Владимир Бычков
Этика распятия. Часть вторая
Сергей буквально проглотил, не ощущая вкуса, заказанные блюда и сбросил посуду в утилизатор. Нужно было вспомнить, что там было до первобытного стада. И тут он вспомнил. Ну конечно же: этот период развития человечества описан у Б. Поршнева. Он быстро прошёл в свою каюту, сел за компьютер и заказал работу Поршнева «О начале человеческой истории. Проблемы палеопсихологии».
Сергей один раз уже читал эту работу и даже сделал обобщающие выписки, но, как это часто бывает даже с произведениями художественной литературы, не говоря уже о научных работах, новое прочтение позволяет вскрыть ранее не замеченные, непрочувствованные пласты идей. Он длинным путём через многочисленных посредников вышел на свой рабочий сервер и переписал с него свои заметки, сложившиеся после первого прочтения работы Поршнева. Первым таким пластом были идеи, обусловленные представлениями о том, что предки человека относились к падальщикам, то есть к разряду животных, которые питались падалью, проще говоря – мясом мёртвых животных. А ещё точнее – не мясом, на которое претендовали другие виды животных, а костным мозгом, защищённым у многих травоядных прочной черепной коробкой и поэтому недоступным иным желающим воспользоваться свободным и питательным продуктом.
Многочисленные хищники, вероятно, объедали мягкие ткани у трупов животных, но не было ни крайнего всеобщего голода среди них, ни анатомической приспособленности, чтобы добраться и до этого ресурса, защищённого мощной черепной коробкой. В то же время в рацион питания высших приматов входили моллюски, защищённые прочной костяной раковиной, которую приматы научились раскалывать. Кроме того, они приспособились носить орудия труда – камни на относительно большие расстояния, чтобы можно было расколоть массивную черепную коробку. Поэтому ветвь высших приматов, у которых анатомо-морфологические предпосылки и зачатки двуногого передвижения были наиболее выражены, имели возможность специализироваться на раскалывании твёрдых оболочек в виде черепов и костей крупных животных.
Предки человека, первые виды прямоходящих высших приматов, получившие у археологов название австралопитековых, появились во временном периоде развития Земли плейстоцене. Ко времени становления троглодитов разразился первый кризис, обусловленный Гюнцским оледенением, который можно охарактеризовать так: кривая фауны потребителей растительности продолжает прогрессировать, а фауна хищников-убийц регрессирует. Несмотря на гибель ряда крупных травоядных животных, в целом травоядные выжили, чему способствовал прирост растительности. Но при этом произошло резкое вымирание хищных видов.
Следующими за австралопитеками по времени ископаемых находок идут археоантропы. Археологи, занимающиеся вопросами палеопсихологии, могут назвать телесные изменения, происшедшие за это время с австралопитеками и приведшие к обозначенному новому виду. Но главное заключается в другом: за исключением очень немногих неясных случаев, археоантропы, их стойбища и места добывания пищи привязаны к речным, озёрным и морским побережьям, к устьям и наносам четвертичных рек (периода миоцена и плиоцена), к топким местам. А из этого следует уверенный вывод: это были животные не лесные, не равнинные, а околоводные. Такое расселение позволяло археоантропам, добывать трупы животных, приносимые водой, по течению рек.
Для того чтобы воспользоваться образовавшейся нишей в системе биоценоза, заняв её в качестве плотоядного животного, способного питаться костным мозгом погибших животных, высшие приматы должны были спуститься с деревьев и обеспечить себе возможность длительного существования на территории, отдалённой от деревьев. Спустившись с деревьев, они сразу же становились добычей для хищников. С другой стороны, они могли напугать стада травоядных, что, в свою очередь, привлекало внимание хищников. А значит, они должны были как-то успокоить травоядных животных, показав, что не несут для них никакой опасности.
