Владарг Дельсат
Испытание
Млечный Путь, 59 лучезара 33 года
Пока Машенька еще спит, я раздумываю. Можно подумать, что все произошло как-то слишком быстро, но воспринимается органично. Эфирные, или энергетические, формы жизни известны нашим друзьям из других миров. Рано или поздно человечество тоже к такому придет, поэтому ничего странного в этом нет. А дети – они всегда дети, к какой бы цивилизации ни принадлежали. Дети превыше всего – это не просто слова, это сама суть человеческой цивилизации. А выбравший меня в братья ребенок – что может быть естественней? Такие случаи известны, и означают они только то, что хочется малышке… А возможностей у нее много, вот и нашла себе новую семью. Учитывая, что ее опекуны моментально согласились с решением ребенка… В общем, теперь Машенька моя сестренка, и факт этот неоспорим. Точка.
– Витязь, – негромко обращаюсь я к корабельному мозгу, – запроси контактную группу о необходимости нашего присутствия в зоне Контакта.
– Запрос сделан, – отвечает мне Витязь. – Получаю информацию… Включаю.
– Лейтенант Винокуров, – слышу я голос, видимо, командира группы, – вам разрешено покинуть зону Контакта. Наши новые друзья желают вам удачи, поэтому будьте внимательны.
– Есть, понял, – произношу я, чувствуя немалое удивление.
Именно такое указание может означать что угодно – от неприятностей до навигационных проблем. Но зачем-то я попросил именно эвакуатор? Значит, приключение не закончено. Связано ли оно с нашими новыми друзьями, нет ли – понять сложно, но есть у меня ощущение, что просто совсем не будет.
– Витязь, – зову я корабельный мозг, – навигационный расчет маршрута к Главной Базе по стандартному протоколу.
– Расчет готов, – моментально отвечает мне Витязь. Интересно…
– Витязь, процент осознания, – прошу я его о статистике саморазвития.
– Объективный контроль тридцать, – докладывает мне корабельный мозг.
Это значит, что уровень развития достаточно высок для начала процесса осознания себя как личности. То есть на данный момент Витязь объективно готов к осознанию на тридцать процентов, что для данного типа кораблей необычно, но и не является чем-то совершенно невозможным. Впрочем, сейчас это вовремя, потому как расчет он подготовил сам, без команды.
– Сейчас проснувшаяся сестренка откроет глазки, – ласково говорю я изо всех сил спящей Машеньке. – Мы умоемся, поедим, а потом в рубку отправимся.
– Ура-а-а-а! – не может сдержать себя сестренка моя. – Ой…
– Попалась, – соглашаюсь я. – Ну что, пошли? Тебе обязателен твой комбинезон или одежда любой может быть?
– Любой… – улыбается мне Машенька, не делая попытки встать. Просто смотрит и улыбается, чудо мое.
На эвакуаторах обязательно есть одежда, особенно для детей, поэтому я об этом заранее позаботился – просто дав указание, и теперь в шкафу каюты найдется одежда для малышки. Я подхожу ближе, открывая его, и вижу платья, комбинезоны… Так, а белье? Правильно, в специальной секции, где поддерживается температура тела ребенка. Это сделано для того, чтобы не было ощущения холода. Поэтому я беру то, что нужно, ну и платье красивое, к цвету глаз подходящее, ибо ребенка надо радовать, после чего начинаю одевать Машеньку, рассказывая, что и для чего предназначено. Она-то это уже из моей памяти знает, но объяснить будет правильно.
– А теперь наденем платье, – продолжаю я, но останавливаюсь. – Или ты другое хочешь?
– Не-е-ет! – радостно отвечает она, вытягивая руки, чтобы мне было удобнее.
– Ну вот и все, пошли? – предлагаю я Машеньке. – Сейчас умоемся, и завтракать!
