Владимир Дмитриевич Сверкунов
Тело призрака
12.
С высоты пятого этажа земля внизу казалась небом, как его рисуют дети. На черном асфальте под лучами заходящего солнца светились золотые звезды кленовых листьев. На щедро разбросавшем их дереве еще оставалось несколько пятипалых желтых ладошек: раскачиваясь, они словно посылали последний привет уходящему теплу.
Сивцов, вернувшийся от генерального прокурора, выглядел удрученным. Он устало смотрел на мостовую, не замечая проносящихся машин и людей. Видел только золотые листья на черном фоне – звезды, которые при желании легко было потрогать руками.
Как можно проникнуть в охраняемый Мавзолей, стоящий у всех на виду, а потом вынести из него внушительных размеров предмет? Только по подземному тоннелю. Эта версия представлялась Анатолию единственно приемлемой, о чем он и сказал «генералу». Но чтобы проверить ее, нужно вторгнуться в святая святых государства: за Кремлевскую стену.
Генеральный взорвался:
– И ты туда же! Мало того, что коммунисты обвиняют президента! Теперь ты собираешься его обыскивать!
– Но в Кремле не только глава государства, – мягко возразил следователь. – Есть разные службы, а в них работают люди, и неизвестно, что у них на уме…
– Даже если ты и прав, представь, какой грохнет скандал, когда вы начнете снимать отпечатки пальцев в кремлевских кабинетах! В нашей ситуации, наоборот, нужно отвести все подозрения от власти, – прогудел шеф, почему-то сменивший в этот день обычный костюм на синий форменный мундир с золотыми звездами.
– Сам Кремль нам пока не нужен, – поспешил успокоить его Сивцов. – Но обследовать тоннель крайне необходимо.
– Боюсь, ничего не получится, – внезапно потухшим голосом произнес генеральный прокурор. – Требуется самое высочайшее разрешение. А в наше время можно ли быть полностью уверенным в подчиненных? Одно дело, если вы ничего не найдете в злосчастном тоннеле, и совсем другое, когда вдруг обнаружится какая-нибудь улика? Это уже дискредитация…
– А как же истина? – выпалил Анатолий.
– Истина мне друг, но Платон дороже, – с горечью промолвил высокопоставленный собеседник. – Сейчас древнее выражение звучит именно так.
Солнце, опустившееся на крышу соседнего дома, нацелилось своим лучом на напольные, в человеческий рост часы в корпусе из красного полированного дерева, и те, словно по команде, начали мелодично отбивать пять часов. Нечаянная музыка явилась кстати: в разговоре наступила короткая пауза.
Когда бой часов затих, генеральный прокурор, откинувшись в удобном кожаном кресле, сказал:
– Хорошо, я поставлю этот вопрос перед президентом.
13.
Сергей Сергеевич Колобов, заместитель руководителя Дирекции по эксплуатации комплекса «Кремль», грузный мужчина с выпученными серыми глазами, немного нервничая, ждал посетителя.
Открыв верхний ящик правой тумбы стола, он внимательно проинспектировал его содержимое, затем достал маленькую вазочку с четырьмя шоколадными конфетами и, будто несколько раз пересчитав их, вернул обратно.
Ровно в пять часов вечера раздался негромкий стук в дверь, и Колобов крикнул:
– Открыто!
Робко вклинивая небольшое, похожее на сдутый мячик тело в приоткрытую наполовину дверь, в кабинет вошел пожилой человек в сером выцветшем плаще и такого же цвета шляпе.
– Вызывали? – спросил он.
– Не то чтобы вызывал, а просто хочу с тобой потолковать, – не вставая из кожаного кресла, ответил Колобов. – Ты раздевайся.
Под плащом у гостя оказался костюм цвета асфальта, по которому проехало бесчисленное количество машин. Пригладив ладонью остатки седых волос, он замер посередине кабинета, готовый внимать словам хозяина.
Тот пристально – сверху вниз и в обратном направлении – ощупал взглядом посетителя, будто видел его впервые, и, наконец, произнес:
– Садись, Борис Палыч, отдохни, небось, тяжело в твои годы тянуть лямку?
