Владимир Де Ланге
Вера и рыцарь ее сердца
Глава 5
Софа мастерила из листьев клёна бусы, скрепляя их маленькими сухими веточками. Бусы походили больше на лопушистый воротник, но Вере нравилась их зелёная свежесть. Приближалось первое сентября, время прощания с детским садом и начала новой жизни школьника. Вместе с радостным ожиданием подружки грустили от предстоящей разлуки и побаивались перемен, а будут ли им в школе рады?
– Всё будет хорошо! – уже в который раз убеждала Вера подружку, ломая для неё очередную сухую веточку. – В школе мы не будем скучать, нас будут учить тому, чему нас не научат в садике. В первом классе все будут новенькими, и у нас будут подружки! В школе не укладывают детей спать, после школы можно гулять во дворе, а летом нас отправят на каникулы. Пройдёт десять лет, мы станем взрослыми, а взрослых обидеть нельзя, потому что они очень смелые и никого не боятся!
Софа с благодарностью посмотрела на Веру, хотя стать взрослой она не торопилась, но была согласна с тем, что взрослые не боятся темноты и бабаек, им не снятся страшные сны, где их обижают бандиты без лица и нет рядом мамы и папы.
На самом деле Вера ободряла Софу, чтобы ободриться самой, она говорила то, о чём долго думала перед сном. Верины родители никого и ничего не боялись, они были смелыми и сильными, потому что были взрослыми. То, что папу ничем нельзя испугать, сомнений не было, а… маму, маму испугать можно?
Тут ей вспомнилась одна история, что ставила под сомнение мамину смелость, хотя главным героем в этой истории была не мама, а белая курица.
Софа даже оглянулась, чтобы понять, что так развеселило её подружку, но вокруг всё так же шумел над головой старый клён и привычно чирикали воробьи. Отложив кленовые бусы, она спросила:
– Верочка, ты вспомнила что-то весёлое? Расскажи мне, а то мне очень грустно.
– Это весёлая история про белую курицу.
Верины глаза заискрились, но время прогулки подошло к концу, и девочкам пора было расходиться по группам. Софа так и не узнала эту куриную историю. А история была такова.
Как-то раз поздней осенью, в конце рабочего дня, Вера и её мама шли по улице домой, они были довольны собой и друг другом. На улице к вечеру резко похолодало и выпал первый мокрый снег. Прохожие спешили домой, прогибаясь под тяжестью своих сумок, в которых было всё, что только душе угодно, но Вера не смотрела по сторонам, потому что отчаянно пыталась идти с мамой в ногу. Мама шла аккуратно, маленькими шажками, след от её ботинок на высоких каблуках напоминал узорную прямую линию. Царственность маминой осанки подчёркивалась приталенным пальто с лисьим воротником, а маленькая вельветовая шапочка, что была прикреплена брошью к косе, подобранной кверху, делала маму выше ростом.
Вера часто спотыкалась, и под её тяжёлым шагом мокрый снег брызгался в разные стороны. Девочку притягивало к маме, как Луну к Земле. Об этой силе притяжения она впервые услышала от папы, который уже несколько дней был в деловой командировке, и его возвращения в семье ждали с нетерпением.
К слову сказать, Вера ждала папу не только потому, что скучала, но ещё и потому, что из своих поездок он привозил детям в коричневом портфеле подарочки, шоколадные конфеты или апельсины, похожие на те оранжевые солнышки, которые она рисовала на уроке рисования.
Темнело, уличные фонари бросали вниз мигающий жёлтый свет. Идти красиво девочке быстро надоело, и она то забегала вперёд, то отставала, а иногда заходила на маму сбоку, а так как её сила притяжения к маме была больше, чем мама могла выдержать, то мама часто «сходила с орбиты» в кусты, которые росли вдоль тротуара. Каждый раз, когда мама выправляла свой курс и вновь возвращалась на протоптанную снежную дорожку, она просила дочь не толкаться, поднимать ноги при ходьбе и не топать как слон.
Толпу на углу продуктового магазина было видно уже издалека. Внимание пешеходов привлекли необычно большие клетки, стоящие друг на друге в открытом кузове грузовика. Любопытная Верочка схватила маму за рукав её пальто и изо всех сил потащила к этим клеткам, в которых кудахтало несметное количество настоящих куриц. Курочки с чёрными глазками, красными гребешками и белыми пёрышками суетились, просовывали головки через металлические прутья, чтобы понять, зачем их привезли на край света.