Б. Поршнев предположил, что отдельные археоантропы владели способностью воздействия на центральную нервную систему животных, на их высшую нервную деятельность. Он считал, что, ещё не умея говорить между собой, они могли адресовать хищникам зримые или слышимые тормозные сигналы типа интердикции, которые впоследствии преобразовались во что-нибудь вроде «кыш», «фу» или «брысь». Или, скажем, воздействовать на хищников гипнозом. Причём под гипнозом Поршнев предполагал посылку хищникам, да и травоядным, телепатических сигналов. Например, для хищников мог посылаться образ огня. А для травоядных животных – передаваться образ чего-нибудь безопасного вроде медленно передвигающегося дерева. Кстати говоря, многие современные учёные придерживаются именно такой точки зрения.
Но выследить и подтащить пищу, присылаемую рекой, было ещё полдела. Человекоподобное существо, вооружённое только своими зубами и ногтями, было бы неспособно прокусить или разодрать кожу животного и добраться до мяса, а также оторвать кусок мяса, чтобы начать есть. Только та ветвь плиоценовых высших приматов, которая не только адаптировалась к питанию сначала мозговым веществом, а затем и мясом, но и приспособилась к употреблению оббитых камней, могла закрепиться на подобной кормовой базе и развиться в сложившихся новых условиях. Оббивать камни для получения острой кромки высшие приматы научились гораздо раньше: это позволило им дополнить свой рацион питания мясом моллюсков, для вскрытия раковин которых и понадобились заострённые камни.
Значит, археоантропы, как и австралопитеки, не имели никаких морфологических или функциональных новообразований для умерщвления крупных животных и собственного превращения в хищников-убийц. Они были по-прежнему узко специализированным видом высших приматов, приспособленных к трупоядению.
Следующий кризис разразился с прогрессивным размножением новых хищников, как наземных, так и летающих. В это время судьба прямоходящих высших приматов претерпевает перелом: если предыдущий уровень развития определялся обилием нетронутых хищниками трупов крупных травоядных, смываемых водами, то теперь происходит резкое умножение и размножение хищников и троглодиты утрачивают свою экологическую нишу.
К этому времени произошло зарождение нового вида высших прямоходящих приматов – палеоантропов, отличающихся более уверенным владением орудиями труда, их изготовлением и применением. К палеоантропам относится широко известная группа неандертальцев. Они отличаются увеличением общего объёма головного мозга, а также его задней сенсорной части, в особенности зрительной области. Предполагается значительный прогресс в развитии бега, скалолазания и других механических действий. Также отмечается прогресс в эволюции кисти – её двигательных и тактильных возможностей.
Теперь уже стоянки палеоантропов не привязаны обязательно к берегам и устьям водоёмов. Вода нужна только для утоления жажды. Стоянки располагаются в очень неоднородных ландшафтах, даже в горах. Теперь они определяются местами, в которые хищники загоняют свои жертвы или в которых палеоантропы систематически находили останки животных.
Сергей немного подумал и пришёл к выводу, что содержание работы Поршнева изложено в его заметках сумбурно и непоследовательно. И навеяно это, по сути, излишней эмоциональностью, вызванной восхищением открывшимися научными данными в разделе, которым он до тех пор не интересовался вообще. Поэтому начинать изложение следовало с самого начала, с первой идеи.
В 1862 году немецкий зоолог К. Фохт в публичной лекции в Невшателе изложил своё собственное представление о важнейших этапах эволюции человека от древнейших приматов, которое вызвало взрывной враждебный резонанс, получивший название «происхождение человека от обезьяны».
Примерно в то же время в Англии вышла книга Т. Гексли «Человек и место его в природе». Т. Гексли был одним из двух наиболее видных зоологов, коллег Ч. Дарвина. В книге Т. Гексли, разрабатывая наследие К. Линнея, сопоставлял анатомию обезьян с анатомией человека. Идеи Дарвина открыли ему генетическую перспективу: сходство в анатомии является неоспоримым свидетельством происхождения человека от какой-либо формы обезьян.
И наконец, третий зоолог Э. Геккель, также являвшийся соратником Дарвина, спустя год выступил на Штеттинском съезде врачей и естествоиспытателей с докладом «О дарвиновской теории развития», где изложил и своё собственное представление о важнейших этапах эволюции человека от древнейших приматов.
Эти трое учёных порознь, но почти вместе, совершили переворот в науке о человеке – антропологии, вытекавший из общей теории трансформации и эволюции видов Дарвина. Именно с этого времени в головах не только учёных, но и всех людей на Земле воцарилось представление о том, что человек происходит от обезьяны.
