Владимир Болтунов
Была ли полезна тебе жизнь?
«Молчать об истине – всё то же, что отвергать её»
Максим Исповедник.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Всё временно: помни это!
Как-то сложно с чего-то начать, подбираешь слова, первые фразы. Так хочется сразу стрельнуть и попасть в точку. У меня этого дара нет, это я понимаю, но не писать не могу. Во мне глубоко и устойчиво осталось воспоминание об Александре – друге, знакомство с которым, как мне казалось тогда, было случайным.
Мой офис находился в административном здании городского учреждения. Несколько кабинетов, больше десятка сотрудников, молодых, креативных. Тот бизнес, который я тогда вёл, не готовил ни один институт, и всю практику через собственный опыт мы получали самостоятельно. В один из летних дней ко мне в кабинет вошёл невысокий мужчина лет сорока, с усами и глубокими светящимися глазами. Идеально отглаженная белоснежная рубашка подчёркивала его семейное положение и внимание жены. Такие люди всегда приятны, они для меня светились своим внутренним миром, наполненным особой глубиной, тогда мне ещё незнакомой. Что-то тогда толкнуло на разговор с этим человеком, хотя я уходил в своей особой занятости в те времена от бесполезных разговоров и просьб.
Это начало двухтысячных, мало кто понимал все происходящие события, выходя из глубокого кризиса девяностых годов. Разные предложения, множество встреч и каждый продавал вагонами; кто-то что-то искал, другой предлагал. Так, по сути, я тогда видел реальность и построение бизнеса у многих. На самом деле это всё было пустое… Разговоры одних тут же передавались другим, куча фантазий, посредников, реальных же дел было очень мало. Бизнесмены, торгующие вагонами, не могли даже заплатить за кофе на встрече. Александр предложил нечто другое: разговор про общественное движение, новую жизнь и политику. Тогда это мало кого интересовало, да и последующие долгие годы я сторонился этих процессов. Такое было первое знакомство, краткое, запоминающееся для меня.
Спустя лет десять я сидел возле его кровати, на которой лежало смертельно больное тело моего друга. Его социальная значимость, статус в обществе не дали возможности благополучного излечения от рака.
Опухоль в желудке, две операции, дом, подготовка к смерти. Как это страшно звучит – подготовка к смерти. Важно правильно принять смысл этих слов, не опираясь на страх: точка опоры должна быть в глубоком осмыслении своей жизни и её смысла.
Была ли полезна тебе жизнь, полезен ли ты был для неё? Вот настоящее время к осмыслению и покаянию для того, кто веру в Бога не потерял. Знаю точно: это время встречи с собой, на пути к Богу.
Я знал о его болезни ещё до первой операции, знали и многие его друзья, но, по непонятным тогда для меня причинам, этот вопрос ни разу не поднимался для обсуждения. Все знали: Саша сильный, проректор одного из институтов, советник премьер-министра Украины, друзей много, он успешный человек. Такие, как он не уходят от нас, его не отпустят просто так, он справится с болезнью, ему помогут – я так тогда думал. Возможно, так думали многие. Сейчас, глядя на него, я видел другое – измученное, высушенное тело, желающее жить как никогда до этого.
Большая светлая комната в коттедже стала в тот момент пустой и тусклой. Светящаяся жена Елена в один момент показалась мне потухшей и постаревшей. Понятно, любимый муж и отец трёх сыновей может покинуть их навсегда в любой момент. Запах болезни едко впитался во всё, что находилось в этой комнате. Мне тогда представилось, что так пахнет смерть.
Понимаю сейчас, почему я пришел в его дом в последний день. Конечно, мне позвонила его жена и просила зайти, проститься. До этого не мог, не знал, как найти в себе силы шагнуть в ту реальность, которую я не готов был принять. Боялся, знаю сейчас точно. Струсил! Реальность жизни, её возможная сложность и боль тогда от меня были далеки. Сидя у его кровати, глядя на него, моя душа впервые заплакала. Слёзы закипали в моих глазах, но сил излить их наружу у меня не хватило. Я проговаривал ему простые и банальные фразы: о силе духа, борьбе и силах для этой борьбы, о том, что мы верим в его выздоровление. Ведь так правильно, так надо, поддерживать и утешать.
