы, никогда не сможет ужиться с мужчиной. Не хотелось обижать кавалера, вот и принимала его ухаживания, стараясь быть благодарной. Тем не менее, однажды всё-таки пришлось разбить сердце молодому человеку. Появилась веская причина, ставшая радостью и потрясением для Инны. В двадцать лет Инна узнала о своей беременности. А тот парень так и не узнал, что был отцом. Не узнал о рождении малышки. Повезло ему всё-таки, что ничего не узнал.
Инна отбросила свои размышления. Теперь они казались абсурдными, однако что-то внутри подсказывало ей, что она еще вернется к этим мыслям. Вряд ли когда-нибудь сделает шаг к их осуществлению, но будет терзать себя фантазиями о ребенке.
Женщина вдруг обнаружила, что дрожит от холода. Сколько же времени она так простояла на пустой улице? Должно быть, не меньше десяти минут. Эти странные мысли ввели её в ступор. Отпечаток от бушующих эмоций никак не хотел исчезать. Инна вспомнила, что существует ещё искусственное оплодотворение. «Или ребенка, в конце концов, можно усыновить… Глупости какие в голову лезут», – думала Инна, шагая в сторону темной фигуры четырехэтажной больницы. Оказывается, и несчастье может стать обыденностью, которою не так просто сразу поменять на что-то иное.
Войдя в госпиталь через приемный покой, Инна тут же столкнулась с Мариной. Девушка медленно брела по сумрачному коридору с подносом в руках. При каждом шаге белые полы ее незастегнутого халата разлетались в разные стороны. Вид у неё был какой-то нездоровый: бледное лицо её в подрагивающем свете казалось чуть зеленоватым. Тонкие руки, сжимающие края подноса, слегка тряслись, словно от тяжести, хотя на подносе были лишь пара шприцов, иглы и трубки для внутривенного вливания.
– Привет, – тихо сказала Инна.
– Ой, здравствуйте, – опомнилась девушка, будто бы только заметила женщину.
Что-то с ней сегодня не то. Вялая какая-то, обессиленная, но возбужденна, судя по лицу. Глаза так и бегают. Видимо, снова пришлось выполнять то, чего не было на практике в колледже. Ох уж эти впечатлительные новички.
Марина остановилась в нескольких шагах от Инны и впилась в нее огромными, как у рыбы, глазами. И вправду напугана, даже подбородок трясется, а поднос так и лязгает от дрожи.
– Чего ты? – удивилась женщина. – Забыла куда шла?
– Игорь Викторович, – только и смогла произнести Марина.
– Что Игорь Викторович? Ты какая-то странная сегодня. Заболела? – процедила женщина.
– Нет, нет! Я здорова! Со мной всё хорошо! – словно сама себя убеждала девушка.
На самом деле сейчас Инне не было дела до молодой медсестры. Какая разница, чем на этот раз озадачил Марину главврач, ей сейчас все в новинку, всё страшно, всё непонятно. Пусть привыкает. Хватит уже стажировки, и так с ней бегала, как курица с яйцом, пора бы уже Марине самой руку набивать. Пусть к самостоятельности приучается.
Инне совсем не хотелось сразу же нырять в работу, не успев переодеться и толком согреться. Лучше бы сейчас сесть куда-нибудь в теплый уголок. Пусть даже на пост дежурной. Ночью всё равно редко кто-то вызывает. Хорошо бы посидеть в тишине и покое, полистать старенький журнальчик. Что угодно, лишь бы не суета. Но молодой медсестре, очевидно, было чем поделиться. Всем своим видом Марина давала понять, как хочет, чтобы женщина поинтересовалась, чем она так взволнована.
– У нас тут такое творится, – так и не дождавшись вопроса, сказала Марина. – Вы просто не поверите!
– Что же? – Инна сдвинула брови, изобразив заинтересованность. Хотя на самом деле только и думала, как поскорее отвязаться от Марины и пройти к гардеробу.
– Пациент у нас в тяжелейшем состоянии, – едва ли не шепотом сказала Марина. – Ничего подобного никогда не видела!
Теперь молодой девушке удалось заинтриговать Инну: «Это печально. Что произошло-то с беднягой?».
