Владилен Елеонский
Прохоровка. Крах «Тигра»
Высокий, стройный, изящный Эрик красовался перед пленницей в своей эффектной чёрной форме. Немецкий лейтенант был настолько уверен, что предстоящее наступление будет увеселительной прогулкой, что не посчитал необходимым надеть танкистский комбинезон на повседневную форму.
В руке Эрика темнела эффектная трость. Она выглядела солидно. Тускло светил бронзовый набалдашник, отливая изображениями германских орлов на все четыре стороны света.
До встречи с русской дикаркой всё шло превосходно, ярко светило июльское солнце, русские оказались наголову разбиты, у всех немецких танкистов было отличное настроение, и не хватало лишь любви, но, тысяча зверей, Эрика опять ждало разочарование. Разговор с пленницей не клеился ни по-хорошему, ни по-плохому.
На все любезности и галантное обхождение русская упрямица отвечала «Нет!», а угроза подорвать её на мине, которую она готовила «тигру», возымела прямо противоположный эффект. Вместо того, чтобы смягчиться и уступить красивому немецкому мужчине, русская ведьма, – специалист по русским минам, умолкла и больше не проронила ни слова.
Не сказать, что она была очень уж красива, но что-то в ней было от лесной феи, таинственные глаза-озёра явственно норовили утащить в свои глубокие омуты. Пусть совсем чуть-чуть, но что-то в ней, в самом деле, было.
Тем временем терпение Эрика, а вместе с ним и галантность, улетучились, как дым. Можно не соглашаться, иметь свою точку зрения, рассуждать, – да ради Бога! Однако, зачем молчать?
Молчание взбесило Эрика и довело до белого каления. Он грубо схватил русскую молчальницу за пыльные волосы, аккуратно подстриженные под каре, и в этот миг произошло нечто совершенно невероятное.
4
Эрик, рассвирепев, дёрнул дикарку за волосы, и на своём ломаном русском языке стал говорить ей о смысле жизни, о том, что есть хорошо, а что плохо. Если женщина ласкает мужчину, это хорошо, если нет – плохо. Что-то в этом роде!
Гюнтер восхищённо цокнул языком, его, как видно, не на шутку взбудоражило красноречие командира. Остальные танкисты мирно сидели у «тигра», курили и лишь тихонько посмеивались.
Упорство дикарки подлежало наказанию. Продолжая держать упрямицу за волосы, Эрик стал расстёгивать пуговицы на её гимнастёрке.
Пора от слов переходить к делу. Он решил, что голая по пояс русская упрямица, во-первых, продемонстрирует свои прелести миру и покажет, стоит ли затевать весь сыр-бор, а, во-вторых, в случае искреннего восхищения её неотразимой красотой, как любая скромная девушка, не вполне уверенная в своей привлекательности, растает от мужских комплиментов и, наконец, сдастся.
Однако дальше случилось такое, чего Эрик не мог себе даже вообразить. Обнажив её грудь, он внезапно увидел на шее девушки плохонькую репродукцию русской иконки Божией Матери.
Иконка, иконка, Бог с ней, с иконкой! Тем более, что не сама иконка, а всего лишь миниатюрная репродукция с неё болталась на убогой верёвочке. Эрика, как внезапным громом среди ясного неба, поразило совсем другое.
У русской дикарки на шее, помимо иконки, висела половинка монеты. Той самой монеты!
«Эрик, дорогой мой, человечек покажет тебе недостающую половинку монеты, значит, это тот самый твой человечек. Береги его! Он расскажет тебе много интересного и поможет сделать карьеру на Восточном фронте», – молнией пронеслись в мозгу слова дядюшки Франца.
Правда, дядя говорил о мужчине, даже называл его фамилию. Однако, кто знает, на войне всё происходит и меняется быстро. Может, Эрику вместо толстяка-мужчины решили прислать симпатичную девушку-агента?.. Весьма мудрое решение!
Эрик, глядя на половинку монеты, замер так, словно его парализовало. Неужели, в самом деле, перед ним тот самый человечек? Но если русская дикарка, – тот самый человечек, как объяснить её странное поведение?