Спустя некоторое время Э. Геккель выпустил двухтомный труд «Всеобщая морфология организмов, общие принципы науки об органических формах, механически обоснованные реформированной Ч. Дарвином теории происхождения видов», в которой Геккель развил построение генеалогических (родословных) древ для разных групп живых существ.
Среди реконструированных Геккелем генеалогических линий был показан ряд, идущий от полуобезьян к обезьянам – низшим и высшим – и далее к человеку. И что знаменательно: в этой родословной линии Геккель заметил недостающее звено. Он пришёл к выводу, что дистанция между высшими антропоморфными обезьянами, или антропоидами (шимпанзе, горилла, орангутан и гиббон) и человеком при всей несомненности родословной связи всё же слишком велика. Здесь должен быть промежуточный родственник.
Идею Геккель почерпнул в «Системе природы» К. Линнея. Род Homo Линней разделил на два вида: человек разумный и человек-животное – Homo Sapiens и Homo Troglodytes. Последний вид отнесён Линнеем к человеку как существо, в высшей степени подобное человеку, двуногое, однако ведущее ночной образ жизни, обволошенное, лишённое человеческой речи. Так в палеоантропологии возник термин «троглодит», обозначающий существо, занявшее место между антропоидами и человеком в генеалогическом ряду, венцом которого стал человек разумный.
Проследим их места обитания согласно генеалогической цепочке. Исторически сложилось так, что местом обитания обезьян вообще и в частности антропоидов, ставших основой для зарождения в будущем человека, были крупные деревья. Именно такое место обитания было безопасным, что привело к приспособленности такого проживания. Обезьяны обладают способностью перемещаться по деревьям с помощью всех четырёх конечностей с высокой скоростью, которой на деревьях не способен достичь ни один хищник. Недаром их называют четырёхрукими. Этому же способствует особая гибкость тел. С точки зрения питания их можно было бы назвать всеядными: они питаются плодами деревьев, но едят и моллюсков, и мелких животных. Но если плоды растут на деревьях, месте их обитания, то мелкие животные не являются предметом специальной охоты и становятся предметом пищи постольку, поскольку попадаются в процессе жизнедеятельности. Моллюски достаются обезьянам на берегах рек, озёр и морей и на перекатах. Для добычи моллюсков обезьянам приходится на время покидать деревья, но при этом такие набеги весьма кратковременны.
Животные подразделяются на травоядных и плотоядных. Травоядные питаются только растительной пищей. Плотоядные – это животные, питающиеся в основном мясной пищей независимо от того, как они эту мясную пищу добывают. Часть этих животных, которые добывают себе мясную пищу убийством, называют хищниками. Остальные плотоядные получают пищу в виде падали, то есть животных, умерших в результате убийства или своей смертью. Про таких плотоядных говорят, что они занимаются трупоядением.
Антропоиды были вполне способны кормиться трупоядением. Это подтверждают опыты с повреждением некоторых участков на медиальной стороне и своде полушарий головного мозга шимпанзе. Эти повреждения побуждали обезьяну жадно есть сырое мясо, неожиданно предпочитая его всем другим видам пищи. Исходя из этого можно заключить, что плотоядение потенциально заложено в филогенетическом фонде приматов, в том числе высших.
Таким образом, когда в силу естественных природных условий возникло большое количество трупов крупных животных, мозг которых, защищённый прочной костной коробкой, не поддавался существующим на тот момент времени плотоядным животным, должны были появиться другие плотоядные животные, способные вскрыть черепную коробку трупа и добыть скрытый в ней мозг. Такими животными, умевшими справляться с раковинами моллюсков, были обезьяны.
Однако вскрыть черепную коробку мастодонта гораздо сложнее, чем раковину моллюска. На это потребуется очень много времени, в течение которого группа обезьян вынуждена будет находиться вдали от спасительных деревьев под угрозой нападения хищников. Следовательно, группа обезьян должна быть как-то защищена от нападения хищников. Кроме того, она должна уметь успокоить пасущиеся стада травоядных, потому что испуганное стадо травоядных обязательно привлечёт находящихся поблизости хищников.