Почему я не задал тогда главного вопроса:
– Саша, что с твоей душой?
Он был другой, чувствуя пустоту ситуации, ценя по-настоящему своё время, его скоротечность, сказал мне:
– Знаешь, я очень счастливый человек, многого добился, но сейчас меня мучает только одно: не успел свой накопленный опыт отдать, передать своим детям и близким. Многим надо было делиться, каждый день, понемногу, не откладывать на потом.
Он заснул после нашего выхода в другую комнату, жена уколола его морфием – он так её просил. Боли не давали ему жить, и он не хотел перед нами казаться слабым, страдающим. Мы ушли, пожелав жене и ему сил и терпения. Я словно откупился, сунув ей в руку немалую для меня тогда сумму денег, стараясь не смотреть ей прямо в глаза. Вечером был священник, Саша исповедался и причастился Святых Христовых тайн.
Ночью ушёл и он. Покинул нас и эту земную жизнь, Христианин, сумевший очистить свою душу. Ушёл тихо, никого не разбудив, бесшумно. Так уходят любящие люди из дома, когда объект их любви ещё спит. Его последние слова навсегда врезались в моё сердце, создав сильнейшее притяжение к размышлениям.
Что же делать в таких случаях? Сострадать и любить!
Болезнь через боль всё ломает, она парализует от всего внешнего, вокруг всё начинает меняться, тускнеть и переворачиваться. Если ты видел такого человека, тогда ты будешь сострадать вместе со мной и наверняка плачешь. Если Господь тебя миловал от этого, Слава Богу за то, что эта боль прошла мимо тебя. Я прошёл через это сострадание к больному, вот почему особенно сейчас смотрю на жизнь по-иному. Я видел смерть стариков и похороны молодых ребят от чужой расправы. Но такую смерть я встретил впервые.
Почему человеку посылаются страдания – это милость Божья или наказания мира? Тогда этого я ещё не знал.
Смерть для человека без веры в Бога страшна, она пугает своей неизвестностью, возможной болью, чувством потери себя, своего тела. Как оставить здесь богатство, если оно есть, возможно, талант или умения? Как признать смерть бесславному или гордому человеку? Болезнь – вот что по-настоящему отрезвляет, это настоящая школа смирения. Лучшее время для взгляда в свою душу – болезнь и тюрьма. Главное – не потерять, не растворить в будущей мнимой бесконечности то, что такой милостью было даровано тебе в сложнейшие минуты твоей жизни.
Эта грустная, поучительная история стала движущей силой к желанию делиться опытом из своей личной жизни, знаниями и что-то написать.
За долгое время размышлений понял, что мы не умеем искренне сочувствовать. Радость и боль часто сопровождаются слезами. Это и есть любовь в своём многогранном проявлении, и они будут всегда рядом – радость и боль. Рассуждать, поучать, почему человек болеет, страдает и с ним такое произошло не стоит. Нам ли истолковывать причины, почему такое происходит! Лучше сострадать в сочувствии к человеку, помогать ему, чем выискивать грех, который привёл к проблемам.
Бывают и чудеса – это правда. Для этого в сердце человека должна родиться настоящая вера, чтобы Бог захотел это чудо для него совершить от большой взаимной любви и нашей чистой веры.
Почему нет такого чуда для всех? Я не знаю. Спросите у Него сами, Он вам может ответить через истинное доверие друг к другу. Мне Он такого ответа ещё не дал.
Разве то, что с тобой происходит в момент боли, любви, сострадания – не чудо? Разве твоя вера, надежда, любовь – не чудеса?