– Сергей Сергеевич, нисколечко! –извиняющимся тоном поспешил возразить гость. – Кроме работы у меня ничего не осталось, вы же знаете. Супруга-покойница ночами все зовет к себе, а я не могу…
– Не нравишься ты мне, – вздохнув, сказал Колобов. – После смерти жены опустился. Рубашка мятая, костюм не глаженый. Вон и пуговица оторвалась, а ты так и ходишь.
– Пришью, Сергей Сергеевич, – подобострастно заверил собеседник.
– Как же, пришьешь…
– Куплю и пришью.
– Знаю я тебя – забудешь. А в нашем ответственейшем учреждении, между прочим, дресс-код. Слышал о нем? – вальяжно спросил хозяин.
– Не силен в языках, Сергей Сергеевич, – внезапно скукожившийся человечек совсем потерял голос.
– Это форма одежды, которая должна быть строгой и очень приличной, – менторски заметил Колобов, открыл верхний ящик стола, достал оттуда средних размеров пуговицу и протянул гостю. – На вот, возьми, чтоб тебе не бегать по магазинам. И обязательно пришей.
Борис Павлович, как ценнейшую реликвию, осторожно взял двумя пальцами черный кружочек. Казалось, еще миг, и он начнет целовать эту драгоценность. Но хозяин, опередив события, дал ему команду:
– Положи пока в карман и смотри, не потеряй! Дырок нет?
– Что вы Сергей Сергеевич, как можно, – путаясь и краснея, заверил гость и даже вывернул карман. Потом аккуратно положил туда пуговицу и разгладил лоснящийся клапан.
– Ладно, верю, – смягчившись, сказал Колобов. – А теперь – к делу. У меня к тебе особо ответственное поручение.
Гость вытянул шею, готовясь не пропустить ни одного слова хозяина.
– Ты, конечно, знаешь про Мавзолей? – продолжил тот и, не дожидаясь ответа, перешел к сути. – Сыщики добрались до Кремля, что нас, конечно, не радует. Но есть письмо из Генеральной прокуратуры с визой президента: обеспечить допуск следователей в подземный тоннель – думаю, ты знаешь, какой. Завтра они будут там. Твоя задача – до их прихода пройти по тоннелю и внимательно посмотреть, нет ли там какой-нибудь ерунды? Он должен быть совершенно чистым. Даю это задание тебе, потому что доверяю!
Борис Павлович незаметно и облегченно вздохнул: кажется, его отправка на пенсию откладывалась. Сглотнув слюну, он проговорил:
– Спасибо огромное, Сергей Сергеевич! Я оправдаю! Когда начинать?
– Прямо сейчас, не откладывая, – сказал Колобов. – Только учти, дело конфиденциальное. Ни одна живая душа не должна видеть тебя ни у тоннеля, ни в нем. Зайдешь с нашей стороны, за собой закроешь дверь на ключ. Вот он, перед тобой лежит – бери.
– Все сделаю, Сергей Сергеевич, – поспешил ответить гость, аккуратно взяв со стола массивный, из медного сплава ключ. – А если там ничего не будет?
– Вернешься обратно, ключ отдашь завтра, – проинструктировал хозяин.
Маленький человек, подумав, положил медный стержень с фигурной «бородкой» в другой карман – не туда, где лежала пуговица. Он уже двинулся к вешалке, собираясь одеться и уйти, как его остановил голос Колобова:
– Давай по коньячку на дорожку. Ты, думаю, такого никогда не пробовал!
Он открыл сейф, достал начатую бутылку «Хенесси», две стопки и поставил их на стол. Затем рядом появилась вазочка с конфетами.
Борис Павлович растерялся:
– Сергей Сергеевич, это для меня такая честь, такая честь! – Его глаза увлажнились и стали часто-часто мигать.
– Не раскисай! – оборвал его хозяин. Откупорив бутылку, он щедро, до краев разлил коньяк и подозвал гостя. – Подходи, давай выпьем за то, чтобы все прошло хорошо!
Борис Павлович почти подбежал к столу, бережно взял хрустальную стопку и, убедившись, что Колобов уже начал пить, стал медленно вливать в себя ароматную жидкость. Он еще несколько секунд держал пустой сосуд в руках, всем видом показывая, какое ему привалило счастье – попробовать божественный напиток, да еще налитый самим начальником!