Эрик невольно задумался. Может, она так ведёт себя специально, чтобы не вызвать подозрений, ведь Эрик не один, есть свидетели. За ними, между прочим, во все глаза наблюдает весь его танковый экипаж, а, возможно, и немецкие гренадёры из дальней траншеи.
Эрик стоял и не знал, что делать. Глаза русской девушки не сулили ничего хорошего. В самом деле, очень странно! Если бы девушка была тем самым агентом-связным, наверное, она сделала бы хоть какой-то намёк.
Неужели она так умело играет? Хотя, если подумать, то почему бы, в самом деле, ей не сыграть?
Речь идёт о больших секретах. Рядовым бойцам такие секреты знать не положено, именно поэтому она упорно играет перед ними роль непокорной русской пленницы. Вполне логично.
Внезапный громкий оклик «Эй, отпусти её!» прервал наскакивающие друг на друга мысли Эрика и заставил немецких танкистов резко повернуть головы. Из-за кормы «тигра», весь седой от пыли, вышел молодой худой бледный русский офицер-танкист. Его глаза были не просто пронзающими, они, казалось, хватали за горло и грызли, как клыки волка. Редко встретишь такую злобу в людях!
Страшное дело, – русский без разговоров навёл на Эрика дуло своего убийственного ТТ и точно выстрелил бы, если бы Эрик не опередил русского маньяка всего на долю секунды.
Для таких случаев Эрик носил в правом кармане форменных брюк малокалиберный «вальтер». Надёжнейший пистолет! В отличие от русского ТТ он не подводил самострелом даже с взведенным курком и патроном, загнанным в патронник.
«Вальтер» Эрика, как всегда, лежал в кармане, готовый к бою. Патрон в патроннике, а предохранитель снят, оставалось только навести ствол на цель, взвести курок и нажать на спусковой крючок, – что Эрик с успехом сделал, мгновенно, без малейшего промедления.
Времени не было, поэтому пришлось стрелять сквозь брюки. В брюках образовалось аккуратное отверстие от вылетевшей пули, но что значат брюки, когда на кону висит жизнь!
Русский танкист неуклюже взмахнул руками и упал навзничь. Пленная дикарка вдруг с отчаянным криком бросилась к нему.
– Ты не ест давайт ласка, – сказал Эрик на своём неповторимом русском языке, вынул «вальтер» из кармана, спокойно прицелился в гибкую привлекательную спину молодой русской ведьмы, но мысль о монете снова пронзила мозг, и он не выстрелил.
В этот миг в воздухе мелькнула рыжая тень. Острые зубы плотно вцепились в правое запястье и рванули руку вниз и в сторону. Слёзы брызнули из глаз от боли!..
В следующее мгновение Эрик врезался носом в пыльную землю, забыв про упрямую русскую ведьму, ненормального русского танкиста и отлетевший куда-то свой сверхнадёжный «вальтер».
Эрика теперь занимало только одно – ужасающее рычание собаки, терзавшей его руку так, словно ей попалась вкусная сахарная кость, и нестерпимая острая боль в запястье, она смертоносным током пронзила всё тело. Избавление от боли стало на данный момент единственным смыслом жизни!
Гюнтер, выпучив глаза, медленно стянул с борта «тигра» МП-40 и вскинул дуло пистолета-пулемёта в сторону овчарки, терзавшей руку Эрика. Вальтер вовремя схватился за дуло и не дал Гюнтеру выпустить очередь.
– Не стреляй! Заденешь Эрика.
Гюнтер в нерешительности замер, не зная, как помочь командиру. В этот момент в довершение ко всему раздался рёв танкового двигателя.
Из-за взгорка выкатился Т-34, весь обсыпанный грунтом, как видно, после немецкой бомбёжки, непосредственно предшествовавшей наступлению немецких танков. Русский танк остановился и вдруг раскатисто выстрелил из пушки.
Фугас разорвался в пятидесяти метрах. Немецкие танкисты попадали под «тигр», как кегли, сбитые метким шаром.
5
Как же так? Всё так прекрасно складывалось, было такое превосходное героическое утро.