Жизнь – это школа и путь от рождения к смерти. Боль, смерть близких людей, проблемы, болезни приходят к нам как урок, который нам надо познать. Боль испытывают все, душевную, физическую, кто-то и ту, и другую. Каждому достанется только своё. Всё временно: помни это! Сколько людей с тобой сопереживают, молятся за тебя – не это ли главное и для них? Утешение будет и в твоём сердце, ради слёз близких и твоих слёз.
Только молись! Молись за всех, кто тебя любит и за тех, кто не любит никого, болея своим эгоизмом – это тоже болезнь, не менее губительная. Молись за всех! Пусть всем добрым людям будет хорошо, недобрым тоже пусть будет хорошо. Не познав доброту, любовь, сострадание, недобрый человек не сможет узнать, что же это такое.
Это не сон!
В коридоре громко стукнула дверь, от этого я проснулся.
Это не сон! Поняв это, моя душа сжалась, но на сердце было мирно и благостно. Холод сковывал моё тело, деревянные нары жестоко впивались в мои кости всю ночь. В камере сырость, грязь и постоянно горящий свет – вот мои первые наблюдения в изоляторе временного содержания. Ещё рано, надо спать, спи – уговаривал я себя. Сна уже не было, да и откуда ему взяться, когда ты под арестом, впервые. В двухместной камере спал ещё один арестант, мирно, с легкостью переворачиваясь на жестком матрасе. На столе стояла его бутылка лимонада, какой-то пряник дожидался своего часа, сигареты и коробка спичек.
Когда меня завели в камеру, было уже за полночь, и мой сосед спал. Кратко бросив свой взгляд на меня, без особого интереса развернулся к стене и продолжил свой сон. Я же заснул под утро, внутренние часы мне это подсказали. Окно было под потолком и, похоже, никогда не открывалось. За двумя решётками с обеих сторон очень маленькое окно и через его грязь сложно было понять: это свет рассвета или уличный фонарь. Спал одетый, раздеться не решился, было холодно; грязная, не достиранная простыня и наволочка, одеяло, подушка, матрас. Всё это выдают при поселении в камеру. Между нарами маленький железный столик, умывальник, туалет без унитаза и сливного бачка, труба с краном над отверстием. Вот и всё убранство, полный аскетизм. Всё это рассмотрел беглым взглядом, натянув капюшон куртки на голову, и задумался.
Что же делать с дурными мыслями, если они теребят твою душу, что делать с памятью, которая как оковы повисла в твоей душе? Только разобраться, прожить, возможно, перенести и это страдание с пониманием того, что именно прожитое, понятое становится основой твоего опыта в новой жизни. Вот и смотрю, как люди боятся всего нового: слова, дела и сложных условий.
Иди с Богом!
Топловский монастырь впервые посетил в начале двухтысячных годов. Конечно, до его посещения я был и в других монастырях, но у меня осталось стойкое убеждение, что он был первый. Тот, в котором я появился точно по промыслу Божьему, без праздности и пустого любопытства. Здесь я хочу немного поделиться этим событием… Это важно и для меня.
Сложности при построении бизнеса были во всём: нехватка денег, опыта, профессиональных работников. Было главное – желание заниматься интересным и любимым делом. Брались за любые заказы, которые даже не могли принести дохода, но мы получали колоссальный опыт в работе и общения с заказчиками.
Мне приходилось летом каждую неделю выезжать в один из курортных городов Крыма. Маленький фейерверк я делал в одном из популярных ресторанов на побережье. Новый год в «Жаре», каждый понедельник с ёлкой, дедом Морозом, оливье и салютом в полночь. Выезжал на работу, иногда под самый салют, в другой раз на полдня, чтобы погулять или поплавать в море, оставляя два часа на дорогу в одну сторону.