Умывать стоило все-таки до одевания, это я дурака свалял, но ничего, и так все будет хорошо. Мы вместе чистим зубы, потом умываем сонное личико сестренки, отчего она смешно отфыркивается, а потом за руку идем в кают-компанию, завтракать. На завтрак я, пожалуй, Машеньке оладушки сделаю. С вареньем, еще немного сметанки, как мы все в семье любим… И чай, конечно.
Войдя в кают-компанию, вижу наших роботов, изображающих завтрак, – они квазиживые, потому питаются иначе, но понятие ритуала знают, отчего и сидят сейчас. Машенька их разглядывает с интересом.
– Доброе утро, – здороваюсь я. – Познакомьтесь с моей сестрой. Это наша Машенька.
– Доброе утро, – оборачиваются роботы. – Очень приятно познакомиться с такой хорошей девочкой. Нас зовут Фэн и Вика, мы квазиживые.
– Очень приятно, – отвечает Машенька, поздоровавшись следом за мной.
– Минуточку посиди тут, я завтрак приготовлю, – прошу сестренку, усаживая ее за стол.
Два нажатия на сенсор, выбор блюд, еще одно нажатие, и я возвращаюсь к радостно улыбающейся Маше, пожелав всем приятного аппетита. Тот факт, что роботы мои подчиненные, не означает, что я с ними не буду вести себя как разумный. Это норма, тем более, они себя как личность полностью осознают, являясь полноправными членами экипажа.
Маша осторожно пробует оладьи, улыбаясь еще шире затем, – понравилось, значит. Варенье у нее земляничное, в котором она очень скоро вымазывается, но не расстраивается совершенно, а просто наслаждается этим. Вот и хорошо, что наслаждается. Ибо ребенок должен быть накормлен, в безопасности и комфортно устроен. Но при этом никто нахлебника из него не делает, так устроен наш мир. Сейчас мы с Машенькой закончим завтрак и в рубку пойдем. Я по инструкции проверю карту пути, а все остальное произойдет без нас.
– Скажи… – сестренка смотрит на меня с не очень понятным выражением на перемазанном вареньем лице. – Ты же с самого начала ко мне ласково. И помог, и с собой взял, сразу… полюбив. Но почему? Я же чужая?
– Чужих детей не бывает, – отвечаю я ей еще одной истиной нашего мира. – Потому что ты – это ты, вот и все.
– А наши так не умеют… – тихо произносит Машенька. – Я не читаю твои мысли сейчас, это нечестно.
– Малышка моя, – улыбаюсь я ей, погладив. – Доедай и пойдем.
Кажется, я понимаю, что именно с ней произошло. Маша по той или иной причине потеряла родителей, отчего обрела опекунов, с которыми не смогла ужиться. Такое возможно даже у высокоразвитых существ, так что неудивительно. Но теперь зато многое становится понятным, хотя для меня не меняет ничего.
– Пошли умоемся, – предлагаю я сестренке. – А потом сразу в рубку.
– Ага, – кивает мне Маша, подавая руку.
В каюту, чтобы умыться, идти не надо – и в кают-компании санитарные удобства есть, вот я замурзанной сестренке и помогаю. Впереди нас ждет рубка и путь домой.
***
Маршрут выглядит логично: пойдем через четыре системы, аварий там не было никогда. Витязь предложил самый безопасный путь – ведь на борту ребенок. Что же, долго раздумывать не стоит, пора двигаться. Машенька с интересом смотрит на экран, на котором видны наши корабли, и отчего-то вздыхает.
– Эвакуатор «Витязь» просит разрешение на покидание зоны Контакта, – начинаю я формальную процедуру. – Маршрут: Дракония – Хэшань – Ветреная – Гармония.
– «Витязь», здесь «Виктор Шуй», – слышу я в ответ. – Маршрут подтверждаем, можете отправляться.
– Витязь, – командую я корабельному мозгу, – старт в направлении Драконии, вход и движение по маршруту самостоятельно.
– Начат разгон, – отвечает мне Витязь.
