Владимир Гурвич
Большое жюри
4
Весь последний год Ланин провел в каком-то странном, малопрозрачном мареве. Поглощенный собственными переживаниями он не только мало обращал внимания на то, что происходит в окружающем мире, но почти не следил за событиями в кинематографической среде. Ему регулярно присылали приглашения на премьеры, на закрытие и полузакрытые просмотры, на различные семинары, симпозиумы, обсуждения и просто тусовки, но он почти никуда не ходил. Пару раз откликнулся на эти зазывания – и неожиданно для себя понял, что это ему неинтересно. А ведь раньше он был постоянным завсегдатаем подобных мероприятий, любил дискуссии о фильмах, о кино и искусстве, был активным их участникам. Но все изменилось почти в один момент, после развода ему вдруг стало все это абсолютно безразлично. Словно бы в его оболочке поселился совсем другой человек.
Ланин сам до некоторой степени удивлялся такой перемене; если бы о подобной метаморфозе ему сказали еще полтора года назад, он бы ни за что в нее не поверил. Категорично бы заявил, что такого просто быть не может. Он-то себя хорошо знает. А вот оказывается, что если и знает, то далеко не полностью, выясняется, что в его личности таилась какая-то до поры до времени неведомая часть, которая и захватила над ним власть. И он никак не может от нее избавиться, она довлеет над ним и лишает желания что-то делать. И. возможно, неожиданное предложение Шулятьева шанс на то, чтобы исправить ситуацию.
Когда он выходил из кабинета Шулятьева, то практически не сомневался, что скажет ему «нет». Но после разговора с Абелевым что-то внутри него изменилось, началось какое-то пусть пока вялое, но движение. Ведь Марк по своему прав, ему надо выходить из депрессии, заниматься любимым делом. Не может же он и дальше вести себя подобным образом. Даже по самой прозаической причине: у него скоро закончатся деньги. И на что он будет жить? Долгие годы он был чересчур расточителен, много получал, но еще больше тратил, так как жил с уверенностью, что всегда сумеет достаточно заработать. И не ожидал, что расставание с Ксенией так сильно его подкосит. В жизни порой случаются совершенно неожиданные вещи, перед которыми ты оказываешься беззащитным. А сейчас ему предлагают вообще нечто невообразимое.
Ланин задумался: понимает ли Шулятьев и те, кто стоят за ним, в какую ситуацию толкают его. Воистину это же самый настоящий триллер. Не могут же они не знать обо всем, ведь об обстоятельствах его развода трубили многие газеты, журналы, телевизионные каналы, на одном из которых даже устроили на эту тему целое шоу. Но что тогда это – своеобразный акт иезуитства, или они даже не думают об этом, а руководствуются другими мотивами? Попробуй тут разберись.
Ланин посмотрел на бутылку водки; после набега на нее Абелева, в ней еще оставалась на донышке прозрачная жидкость. Он даже налил себе, но в последний момент передумал пить. Хватит на сегодня, при данных обстоятельствах желание напиться выглядит вполне естественным, но ему лучше сохранять трезвую голову. Надо все же обдумать ситуацию желательно во всех ее аспектах. В том числе, включая ее возможные последствия на будущее. Марк человек до мозга костей прагматичный, он всегда все точно понимает, верно расставляет акценты. И иногда его полезно послушать, даже если приводимые им доводы не вызывают радость. Но нужно уже думать о предстоящей работе, тянуть с этим по самым разным причинам больше уже невозможно. Пока же ему стоит поближе познакомиться с предстоящим кинофестивалем.
Ланин уже час изучал в Интернете тексты, связанные с кинофестивалем. В первую очередь он ознакомился с его официальной программой, с представленными на нем фильмами. О некоторых он даже не слышал, о некоторых слышал, но не знал подробностей. А потому стал искать то, что пишут об этих картинах.
И постепенно у него стала складываться некая картина всего происходящего, которая явно не обрадовала. Конечно, могло быть и хуже, вот только можно ли этот аргумент воспринимать, как позитивный?
Ланин уже в который раз задумался. Он снова внимательно просмотрел афишу кинофестиваля. Многих режиссер он знал лично, некоторых неплохо, некоторых довольно шапочно. И что самое удивительное, что ни с одним из них у него было близких отношений. Может, по этой причине ему и предложили возглавить жюри, надеясь на его беспристрастность?