В этот день я решил навестить своих родителей, живущих в двадцати километрах по направлению в нужный мне город. Ездил на красной, очень старой и убитой «девятке», которую взял в аренду у знакомого. Слушая музыку, замечтавшись, проехал поворот на нужный мне посёлок достаточно далеко. Решил не возвращаться. На одном из участков трассы, где-то в горах увидел любопытное явление. Лучи света, которые должны были пробиваться через облака с одной точки и падать на землю в разные места, имели обратный эффект. Свет поднимался из одного места на земле и несколькими лучами прорывался к небу. Меня это удивило и заинтересовало; наблюдая за этим явлением, я решил найти это место по дороге. Было далеко, горная часть трассы не дала возможности продолжать наблюдение и понять точное место. Всё как-то быстро закончилось, буквально через пару минут. Задумавшись, почему не заехал к родителям и что мне делать в Коктебеле так рано, решил посетить монастырь, указатель которого давно мне показывал путь к нему.
Свернув с трассы в его сторону, горная насыпная дорога шлейфом пылила за моим автомобилем. Припарковав машину, озираясь, не понимая в каком направлении мне двинуться, я долгое время стоял, рассматривая всё вокруг.
– Как тихо, спокойно, что это такое?
И какая-то сила повела меня прямо в храм.
Шла вечерняя служба, в алтаре служил священник, лицо которого мне показалось знакомым. Старый, седой, сутулый с тихим голосом батюшка читал молитвы. Будучи не глубоко воцерковленным человеком, я озирался, рассматривая убранство храма. Поставил свечи и решил уезжать. Но, подойдя к выходу, увидел проливной дождь такой силы, что добраться до автомобиля было просто невозможно. Всё смывало потоками воды, словно тьма посетила землю в солнечный день.
– Стихия! Вот и воля Божья! Молись, не спеши, жди… – подсказала мне душа.
В храме молились несколько женщин, в сторонке сидел, опустив голову, мой знакомый из Симферополя, владелец магазина православной литературы. Любопытство, откуда я знаю этого батюшку, меня не оставляло и с этим вопросом я обратился к Владимиру.
– Старец Илий – духовник братии Оптиной пустыни, – ответил мне он.
Схиархимандрит Илий – священнослужитель Русской православной церкви, нынешний духовник патриарха Московского Кирилла, – конечно, я знал о нем.
Дождь продолжался, служба шла, я ждал старца, решив подойти к Нему со своими вопросами. Вопросы у меня были, готовился, думая, как их правильно задать.
– Оставайся ночевать, здесь есть гостиница и утром после Литургии подходи с вопросами, так правильно, – ответил Владимир.
Но я его не спрашивал ни о чём! Почему он мне диктует условия? Разве он может меня ограничивать или препятствовать? Да кто он такой? Так тогда я подумал и был уверен в своей правоте.
Гордость! Гордый ничего и никого не видит вокруг, он влюблен в себя, он слеп и глух, боясь реального мира и правды. Наш враг – гордыня, самый главный враг! Сейчас я это знаю точно. Она нас уводит от истины и Бога, не дает возможности быть счастливым, чистым и добрым человеком, нашёптывая, что ты и так лучше других. Вот она опасность – поверить этой лжи. Все ищут счастье и хотят приносить его другим, желают быть счастливыми по-своему, чтобы всё было именно так, как они задумали. Такое мнимое счастье остаётся за далью мечтательного горизонта. Это было и у меня.
Закончив службу, старец присел у окна в храме. Тихий, светлый, смиренный, ожидающий людей, которые ждали возможности подойти к нему. В числе этих людей был и я, приняв решение идти и обязательно задать свои вопросы. Именно такой настрой с внутренним напором присутствовал во мне.
Вот я рядом с ним, присел, Он молчит, я тоже не могу вымолвить ни одного слова. Все мысли рассеялись, вопросы, которые казались ещё минуту назад для меня самыми важными в жизни – улетучились. Что со мной? Мою душу посетил мир и безмолвие. Тишина и покой заполнили каждую клеточку моего тела. Сколько времени я был рядом с ним я не знаю. Ни одного слова я не вымолвил, просидев рядом.