Поршнев считал, что археоантропы всё ещё, как и австралопитеки, не имели никаких ни морфологических, ни функциональных новообразований для умерщвления крупных животных и для собственного превращения в хищников-убийц. Они были по-прежнему узко специализированным видом высших приматов, приспособленных к трупоядению. А это значит, что они должны были научиться договариваться как с хищниками, так и с травоядными.
Троглодиты, как подвид высших приматов по Поршневу развивался примерно так. Он предполагал, что троглодиты, зарождавшиеся в период существования археоантропов-палеоантропов, обладали некоторыми особенностями, позволявшими осуществлять сигнальные воздействия на диких животных. Во время работы Поршнева ещё ничего не знали о дубль-вэ импульсе – о том, что дубль-вэ импульс может проявиться у любого члена обезьяньего стада, но проявлялся только у некоторых, которые и становились вожаками. Но догадка Поршнева была верной. Инициированный дубль-вэ импульс давал вожаку возможность телепатического общения с другими животными, как с хищными, так и с травоядными. Именно появление таких возможностей и позволило троглодитам спуститься с деревьев.
Предположительно действия группы троглодитов происходили следующим образом. Вожак первым спускался с дерева, мысленно прощупывал находящихся поблизости животных, успокаивал травоядных и создавал у хищников впечатление, что троглодиты, спустившиеся с деревьев, не являются пищей для них. Следом за вожаком спускалась вся группа. Вожак сопровождал группу до первого обнаруженного трупа крупного животного или хотя бы не тронутых костных останков, после чего группа троглодитов принималась разделывать кости и черепную коробку, вынимая из них костный мозг. А вожак продолжал наблюдать за окрестностями, предупреждая возможные нападения на группу.
Многие годы подобного существования приучили троглодитов к жизни на земле, и они перестали возвращаться на привычные и ранее обжитые деревья. Но с течением времени крупные формы травоядных вымерли, да и более мелкие встречались гораздо реже. Местами концентрации останков животных стали водные элементы земного ландшафта – реки, озёра, моря. Стада троглодитов переселились к устьям рек, берегам озёр и морей. На следующем этапе изменения животного мира произошло очередное измельчание видов, и прежние места концентрации трупов перестали обеспечивать троглодитов пищей. Теперь они вынуждены были искать пищу на больших территориях, а жить преимущественно в пещерах. И наконец наступило такое время, когда количество доступной пищи резко сократилось и биологический вид троглодитов оказался на грани вымирания. Для того чтобы выжить, троглодиты должны были найти себе какой-нибудь новый тип продуктов питания.
С целью пояснения дальнейших событий Поршнев постулирует следующее: люди – это единственный вид биологических существ, внутри которого систематически практикуется взаимное умерщвление. К этому он присовокупляет следующие соображения: научной несообразностью является взгляд, что все особи предкового вида превратились в людей, ещё бессмысленнее думать, что они перестали рождаться на свет, с тех пор как некоторые индивидуумы путём мутации превратились в людей. Не лучше и идея, что немногие, ставшие людьми, в короткий срок лишили кормовой базы всех оставшихся и те быстро вымерли. Из этого следует однозначный вывод: в истории человечества был период, в течение которого существовали троглодиты (предки) и неоантропы (потомки).
На основании достижений археологии можно заключить, что неоантропы, называемые также Homo Sapiens, появились примерно 35–40 тысяч лет тому назад. А бурный этап развития считают начавшимся с эпохи неолита, примерно восемь тысяч лет тому назад. Этот короткий по сравнению с масштабами биологической эволюции период Поршнев приравнивает к цепной реакции взрыва. История развития людей подобна взрыву. В ходе её сменилось всего несколько сотен поколений.
Причиной такого взрыва стала бурная дивергенция двух видов – палеоантропов (троглодитов) и неоантропов, стремительно отодвигавшая их друг от друга на таксонометрическую дистанцию подвидов, видов, родов, семейств, на дистанцию двух возможных форм движения материи – биологической и социальной. Первоначально дивергенция вылилась в быстрое распространение предков человека по всей территории Земли. Однако это явление не сопровождалось простым размежеванием ареалов существования. Скорость отпочкования нового прогрессивного вида – неоантропов – позволяет предположить наличие напряжённых экологических отношений и крутое размежевание экологических ниш, происходивших в пределах общего ареала. Другими словами, в процессе дивергенции как расселения неоантропов по всей Земле они пытались и не могли убежать от сожительствующих с ними троглодитов.