Марина приблизилась к женщине ещё на шаг и, встав на цыпочки, горячо зашептала ей на ухо, словно старой подруге:
– Тут такое дело. Ужас! Не знаю, как и объяснить… Не поверите!
– Да подожди ты, – Инна взяла Марину за плечи и оттеснила в сторону, та даже уронила поднос.
– Вот растяпа! Дай хоть пальто сниму! И мы, по-моему, давно уже на ты перешли. Что ты мне всё выкаешь?
– Постойте, постойте, – чуть ли не вприпрыжку понеслась медсестричка за Инной по коридору. И поднос поднять не потрудилась. – Вы бы… Ты бы видела! Она же вся в ожогах. Как уголь, черная, живого места нет. Но живая! Дышит! Да и кости все переломанные. Говорят, свалилась откуда-то. Уж не с неба ли!
– Кто?!
– Я же рассказываю, а Вы… Ты!.. Ничего не слушаешь. Девочка какая-то. Сто процентов ожогов и жива.
– Бедненькая, – серьезно сказала Инна. Ей и впрямь было жаль ребенка. – Сейчас-то уж, наверное, умерла уже. Странно, что вообще живой доставили. С такими ожогами не выживают…
– Да нет же! Живая она. Давно уже привезли, а она всё жива. Представляете?! Я видела всё это своими глазами. Она, как уголь.
Марина так и юлила вокруг, так и подпрыгивала на месте. «Не померещилось ли ей чего-нибудь от шока? Молода она ещё, чтобы холодно наблюдать жертв несчастных случаев. Не мешало бы ей сейчас успокоительного принять», – подумала Инна.
– Упокойся ты, Марин. Так не бывает. Колледж свой вспомни. Ожоги любой степени площадью более пятидесяти процентов несовместимы с жизнью, – попыталась вразумить Инна, процитировав медицинский справочник. – А если обуглено всё тело, то тут и говорить не о чем. Даже самый непутевый первокурсник это знает. Вспомни про первичную остановку дыхания от высокой температуры. А ожоговый шок? А дыхательная недостаточность?
«Нет, видимо бедная девочка и впрямь не в себе. Надо бы её успокоить», – женщина сняла с плеча сумочку – где-то на дне должен быть пузырек с валерьянкой. И Тарину надо сказать, чтобы пока не брал малолетку на подобные операции. Рано ей ещё, тут особая подготовка нужна.
– Эта девушка до сих пор жива, кроме того, у неё нормальный пульс и температура. Она там – в операционной – лежит, одна, – не унималась Марина. – А Игорь Викторович убежал. Сказал, что-то понесет в лабораторию анализировать. А я одна, я боюсь!
– Что?! Тарина нет? Куда его понесло? – не на шутку удивилась Инна.
Даже разволновалась. Внутри всё сжалось от какого-то странного предчувствия, и в мыслях почему-то снова мелькнула та самая падающая звезда. Будто бы не случайно.
– Убежал! Говорю тебе!
– Куда?!
– Не знаю! Сказал в лабораторию какую-то.
– И ты одна? Кто ещё есть?
– Вы… Ты и я. Ольга Юрьевна не вышла сегодня. Других врачей тоже нет, давно на какой-то вызов уехали. В перевязочной, может, кто-нибудь дежурит. Ну, и охранник. Спит, – Марина уже чуть ли не заикалась. – С девочкой-то что делать? Я туда не пойду. Я боюсь до смерти!
– Так-так, успокойся ты, наконец, – сказала Инна, хотя сама едва не дрожала от волнения. – Раз такое дело. Сейчас пойду и посмотрю, а ты иди, посиди где-нибудь. Игорь Викторович, наверное, скоро вернется, если уже не вернулся.
– И лицо всё черное, и руки. Страшно! – уже громче произнесла Марина.
Женщина наспех расстегнула пальто, швырнула его вместе с сумочкой на стул, на котором в дневные смены сидит гардеробщица. Вдруг девочка правду говорит? Что такое могло произойти, от чего даже главврач пришел в замешательство? Вот дела!
– Марин, иди-иди, отдыхай скорее. Сейчас я погляжу, позвоню кому-нибудь.