– Иди с Богом! – сказал мне батюшка, положив свою руку в мои, которые я впервые в жизни поставил под его благословение.
Я шёл к машине, не замечая луж от ещё недавнего дождя, который закончился несколько минут назад. Резко вышедшее вечернее солнце по-новому осветило меня. Но моя душа уже была освещена другим, тем, что я так долго искал. Встреча с Богом, старцем, живущим в благодати и самой благодатью, возможно коснувшейся тогда моей грязной, грешной души. Это было моё первое удивление от милости и промысла Божьего.
Вот такое было знакомство с монастырем, который я посетил впервые и по сей день не могу с ним расстаться. Первое событие, и так в точку. После многое мне открывалось в нем и события вели меня к новым познаниям, встречам, укреплению в вере.
Здесь лучше про Бога не говорить?
Грохот открывающейся железной двери резко разбудил меня. В камеру зашли три полицейских и скомандовали:
– Встать, раздеться до трусов, руки за спину, представиться, – дерзко начал кричать прапорщик.
Мой сокамерник, показался мне бывалым. Он встал первым, разделся, сложив вещи на нары, выбрал удобное место между мной и полицейскими.
– Игорь Сетунов, задержанный, ст. 158 ч. 1, – громко и разборчиво сказал мой сокамерник. – Кража, – позже пояснил мне он.
Я же был в недоумении, что происходит и что от меня хотят. Два офицера безучастно наблюдали за всем происходящим. Прапорщик с наглым пропитым лицом надменно показывал начальству своё пристрастие к работе и неуважение к нам. Волна негодования от тогда показавшегося мне хамства и неуважения накрыла меня. Посмотрев на сокамерника с испуганным лицом, понимал, что надо что-то говорить.
– Доброе утро! – сказал я веселым, уверенным голосом.
– Виктор Мерцалов – незаконно задержанный.
Я пытался не подавать вида, что в растерянности и не знаю, как себя вести.
И тут всё началось! У офицеров изменились лица, маска безразличия и мнимого спокойствия слетела как от резкого порыва ветра. Их глаза сверкнули злостью и готовностью к нападению. Краснолицый прапорщик выпрямил спину, как зверек, готовился к прыжку. Всё это я увидел, как в замедленном просмотре фильма. Ни одного чувства, волнения или испуга от происходящего не произвело на меня впечатления.
– «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго», – проговорил я молитву внутри себя.
Один из офицеров тут же вышел из камеры, второй отшагнул от меня на пару шагов, подняв свой взор на потолок. Прапорщик, засуетившись, начал обыскивать вещи, лежавшие на скамейке, не произнося ни одного слова. Досмотрев наши вещи, перевернув матрасы, проверявшие молчаливо вышли из камеры, так и не сделав попытку посмотреть мне прямо в лицо.
– Игорь, – не успев одеться, протянул мне руку для знакомства мой сокамерник.
– Виктор, – улыбаясь от происходящего, мирно ответил я.
Одевшись, мы присели на свои нары и закурили. Сигаретный дым моментально накрыл пеленой маленькую камеру, и без того спертый воздух замкнутого пространства стал невыносимо тяжелым и тягостным.
– Вот бы бросить курить, – первым я прервал молчание.
– Здесь это невозможно, некурящие и те начинают курить, – ответил мне сокамерник, покручивая коробку спичек в руке.
Я молчаливо согласился и с особой жадностью втянул в себя очередную порцию табачного дыма.
– Ты так громко сказал им про Бога, что, похоже, их этим напугал, – глядя прямо мне в глаза, произнёс Игорь.
Меня его фраза поразила.
– Неужели я вслух прочитал Иисусову молитву? Я же точно уверен, что это был мой внутренний голос. Как они услышали его?
– Здесь лучше про Бога не говорить, верующих не любят, над тобой могут издеваться, – продолжил он.