Великолепный «тигр» проломил вражескую оборону. Слаженный экипаж работал, как часы. Приятное общение и крепкий горячий чёрный кофе из термоса приятно ласкали немецкий мозг.
Пара удачных выстрелов по русским позициям вызвала у танкистов оживление, как у стрелков в тире, а разбегающиеся веером, словно тараканы, русские пехотинцы, рассмешили до слёз. Русские клоуны, честное слово!
Всё было сегодня, всё, о чём только может мечтать солдат Рейха. Или нет, – почти всё…
Ощущение праздника, безусловно, усилили бы французский шоколад с французским коньяком и немного дикие, но искренние ласки обнажённой русской ведьмы, узнавшей, наконец, кто они есть, на самом деле, – истинные германские солдаты!
Здесь случилась осечка, от которой Эрика взяла оторопь. Впервые за всё пребывание на Восточном фронте у лейтенанта Панцерваффе Эрика Краузе как-то нехорошо заныло в груди, словно от недоброго предчувствия, однако в мистику Эрик не верил, не такого он был склада ума.
Не так скоро, как хотелось, но Эрик всё-таки пришёл в себя, весь щедро обсыпанный белгородской землёй, как, впрочем, и остальные члены его экипажа. Правая рука не действовала, она страшно вздулась и стала лиловой, как та спелая слива на ветке в саду у бабушки в детстве.
Эрик схватил свой бинокль левой рукой и увидел удаляющийся Т-34. Русский танк медленно полз к оврагу, словно тяжело тащил по земле беременное брюхо, до него было не более двухсот шагов.
Тем не менее, когда экипаж по команде Эрика занял свои места в «тигре», приник к ячейкам снарядов, приборам наблюдения, оптике пушки и прицелу пулемёта, Т-34 успел исчезнуть в овраге. Русская повелительница мин, русский бешеный танкист и русская собака-тень со смертоносным вьюком на спине, скорее всего, укрылись в этом проклятом танке, значит, его надо догнать и поджечь, как соломенное чучело в Вальпургиеву ночь.
Пусть русские гномы вздрогнут в своих подземных пещерах, когда «тигр» ударит в броню русского танка из своей восьмидесятивосьмимиллиметровой пушки! Если у русских, конечно, вообще водятся в земле гномы.
Когда «тигр» выехал на гребень оврага, Т-34 заметно прибавил скорость. Он ходко резал воды ручья, извивавшегося на дне оврага, как шустрый бронированный катер.
Расстояние в пятьсот метров не должно было смутить никого. Удар снаряда, выпущенный из пушки «тигра» в корму, гарантированно поджёг бы Т-34.
Однако в момент прицеливания русский танк сманеврировал, обходя валун. Немецкий снаряд попал в валун и расколол его надвое. Пока Гельмут вгонял новый снаряд в канал пушечного ствола, Т-34 исчез за очередным изгибом оврага.
Эрик вышел из себя и стал ругаться. Нервозность передалась Вальтеру, он неосмотрительно повёл «тигр» по склону оврага, чтобы быстрее выйти на новую позицию.
Всё произошло быстро и незаметно. «Тигр» сел в удивительную русскую глину по самые борта.
Проклиная всё и вся, немецкие танкисты вылезли из танка. Теперь без помощи тягача никак не выбраться.
6
Эрик запросил по рации помощь, а своим танкистам приказал привести себя в порядок. Свободного времени теперь навалом, а солнце ещё высоко.
Расстелив на берегу ручья опознавательный танковый брезент с чёрной свастикой в белом круге, которым обычно накрывали корму, когда бомбила немецкая авиация, чтобы лётчики не сбросили бомбы на своих, танкисты перекусили, перекурили, сыграли пару раз в картишки, и, наконец, решили постирать форму, забившуюся пылью после неожиданного разрыва русского фугаса.
Обычную стирку Гюнтер снова умудрился превратить в пивной фестиваль. Он толкнул в голый жирный зад Макса, и тот рухнул в ручей.
Тогда Гюнтера стал топить Вальтер, а Вальтера – Гельмут. Эрик лежал в трусах на брезенте, курил и лениво размышлял о том, откуда маленький, как вошь, Гюнтер берёт силы на свои дурацкие проделки.