Столпившиеся возле клеток горожане охотно делились воспоминаниями своего деревенского детства. Продавец, молодой парень с красными от мороза щеками, просил за курицу очень маленькую цену.
– Мама, нам необходима дома курица! Мы с ней будем играть… собирать яички… учить подавать лапку, – начала как обычно попрошайничать Вера.
Девочка уже представила себя куриной воспитательницей, сидящей в кругу пушистых жёлтеньких цыплят, но мечтательность прервало странное поведение мамы, обычно устойчивой к подобным просьбам дочери.
Верина мама решительным шагом направилась к грузовику, и продавец стал выбирать для неё самую крупную курицу. Когда купля-продажа состоялась, мама гордо прошла через толпу притихших наблюдателей, неся в руках сетку, в которой билась живая курица. Вера не сразу поверила в такую удачу.
– Вот так счастье привалило! Мама купила мне настоящую белую курицу! – обрадовалась девочка, глаза у неё загорелись, и она весело побежала вприпрыжку вслед за мамой.
Однако самой курице не понравилось, что её продали. Она билась в сетке и не давала Вериной маме красиво переставлять ноги по снежной дорожке. Теперь они обе неслись к дому, весело разбрызгивая мокрый снег на себя и на прохожих, явно сочувствовавших курице.
Саша стоял на пороге квартиры и не верил своим глазам. Он непонимающе переводил взгляд с мамы на Веру, с Веры на курицу и потом в обратном порядке. В этот момент до мальчика стало доходить значение папиных слов о том, что Саша во время отъезда отца остаётся единственным мужчиной в семье, но что делает мужчина, когда вместо опрятной и подтянутой мамы на пороге дома появляется взмокшая и растрёпанная женщина, у которой съехала к уху шапочка, а к подолу пальто прилепились белые пёрышки. В одной руке мама держала свою дамскую сумочку, а в другой – настоящую курицу в сетке.
Рядом с мамой стояла сестра, сияющая, как помидор, с выбившимися из-под шапки волосами, с горящими от восторга чёрными круглыми глазами и с улыбкой до самых ушей. Вера сразу выставила перед братом свой пальчик, на котором застыла капелька крови, а пальцем другой руки указала в сторону курицы, которая вдруг перестала биться в сетке и уставилась на Сашу одним глазом, потому что второй глазик был закрыт крылом.
– Сегодня мы будем варить настоящий куриный суп, по-деревенски! – чётко произнесла мама, опережая все вопросы сына, которые уже читались в его глазах.
Теперь все трое с жалостью смотрели на курицу, и никто не хотел быть на её месте.
Курица, не знавшая коварных замыслов мамы, была закрыта на кухне. Через полчаса она уже хозяйкой разгуливала по обеденному столу, переваливаясь с одной лапки на другую. Всё, что можно было опрокинуть и разбить, она опрокинула и разбила.
Курица могла быть довольна: такого кухонного разгрома Вере не сотворить никогда. На полу лежали осколки маминой любимой сахарницы. Рассыпанный сахар постепенно окрашивался в малиновый цвет от капавшего со стола на пол варенья. Этот беспорядок довершали зелёные кучки, которые превращали мамину кухню в куриный клозет. Потом курица перелетела со стола на пол. Она скребла лапками кухонный пол и внимательно осматривала то, что наскребла, и очень сердилась, что ничего съестного не находила. Мама строго следила, чтобы на полу не было никаких крошек, но пернатая гостья этого не знала и упрямо долбила носиком пол кухни.
– Червячков ищет! – сказала догадливая Вера.
– Нет, она гнездо вьёт, чтобы яйца откладывать.
Вера посмотрела на брата глупым взглядом, потому что никогда не могла определить, шутит ли он или нет. Они с братом стояли за дверью кухни и следили за курицей через дверное стекло. Пальчик на Вериной руке был уже перевязан бинтиком, теперь девочка знала, что не все любят, когда их гладят по головке, а некоторые даже клюются.
Надо сказать, что Саше было совсем не жаль поклёванного пальчика сестры, его злила мамина затея с супом.