Я рассмеялся…
– Глупости говоришь, лучше молчи, – ответил ему.
Не стоит бояться воров или преступников. Это ещё не опасность, потому что она внешняя и мелкая. Бояться надо людей, глубоко спрятавших в себе свои пороки, страсти и подлость. Вот именно они и следят за чужими поступками очень ревниво, которые их не касаются совершенно. В этих вроде мелочах и есть опасность, мысли о чужой жизни, чужом кошельке, уводят от угрозы и проблем собственной души.
Вроде всё уже есть – живи!
Часто со мной случалось, что в какой-то момент мою душу обуревала странная, мною нераспознанная тоска. Глубоко внутри меня тягостно давило. Выход всегда был – храм. Если это состояния затягивалось на некоторое время, понимал, что мне надо ехать в монастырь и только там, мою душу отпускало, и я находил внутреннюю гармонию и покой.
В Крыму много монастырей, разных, каждый со своей историей и укладом жизни, но один из них, мне особенно близок к сердцу. Множество раз я приезжал в Свято – Троице – Параскевиевский Топловский женский монастырь, чтобы провести здесь несколько дней, подготовить себя к исповеди и причастию. Проезжая мимо монастыря, мне всегда хватало сил и времени заехать к мощам святой Параскевы, окунуться в источнике.
Сегодня я испытал особую потребность в поездке, накануне Благовещение Пресвятой Богородицы, который празднуют седьмого апреля. Что-то особенно меня звало. Возможно, что мой зять рассказал о своей предполагаемой поездке в Феодосию. На своей машине было бы ехать проще, но такие поездки для меня не могут быть целостными, посвященными только монастырской жизни. Любой звонок и искушение ведёт тебя к очередным заботам и решениям, отвлекая от главного, что тебя приводит в такие места.
Маловажный звонок даст мне толчок сорваться с места и нарушить запланированное уединение для молитвы; зная это и себя, я решил ехать не своей машиной, а на автомобиле с зятем. Мне хотелось насладиться красотами природы по дороге, которые я перестал со временем замечать во время вождения. Поехал.
Мы все в какой-то мере символисты. Не знаю отношения Христианства к этому, но для меня дорога – это символ пути человека и его жизни. Только в дороге находишься одновременно в двух измерениях, меняя их в пространстве и времени. Я это всегда чувствовал по-особенному, в сложные моменты размышлений и принятия решений не мог находиться на одном месте. Всегда ехал, хоть ненадолго, на пару часов, но ехал или шёл пешком. Эта привычка так во мне укоренилась, что даже на работе, во время раздумий, я ходил по кабинету. Все это знали и принимали меня с тем, что в любой момент я мог собраться и уехать. Так произошло и в этот раз.
Весеннее солнце нежно касалось моего лица, лаская теплом ярких лучей. Обычно в дороге складывается хороший, доверительный разговор с попутчиком. Обычно… Сегодня у меня было другое настроение: покоя и размышлений.
С верой всегда стоишь перед Богом. Он дал мне главное: свободу выбора, поступка, мысли. Как же Он верит в меня, позволив самому всё решать и делать свой выбор! У меня есть свой путь, и никто за меня этот путь не пройдёт.
Поселили в тот же номер, где я проживал с сыном на Новый год.
В компании моих верующих приятелей есть давняя традиция встречать Новый год в монастыре. Там нет застолья в полночь, алкоголя, шумной компании. Есть дневная мужская работа: грузить уголь, пилить дрова, вечерняя служба, исповедь и подготовка к Причастию. Отбой в десять часов вечера, в пять утра подъем, к шести на службу в храм. Причастие Христовых Тайн и Новый год – с чистого листа. Так всё просто звучит.
Этот Новый год я запомнил на всю свою жизнь, это был мой первый новый опыт. Как знак, утром первого января, чистейший, свежий снег покрыл всю округу горной местности у монастыря. Жена и сын были со мной. Впервые такое радостное событие и такое место в начале года. Вот с такими воспоминаниями и отличным настроением я поселился в гостиницу.