Мое указание означает, что по маршруту нас ведет Витязь без моего постоянного участия, что не просто разрешено, но еще и рекомендуется. А на экране тем временем начинают удаляться корабли контактной группы. Здесь мы больше не нужны, потому можем спокойно отправляться домой. Я, впрочем, ожидаю входа в субпространство, ведь сестренка глазеет на экран.
И вот тут меня как обухом по голове пришибает: Машенька непривитая. Она создала себе тело, используя мой генокод, но универсальная вакцина в ДНК не встраивается, у нее другой принцип действия, чай не Первая Эпоха. Так вот, получается, что для Машеньки опасен любой внешний контакт: заболеть может, и поди узнай чем, потому нужно привить немедленно.
– Витязь, – обращаюсь я к мозгу корабля, – на борту универсальная вакцина есть?
– Эвакуатор оснащен по аварийному протоколу, – отвечает мне Витязь. – Прививать рекомендуется в медицинском блоке.
То есть вакцина имеется, раз аварийный протокол. Этой инструкции лет пятьсот уже, по-моему, – спасатели, которые позже начали называться эвакуаторами, обеспечивали вакцинами в обязательном порядке, чтобы не повторить судьбу «Ласки». Этот случай разбирается на уроках Истории, несмотря на прошедшие века – все эвакуируемые погибли от неизвестного вируса. Именно по причине отсутствия вакцин, так что теперь никто уже и не рискует.
– Вот мы и в субпространстве, – замечаю я, когда экран становится серым. – А теперь у нас с Машенькой очень важное дело есть.
– А какое? – удивленно спрашивает меня сестренка.
– Мы сейчас пойдем защищать сестренку, – таинственным шепотом отвечаю ей.
Сестренка берет меня за руку в готовности следовать за мной. Я рассказываю Машеньке, пока мы идем по одинаковым зеленым коридорам, что такое вирусы, насколько они могут быть опасны и зачем нужна универсальная вакцина. Сестренка слушает внимательно, согласно кивая. Я же пытаюсь вспомнить последовательность действий при иммунизации в полевых условиях. Мы это тоже обязательно изучаем, ибо случаи бывают разные.
Открывшаяся дверь демонстрирует внутренность медицинского блока, показывая мне, что инструкцию я вспоминал зря. Медблок оснащен как на крейсере – максимум автоматизации, поэтому я веду Машу к иммунизатору, выглядящему большим плюшевым мишкой. Судя по нарисованной инструкции, сестренке надо сесть перед автоматом и хорошенько его обнять, а все остальное сделает умное устройство.
– Смотри, это плюшевый мишка, – показываю я Машеньке. – Хочешь его обнять?
– Обня-ять… – тянет сестренка, с интересом разглядывая автомат. – А зачем?
– Во-первых, – начинаю я объяснять, – он позаботится о защите Машеньки от вирусов, а, во-вторых, детям нравится обнимать такие игрушки.
– Тогда и я попробую, – кивает она мне. – Показывай, как правильно!
Усадив сестренку, как показано в руководстве, я даю ей возможность решить самой. Вот наконец она обнимает мишку прямо поперек корпуса, при этом сразу слышится серия щелчков и гудение. Машенька устраивает голову поудобнее на мягком аппарате и сладко засыпает, а иммунизатор продолжает работать. Обычно ему до получаса нужно, и все это время сестренка будет спать, потому совсем не заметит прошедшего времени. Зато теперь ей не страшны любые вирусы – от древнего гриппа до устроившей неприятности нашим друзьям космической оспы, как болезнь назвали уже после.
Не забыл ли я еще чего-нибудь? Нет, насколько я помню, все уже учел. Как проснется, пойдем кормиться, сестренка после прививки будет очень голодной. Ее организм сейчас энергию очень активно потребляет – перестраивает защитные механизмы. Ну, насколько я помню описание того, что происходит при иммунизации. Значит, надо просто посидеть и подождать, проснется она сама и будет отдохнувшей.