Он стоял за дверью кухни, одетый в фуфайку, которая, по словам мамы, должна была защитить его от острого птичьего клюва, а его руки были подняты кверху, чтобы с них не свалились тяжёлые папины рукавицы, с которыми проще выходить на боксёрский ринг, чем ловить курицу. Ему предстояло по маминому плану поймать курицу, а маме – отрубить ей голову. Мама, как женщина, не учла в своих планах, что размахивать топором – это мужское дело. Как мальчику не хватало папиной поддержки!
К дверям кухни подошла мама, в руках она держала топор, прижимая его к груди.
Сварить суп из курицы Римма могла ещё с детства, а рубить куриную шею боялась до смерти. Как же могла она не учесть, что Володя должен был вернуться из командировки только в пятницу? Угостить мужа супом на настоящем курином бульоне ей очень хотелось, но сохранить курицу живой до его возвращения в городской квартире было невозможно. Одно утешало женщину, что курица стоила малых денег и была на редкость упитанной. Римма скучала по мужу, но этого она ему не скажет, это Володя должен знать и сам.
Подойдя к двери, где стояли дети, готовые к поимке курицы, Римма ахнула, когда увидела, что натворила эта кудахтающая бестия на её кухне. Это придало ей решимости без промедления претворить в действие её план: курица на то и курица, чтобы стать супом.
В боевом настроении Саша зашёл на кухню первым, но курица тут же разгадала его коварные планы и отчаянно боролась за жизнь, вырывалась из рук охотника и училась летать. Мальчик не сдавался, он крался за курицей то лисьей походкой, то набрасывался на неё ястребом, но поймать злодейку не мог. В конце концов, его охотничий азарт передался сестре, которой надоело стоять за дверью.
Девочка с громким гиканьем ворвалась на кухню, она подскакивала и размахивала руками, имитируя чукотский танец охотников, который недавно показывали по телевизору, вместе с ней по кухне роем кружились белые пёрышки.
Тут курица от удивления от внезапного появления танцовщицы взлетела к потолку и уселась на сито, которое высоко висело над мойкой, и победно раскудахталась.
– Как бы не так! – вскричал Саша.
Он прыжком вскочил на стол, крепко ухватился за штору, висевшую на карнизе, и спрыгнул со стола по направлению к мойке. На этот раз его ждала удача, курица была им схвачена на лету.
Зелёная кухонная штора не выдержала тяжести рослого мальчика и оторвалась от карниза в самый успешный момент охоты. Через мгновение Саша уже лежал на полу с зажатой в кулаке куриной лапкой, его накрыла зелёным парашютом штора, а карниз, упавший вслед за шторой, ударил его по затылку, торчащему зелёным мячиком из-под шторы.
Тут мама всполошилась, она вбежала на кухню, топор выпал из её рук и придавил курицу к полу. Курица, издав предсмертный крик, затихла.
Из-под зелёной кухонной гардины торчали с одной стороны крепкие ноги Саши в вязаных толстых носках, а с другой – куриная головка с поникшим гребешком. Заботливая мама помогала сыну выбраться из-под завала, а Вера тихонько причитала над полумёртвой птичкой.
Саша не любил, когда его жалели. Быстро встав на ноги, он взял курицу в обе руки и устрашающе медленно положил её на ту деревянную доску, на которой мама должна была отрубить ей голову. К столу подошла мама, в её руках опять был топор, который почему-то дрожал. Вера зажмурила глаза.
Прошло время, а на кухне ничего не происходило. Девочка осторожно приоткрыла глаза. Мама сидела у стола, на столе лежал топор. Возле топора с капелькой крови на шее стояла курица и виновато оглядывалась по сторонам. Она тоже была несчастна. Брат Саша обнимал маму, которая сидела с закрытыми глазами и по её щеке текла слеза. Вере стало очень жалко маму, курицу и себя, и она заревела, шумно шмыгая носом.
Саша не знал, кого и как ему надо утешать. Скорее бы приехал папа!
Потом пришли соседи. Они были напуганы доносившимся из квартиры Шевченко грохотом посуды, птичьими криками и детскими рыданиями и позвонили в милицию. Разобравшись, в чём дело, милицейский наряд уехал, а сосед поступил по-соседски. Он остался на кухне один на один с курицей, и та безропотно приняла свою участь стать настоящим деревенским супом, который и был сварен мамой. Впрочем, никто этот суп даже не попробовал.