Скупость и простота номера меня всегда радует. Четыре двухъярусных кровати, четыре стула, вешалка, вот и всё убранство. Очень плохо мне на новых местах, особенно в гостиницах. Даже чистый красивый номер для меня чужд. Он наполнен не моими запахами и флюидами, постель после сотни людей. Для меня это всё фальшиво и беспокойно. Первая ночь там будет бессонная, это однозначно. Только здесь в монастыре меня это не отвлекает, для меня это место всегда уютно и мирно и отличный сон мне обеспечен. Одно только шло не по моему плану, я ошибся с датами и приехал на два дня раньше. Как же сейчас для меня смешно звучит фраза: «шло не по моему плану». Перед поселением всегда ждал матушку Параскеву, игуменью монастыря, для благословения. В этот день она была на лечении, и я поселился без её благословения. Получая ключи и оставив свой паспорт, попросил сестричку просить матушку благословить меня при первом возможном случае по телефону и разрешить пробыть в монастыре пять дней.
– Вот и воля Божья, пять дней, а планировал на трое суток, – размышлял я, валяясь довольный на кровати перед вечерней службой.
Неспешность и покой в монастырской жизни дает мне неземное ощущение своей внутренней целостности. Молчание и уединение по-особенному напитывает мой внутренний мир, смиряет. Болтливость не даёт смирения, обнажает примитивное самолюбование от своих речей, порой распущенность в словах, от явной нехватки словарного запаса и дурных мыслей. Здесь этого нет, это явно за собой замечаешь.
После пятидесяти не перестаю задавать себе главные жизненные вопросы. Вопросы становятся всё глубже: зачем живу, для чего? Вроде всё уже есть – живи! Живу, почти живу, опираясь на веру во Христа, его глубочайший смысл любви к нам. Как важно иметь в себе хоть частичку такой любви.
Люди бывают злыми и только от этого у них свои подлые радости
В изоляторе временного содержания проходят утренние проверки, трижды кормят привезённой едой, поданной в пластиковой посуде, выводят к следователю, остальное время ждёшь решения по тебе.
Я взял в руки молитвослов своего сына с большим шрифтом, который купил ему за несколько недель до этих событий и по случаю прихватил с собой в монастырь.
– Вот и молитвослов моего сына со мной, – с радостью и теплом подумал я.
– Как же здесь молиться, куда, сидя, стоя, – множество вопросов пролетело в голове.
Сидя на нарах, я начал делать попытку погрузится в молитву. Молитва не шла, слова путались, мысли метались в моей голове как мухи вокруг стола. Большого опыта молитвы у меня в жизни ещё не было. Молился всегда по нужде, сухо, неумело, полностью вычитывал правило только при подготовке к Причастию. Впервые я молился от растерянности, несуразности происходящего сейчас со мной, непонимания всего, что происходит. Мир и спокойствие в моём сердце давали мне надежду и веру в разрешении моих проблем.
Сосед искоса на меня поглядывал, сидя с сигаретой за столом. Его глаза выдавали желание заговорить со мной. Заметив это, закончив молитву, я отложил молитвослов и молчаливо стал смотреть в его глаза. Что-то меня в его взгляде пугало. Такие взгляды я уже знал, но распознать, вспомнить и понять, откуда и кому они принадлежат, сейчас не мог.
– По разговору и внешнему виду, вроде жулик, есть татуировки на теле, сленг, жеманность и наглость, – размышлял я.
Смущали его растерянные и бегающие глаза.
Какой вид глаз был тогда у меня? Я не мог знать, понимая, что ситуация с нами не может дать правильный, стандартный отпечаток на лицах.
– Значит, правильного ответа не будет, да и зачем мне сейчас это.