Все-таки зачем мне эвакуатор? До сих пор ощущение не пропадает, при этом организм категорически против замены корабля на что угодно. Но причин этому нет, то есть совершенно – мы домой идем. При этом маршрут у нас самый безопасный из возможных, но тем не менее интуиция категорически за эвакуатор. Пока жду сестренку, пытаюсь представить различные ситуации, но воображение пасует.
– Ой… я что, уснула? – удивляется Машенька. – А почему?
– Тебя автоматика усыпила, – объясняю я, гладя ее по голове. – Чтобы тебе не было некомфортно.
– Я голодная! – сообщает мне сестренка. Ну это, положим, я и сам вполне осознаю.
– Пойдем тогда… – я с улыбкой беру ее на руки, что Маше явно очень нравится.
Она, конечно, тяжеловата, но своя ноша не тянет. Сестренка прижимается ко мне, обнимая за шею, как того самого плюшевого мишку, а я думаю о пельменях. Очень мне их хочется, слов нет как. С этими мыслями я и захожу в кают-компанию, вот только отцепляться от меня Машенька не хочет просто категорически, и приходится нажимать сенсоры и забирать тарелки с ребенком на руках. Тоже опыт, даже очень интересный. Главное не хихикать при этом, а то тарелку уроню.
– Ой, а что это? – интересуется сестренка.
– Это называется «пельмени», – отвечаю ей. – Древнее блюдо, хорошо утоляющее голод. Попробуй со сметаной, – киваю я ей на мисочку.
Машенька осторожно пробует новое для себя блюдо, а я слежу за ней с улыбкой. За первым пельменем следует второй, третий… Она улыбается, значит, понравились Машеньке пельмени. Ест она небыстро, жует старательно. Это очень хорошо, потому что останавливать не надо.
Я расправляюсь со своей порцией довольно быстро, но стоит мне взять последний пельмень, как корабль едва заметно вздрагивает, чего обычно не случается, а после этого звучит сигнал «Внимание всем».
– Командир необходим в рубке, – слышу я голос Витязя. – Нештатная ситуация.
От такой новости я едва не проглатываю пельмень целиком, затем вскочив на ноги. Машенька явственно пугается, вцепляясь в меня, потому я беру ее на руки, бегом направляясь в сторону рубки. Интересно, что могло произойти?
Родина, 4 златоверха 304 года
Говорят, метеорит упал. Это я слышу по дороге в школу. В этом году я заканчиваю учебу, и пора определяться, куда дальше, скоро восемнадцать мне уже. Сегодня у нас первым уроком история, повторять будем перед экзаменами, с самого начала. Экзамены аж в травне, но этот год у нас почти сплошняком – повторение, потому что после школы Итоговые Экзамены. Именно так, с заглавной буквы.
Иду я в школу пешком, потому что автобусов у нас мало, они забиты доверху, а мне с моей одеждой не очень приятны прикосновения. В школе форма принята, причем девочки должны быть в платьях. Пошло это с тех времен, когда школа была очень страшной и часто болезненной. Даже кабинет с тех пор остался – им первоклашек пугают. Ну вот, а в автобусе могут и под юбку залезть, и задрать платье… В общем, пешком дольше, но безопаснее. И вот иду я, а две тетки передо мной о чем-то говорят.
– Метеорит упал, слышала? – интересуется одна. – Аккурат в градоправительство попал.
– Жаль, что не в градоправителя, – злобно отвечает другая, и они обе смеются.
Интересная новость, но и только. Мало ли что метеорит, они, бывает, и падают… Тут скорее сам факт того, куда он попал. Город у нас на другой стороне планеты от столицы, то, что в древности называлось «периферия». У нас в городе всегда тихо, спокойно, да и сам город не сказать что большой, поэтому новость о метеорите, конечно, серьезная.
Хорошо, что школе конец скоро, устала я от нее. И раньше-то было довольно сложно, а теперь Вика на меня за что-то взъелась, подговорила парней… В общем, одной ходить нельзя: если Вика только в драку полезет, то парни понятно что сделать могут. А дойдет дело до разбирательств, то я же и виноватой окажусь. Потому что традиции у нас такие, кто бы ни говорил обратное.