Колобов вернул его в действительность словами:
– Давай, закусывай! – и подвинул вазочку поближе к маленькому человечку. Заметив его вопросительный взгляд, добавил:
– На меня не смотри, ты же знаешь – диабет.
Борис Павлович развернул конфету и не менее бережно, чем коньяк, целиком отправил ее в рот. Сделал он это, чтобы не запачкать шоколадом пальцы и потом не облизывать их на глазах у хозяина.
– А теперь топай, – почти равнодушным тоном сказал тот, когда гость проглотил остатки лакомства. – Никуда не заходи, нигде не задерживайся.
Борис Павлович быстро стянул с вешалки шляпу и плащ и, не надевая, тихонько выскользнул из кабинета, успев сказать:
– Спасибо, Сергей Сергеевич, вы для меня столько делаете. Я не подведу. До свидания!
Колобов не счел нужным отвечать, а когда за посетителем закрылась дверь, положил оставшиеся конфеты в прозрачный пакетик, сунул его в карман и стал собираться. Через две минуты окно его кабинета погасло.
14.
Кроме коммунистов никто не предпринял никаких действий, которые бы как-то указывали на отношение к происходящему. Казалось, что все другие политические силы выжидали: а что скажет по этому поводу президент?
Спустя три дня он, наконец, выступил по телевидению.
Сивцов как раз к тому времени добрался до своей холостяцкой квартиры в Чертаново и включил старенький «Шарп». Выбрасывать его он не собирался: пока показывает, пусть работает, к тому же искать новый «ящик» у него просто не было времени. Правда, телевизор в последнее время, не жалея, разливал по экрану красный цвет, будто его завербовали коммунисты. Вот и сейчас лицо президента выглядело багровым, словно его окончательно вывели из себя, что, впрочем, скорее всего, соответствовало действительности.
– Ленин, безусловно, принадлежит истории нашей страны, – произнес он, – И вычеркнуть его невозможно, да и не надо. Однако в сегодняшних реалиях исчезновение его тела из Мавзолея мало что меняет. И мы не хотим чтобы в России сложилась ситуация, описанная древним изречением: мертвые тянут за собой живых. Страна не должна возвращаться к прошлому, которое кое-кому представляется идеальным. Но разве мало было беззакония и в первые годы Советской власти, и в эпоху, как ее называли, развитого социализма?! Именно поэтому нельзя принимать ультиматум, предъявленный нам Объединенной коммунистической партией.
«А что, собственно, изменилось сейчас», – подумал Анатолий. Он лучше простых обывателей понимал, что закон так и остался во многих случаях абстрактным понятием. По большому счету, конечно, надо бы разобраться, почему, «кто был никем» неизменно становится «всем»?
Президент продолжал:
– Думаю, что несправедливо с правовой точки зрения и в морально-этическом плане скопом считать преступниками всех, кто добился успехов в бизнесе. Хотя я согласен, что в этой сфере не должно быть неприкосновенных персон. Если есть факты, что богатства нажиты преступным путем, они должны рассматриваться судами, а виновные – нести наказание. У нас такие примеры уже есть, кое-кто из так называемых олигархов сидит в тюрьме, других, успевших удрать за границу, мы надеемся вернуть на родину и предать суду. Но расправ с «врагами народа», как практиковалось в тридцать седьмом, и чего ныне жаждут коммунисты, не будет. России не нужна ни гражданская, ни любая другая война.
Сивцов вспомнил своего одноклассника, у которого теперь охрана, наверное, такая же многочисленная, как у главы государства. Ничем особым Славка не блистал, после школы родители определили его в заурядный финансовый институт. Он окончил вуз с грехом пополам, а потом кис в конторе, занимавшейся статистикой. Не виделись они очень давно, с тех пор, как будущий олигарх занял у Толика хоть и не очень большую, но ощутимую для него сумму. «Может, с этого первоначального капитала и началось его восхождение? – с грустью подумал Сивцов.
Еще в памяти всплыл хитрый прием: им Славка зарабатывал деньги еще в школе. Он выбирал мальчика, у которого водились купюры, и с простодушным выражением предлагал:
– Давай поспорим на рубль: если ты мне дашь пятерку, я сразу верну тебе червонец. Не фальшивый!