– Деревенский суп надо готовить в деревне, но суп надо варить из картошки, а не из курочек, ведь курочка хоть и с крыльями, а летать ещё не научилась, поэтому её жалеть надо, а не рубить её шейку, – решила Вера, вспоминая эту историю во время тихого часа в детском саду.
Все дети мирно спали в своих белоснежных постельках, а нянечка, тихо переговариваясь с воспитательницей, домывала посуду и готовилась к полднику.
Вера лежала в своей кроватке, и перед её закрытыми глазами проплывали прекрасные деревенские картины, где курицы с цыплятами, кудахча, похаживали по зелёной лужайке, усыпанной червяками и зёрнышками, а у «молочной реки с кисельными берегами» бродили коровы с рогами, упирающимися в небо. Незаметно для себя девочка уснула сладким послеобеденным сном.
Глава 6
Площадь перед школой напоминала большую городскую клумбу, которая цвела всеми цветами осени. Первого сентября школа раскрыла свои двери для мальчиков и девочек, чтобы десять долгих лет учить их и переучивать, воспитывать и перевоспитывать, а потом проводить под мелодию школьного вальса во взрослую жизнь. Но это будет потом, а сегодня все мечтали! Мечтали родители и дети, мечтали учителя и очень серьёзный директор школы, мечтал грозный завхоз и пожилая повариха, что её фирменные кукурузная каша и пирожки с картошкой непременно полюбятся ребятишкам. Все мечтали в тот день об одном – о хорошем и успешном учебном годе!
Дети радовались встрече с одноклассниками, которые за лето выросли, окрепли и, скорее всего, поумнели. В этот первый сентябрьский день никому не хотелось ссориться. Ребята спешили поделиться своими летними впечатлениями, все говорили громко и разом. Только притихшие первоклассники робко стояли рядом со своими родителями. В руках они держали большие букеты цветов для учительницы, которая непременно их полюбит и научит читать и писать.
Учителя, отдохнувшие за лето, радостно приветствовали своих повзрослевших питомцев. Они соскучились по урокам и ученикам, иначе бы уже давно сменили профессию на более престижную, но где ещё можно найти такой источник молодого задора, энтузиазма и истинных эмоций, как не в родной школе среди жизнелюбивой детворы.
И вот прозвучал первый школьный звонок. Первоклассники стеснительно стояли в строю перед входом в школу, и среди них сияла от счастья Вера. В этот день девочка чувствовала себя принцессой на балу. Её белый накрахмаленный фартук, надетый поверх коричневой школьной формы, был настоящим бальным нарядом. В длинные тугие косички были вплетены огромные белые банты, и на ногах блестели новизной белые туфельки. С самого утра девочке очень хотелось танцевать, но кто танцует с портфелем в одной руке и букетом гладиолусов в другой?
Первоклассникам выпала честь первыми войти под своды школы, куда их родителей не пустили. На этом праздник Первого сентября закончился, и только осенние цветы, стоявшие в вёдрах у школьной доски, ещё долго наполняли класс резким запахом осеннего увядания.
Вере сразу понравилась её первая учительница. Анна Ивановна любила своих новых учеников, и ей очень нравилось учить ребят читать, считать, писать и рисовать, ещё она любила порядок и дисциплину. От её улыбки Вере всегда хотелось бабочкой порхать над партой, жаль, что улыбалась учительница редко.
Аккуратная полнота Анны Ивановны сочеталась с её высокой причёской, а ослепительно белая буза с высоким кружевным воротником под шерстяным сарафаном синего цвета, суженного книзу, делали учительницу похожей на шахматную королеву, у которой вместо короны в волосах блестела голубая брошь – заколка.
Золотые сентябрьские дни сменились неделями осеннего ненастья, но ходить в школу Вере так и не разонравилось, только необходимость менять каждую неделю воротнички и манжеты на школьной форме очень надоедала. Зато училась она по всем школьным предметам хорошо и с удовольствием. Можно сказать, что школьная жизнь пришлась девочке по душе. Но иногда ей было скучно сидеть на уроках, и тогда она принималась развлекать соседей по партам своими придумками. Анна Ивановна имела хороший слух и умела хорошо портить настроение своим непоседливым ученицам. Она делала замечания, которые прописывала в дневнике красными чернилами.