Но девушку словно прорвало:
– Тот парень, который скорую вызвал… Ну, он эту девочку нашел. Говорил, что она сверху свалилась. В огне! Прямо перед его ногами упала.
Как только Инна услышала эти слова, её сердце встрепенулось, как испуганный кролик. Падающая звезда, словно мечом, рассекла небо на две части и исчезла за макушками деревьев старого парка. Этого не может быть!
– Где это произошло? Ты знаешь, где нашли девочку? – нетерпеливо и громко спросила женщина.
Эмоции рвались, словно волны в бушующем море, это было странно даже для самой Инны. Никогда раньше она так не возбуждалась и всегда сама себя считала спокойным и уравновешенным человеком. «И чего это я завелась?» – одернула себя женщина, однако побороть волнение не получилось.
– Не знаю точно. В южной части города, кажется. Знаю, что в парке каком-то, – уже более спокойно ответила молодая медсестра.
Инна больше не желала ничего слушать. Ей вдруг сию минуту захотелось увидеть подтверждение тому, что рассказала девушка. Довольно разговоров. Маринину болтовню можно слушать не час и не два. Надо всё своими глазами увидеть.
– Стой, стой! Не ходи туда! Врача подожди! Самой не надо ходить, – махала руками медсестричка, но не пыталась догнать Инну.
Женщина прошла через холл и решительно надавила на кнопку вызова лифта.
– Не волнуйся ты так. Съест меня полумертвый человек что ли? Я только посмотрю, что там такое, – заверила Инна, хотя у самой сердце в пятки ушло.
В том числе и от нетерпения тоже. Хотелось поскорее узнать, привиделось ли все это молодой девушке или на самом деле произошло что-то фантастическое. Казалось, лифт идет целую вечность. Инна снова и снова давила на кнопку, пока двери не открылись перед ней. Лифт-то старый. Весь грохочет, и двери приходится придерживать, когда поднимаешься, чтобы не застрять. Давно бы уже пора починить. Больница называется…
Наконец-то, третий этаж. Так же тихо, как и на первом. Лишь из глубины коридора доносилось тихое гудение неисправной лампы, время от времени прерывающееся отрывистыми щелчками. Лампа над дверьми операционной вспыхивала фиолетовым светом и снова гасла. Будто подмигивала, призывая подойти ближе. И больше ни звука, ни движения. Словно одна во всей больнице. Будто время замерло в предвкушении чего-то необъяснимого. Инну выворачивало наизнанку от напряжения. Руки дрожали, ноги подкашивались. Страшно-то как! Не поздно же еще назад повернуть. Можно же и вниз спуститься, позвонить, доложить о ситуации. Это будет вполне разумно.
Самой-то зачем идти проверять? Это, знаете ли, не в компетенции медсестер, вот пусть другие и разбираются. Главврач – взрослый, солидный человек, чего только на своей практике не перевидавший, и тот сбежал, как от чумы. Может туда соваться опасно? Нет. Надо сходить, посмотреть. Хотя бы сквозь стеклышко заглянуть, ну, или через порог. Наверняка там и нет ничего. Мало ли что почудиться может.
Женщина почему-то старалась двигаться как можно тише. Медленно, медленно подбиралась к дверям маленькими осторожными шажками. «Только бы не спугнуть… Только бы не спугнуть… Кого не спугнуть-то? Звезду что ли, которая с неба ссыпалась? Ага! Как же! – невольно размышляла вслух Инна, теребя пуговицы дрожащими руками. – Чего это я вся трясусь-то? Там и нет никого… Разве что мертвое тело. А я только загляну и пойду звонить». На миг вдруг показалось, что по матовому окошку в правой двери реанимации скользнула округлая тень. Инна вздрогнула, даже язык прикусила. По всему телу пробежал озноб: «Неужто, правда, есть там кто-то? Или от лампочки в глазах рябит?».