Главный вывод из теории происхождения Homo Sapiens состоит в том, что этот процесс относится к какому-то особенному механизму отбора и, судя по быстроте его действия, он более похож на искусственный отбор, чем на обыкновенный естественный отбор.
Исторический процесс развития животного мира привёл в конце среднего плейстоцена к образованию новых биогеоценозов, поставивших на грань вымирания прямоходящих плотоядных высших приматов, несмотря на всю их изощрённую приспособленность и приспособляемость. Они оказались перед необходимостью нарушения основного принципа собственного существования – «не убей», обеспечивавшего им беспрепятственный доступ к образующимся тут и там останкам мёртвых животных, потому что ни одно животное их не боялось. Троглодиты должны были оставаться для окружающих животных безвредными и безобидными, не вызывающими у них оборонительных реакций. Но в связи с критическим сокращением биомассы троглодиты должны были начать кого-то убивать, а значит, вступить в конкурентные отношения с хищниками.
Жизнь привела троглодитов к биологическому парадоксу: дальнейшее их существование могло осуществляться при одновременном выполнении двух взаимоисключающих инстинктов: «не убей» и «убей». И оказалось, что из этого тупика есть вполне реализуемый выход: инстинкт не запрещал им убивать представителей собственного вида. Таким образом, для троглодитов, всеядных по натуре, но трупоядных по основному биологическому профилю, наметился возможный путь продления существования за счёт явления, известного в зоологии под названием «адельфофагия», или иначе «поедание собратьев». Причём подобное поведение присуще в природе многим видам животных и рыб, поедающих свою молодь. В конце бедного кормами сезона волчий выводок осенью приканчивает и поедает слабых, болезненных волчат. У птиц, дающих два выводка потомства за одно лето, таких как совы, луни, ястребы-тетеревятники, в неблагоприятный год старшие птицы съедают второй, младший выводок. Есть и другие примеры.
Это предположение нашло подтверждение в работах археологов. В слоях раскопок, относящихся к историческому периоду, называемому поздним мустье, впервые, хоть и не часто, стали встречаться несомненные каменные наконечники для копий. Что позволило сделать вывод о первом появлении у палеоантропов оружия. И это произошло незадолго до установленного возникновения Homo Sapiens.
Различают два типа наконечников: более крупные и массивные, по мнению археологов, предназначавшиеся для рогатин, и небольшие плоские – для дротиков. Но как выяснилось впоследствии, такое подразделение наконечников не более чем гипотетично. Шкуру крупных животных, таких как слоны, бизоны, носороги, крупные олени, крупным наконечником не пробьёшь. Скорее рогатина сломается от удара. А в мелких животных на расстоянии таким копьём сразу не попадёшь. Этому надо учиться. А для этого нужен был стимул, которым мог быть голод. Исходя из этих соображений, Поршнев делает следующий вывод: известные наконечники годятся лишь для одной добычи – размером с человека и кожей, примерно равной толщине человеческой кожи. А именно – самого человека. В первое время человек был не способен уворачиваться от летящего копья. То есть период возникновения неоантропов примерно совпадает со временем появления у предков человека оружия. И тогда у Поршнева возникает поистине гениальное прозрение: а не стала ли позднее охота на диких зверей отражением уже существующих фактов убийства себе подобных?
Случившаяся революция в развитии палеоантропов-троглодитов способствовала возникновению множества нестандартных ходов, приводивших к различным тупиковым ситуациям при анализе тех событий исследователями. Например, совершенно неясным был процесс разделения одного вида на два принципиально различных при одновременном существовании обоих видов во времени. Не мог же их прежний образ жизни смениться «войной против всех» внутри собственной популяции или вида. Такая тенденция вела бы лишь к самоистреблению и не могла бы решить пищевую проблему: вид, питающийся самим собой, был бы биологическим перпетуум мобиле.