Одно время школа у нас была только для девочек, ну это из истории, потому что полвека назад ввели классы и для мальчиков, хотя мы учимся отдельно. Девочек учат иначе, и, по-моему, считают нас тупыми, есть такое ощущение. Хорошо хоть бить перестали. Тоже, кстати, с полвека назад, хотя и не запрещено это. То есть подзатыльник от учителя может и прилететь, никого это не удивит. Вот раздевать уже запрещено, хоть что-то хорошо. Хотя дома может влететь так, что лучше бы в школе, но я уже взрослая почти, и маман со мной справиться не может. А отца у меня нет, его по пьяни топором зарубили, когда мне семь было.
Вот и школа показалась. Теперь надо быть внимательной, держать подол и внимательно по сторонам смотреть. Вика она такая, налетит нежданно, ударит побольнее и вмиг исчезнет. Парни, правда, до уроков зажимать не будут, максимум за задницу схватить могут, защитника-то у меня нет. Единственное, за что парня могут очень сурово наказать – за насилие и за беременность до совершеннолетия. Тогда его могут счесть социально опасным, а это в лучшем случае тюрьма, а в худшем…
– Ирка, стой! – слышу я знакомый голос, но останавливаться не спешу.
Я перехожу на бег, потому что голос-то парня. Хорошо знакомый, вот я и стараюсь убежать: этому наплевать на запреты, он может и с утра в углу зажать. Сикорски сволочь редкая, к тому же, по-моему, он псих – как видит меня, сразу бешеным делается, поэтому встречаться с ним я не хочу. Бегу изо всех сил, успев по дороге оттолкнуть Вику и, только чудом не встретившись ни с кем из учителей, влетаю в класс. Все, здесь я в домике, в классе никто, кроме учителя, не тронет. Можно выдохнуть, унять дико колотящееся сердце и подготовиться к уроку. Успела я сегодня в последнюю секунду, так что потрепаться не успею.
Звенит звонок, и вместе с ним в класс входит Вера Павловна – исте… историчка наша. Ну и классный руководитель заодно, поэтому злить ее очень чревато. Те, кто с ней наедине оставались, ничего не рассказывали, только всхлипывали, ну а меня пронесло. Надеюсь, что пронесет и дальше, а там – школа закончится и встретит меня училище, ибо в университет чтобы попасть, нужно отлично учиться и лизать всем что подставят, твари… Девочка с высшим образованием, как мамонт – не встречается почти. Переселенцы после посадки всех мамонтов перещелкали ради шерсти и мяса.
– Птичкина, – оскаливается Вера Павловна, – а поведай-ка нам историю Посадки.
– Да, Вера Павловна, – киваю я, вставая и прихлопывая подол, уже собравшийся вверх, рукой. – Посадкой принято называть прибытие переселенцев, гордо покинувших Землю, на Родину.
Родиной наша планета называется. Живет тут что-то около тридцати миллионов человек, в основном занимаясь сельским хозяйством, потому что ученых мало и они все заняты не пойми чем. Я рассказываю в точности как в учебнике написано, размышляя о том, что это туфта, конечно. Не «гордо покинули», а «убежали впереди собственного визга», и еще непонятен разрыв в летоисчислении. Я недавно книгу в библиотеке раскопала случайно – страницы тонкие, почти прозрачные. Так там время Посадки по старому летоисчислению указано было. При этом у меня получилось, что переселенцы чуть ли не тысячу лет по космосу ползали. Но рассказывать об этом нельзя – за сомнение в основах меня запрут в психушке, где просто забьют. Так что нужно рассказывать материал, одобренный Великим Вождем и Учителем.
– Отлично, Птичкина, садись, – кивает мне подобревшая учительница. – Успенская, встать! В каком году женщину признали разумным существом?!