От этой мысли ему самому стало смешно; вот уж чего их никогда не волновало. Он еще раз пробежался взглядом по списку кинорежиссеров, задержался на одной фамилии. И неожиданно для себя вдруг понял, что может принять решение.
Ланину сразу же стало как-то спокойней и легче, словно бы некий груз скатился с его плеч. Он подошел к столу и выпил уже налитый шкалик. А теперь можно и спать, завтра у него важный день. Надо быть в форме.
5
На город уже спустился вечер, который вот-вот должен был плавно перейти в ночь, а Ланин все никак не мог принять окончательного решения. Несколько раз он уже был готов сказать себе «да» и тут же само собой внутри него вдруг начинало звучать слово «нет». Он ощущал, что эта неопределенность мучала его, наполняла тоской. У него и раньше были такие моменты в жизни, и он терпеть не мог их переживать. Не случайно же самые комфортные для него периоды были, когда он с головой окунался в работу. Что поделать, такой уж он человек, выбор для него мучителен. Он всегда завидовал тем, кто его совершает легко и просто, без долгих раздумий и мучений. В данном же случае он опасался оказаться игрушкой Шулятьева. Ланину было хорошо известно, что этот человек часто строил свою политику на манипулировании другими людьми. Для этого у него имелись все возможности: власть, доступ к деньгам, какая-то иезуитская любовь к всевозможным хитрым комбинациям, в которой выбранные им персонажи выполняли роль фигур на чужой шахматной доске.
А он, Ланин, не желает играть такую партию. Он, между прочим, сам режиссер, и весьма неплохой. Может быть, даже хороший. Правда, в глазах таких, как Шулятьев, это совсем невеликое достоинство. Ланину прекрасно было известно, как попадались некоторые его коллеги в эту ловушку. Они теряли самостоятельность, словно наркоманы, становились зависимыми от подачек. Иначе они ничего не могли делать.
К счастью его, Ланина, до последнего времени спасал Марк. Зачастую он бывает к своему продюсеру необъективен, ему не нравятся некоторые его черты, образ жизни. Но ведь только благодаря нему он сделал несколько картин, именно таких или близко к таким, какие хотел именно он, Ланин, а не некто другой. Но теперь и Абелев, кажется, выбрасывает белый флаг. По крайней мере, уверенности в том, что он раздобудет деньги на следующий фильм, нет.
Внезапно у Ланина возникла одна мысль. Ему надо поговорить с одним человеком. Правда, их отношения нельзя признать чересчур дружескими, за многие годы знакомства они складывались по-разному. Но в одном ему не откажешь, он умеет расставлять все точки над и.
Ланин взглянул на часы. Было уже поздно, но, учитывая экстренность ситуации, он должен извинить его визит.
Лесной не только не удивился позднему звонку, но даже произнес поразившую Ланина фразу, что он ждал его. Они быстро договорились о встрече у него дома. И уже через десять минут Ланин ехал в такси по вечернему городу к дому Лесного.
Лесной был известный кинокритик, по мнению Ланина, один из самых лучших в стране. Фильмы Ланина он беспощадно критиковал, и, как казалось режиссеру, далеко не всегда объективно. Но всякий раз Ланин находил в его статьях, когда большие, когда совсем маленькие золотые россыпи. И они помогали ему при работе на других проектах. Но все-таки жесткая критика мешала им наладить более дружеские контакты, хотя Ланину казалось, что по многим вопросам их суждения вполне близки.
В свое время именно Лесной был основателем кинофестиваля «Голубая волна». За довольно короткий срок ему удалось его раскрутить, сделать одним из самых известных в стране. И даже получивший определенное признание за рубежом. Но затем случилось нечто непонятно, Лесной оставил свое детище. И никаких внятных объяснений этому своему поступку не дал. Просто сказал, что устал и хочет передать бразды правления другим людям. Но Ланин буквально через пару дней после этого заявления столкнулся с ним на одной киношной тусовке. И не заметил в нем признаков усталости. Наоборот, выглядел Лесной для своего возраста молодо и свежо, волочился за одной актрисой, про которую говорили, что у него с ним роман, несмотря на разницу в возрасте почти в тридцать лет. Ланину даже захотелось подойти к нему и расспросить, что произошло. Но сначала Лесной постоянно находился в окружении других людей, а затем вихрь событий унес от него и Ланина. Так этот вопрос и повис в воздухе. Но сейчас настал благоприятный момент, чтобы задать его.