Браво, Поршнев! Это гениальная формулировка.
Археологические исследования вызывали вопросы, ответы на которые появлялись не сразу и в гипотетической форме. Почему-то умерщвление себе подобных должно было обязательно производиться дистанционно. Первым оружием были признаны дротики, но не топоры. С позднемустьерскими захоронениями была связана противоречивая гипотеза, что во всей известной серии захоронены особи, убитые своими, но при этом не была допущена возможность съедения трупов. С древнейшими захоронениями связано ещё одно свидетельство необычности происходивших явлений: появление вместе с останками палеоантропов красной охры.
На основании возникших противоречий Поршнев так описывает процесс расщепления палеоантропов на два вида: вожаков, получивших впоследствии название троглодитов, и остальную массу палеоантропов. Подталкиваемые голодом, троглодиты стали принуждать палеоантропов к убийству себе подобных за исключением троглодитов. Вначале таким действиям подчинилось только ограниченное число палеоантропов. Неприятие убийства себе подобных привело к возникновению дивергенции (разбеганию): несогласные с убийством себе подобных палеоантропы были вынуждены бежать. Это привело к угрозе жизни троглодитов (бывших вожаков) вследствие голода и они бросились догонять беглецов, чему способствовало обладание вожаками телепатией. Постепенно палеоантропы-беглецы научились убивать не только себе подобных, но и троглодитов, мотивируя это тем, что троглодиты не вполне люди, скорее ближе к «нелюдям».
«Что-то здесь не клеится, – подумал Сергей. – Нет, в общем, то, что надо. Но в частностях… есть какая-то неувязка в том, что вначале убивать научились только ограниченное число палеоантропов и троглодитов не трогали. А потом научились убивать все и уже стали убивать всех, в том числе и троглодитов.
Ему казалось, что он вот-вот выйдет на понимание того, что произошло в те очень далёкие годы, но ему что-то мешало. Пришлось долго размышлять на эту тему, прежде чем он понял, что именно ему мешало. Расщепление одного вида палеоантропов на два не могло иметь в основе убийство себе подобных.
Палеоантропы, которые стали убивать себе подобных, уже были выделены в отдельный вид, которому была присвоена, а точнее, навязана способность убивать себе подобных. Сергей понял, что троглодиты никогда и никого не убивали. Ни до того, ни после. Троглодиты были вожаками стай и управляли другими палеоантропами. Причина для раздела была заложена изначально к тому моменту, когда палеоантропы стали готовы спуститься с деревьев. Вожаки отличались от основной массы палеоантропов способностью общения с другими животными и способностью управления другими палеоантропами. Задатки вожаков не были чем-то целым и однозначно присущим только одной особи. У некоторых других палеоантропов тоже были зачатки таких способностей. Так что в случае гибели вожака его место мог занять другой палеоантроп. Формально такая выделенность палеоантропов в части способности занять место вожака стаи определялась наличием дубль-вэ импульса в энцефалограмме.
Поэтому, когда голод принудил семейство палеоантропов к адельфофагии, вожаки стали принуждать других членов стай к убийству себе подобных. Запрет на убийство животных был заложен в каждом палеоантропе, но только вожаки поняли, что его можно нарушить в отношении существ своего вида. У палеоантропов, ранее защищённых от смерти в пасти хищника вожаками, возродился страх смерти. Именно он лежал в основе дивергенции. Но не надо смешивать разделение вида палеоантропов на два вида с дивергенцией. Дивергенция – это чисто географическое расхождение, точнее – разбегание. Члены стай, напуганные необходимостью убийства себе подобных под воздействием вожаков, начали разбегаться от своих вожаков. Но убежать от особи, обладающей телепатическими способностями, невозможно. Однако палеоантропы, являющиеся членами стай, поняли это только тогда, когда заняли всю территорию суши Земли, пригодную к проживанию. За это время произошло физическое перерождение палеоантропов в неоантропов, кроме оставшихся неизменными вожаков. Вновь приобретёнными чертами стали большелобость и безволосость тела.