В конце концов, Гюнтера стали топить все разом, и он жалобно попросил помощи. Эрик положил недоеденную галету в свой командирский планшет, который лежал на брезенте, стрельнул окурком французской сигареты в воздух и прыгнул в ручей наводить порядок.
Командир вмиг оседлал дебелую тушу наводчика Макса. Вонзив свои острые пятки в его мягкие бёдра, он предложил немедленно догнать Т-34, поскакав галопом по руслу ручья.
Горилла Гельмут вскочил на гнома Гюнтера, тот, конечно, не удержался на ногах, Гельмут рухнул на Эрика и сбил его с Макса. Началась такая возня, что ручей снова превратился в грязную лужу, словно по нему снова только что промчался Т-34.
В этот миг прибыл тягач, и запыхавшиеся немецкие голые парни в мокрых трусах, хохоча, выползли на берег. Эрик даже забыл о своей опухшей руке и, кажется, начал думать, что день, такой противоречивый и контрастный, ближе к вечеру всё-таки удался. Сейчас их вытянет тягач, они прибудут в расположение своей роты и продолжат победоносное наступление.
– Э, парни, а где мой планшет?
Встревоженный крик Эрика разнёсся над взбаламученной поверхностью русского ручья и недоумённо повис в воздухе. Танкисты в растерянности стали искать планшет командира, но его нигде не было видно.
Судорожные поиски в течение часа ничего не дали. Тягач давно вытянул «тигр» на твёрдое место, а планшет Эрика не находился. С горьким чувством в груди Эрик вдруг понял, что день пятого июля тысяча девятьсот сорок третьего года он не забудет никогда!
7
Комбат Савельев верил в Шилова, но бой прошёл совсем не так, как предполагалось. Рано утром с воем навалились Ю-87.
Немецкие штурмовики непрерывно пикировали, ювелирно точно кидали бомбы и едва не задевали головы советских бойцов своими неубирающимися шасси с обтекателями, чем-то похожими на лапти, за что остряки прозвали их «лаптёжниками».
Всего лишь одно слово, но какое! Как оно действует? Не хуже бомб.
Сознание того, что бомбит какой-то «лаптёжник», какой бы ужасной ни была бомбёжка, вдруг давало необъяснимое моральное превосходство и вызывало лишь насмешку над всеми замысловатыми потугами врага убить тебя, уничтожить, смешать с землёй, превратить в сажу и пепел.
«Лаптёжники» улетели только тогда, когда на советские позиции двинулась танковая армада. Не успели прекратить падать бомбы и бить снаряды тяжёлой артиллерии, как ударили танковые пушки.
Согласно указанию комбата Шилову не следовало открывать огонь раньше времени, однако, огонь от бомб «юнкерсов» с воздуха и тяжёлых артиллерийских снарядов с земли был настолько плотным, что Шилов при всём желании не смог бы, не то, что выстрелить, – даже прицелиться.
Заряжающий не выдержал и с криком «Похоронят!» выскочил из танка под бомбы и снаряды. В руках у Шилова остался лишь его сапог, за который он успел схватить, чтобы остановить труса.
Если вдуматься, то человека охватывала вовсе не трусость, как таковая, когда дрожишь от страха. Нет!
Всё нутро выворачивало наизнанку вполне естественное и потому почти непреодолимое желание прекратить нестерпимую муку. Пусть смерть, лишь бы прекратился леденящий ужас, от которого волосы двадцатилетних парней вмиг становились седыми.
Когда чуть позже Шилов вылез из танка, он не нашёл от своего заряжающего ни кровинки, ни былинки, ни нитки, ни кусочка, бац, и точка, – нет человека, как будто никогда не было. Тогда Шилов, сам не зная, почему так сделал, бросил в воронку от бомбы сапог, который продолжал машинально сжимать в руке, и присыпал его землёй.
Шальная болванка от дальнобойного немецкого орудия скользнула по брустверу капонира, в котором был укрыт Т-34 Шилова, ударила под углом в лоб танка справа, как раз там, где сидел на своём месте радист, и отскочила. Броню не пробила, но от удара болванки броневые осколки внутри танка разошлись веером над головами механика-водителя и радиста.