Игорь молчаливо смотрел на меня, затягивая паузу для разговора, выжидал. Я тоже чувствовал это и решил не поддаваться на его метод вызова, на разговор с моей стороны.
Дверь с грохотом открылась и меня повели на допрос, перед выходом надев наручники.
Странное чувство я испытал при этом. Что-то внутри тебя сжимается, сковывает от безысходности и нелепости происходящего. Я не мог поверить, что это происходит со мной. Впервые меня вывели к следователю, надев наручники.
Кабинет для допросов не удивил, металлическая клетка, в которую завели как зверя, после этого сняли наручники. Окно, стол, стул. Следователя в кабинете не было, поэтому я смог оглядеться и немного настроить себя на разговор.
– Что от меня хотят, что говорить, как себя вести? – мысли роем проносились в моей голове.
Следователь вошёл в кабинет спешно, по-деловому. Не глядя на меня, начал раскладывать свои бумаги на столе, перелистывать, показывая важность своих действий.
– Нарцисс, самовлюбленный нарцисс, – сразу понял я.
Идеально подогнанная по фигуре, отутюженная форма, начищенные до блеска туфли, новая рубашка. Фуражку он не рискнул уложить на стол и оставил у себя на коленях. Явная брезгливость к кабинету считывалась с его лица. Маленький рост и сильная худоба придавали ему болезненный вид. Лицо чисто выбритое, довольное, не могло скрыть надменной улыбки хозяина положения. Капитан Следственного комитета, лет тридцати.
– Андрей Геннадьевич, можно Андрей, – представился следователь, уверенным голосом.
– Виктор Валерьевич, лучше по имени отчеству, – в том же тоне и манере ответил ему.
Это была его насмешка надо мною, мы же были с ним знакомы. Я уже понимал, что доверительных отношений у нас не сложится. Пристально рассматривая меня, он начал разговор.
– Виктор Валерьевич, нам бы с вами подружиться и начать сотрудничать, – ехидно произнес следователь.
– В чем же вы видите сотрудничество, Андрей Геннадьевич?
– Мы вам можем помочь, дать везде зеленый свет, это разговор без протокола.
– Я слушаю вас и уже понял, что красный свет вы мне включили, – ответил я, но, моя душа сразу сжалась от напряжения.
Следователь достал листок бумаги и на нём написал фамилию: Петров.
– Вы нам неинтересны, нам нужен этот человек. Мы дадим Вам возможность уйти от большого срока, получив условный срок. Возможно, вы будете только свидетель, всё это будет зависеть от ваших показаний. Что писать, я Вам продиктую, – игриво произнес следователь.
– Как же так, за что я должен оклеветать человека, его вины здесь точно нет!
Это же лжесвидетельство! – почти выкрикнул я.
– Тогда вы сядете на десять лет, я вам это обеспечу. Кому вы нужны после десяти лет в тюрьме. Вам за пятьдесят, есть семья, дети, родители – старики ещё живы, бизнес. Думайте. Я дам вам ваши показания, вы их подпишете и подтвердите в суде. Всё просто! – растаяв в улыбке, закончил следователь.
– Это подлость, и просто для вас, – тихо проговорил я, опустив голову в пол, не желая смотреть в глаза этому мерзавцу.
Это его не удивило, он был и к этому готов. Не прощаясь, он вышел из кабинета.
Я погрузился в раздумья. Через несколько минут за мной пришёл постовой, надев наручники, вывел из кабинета. Проходя по коридору, я увидел ждавшего меня следователя. Не останавливая меня, он произнес:
– Я зайду завтра, думайте. Другого шанса я вам не дам.
Люди бывают злыми и только от этого у них свои подлые радости.
Жизнь изменчива, во взлётах и падениях мы сами поворачиваемся в сторону бури или штиля. Боясь этого, пытаемся не замечать, не принимать надвигающиеся изменения. На всё есть наша свободная воля! Мне надо было думать, думать о своём будущем и ответ у меня уже был готов, безо всяких сомнений и раздумий.