Вопрос с подвохом, потому что не признавали. Женщину перестали считать животным около сотни лет назад, а вот разумными нас не признавали никогда. Кстати, непонятно, откуда пошло это унижение женщин, потому что в той же книге написано было, что мать священна, а у нас, получается, чуть ли не два века на девочек ошейники надевали и на поводке водили. Сейчас-то уже нет, но было же такое!
Воспитывать нас стараются в почитании мужчин, только со мной почему-то не выходит у них. Мне парни противны, потому что именно они себя как животные ведут. Будь моя воля – на цепь посадила бы и выводила только для спаривания. Твари они, просто зажравшиеся твари. Потому и замуж я не хочу, противно мне, да и быть рабыней не желаю, пошли они все…
– Успенская! Ты дура! – внезапно кричит Вера Павловна, ударив Вику по лицу. Крик настолько резкий, что мгновенно вышибает меня из моих мыслей.
Со всей силы бьет, до крови. Необычно это. Она-то, конечно, себе жертву нашла, но вот с чего вдруг, совершенно непонятно. Наверное, враг мой что-то сказанула не то, вот и завелась наша истеричка. Теперь до конца урока будет орать, то есть надо принять испуганный вид, она это любит. Вот если не реагировать на крик, тогда на меня переключится, а буду старательно пугаться – пойдет дальше топтаться по Вике, которую мне совсем не жалко. Карма, как говорили в древности.
***
Мужчин по статистике почти в десять раз меньше, чем женщин, поэтому, наверное, такое к нам отношение. Руководят-то всем мужчины, они и правила устанавливают, поэтому у нас шансов нет. Но я так не хочу! Я не хочу молча сносить обиды, оскорбления, унижения и потные руки где не надо. Мне подобное претит, хочется агрессивно отвечать, но это, на самом деле, нельзя. Если ударить парня, еще неизвестно, что будет, поэтому активно сопротивляться можно только при угрозе понятно чего.
По легендам, официально не признанным, кстати, пошло это со времен Посадки. Второй корабль-переселенец разбился, пассажиры его погибли, а нюанс в том, что капитаном его была женщина. В произошедшем обвинили ее, а через нее и всех женщин. Сообществом нашим руководит Великий Вождь и Учитель, не меняющийся из года в год, отчего он кажется бессмертным. Мы должны считать его чуть ли не божеством и радоваться тому, что у нас такой хороший руководитель. А кто не радуется – для них трудовые лагеря есть, куда можно с десяти лет попасть.
Сегодня мне повезло – Вике сейчас не до меня, еще мимо парней просквозить, и будет совсем хорошо. Дома запрусь в своей комнате и выдохну спокойно. Так я думаю, осторожно выходя из школы. Парней почему-то не видно, а вот мимо школы пролетают аж два санитарных автомобиля. Это что же такое случилось?
Впрочем, не мое это дело, мне важно сейчас совсем другое – дойти до дома без приключений, чему способствует отсутствие парней. Вот я и иду, размышляя о том, как мне все надоело. Еще и предчувствие какое-то нехорошее, будто черная туча надвигается. Не страшно, а такое неприятное ощущение, как перед обязательным осмотром. Всех девочек раз в год полностью осматривают, чтобы отсеять тех, кто не сможет дать потомство. Что с ними происходит, я не знаю, у меня такого опыта нет, у нас в классе все здоровы.
Транспортов на улицах стало меньше, по-моему. Их и так немного было – периферия есть периферия – но вот сейчас я даже маршрутных не вижу, что уже очень интересно. Это в честь чего такое? Непонятно.