А все-таки ведь хочется, чтобы по ту сторону дверей кто-нибудь оказался. Эта зыбкая, призрачная надежда на чудо. Такая приятная, детская, наивная надежда. Даже страх не в силах ее удержать. Куда страшнее, если за этими дверьми ничего не окажется. А ведь, скорее всего, так и будет. Инна вдруг опомнилась: «Что за чушь лезет в голову? Чудес не бывает. Это только в книжках чудеса, а в жизни-то ничего волшебного не происходит. Скорее всего, за этой дверью нет ничего, кроме разочарования». Однако женщина всё же взялась за ручку. Надо убедиться. Осмотревшись по сторонам и удостоверившись, что кроме неё никого на этаже нет, она прижалась ухом к двери. Только гудение лампы. По ту сторону тихо. Ни шороха. Наконец, решившись, женщина толкнула дверь. В ноздри тут же ударил резко-жгучий запах. Едкий, как дым.
Она огляделась. Что за беспорядок? Два операционных светильника на полу, третий, покосившись, опирался на стену, тележка с инструментами тоже на полу, даже содержимое ящиков рассыпано, операционный стол стоит как-то боком. Словно тут кто-то в испуге метался, натыкаясь на все подряд. «Но кто же устроил такой погром? Ведь тут никого! И грязь повсюду. Черные пятна. Даже отпечатки босых ног! – Инна подошла к операционному столу. – Будто углем всё перепачкано».
– Чертовщина какая-то, – процедила сквозь зубы женщина, коснувшись указательным пальцем горстки сухого пепла.
«Значит, обугленное тело и вправду было. Но кто-то тут уже побывал. Кто-то унес его, – рассуждала Инна. – Не могла же эта девочка встать и сама уйти? А если могла? Да нет, не могла, конечно! Если она человек и состояние ее тяжелое. Эх, опоздала! Проворонила чудо! Стыдно теперь будет за свои глупые мысли». Позади раздался осторожный шорох. Инна машинально обернулась и оторопела. Позади нее у дверей стояла абсолютно голая девочка. Женщина не верила своим глазам. Откуда тут взялся ребенок? Инна зажмурилась и снова открыла глаза. Девочка все еще стояла у двери, с диким любопытством уставившись на неё. На вид ей было лет одиннадцать-двенадцать. Странная какая-то, уж не больная ли? Кожа местами перепачкана чем-то сероватым. Но кожа у нее безупречно белая. А волосы черные, блестящие, недлинные. Личико круглое, щечки чуть пухлые, как у куколки. Вглядываясь в ее лицо, Инна вдруг почувствовала призрачное прикосновение. Будто кто-то мягко обнял ее чуть ниже груди, и тепло разлилось по всему телу. Женщина даже улыбнулась, хотя по-прежнему прибывала в растерянности. Девочка ещё недолго постояла без движения, деловито разглядывая женщину, затем шмыгнула носом и тут же исчезла, скользнув в открытую дверь.
***
Теперь и вспоминать странно о том времени, когда приходилось нехотя идти на работу. Сейчас же родную больницу и вторым домом назвать мало. Где теперь, как не здесь, так по-домашнему уютно? В этом месте единственные знакомые лица, здесь ощущение своей необходимости. Тут даже в униформе медсестры с короткими рукавами чувствуешь себя куда комфортнее, чем в старом домашнем свитере, каковой почему-то не спасает от вечной зябкости. Да что там говорить, и этот специфический запах хлора стал привычней запыленной квартиры. Всё переместилось на работу. Дома остался, разве что, телевизор. Да и тот работает лишь для того, чтобы хоть как-то заполнить невыносимую тишину. Эта проклятая квартира. Даже на ночных сменах думать о ней не хочется. Особенно теперь, когда работа стала не только привычной, но и желанной. Как хорошо в этих сумеречных коридорах, как тепло. Даже сверчок откуда-то с потолка довольно зачвиркал. Стало быть, и он к хлорке принюхался, обосновался тут, где насекомым быть вообще не положено. Ну и правильно. Где ещё, как не в холе северного крыла? Тут всегда так спокойно. Обстановка приятная, напоминающая давние годы детства. Единственное место во всей больнице, куда ещё не добрался гигиеничный, но бездушный евроремонт.