Седову смерть в виде одного из броневых осколков приветливо помахала ручкой, мол, до скорых встреч, а радиста забрала с собой. Его убило осколком брони, который вошёл между бровей так, что даже следа практически не оставил.
Никакого боя в полном смысле слова не случилось. Немецкие танки прорвались на позиции и стали деловито утюжить траншеи, а Шилов и Седов, хоть и остались живы, никак не могли прийти в себя после артиллерийской и бомбовой подготовки немцев.
Седов, стреляный воробей, первый опомнился и заметил «тигр», который, подставив борт, утюжил траншею в трёхстах метрах от капонира Шилова. Оставалось только навести пушку и выстрелить.
Шилов припал к оптике пушки. «Тигр» вдруг резко остановился, как вкопанный.
С его гусениц густым потоком хлынул сухой грунт. Шилов как будто услышал этот мерзкий шорох от сыплющегося грунта.
Несмотря на то, что Михаил смотрел всего лишь в оптику, впечатление было настолько явственным, что с ним снова случился «шорох». Он упал плечом на стенку башни и зашипел, как будто отчаянно пытаясь исторгнуть из себя мучивший его недуг.
Напрасно Седов кричал и умолял командира, тот не слышал. «Тигр» тем временем развернулся, снова став лбом по направлению к танку Шилова.
Седов похолодел, но фашистский монстр вдруг замер на месте. Возле «тигра» началась какая-то возня, немецкие танкисты зачем-то вылезли из танка.
Седов не знал о «шорохе» Шилова. Однако, как боец со стажем, как-никак механиком-водителем в Т-34 с августа сорок первого года, он мгновенно сообразил, что у Шилова, похоже, контузия.
Бывалый Седов сочно выругался по своему, по-седовски, а в седовской нецензурной ругани главными персонажами были болт и гайка, и Шилов вдруг, как будто под воздействием магического заговора, пришёл в себя.
Командир приказал механику-водителю совершить манёвр, о котором говорил комбат. Сметливый Седов ловко и незаметно вывел бронированную машину из капонира, под прикрытием гребня возвышенности спустился к оврагу, ходко прошёл по склону, хотя местами едва не увяз в глине, и вышел «тигру» точно в борт.
Тем временем Шилов, выбравшись из башни, успел похоронить сапог заряжающего и незаметно подобраться к немецким танкистам. Оставалось перещёлкать их в упор из ТТ, но он вдруг увидел Варю.
Стройный немецкий блондин в ладно подогнанной танкистской чёрной форме, светя в лучах бледного от гари солнца бронзовым набалдашником трости, правой рукой таскал Варю за волосы, а она стояла перед ним на коленях и молчала.
Вид Вари был настолько неожиданным, что Шилов вместо того, чтобы стрелять, обнаружил себя, крикнул что-то несуразное блондину, а тот в отличие от Шилова, среагировал мгновенно и, сунув правую руку в карман брюк, выстрелил.
Дальше Шилов помнил всё плохо. Голова мотнулась от скользнувшей по черепу пули. Он упал, где-то далеко, словно в другом измерении, услышал истошный крик Вари, потом грозно зарычала собака, загалдели по-своему немецкие танкисты, сзади недовольно фыркнул мотором милый Т-34, раздался выстрел родной пушки и метрах в пятидесяти грозно рванул фугас.
Затем всё стихло, погрузилось в странную мертвящую тишину, и только тихий голос Вари, который показался ему таким близким, родным и волнующим, вдруг сказал удивительно проникновенным шёпотом в самое ухо:
– Миша, жив? Потерпи, я вытащу тебя отсюда. Слышишь? Дорогой мой…
8
Седов, как все явственно осознали чуть позже, сделал всё возможное и невозможное. Каким-то чудом он ужом ускользнул из-под огня «тигра». Повезло Шилову с механиком-водителем!
Всё потому, что Седов ещё до войны успел три года отслужить в армии по рабоче-крестьянскому призыву, служил на Дальнем Востоке, участвовал в заварухе с японцами, был механиком-водителем на БТ-7, а в августе сорок первого года, сев за рычаги Т-34, сразу же попал в гущу боёв под Киевом.