В таком настроении – искреннего недоумения – дохожу до дома. Маман еще на работе. Она на заводе вкалывает, поэтому я могу приготовить поесть и посмотреть в «главное средство информации», плоский экран которого сейчас будет вещать о Вожде и Учителе, и это позволит мне спокойно подумать. Впереди еще два месяца до каникул, и предстоящие месяцы надо прожить, что становится сложнее с каждым днем. Парни уж довольно активно лезут под юбку, как будто гон у них…
Дом у нас типовой, трехэтажный, наша квартира прямо на первом этаже, что не слишком удобно, но мощные решетки на окнах предупреждают ночные сюрпризы. Преступность у нас есть, причем специфическая – можно проснуться от того, что уже и… В подъезде никого, это хорошо. Я быстро открываю дверь, шмыгаю внутрь и тщательно запираюсь. Все, я дома… Можно щелкнуть кнопкой визора и топать на кухню.
– Да здравствует наш великий народ! – отзывается визор.
Ну все, дальше слушать не обязательно, ибо сейчас восхвалять будет. Трудно верить в то, что народ великий, а женщина занимает важное место в обществе, когда каждый день видишь совсем другое. Просто невозможно в это верить, потому что безнаказанность парней… В общем, пока не делают то, что запрещено, на них никто не обращает внимания, а зажатая в углу девчонка никого и не волнует. И от этого всех парней кастрировать хочется.
– Великосанск… – доносится от визора, заставляя меня вынырнуть из своих мыслей, направившись в комнату. Интересно, что это наш Великосранск, как его промеж собой называют, вспомнили?
На экране гордо выступают врачи в своих черных одеждах, символизирующих родство со Смертью, какая-то техника, а судя по виду – это восточный пропускной пункт. Из города, любого, можно выехать только через КПП, потому что «вся миграция контролируется взглядом Великого Вождя и Учителя». Так вот, пункт пропуска перекрыт, возле него военные, кажется, и доктора.
– Обнаруженная новая болезнь будет побеждена, но ради блага народа… – продолжает диктор хорошо поставленным голосом. – Карантин по секторам на время идентификации и лечения, – заканчивает он.
Как так «карантин»? Мама в другом секторе работает, ее что, домой не пустят? Правда, теперь мне понятно, куда парни делись – их в свой сектор забрали. У нас-то женский, раньше забор с колючей проволокой стоял, а полвека назад сняли, хотя лучше бы оставили. Школа почти на границе сектора стоит, поэтому парни из соседнего в ней учатся. Но если их забрали, то можно учиться более спокойно – никто во время карантина нападать не будет.
– Внутри секторов ограничения сняты, – не очень понятно говорит диктор, а я чувствую пробежавший по спине холодок.
Ограничения – это очень емкое слово, кто знает, какие именно сняты. Может, на передвижение, а может, и на все остальное. Тут остается порадоваться, что мужчин у нас в секторе никаких нет. Раньше наш сектор был гетто, потому они здесь традиционно не селятся. Дальше диктор рассказывает о сигналах тревоги и что по какому из них надо делать. Выглядит как чуть ли не война. Но воевать у нас не с кем, а друг с другом Великий Вождь не позволит.
Но все же интересно: маму домой пустят вообще? И что делать, если нет? Жаль, что от меня ничего не зависит… Страх, конечно, есть – как бы я к ней ни относилась, она моя мама. Просто жутковато быть одной. Значит, стану надеяться на лучшее, а пока обед приготовлю. Или ужин…
Карантин означает болезнь. Если он введен, то или болезнь неизвестна, или распространяется слишком быстро. Гадать можно бесконечно, это бессмысленно. Поэтому я пока займусь готовкой, а не попытками предсказать очередную гадость. Подождем, так сказать, развития событий.
Быстро приготовив кашу, ем, поглядывая на улицу, где транспорт исчез совершенно – только санитарные летают да военные неспешно катаются в своих железных коробках. Жутковато от этого всего, но я беру себя в руки, делаю визор потише и, доев, сажусь за уроки. Если приду завтра с несделанными – совсем нехорошо будет. Истеричка не упустит возможности на мне оторваться. Да и остальные тоже не святые овечки, так что надо сделать все, что задано, а там и спать лечь, чтобы попытаться поспать. А если мама не вернется, то от страха могу и не уснуть, буду завтра, как вареная рыба. Последствия мне не понравятся, так что нужно стараться.