В отличие от Ланина, который жил с некоторых пор в обычном панельном доме, Лесной обитал в элитном жилом комплексе. Только попасть в его границы стоило немалого труда. Надо было созваниваться с Лесным, а тот в свою очередь позвонил на пост охраны. Только после этого Ланина пропустили.
Лесной встретил его в шелковом халате. В свои шестьдесят пять лет он выглядел примерно так же, как Ланин в свои пятьдесят. По крайней мере, у него создалось именно такое впечатление.
Они прошли в шикарно обставленную гостиную, расположились в очень удобных и мягких креслах Ланин еще ни разу не был в квартире Лесного, и теперь с интересом осматривался.
Лесной, не спрашивая согласия, плеснул коньяк в два бокала, один протянул Ланину.
– Это отличный коньяк, такой вы еще не пробовали, – сообщил Лесной. – Мне будет интересен ваш отзыв.
Ланин сделал глоток, коньяк действительно оказался превосходным. О чем Ланин ту же сообщил его владельцу.
– Вот видите, – обрадовался Лесной, – значит, в чем-то критикам можно верить.
– Только в этих вопросах, – в тон ему ответил Ланин.
Внезапно Лесной прогнал улыбку с лица, оно сделалось серьезным.
– Мне известно, зачем вы заявились ко мне в столь поздний час.
– Извините, если я вас потревожил.
– Вовсе нет, я совсем не о том.
– Тогда, Виктор Александрович, зачем я к вам пришел?
– Вы по поводу кинофестиваля. К кому идти, как ни ко мне.
– Мне предложили возглавить жюри, – сказал Ланин.
– Еще бы мне это не знать. Это же я закинул идея Шулятьеву вас пригласить.
– Вы? – изумился Ланин. – Но почему?
Лесной смерил гостя внимательным взглядом.
– Долго объяснять.
– Но уж хотя бы в лапидарной форме, Виктор Александрович.
– Еще по бокалу? – предложил Лесной.
Ланин вдруг физически почувствовал, как заболела печень. Ну, сколько можно пить? Интересно, у нас в кино еще чем-нибудь, кроме выпивкой, всерьез занимаются?
– Давайте по бокалу, – уступил Ланин.
Это почему-то обрадовало Лесного, он с удовольствием разлил коньяк.
– Не знаю, как для вас, а для меня хороший коньяк в жизни многое значит, – сообщил критик.
– Виктор Александрович, мы будем весь вечер говорить про коньяк.
– Думаете, про фестиваль интересней, – усмехнулся Лесной. – Вы наивный человек, Всеволод Леонидович. Впрочем, режиссеру надо сохранять определенную долю наивности. Иначе он ничего путного не сотворит.
Ланин почувствовал раздражение. Не для того он проехал пол Москвы, чтобы слушать подобные сентенции. Возможно, в другой ситуации он бы оценил эту мысль. Но не сейчас.
– Объясните, почему вы дали такой совет? – спросил Ланин.
Лесной поставил на стол недопитый бокал.
– Вижу, вы настроены серьезно. Ну, хорошо, давайте так и поговорим. Только сразу предупреждаю, скажу вам не все. Не потому, что хочу что-то скрыть, а потому что не имею право. Да и нужно ли всегда знать все? Вы никогда не задумывались над этим вопросом?
– Никогда. Но мне кажется, что знать лучше все.
– Это только кажется. Ладно, вас интересует совсем другое. Некоторое время назад ко мне обратились с просьбой порекомендовать кого-то на место председателя жюри.
– Вам объяснили, почему?
– Примерно так же, как и вам.
– Откуда вам известно, что сказали мне?
– У этих людей слишком мало воображения, чтобы всякий раз придумывать новый вариант. К тому же он близок к правде. Хотя, сомневаюсь, что это вся правда.
– То есть, тот вариант, что сообщили нам, на самом деле, далек от действительности.
– Вовсе нет, – пожал плечами Лесной. – Вы плохо меня слушаете.
– Простите, коли так, просто я поглощен своими мыслями. А вы выражаетесь сознательно неясно. В отличие от своих статей, где все разложено по полочкам.
– Тогда что вы хотите знать, Всеволод Леонидович?
– Почему вы порекомендовали меня? Столько других достойных лиц. Разве не так?
Лесной вдруг сделался серьезным.
– Вы правы, достойные есть. Правда, их, мягко говоря, маловато, можно по пальцам сосчитать. Я перебирал в памяти всех, кого было можно. И решил, что вы подходите лучше других.