«Тигр» стрелял вслед, но Седову удалось убежать по дну оврага. Т-34 показал все свои самые лучшие ходовые качества. Фашистский зверь, похоже, отстал.
Остановив танк в прибрежных высоких зарослях сухого тростника, экипаж стал подсчитывать прибытки и потери. Прибытки с убытками рядом живут.
Погиб радист, его похоронили здесь же, у ручья. Заряжающий сбежал, от него даже горсточки пепла не осталось, один лишь сапог.
Немецкая пуля оцарапала Шилову лоб у виска, скользнув по кости черепа. Он пребывал в странном сумеречном состоянии и думал лишь об одном, – как бы опять не начался «шорох».
Прибыток – Варя Алова. Она проворно довела Шилова до Т-34, помогла забраться в люк, сама села рядом с ослабевшим командиром на место заряжающего.
Пока немецкие танкисты приходили в себя после взрыва фугаса, а Седов ударил, так ударил, едва не похоронил фугасом всех, в том числе и Варю с Шиловым, удалось развернуться и уйти в овраг. Седов владел Т-34 так, словно вёл вовсе не бронированную махину в тридцать тонн весом, а всего лишь мотоцикл с коляской.
Варя держалась мужественно, можно смело сказать, что она вынесла Шилова на себе из-под огня, но когда всё закончилось, похоронили радиста и выпили по глотку спирта из фляжки запасливого Седова, девушка к великому удивлению танкистов вдруг горько разрыдалась.
Из её лепета ребята поняли одно. Варя не знала, что делать. Рации на танке нет, из оврага нос не высунуть, а Ласка куда-то пропала!
Слово за слово, Седов говорить умел, грубо, зато верно. Мол, если бы не лейтенант, горел бы сейчас «тигр» за милую душу. Шилов, – кисейная барышня, – в самый интересный момент в обморок завалился, хорошо, что не обмочился.
Короче говоря, назрел конфликт. Шилов, скорее всего, не сдержался бы, опустился до драки с подчинённым, но в этот самый момент неизвестно откуда появилась взмыленная Ласка. Она выглядела так, словно за какой-то час обернулась вокруг многострадального земного шара.
Словно дичь, схваченную на охоте, умная овчарка держала в зубах планшет с бронзовой бляхой, на которой был выдавлен распластанный германский орёл со свастикой.
Шилов осторожно взял планшет из пасти. Хитрая собака села перед Михаилом и стала тихо, но нетерпеливо повизгивать.
Седов и Варя застыли рядом, удивлённо приоткрыв рты. Конечно, Варя очень обрадовалась появлению Ласки, но, увидев немецкий планшет в зубах дорогой собаки, она неимоверным усилием воли заставила себя сдержать несвоевременное излияние чувств.
Шилов откинул крышку планшета, на него лихо глянули вставленные в ячейки разноцветные карандаши. Лейтенант быстро проверил содержимое.
Планшет состоял из трёх отделений, имелся также вытяжной компас на ремешке. В первом отделении хранились таблицы расчёта артиллерийской стрельбы. Во втором, предназначенном, по всей видимости, для блокнотов, вместо таковых лежала надкусанная вкусно пахнущая галета.
Ласка взвизгнула так многозначительно, что теперь только круглый идиот не смог бы понять ту причину, по которой она стащила планшет. Шилов кинул собаке галету. Ласка поймала её налету, сдавила челюстями и, не жуя, мгновенно проглотила.
Варя кинулась к собаке. Последовавшая затем бурная сцена любви не поддаётся какому-либо описанию.
В третьем отделении под плотным целлофаном хранилась карта, вся испещрённая условными обозначениями, номерами немецких воинских частей и стрелками, то расходящимися в стороны, то сходящимися в районе станции Прохоровка. Вверху справа крупными немецкими буквами было отпечатано «Absolut geheim».
Шилов вытянул карту из отделения планшета, и вдруг на землю упала плотная фотокарточка, видимо, она была спрятана под картой. Шилов потянулся за фотографией, а Седов, воспользовавшись моментом, ловко выхватил из его руки немецкую карту.