И снова это головокружительное волнение. Как в первый раз. А ведь был момент, когда тайна Инны казалась чем-то обыденным. Так нет, снова это головокружительное чувство перед встречей. Может быть, потому что сегодня эта встреча особенная? Только бы сказать. Не струсить. Глупо, конечно, это все. Безумно. Но иначе когда-нибудь, а может быть, и в ближайшее время, тайное станет явным для всех. И тогда малышку уже не уберечь. Не будет больше мечты. Такой единственной, личной надежды. Отнимут. Нельзя рисковать тайной. Ее оберегать надо. Всеми силами. Всеми правдами и неправдами. Ведь без нее жизнь снова поблекнет, станет неинтересной, безрадостной. Оказывается, мечтать так здорово! Мечтать днем и ночью. Столько удовольствия от всех этих глупых планов и нарисованных выдумок, мысленно обыгрываемых десятки раз. Наивно это, конечно, всё. По-детски. Ну и что? Да только вот мало всех этих грез. Нужно шаги делать к их осуществлению. Маленькие, осторожные, но уверенные шаги.
– Инна, ты? – прошептала темнота.
Женщина вздрогнула и замерла на месте. Этого ещё не хватало!
– Угу, – буркнула Инна на автомате.
– Я тебя по звуку шагов узнала. Крадешься, как мышка, – проговорило приземистое чернильное пятно Марининым голосом, выглянув из-за оконной шторки.
– А ты чего тут делаешь? – спросила Инна, лишь желая опередить девушку, пока та не спросила тоже самое.
– Пришла окно заклеить. Поддувает тут, – ответило пятно, помахав темным отростком, в котором было зажато что-то круглое.
«Поддувает. Как раньше это в голову не пришло? Дома почему так холодно? Там дует изо всех щелей, – догадалась Инна. – Взять бы давно да заклеить старые рамы лентой и не дрожать от сквозняков. Вот бы ещё те проклятые окна гвоздями заколотить, да дела с ними иметь не хочется…»
– А чего же ты ждешь?
Пятно выплыло из-за шторки, и на фоне темного неба за стеклом приобрело изящную форму.
– Я сюда пришла, чтобы хотя бы минут десять отдохнуть. Устала жутко, – пожаловалась Марина. – Эта Виктория… Как там её? Не могу к ней привыкнуть. Каждую минуту дает задания. Лишь бы чем-нибудь озадачить! Ох, не привыкну я к ней.
– Привыкнешь, – заверила Инна. – Я ей скажу, чтобы не была к тебе так строга.
Марина тяжело вздохнула:
– Всё равно. Лучше бы Игорь Викторович поскорее вернулся.
– Он, наверное, и не вернется уже.
– Почему это?
Инна пожала плечами. Она и сама не знала, почему главврач не должен возвращался. Просто хотелось, чтобы не возвращался. На то были причины.
– Третью неделю от него ни слуху, ни духу. Мало ли какие проблемы бывают. Он как-то упоминал, что у него сын болен.
– Я думаю, не в этом дело, – сказала молодая медсестричка, изменившимся голосом. – Он же и не предупредил никого. Как сбежал тогда, так и след его простыл. Может быть, Игорь Викторович изучает?..
– Опять ты за своё.
Марина замолчала, вспомнив о строгом уговоре. Тут Инна поняла, что напрасно остановила её. Томных пауз неугомонная девушка не выносит и тут же спешит заполнить их новой болтовней. И последовательность её мыслей предугадать было несложно.
– А ты чего тут делаешь? Куда шла? – не заставила себя долго ждать Марина.
Инна замялась. Чего же теперь ей ответить? Куда она шла? Она же почти упиралась в двери, которым положено быть закрытыми, так как за ними старое детское отделение. Закрытое с тех самых пор, как Инна устроилась на работу в этой больнице. Туда никто не ходит. Незачем. Там лишь сбитый паркет, осыпавшаяся штукатурка, пустые и загроможденные старыми кроватями палаты. Детей теперь лечат на втором этаже, а старое отделение превратилось в небрежный склад негодного хлама. Поэтому из этических соображений весь медперсонал предпочел забыть об этом темном пятне. И без того порядок в клинике держится на честном слове. Но Инна, несомненно, направлялась именно туда. Марина в этом наверняка не сомневалась, и в её восторженном тоне легко угадывалось любопытство. Женщина даже разволновалась, не зная, как обмануть девушку. Про случайность и рассеянность молодая медсестра уж точно не поверит. Она девочка неглупая. Начнет дотошно выпытывать правду, а то и, не дай бог, увяжется следом. Этого допустить нельзя.