Дома мама отучала Веру разговаривать на уроках, заставляя её стоять коленками на газетке с густо насыпанной солью, с поднятыми кверху руками.
«Время думать» – так называлось это наказание.
Во время наказания руки слабели и опускались сами собой, но мама, сидевшая рядом за штопкой старых носков, не позволяла дочери расслабиться, чтобы той было неповадно на уроке развлекать одноклассников.
Надо сказать, что стояние на коленках приносило пользу, потому что Вера искренне раскаивалась за своё поведение в школе, но плохо было то, что в школе её руки не болели и коленки наказания не помнили, и всё повторялось: разговоры на уроке, запись в дневнике и стояние на газетке с солью.
Одним из самых больших событий этого года был приём первоклассников в октябрята. После этого торжественного события Вера имела право носить красную звёздочку на своём чёрном фартучке. На белом фартуке звёздочка смотрелась бы значительно лучше, но белый фартук можно было надевать только по праздникам.
В центре звёздочки, как в красной ромашке, находился портрет маленького Ленина с белокурыми кудрявыми волосами, а то, что Ленин был маленьким мальчиком, саму Веру умиляло до слёз. Она очень любила великого вождя всех народов, о котором большими буквами было написано над классной доской: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить». И пусть мёртвый Ленин спокойно лежит в Мавзолее в далёкой Москве, зато его портрет носят октябрята, а это значит, что его дело живёт и Ленин живёт жизнью Веры, вступившей в ряды октябрят.
Впрочем, самой девочке больше нравилось жить, пока она живая, а не тогда, когда её положат в гроб, а за неё будет жить какая-нибудь другая, пусть и очень хорошая девочка, но огорчать вечно живого Ленина своим поведением на уроках ей не хотелось.
Командиром звёздочки Веру не выбрали. Тогда она поступила, как поступил бы настоящий октябрёнок, и сама создала звёздочку октябрят во дворе, а себя назначила её командиром. В эту дворовую звёздочку были приняты её одноклассники, жившие по соседству. Теперь, как командир звёздочки, девочка помогала одноклассникам делать домашние задания, активно организовывала игры во дворе и навещала заболевших друзей на дому.
В гостях у заболевшего товарища Веру угощали чаем и булочками, за это она очень подробно рассказывала о событиях в классе. Обычно ей не удавалась закончить своё повествование, как больной засыпал, а сон, со слов мамы, – это лучшее лекарство от любых болезней. Наверное, поэтому друзья по звёздочке быстро выздоравливали после её посещений.
Иногда за свою активность как командир звёздочки Вера получала нагоняй от собственных родителей, потому что они не читали внимательно книжку «Тимур и его команда» и не понимали, какую ответственность как командир дворовой звёздочки несла их дочь, но однажды её наказали совсем несправедливо.
Весь январь Вера и её друзья холодными звёздными вечерами строили из снега во дворе большой корабль. Этот корабль получился великолепным, в нём могла уместиться вся Верина команда!
Римме не понравилось то, что из-за постройки корабля пушистые красные рукавички дочери, которые были привезены из Ленинграда, превратились в бесцветные, сморщенные комочками, которые теперь даже на палец надеть было невозможно.
Вера стояла коленками на газетке с солью и совершенно не раскаивалась. Ледяной корабль на игровой площадке без красной полосы по бокам был бы ненастоящим, а мокрые рукавицы хорошо окрашивали лед в красный цвет.
«Как мама не понимает важность детских дел и наказывает вместо того, чтобы мной гордиться!» – печально думала девочка, мужественно терпя боль в коленках.
Надо сказать, что Римма не любила оставлять дочь одну дома, поэтому Вера после школы должна была дожидаться её прихода с работы у тёти Лизы, которая жила на первом этаже.
Тётя Лиза была очень добра к детям, она плохо ходила, потому что надорвалась в трудовой армии. Вера толком не знала, что означают слова «трудовая армия», но тётя Лиза была довольна тем, что вернулась оттуда живой, а то, что ноги болели и спина отказывала, то тут уж ничего не поделать. О своём столь интересном прошлом тётя Лиза говорить не любила. Верин папа был настоящим героем, фронтовиком, он носил ордена и медали, но тоже не любил говорить о войне с дочерью. Хотя зря, она уже много знала о войне по фильмам и очень гордилась тем, что Красная армия всех сильней!