Михаил поднял фотографию, на ней была изображена приятная и в чём-то совершенно типичная немецкая фрау с округлым лицом, светлыми аккуратно подстриженными волосами, тщательно выщипанными бровями и правильным подбородком. С лёгкой едва заметной улыбкой на чётко очерченных губах она смотрела твёрдо и прямо своими проницательными, добрыми, но уставшими глазами, словно ночь накануне фотосъёмки выдалась тревожной.
Шилов перевернул фотокарточку, на её оборотной стороне на немецком языке, который он неплохо знал, округлым женским почерком было старательно выведено следующее: «Моему самому благородному и любимому мужчине, дорогому сыну Эрику в День Матери на память! Твои двенадцать белых роз, дорогой мой, я буду хранить до твоего возвращения» и дата «13/05/1942».
Шилов в лёгком смятении засунул фотографию обратно в планшет. Какое-то странное тягучее чувство подступило к горлу и глазам. Нефертити, представлявшаяся ему бездушным холодным бронированным монстром с гусеницами, башней и пушкой, оказывается, тоже имела что-то похожее на человеческое сердце!
– Везёт тебе, лейтенант, – сказал Седов, возвращая карту. – Совершенно секретная немецкая карта. Особист тебя за неё в обе щёки расцелует и в баньку пригласит спиртиком побаловаться. Двигаем на Прохоровку. Я прусскую мудрёную породу знаю. Карта вполне определённо подсказывает. Вначале они демонстративно ломят на Обоянь, затем скрытно просачиваются к Прохоровке.
Седов вдруг заметил что-то, нагнулся и поднял с земли какую-то вещицу. Он с удивлением уставился на сильно истёртую репродукцию Самарской Иконы Божией Матери.
– Икона сия прославлена с тысяча семьсот тридцать шестого года, – сказал по слогам Седов, с трудом разбирая подпорченный текст.
Варя услышала Седова и вдруг сильно вздрогнула. Оставив Ласку, она шагнула к сержанту, выхватила репродукцию у него из руки, спрятала её в случайно расстегнувшийся нагрудный карман гимнастёрки и тщательно застегнула его на металлическую пуговицу.
Седов, глядя в её внезапно вспыхнувшее лицо, насмешливо покачал головой.
– Эх, Варюха, верующая ты моя комсомолка, слушай меня внимательно. Если прорвёмся к нашим, икону спрячь. Замполит узнает, – съест! Мало тебе неприятностей?
– Скорее, я его в печи поджарю. Сырой похотливый колобок!
– Почему так?
– Есть кое-какие основания полагать.
– Поделишься?
– Женщины мужчинам такое не рассказывают.
– В чём проблема?.. Представь, что я твоя красивая закадычная подруга!
– Вы?.. Какой вы хитрый, товарищ сержант! Вы достаточно показали, какая вы девушка и красивая подруга. Нет, не скажу!
9
Надо было найти и прикончить русского кабана, но потеря планшета выбила Эрика из колеи. Ему вдруг стало не до охоты на дерзкого русского танкиста.
В планшете хранилась важная секретная оперативная карта. Эрик был обязан доложить о пропаже, что он сразу же сделал, немедленно связавшись по рации с командованием.
Командир роты тяжёлых танков мгновенно назначил служебное расследование, а Эрику приказал ожидать в ближайшей русской деревне. Всё логично, другого поворота Эрик не предполагал.
Разыгралась июльская жара. Эрик пил холодное козье молоко прямо из русского погреба и с удовольствием загорал под жарким солнцем в одних трусах на брезенте, расстелив его на корме «тигра», в то время как остальной экипаж, изнывая от жары, плескался у потемневшего от времени колодезного сруба.
Монотонное ожидание окончания служебного расследования нарушил командир разведгруппы Курт Валленштайн, с которым Эрик сразу подружился, едва прибыв на Курский выступ под Белгород.
С разведчиком было приятно общаться. Любезный Курт был человеком дела.
Узнав историю Эрика с русским кабаном и планшетом, Курт навёл справки по рации и выяснил, что в тылу орудует русский танк с номером «двенадцать» на башне, и маршрут его в принципе несложно вычислить. Эрик мог бы поквитаться с русским танком и реабилитироваться в глазах командования.