Многие, думая о быстром обогащении и придя к выводу, что подвоха, вроде, нет, соглашались. И когда Славка брал пять рублей, он, сокрушенно качая головой, скорбно произносил:
– Тебе повезло, старик, – я проиграл. – Он засовывал пятерку в карман, доставал оттуда заранее приготовленный рубль и протягивал обескураженному спорщику.
Все было, как говорится, шито-крыто – не подкопаешься: спорили-то на рубль!
Посмотреть на коронный номер сбегались многие ребята: представление того стоило. Одна растерянная физиономия очередного одураченного «клиента» вызывала дикий хохот.
Наверное, и во взрослой жизни, когда Славка вскользнул в бизнес, он пользовался подобными приемами, чтобы сколотить состояние.
«Хотя кто так не поступал в те годы?» – подумал Анатолий. Поэтому собственно, он и ушел тогда с завода, попросившись на работу в районную прокуратуру. Все эти откаты – рубль пишем, сто в уме, себе в карман, – вызывали у него отвращение. Несколько раз он отказывался визировать договоры, в которых явно чувствовалась скрытая выгода руководства, из-за чего ему сначала стали намекать о несоответствии занимаемой должности, а потом и просто угрожать – мол, вылетишь с «волчьим билетом», и даже в нотариальную контору не возьмут. Еще веря в то, что любое преступление должно быть наказано, он написал в генпрокуратуру письмо, где описал все «двойные тулупы» своих начальников. Но им же и поручили разобрать изложенные факты. Сивцов не стал дожидаться расправы и ушел сам.
От зарубцевавшихся воспоминаний его отвлекли слова президента, непосредственно затрагивающие его сегодняшнюю работу:
– Правоохранительные органы серьезно занимаются расследованием дела, связанного с исчезновением из Мавзолея тела Ленина. Хочу со всей ответственностью заявить, что у власти не было ровным счетом никакого мотива на такие действия, особенно сейчас, накануне выборов в Государственную думу. Думаю, мы скоро установим имена виновных, разберемся, зачем им понадобилось будоражить страну?
«А как мы их найдем? – подумал Сивцов. – Ни одной улики, ни одной зацепки! Да и вообще непонятно, кому все это понадобилось?»
Будто прочитав его мысли, президент горячо произнес завершающую фразу:
– Хочу призвать всех, кто воспользовался ситуацией, чтобы накалить обстановку, хорошо подумать и вернуться к нормальной жизни. Во всяком случае, расследованию это не поможет. Не удастся и выкрутить руки власти, заставив ее принять условия ультиматума. Мы не пойдем на возврат к старому, под чьим бы знаменем и именем такой поход не затевался. Как говорится, мухи отдельно, котлеты отдельно. В данном случае история, даже если говорить о такой величине, как Ленин, – это история, и не нужно проецировать ее на современную жизнь с ее сложнейшими проблемами, – это контрпродуктивно.
Анатолий выключил телевизор и стал разбирать постель. Хотя гости в его доме случались редко, но, даже внезапно нагрянув, они заставали идеальный порядок, который постоянно поддерживал хозяин. Ему казалось, что стоит только положить одну-единственную вещь не на свое место, как в его жизни начнется кавардак.
Сивцов разделся и вытянул тело на кровати. «В безвыходных положениях сон может все расставить по своим местам», – мысленно напомнил он себе выработанное годами правило.
Он уснул сразу и в грезах увидел Ленина, как ни странно, живого. Тот продемонстрировал свою знаменитую улыбку, напялил кепку и многозначительно сказал:
– Товарищи, ситуация вынуждает меня уйти в подполье!
15.
Юрий Курков, сменивший на Красной площади Антона Корицкого, старался понять, чего все-таки хотят собравшиеся здесь люди. Он смешался с толпой и спустя полчаса почти не отличался от тысяч других. Сыщик пришпилил к карману куртки выданный ему красный бант, и когда все вокруг начинали скандировать «Верните Ленина России!», он горланил в унисон с ними.
Еще через час Юрий почувствовал, что начинает думать так же, как окружающая его толпа. Впрочем, это было обычным приемом, освоенным на курсах психологического тренинга: постараться, как говорится, влезть в чужую шкуру и проникнуть в сознание тех, кто оказался замешанным в преступлении.