К тёте Лизе часто приходили другие женщины, потому что тётя Лиза умела хорошо шить платья и могла говорить по-немецки! Это умение говорить на двух языках казалось девочке чудом. В доме у тёти Лизы был удивительный порядок, и никому не разрешалось его нарушать, поэтому Вера не могла чувствовать себя у тёти Лизы как дома, она должна была или чинно сидеть на диване, или рисовать картинки за большим столом, на котором стояла швейная машинка, но больше всего ей нравилось разглядывать красивые статуэтки, расставленные на этажерках, придумывая для них различные истории.
Девочку очаровывала статуэтка балерины. Она стояла на полочке, на узорной кружевной салфетке, с высоко поднятой стройной ножкой, в исполнении пируэта, застывшего в белом камне. Разрешения взять эту балерину в руки тётя Лиза не давала, потому что статуэтка была очень хрупкая, а Вера могла легко отломать у балерины или ручку, или ножку.
– Я знаю, кем стану, когда вырасту взрослой. Я стану балериной!
Это был её первый вызов родителям, которые видели свою дочь либо профессором, как этого хотел папа, либо доктором, как об этом мечтала мама. Теперь во время игр Вера поднималась на цыпочки и бегала перед большим зеркальным шкафом в маминой спальне, размахивая руками, но прыгать, высоко поднимая ноги, ей мешали сервант, стол и стулья. Она танцевала с чувством – это ценила её мама, которая громко хлопала в ладоши, учила дочь делать глубокие реверансы.
Танцы танцами, но больше танцев Вера любила слушать разговоры, которые велись между гостями тёти Лизы. О чём только ни говорили женщины, успокоенные уютом квартиры, мерным тиканьем настенных часов и биением швейной машинки. Эти разговоры обычно велись по-русски, но иногда женщины переходили на немецкий язык. Поэтому Вере приходилось часто самой додумывать истории, услышанные в комнате у тёти Лизы. Особенно её интриговали рассказы о трудовой армии.
Как-то раз Вера перебила рассказчицу, чтобы узнать, что случилось с одной девочкой, которую взрослые забыли в лесу.
– Тётя Лиза, эту девочку в лесу нашли взрослые дяди? А сколько лет ей было, она была пионеркой или, как я, октябрёнком? А что надо делать, если от телеги с брёвнами отвалилось колесо?
В этот момент Вере вдруг сделалось страшно! Как такое могло случиться в стране, где все дети должны быть счастливыми? Слушая рассказчицу, Вера представляла дремучий лес, утонувший в сугробах, хмурые высокие сосны, стоявшие вдоль дороги, тощую лошадку, которая отказывалась тащить телегу и виновато поглядывала на худенькую девочку. Бедная девочка дрожала от холода, её не согревало пальтишко, сшитое тётей Лизой из старого мужского костюма, она не могла прикрепить к телеге с брёвнами отвалившееся колесо и, наверное, звала на помощь, но никто на помощь не спешил.
Вера вспомнила свою прогулку в грозу, но тогда она была рядом с домом и у неё был верный друг Булат, а остаться одной ночью в лесу гораздо страшнее…
– Как звали эту девочку? Что с ней случилось дальше? Её не спасли?
Верины вопросы остались без ответа, тётя Лиза и её подруги с тревогой посмотрели на маленькую слушательницу и снова перешли в разговоре на немецкий язык.
«Лучше бы я молчала!» – подумала девочка про себя, вспомнив мамин совет о пользе молчания. О том, что же дальше случилось с этой незнакомой ей девочкой, Вера так и не узнала, но, если честно говорить, то Вера очень боялась это узнать.
Вечером, когда за ней пришла с работы мама, тётя Лиза дала тарелочку с золотистым ободком, на которой весело перекатывались четыре крашеных яйца. Это были пасхальные яйца. Тогда девочка ещё не знала, что такое Пасха и почему только утром в воскресенье надо есть крашеные яйца, как и не знала она, что её счастливое детство скоро оборвётся…