Разделение на два вида – троглодитов и неоантропов произошло сначала по физической причине: троглодиты изначально имели особые встроенные физиологические черты, которые отличали их в ряду остальных палеоантропов, но не приводили к отторжению видов друг от друга, а затем и к дивергенции. Отторжение, а затем и дивергенция возникли по причине зарождения морали, когда вожаки стали принуждать остальных палеоантропов убивать себе подобных.
Предположительно, способность к убийству определялась степенью развития дубль-вэ импульса. Полноценно развитым дубль-вэ импульсом обладали троглодиты, способные принудить остальных палеоантропов к убийству себе подобных, но сами к убийству не способные. Палеоантропы, обладающие очень слабо развитым дубль-вэ импульсом, получили нефизический моральный запрет на убийство.
В иной ситуации оказалась та часть палеоантропов, у которых дубль-вэ импульс был более развит, чем у основной массы. С одной стороны, у них также сформировался моральный запрет на убийство себе подобных. Но, с другой стороны, недоразвитый дубль-вэ импульс в силу встроенного механизма требовал развития, сообщая его хозяину, что на самом деле запрета на убийство себе подобных не существует. Эту информацию, которую знали вожаки-троглодиты, имеющие полноценно развитый дубль-вэ импульс, палеоантропы с более развитым дубль-вэ импульсом и получили в виде властного императива от вожаков-троглодитов. Возникшая ситуация приводила к размытости и необязательности морального запрета. Вот такие палеоантропы и стали убийцами. Образовавшиеся убийцы-палеоантропы внутренне понимали, что они не сильно отличаются от вожаков-троглодитов, и, возможно, не умея управлять стаями, они первое время вожаков-троглодитов не убивали.
В течение некоторого времени неоантропы подчинялись требованиям троглодитов, своих бывших вожаков. Возможно, на съедение троглодитам предназначался молодняк племени, что подтверждается материалом, приведённым в книге В. Я. Проппа «Исторические корни волшебной сказки». Согласно этой книге, огромная часть сказочно-мифологического фольклора представляет собой позднее преобразование и переосмысление одного и того же явления – принесения в жертву чудовищу юношей и девушек. Поэтому появление образа «нелюдей» становилось формальным разрешением на убийство себе подобных, но чужих для конкретного племени, в том числе, возможно, к тому времени и троглодитов.
Далее Поршин пишет, что подобная жертва в виде заклания членов своего племени заменилась жертвоприношением жертвенных животных, убивать которых было гораздо легче. Сюда же Поршин сводит и войны в эпоху варварства, когда не было ни покорения туземцев завоевателями, ни обращения их в данников, ни захвата у них территорий. На взаимное истребление выходили только мужчины (если оставить в стороне легенду об амазонках). На основе подобных соображений Поршин предполагает и возникновение рабства, то есть временное сохранение жизни раненым и пленным до принесения их в жертву с последующим преобразованием и смягчением их участи и дальнейшим использованием в экономике человечества. Впоследствии войны остались как спорадические катаклизмы, которые человечество всё ещё никак не может изжить.
«Ну, это, пожалуй, очень широкое обобщение, – подумал Сергей. – Здесь допускается явная избыточность. Количество трупов, оставляемых даже маленькой войной, явно превосходит необходимое для обеспечения питания троглодитов. Скорее, такие войны стали происходить из-за недоверия к чужим людям, которых по-прежнему продолжают относить к “нелюдям”. Или же чужое племя обвиняют в воровстве соплеменников для питания своих троглодитов. А это уже является причиной для объявления войны или военного нападения».
Сергей посмотрел на последнюю главу «Генезис речи: суггестия и дипластия» и решил не перечитывать её. Конечно, с точки зрения самого процесса, заключающегося в отделении видов троглодитов и неоантропов, она необходима, но ему это уже не обеспечит решающей глубины понимания вопроса, исчерпывающе изложенного в предыдущих главах.
Сергей подвёл итог размышлениям над идеями Поршнева. Несомненно, способность убийства себе подобных лежит в основе исторического развития человека и не является случайно проявившимся свойством натуры. В процессе совершенствования человека способность убийства себе подобных должна постепенно изживаться, а точнее – купироваться силой воли самого человека и уровнем культуры как самого человека, так и общества в целом.