Постепенно он пробрался к трибуне. Место, которое удалось занять, оказалось удобным для детального осмотра. Во время их короткой встречи с Антоном тот устало сказал, что никаких подозрительных фраз и даже намеков в выступлениях коммунистов не заметил. «Не там ищем!» – подытожил он.
Терять зря время Юрию тоже не хотелось, но надо было добросовестно отработать свои шесть часов, выполняя задание руководства. На всякий случай он предварительно положил в карман плоскую металлическую фляжку с коньяком – для «сугреву».
Выступления звучали все реже – главное было уже сказано. А время от времени звучавшие спичи лишь повторяли уже слышанное с одной только целью – не допустить «охлаждения» толпы, поддержать ее «градус».
Как раз в тот момент, когда Юрий приблизился к трибуне, микрофон взял Лиганов, только что спустившийся на площадь из гостиницы. На холодке лицо его слегка подрумянилось, что, однако, только пошло на пользу: лидер выглядел взволнованным происходящими событиями. Смысл его краткой речи сводился к тому, что надо стоять на своем до последнего, несмотря на предательство властей, которые проигнорировали законные требования народа.
Стоящие рядом тетки пронзительно закричали: «Не уйдем!»
Однако большинство других собравшихся уже не так страстно поддержали вождя. То тут, то там завязывались разговоры, кое-кто, подогретый «боевыми ста граммами», уже откровенно травил анекдоты, к балагуру тянулись люди, уставшие от долгого стояния на площади.
К одному из таких «кружков» прибился и Курков. Он достал заначку, сделал большой глоток и предложил фляжку соседу – мужчине пенсионного возраста в потертом пальто мышиного цвета. Тот с благодарностью отпил немного, вытер горлышко рукавом и вернул сосуд Юрию.
Тем временем человек лет тридцати, завладевший вниманием мини-аудитории, рассказывал байку об американском президенте:
– Усама Бен Ладен сидит в самом роскошном номере самого престижного отеля Нью-Йорка и звонит Джорджу Бушу. «Ну, смотри, как хорошо получилось: рейтинг я тебе поднял, военный бюджет удвоил, талибов разгромил. Может, подкинешь еще пару классных идей, вроде той, с самолетами?»
«Кружок» одобрительным смехом поддержал анекдотчика, и тот, воодушевленный, громко спросил:
– А вы знаете, почему у Америки, собирающей лучшие умы мира, такая идиотская внешняя политика? – потом выждал паузу и сказал:
– Потому что президентом США вправе стать только человек, родившийся в Америке!
– Правильно, – быстро отреагировала женщина в черной меховой жакетке и коричневой плиссированной юбке.
Балагур опять несколько секунд помолчал и снова спросил:
– Хорошо, тогда ответьте мне, чем отличались большевики от коммунистов?
– Ну, это еще в фильме «Чапаев» звучало, – недоверчиво произнес человек в потертом пальто.
– Но Василий Иванович тогда не сумел ответить, а я – смогу, – уверенно произнес тридцатилетний. – Так вот: большевики видели Ленина живым, коммунисты видели его в гробу, а нашим остался только гроб!
Окружающих будто ошпарило. Они открыли рты, но не могли сказать ни слова, пораженные наглостью такого, казалось бы, симпатичного парня. Наконец, человек в потертом пальто прошипел:
– Ты! Провокатор! Да я тебя, – он уже готов был замахнуться, но тетка в плиссированной юбке прокричала:
– Гоните его! Мразь!
Весь «кружок» придвинулся к анекдотчику, и с разных сторон понеслось:
– Как ты смеешь!
– На святое замахнулся!
– Вон отсюда!
Но балагур, не переставая улыбаться, уже и сам начал пятиться, а затем, повернувшись, быстро скрылся в толпе.
Юрий вдруг почувствовал неприязнь «соратников» и к собственной персоне. И этого следовало ожидать: возрастом он явно отличался от прочих членов «кружка».
«Потертый», сверля его глазами, словно отлитыми из победита, строго спросил:
– Ты тоже будешь ёрничать?
– Нет, что вы, я не из таких, – поспешил успокоить его Курков.
– Смотри, нас не обманешь! – чуть смягчил «тугоплавкие» глаза пожилой сосед, видимо, вспомнив, как Юрий угощал его коньяком.