– А в пакете что? – не дождавшись ответа, спросила Марина, заметив небольшой сверток.
Это было очень нахально, но Инна была вынуждена стерпеть и, не огрызаясь, удовлетворить её любознательность. Иначе не избежать беды.
– Мышеловка, – ляпнула женщина первое, что пришло на ум. – Недавно всякие ненужные бумаги туда перетаскивала, на мышонка наткнулась. Не хорошо будет, если начальство узнает.
Ложь, конечно, была нелепейшая, однако девушка, похоже, купилась.
– Вот оно что! А я тут стою и слышу какой-то шорох. Прямо оттуда – из-за этих дверей. Оказывается, это мыши!
– Да-да, мыши.
– А я то подумала.
Инна и знать не хотела, о чем подумала эта юная фантазерка.
– Я подумала, это ОНА там прячется! – заявила Марина, поняв, что провокационная пауза улетела в молоко.
Тут Инна не сдержалась:
– Марина! Сколько можно повторять тебе?! Забудь и не болтай больше эту чепуху! Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Санитары молчат, Тарин сбежал, словом не обмолвился, а ты знай мелешь. Дождешься ты! Слухи поползут, тогда и спросят нас о той ночи. А тебе есть, что по существу ответить? Или ты собралась про своих обугленных гуманоидов рассказывать? Ещё раз говорю тебе: забудь всё как страшный сон. И не думай даже.
Эти слова, несомненно, подействовали. Инне иногда удавалось заставить Марину вспомнить о возрастном превосходстве. Силуэт девушки виновато скрючился и медленно слился со шторкой. Только вот заставить себя замолчать она уже не могла.
– Я пытаюсь забыть. Но так получается, что только об этом и думаю. Как наваждение. Девочка-то была! А значит, где-то она и сейчас есть.
Женщина решила больше ничего не говорить. Не нужно лишний раз давать девчонке повод для болтовни.
– Потом окно заклею, – сказала Марина, наконец, сообразив, что лучше не стоит спорить. – Пойду-ка я. Не люблю грызунов.
Инна молча улыбнулась, блеснув в темноте ровным рядом зубов.
– Иди, поспи немного. Насчет Виктории Анатольевны не беспокойся, я её урезоню. Не будет больше тебя гонять. Будь спокойна. Марина, ничего не ответив, зашагала по коридору.
«Неужели обиделась? Надо будет потом с ней чаю попить, чтобы не дулась», – подумала женщина и в следующую секунду выкинула медсестричку из головы, вспомнив, зачем явилась сюда. Дождавшись, когда стихнут шаги, Инна не спеша приоткрыла двери в бывшее детское отделение. А ведь и вправду не так трудно догадаться, что это заброшенное место вовсе не пустует. На вид необитаемый холл, затопленный мраком, был наполнен чьей-то бытностью. Кроме того, действительно, совсем рядом слышалась возня, едва ли походившая на мышиные шорохи. Ненадежно, однако, спрятана тайна. Не только Марина может услышать этот шум, и не только ей он может показаться подозрительным.
Мрак вдруг скрипнул кроватными пружинами, и шум тут же стих. Инна представила, как это загадочное создание, расслышав шаги, оцепенело и теперь насторожено прислушивается. Она знает, кто идет в гости, поэтому не боится и не прячется. Просто ждет. Снова не зажигает ночник, который принесла Инна. Взяла привычку сидеть в темноте. Хотя это не мешает определить, сколько шагов осталось до нужной палаты. Вот замерцала полоска синеватого света в приоткрытой двери. Снова заерзали пружины.
– Вот и я, – с улыбкой заявила Инна о своем появлении.
Малютка вытянула вперед руку, освещая палату пластмассовым ночником в виде кошачьей головы. Ехидные глаза, источая синий свет, долго и недоверчиво буравили Инну. При этом сама девочка оставалась в тени. Разглядеть можно было лишь её босые ноги, свешенные с кровати, и краешек белого платья, которое в подозрительном прищуре игрушечной кошки тоже казалось синеватым.