– Прекрасная идея, Курт! Ставлю канистру французского коньяка, если ты дашь мне координаты русского кабана, и они подтвердятся.
– Эрик, он кружит поблизости в камышах, как видно, никак не может проскользнуть сквозь расположение наших войск. Я сообщу тебе по рации координаты, и ты сможешь его легко перехватить. Мой позывной – Черепаха ноль девять.
– Я – Мамонт двадцать один. Удачной охоты, Курт!
Разведчик нырнул в свой пятнистый полугусеничный бронетранспортёр и укатил. Эрик потёр лиловое запястье, оно всё ещё сильно ныло.
Стиснув зубы от досады, лейтенант откинулся на спину и, щурясь, посмотрел на клонившееся к закату солнце. Вместо солнечного диска глаза Эрика вдруг чётко, как на киноплёнке, увидели болезненно-бледное лицо русского танкиста, так дерзко вторгшегося в его беззаботную жизнь, запрограммированную лишь на одно – лёгкий, как дыхание взаимной страсти, успех и сладкую, как губы вошедшей в раж красивой девушки, победу.
Эрик оттопырил большой палец вверх и вытянул указательный палец правой руки вперёд, изображая пистолет. Лейтенант поднял дуло своего импровизированного оружия и дерзко прицелился им прямо в центр пылающего жаром солнечного диска.
Вдруг мозг снова больно пронзила мысль о монете. У Эрика опять испортилось настроение.
10
Седов оказался, как всегда, прав. По секретной немецкой карте можно было легко сориентироваться и просочиться на стыке немецких воинских частей, по возможности, не вступая бой.
Направление на станцию Прохоровка, которое предложил Седов, выглядело вполне логичным. В самом деле, судя по карте, немцы видели Прохоровку в качестве узлового пункта, ключа, так сказать, к замку от задней калитки города Курска.
Противник планировал удар якобы в стороне от Прохоровки, гораздо западнее, но затем, судя по всему, рассчитывал быстро развернуться частью отборных сил, неожиданно ударить на восток, проломить советскую оборону, захватить Прохоровку и покатиться, как по накатанной дороге, вначале к Курску, а затем дальше, дальше, дальше, окончательно забирая инициативу у Красной Армии.
Захват Прохоровки одновременно решал множество задач.
Во-первых, прорывалась последняя серьёзная линия советской обороны.
Во-вторых, от станции Прохоровка на Курск в тылу советских войск шла прекрасная железная дорога. По ней можно было с комфортом прибыть в Курск, а комфорт и всемерное использование технических средств немцы обожали, тем более, что тяжеленным «тиграм» для быстрого передвижения требовалась железная дорога. Любой глубокий ручей мог остановить их движение.
В-третьих, на станции Прохоровка хранилось значительное количество продовольствия и боеприпасов, что лишало советские войска ресурсов, передавая их в то же самое время в распоряжение наступающих немецких частей.
Внимательно разглядывая карту, Шилов всё больше и больше понимал замысел противника. Он снова, в который раз удивился тому, как Седов, не имея командирского, так сказать, образования, сумел всё так быстро, точно и верно оценить. Гений, самородок, да и только.
Поначалу всё шло, как по маслу. Пройдя просёлочными дорогами, они столкнулись с каким-то тыловым взводом немцев.
Раздавив немецкую полевую кухню, Т-34 поддел лобовыми траками комфортабельный передвижной вагончик, который оказался душевой. Дверцы вагончика распахнулись, и голые намыленные немецкие мужские тела посыпались в дорожную пыль.
Никакого сопротивления не было, – лишь ужас, изумление и отчаянный галдёж. Затем, чтобы обойти крупный населённый пункт, свернули на рокадную дорогу и неожиданно столкнулись с немецкой колонной, состоявшей из трёх грузовиков.
Водитель головного грузовика, видимо, принял Т-34 за свой, что было совсем неудивительно. У немцев на этом участке фронта имелись трофейные танки Т-34. Колонна, не чувствуя опасности, спокойно пылила навстречу.