Но тот уже понял, что утраченного доверия не вернуть. Потоптавшись минут пять среди людей, для которых он так и не стал своим, сыщик решил сменить место дислокации.
Уже через пятьдесят метров от покинутого им места он заметил нового тридцатилетнего человека, очень похожего на предыдущего. Тот тоже старался завладеть вниманием «кружка» из десятка человек бойкими, но ничего не значащими фразами.
Юрий решил со стороны понаблюдать за развитием событий. Но оказалось, что пришел он к самой кульминации. Выждав момент, новый балагур громко сказал:
– Ленин жил, Ленин жив, – нет глупее лжи!
Такая же, как в первый раз волна негодования заставила его ретироваться.
Юрий решил двигаться дальше, и еще несколько раз ему попадались тридцатилетние люди, которые провоцировали толпу.
«Кто они?» – задал он себе вопрос и после очередного изгнания провокатора пошел за ним следом. Неутомимый балагур еще в пяти местах взбудоражил толпу, причем рассказал точно такой же анекдот, как первый провокатор.
Наконец, он выбрался из людского озера и устремился к гостинице «Россия» и там вскочил в микроавтобус, где уже сидели два человека. Весь путь Курков проделал за ним.
Он решительно подошел к машине и открыл дверь.
– Ну, как? – встретил его вопросом один из тройки, у которого из-под утепленного темно-синего плаща выглядывали лацканы дорогого пиджака и однотонный малинового цвета шелковый галстук. Он выглядел лет на двадцать старше других.
– Возмущаются, – уклончиво ответил Юрий.
– А чего ж еще от них ждать! – заметил старший и сделал широкий жест. – Ладно, садись, наливай кофе, бери бутерброды.
Юрий сел на свободное место, отыскал глазами поднос на соседнем кресле, где стояли пластиковые стаканчики, термос и лежала целая гора нарезанных ломтиков батона, накрытых ветчиной, копченой рыбой и даже икрой. Он аккуратно налил кофе и, поколебавшись, взял бутерброд с лососиной.
За своего его приняли, видимо, благодаря внешности. «У Антона бы такой номер не прошел – не тот наряд», – удовлетворенно подумал Курков, отметив, что его разборчивость в одежде не раз помогала ему находить контакт с людьми.
– Ладно, посидите, погрейтесь, а потом сделаете еще одну ходку. И тогда – по домам, – распорядился старший и, немного помолчав, спросил:
– Придумали что-нибудь новенькое?
– Можно предложить разгадать загадку, – бойко проговорил парень с зачесанными назад пепельными волосами.
– Попробуй, – разрешил старший.
– Стоит терем-теремок, он не низок, не высок, в теремке лежит злодей, погубивший тьму людей! – продекламировал «зачесанный».
– Неплохо, – оценил человек в плаще. – Не боишься, что побьют?
– Кто? Стариканы? – искренне удивился мастер «загадок». – Честно говоря, была б моя воля, я их разогнал бы просто: попрыскал любимым дедушкиным «шипром» из мощного пульверизатора, и вся толпа умылась бы. – Но, заметив протестующий жест старшего, он примирительно заметил:
– Все, не буду. Я знаю указание: никого не трогать, разлагать изнутри. Хотя не сильно этому верю. Что-то, по-моему, в политсовете перемудрили.
– А ты как думаешь? – обратился старший к Юрию. – Кстати, никак не могу запомнить, как тебя зовут?
– Юрий, – ответил Курков, решив не скрывать своего настоящего имени. – Работаю в «Гамма-банке».
– Да, знаю, там достаточно наших людей, – сказал человек в плаще. – Увидишь шефа, передавай от меня привет: мол, Аркадий Иосифович Шацкий кланяется.
– Это почти невозможно, у нас жесткая иерархия, – отозвался Юрий, который уже начал понимать, что оказался в лагере партии «Правое дело». Он поморщил лоб и, наконец, сказал:
– Мне вообще непонятно, кому и зачем понадобилась такая заваруха? Одно дело – похоронить Ильича, и совсем другое – красть его.
– Ну, это уже пусть следователи разбираются, – уклончиво ответил старший. – Думаю, что рано или поздно труп найдут. Вот только кому он нужен сейчас, этот Ленин?!