– Я благодарен вам за это, но я по-прежнему мало что понимаю.
– Жаль, я надеялся, что вы поймете без моих объяснений. Но коли нет, придется пояснить.
– Сделайте одолжение, Виктор Александрович, – насмешливо произнес Ланин.
Но Лесной, казалось, не обратил внимания на его тон.
– Вы помните, что я организовал этот кинофестиваль. И довольно долго руководил его организационным комитетом.
– Как я могу такое не помнить.
– Вы хотите меня спросить, чего я хотел, что добивался?
– Вы предвосхитили мой вопрос.
– Мне хотелось остановить сползание нашего кинематографа в пустоту. А это такая консистенция, из которой уже не выбраться. Скажите, что это чистой воды идеализм. И будете правы. Но разве идеализм не является обратной стороной цинизма. Мы же сегодня все циники, чем и гордимся. Но в глубине души понимаем, насколько все это ужасно.
– Но впервые годы так все и было, это был хороший фестиваль. Я гордился, когда мой фильм первый раз попал в конкурсную программу. И даже был отмечен поощрительным призом.
– Я помню тот фильм, честно говоря, очень посредственный.
Ланин почувствовал сильное раздражение. Он считал эту картину одной из своих творческих удач. И ему казалось, что и Лесной был солидарен с ним. А оказывается, все не так.
– Почему же я тогда был награжден?
– А потому что все другое было еще хуже, – пожал плечами Лесной. – В тот год на фестиваль привезли плохие фильмы.
Ланину вдруг захотелось немедленно покинуть эту квартиру. Он бы так и сделал, но его остановил пристальный взгляд ее хозяина. Кажется, он догадывался об этих его намерениях.
– Ладно, пусть так, – произнес Ланин. – По крайней мере, мне теперь известно ваше истинное отношение к этому фильму. Но сейчас у нас речь о другом. Почему вы не продолжили сами руководить фестивалем?
– Я собирался это делать, но меня оттеснили. У меня нет желания излагать все детали этой истории, мне до сих пор они неприятны. Если же коротко: власть захотела поменять направление кинофестиваля. И принудила меня уйти, а руководить оргкомитетом стал Шулятьев. Помимо других причин, он очень любит этим заниматься. Вот и отправил меня в почетную ссылку в жюри.
Ланин несколько секунд молчал, раздумывая об услышанном.
– Но вы так и не объяснили, почему выбрали меня?
– Я проанализировал все кандидатуры и решил, что вы подходите лучше других.
– Но вы же считаете меня плохим режиссером.
– Кто вам такое сказал?
– Несколько минут назад вы негативно отозвались о моем фильме. А я, между прочим, считаю его одним из своих лучших картин. К тому же на все мои работы вы пишите отрицательные рецензии.
– А какой смысл писать положительные рецензии? – спросил Лесной.
– Как какой? – удивился Ланин. – Но нельзя же все чернить. Есть же что-то и хорошее в кино.
– Жаль, то вы так ничего и не поняли, – протянул Лесной. Его рука потянулась за бокалом, в котором плескался коньяк. – Если я напишу положительный отзыв, то девяносто процентов из ста, что следующий фильм вы сделаете намного хуже. Позитивная оценка расслабляет, а негативная заставляет мобилизовать свои ресурсы. Я много раз убеждался в правильности такого подхода.
– А то, что режиссер после такого разноса месяцами не может прийти в себя, это как?
– Такая уж профессия, либо ты отдаешь всего себя, либо делаешь лабуду. Дорогой, Всеволод Леонидович, в искусстве, как на войне, нет места для жалости, снисхождения и пощады. Сами пошли в эту профессию, никто вас силком не тащил.
– А я всегда думал, что режиссеру, сценаристу, артисту и даже костюмеру, как воздух, нужен успех. Без него творческая сила угасает.
– Ну, если она так легко угасает, чего о ней жалеть. Успех нужен слабым, а сильным – новые задачи и рубежи.
– Значит, по вашей классификации я слабый.
Лесной задумчиво посмотрел на Ланина и пригубил коньяк.
– Напрасно вы не пьете, – сказал он.
– Еще выпью, надеюсь, сегодня не последний день жизни.
– А вот сие никто не ведает, понятно, кроме Бога. Но от этого нам мало пользы, Он же молчит, как партизан, ни с чем с нами не делится.
– Скажите, почему вы выбрали меня и закончим наш разговор? Я от него малость притомился.
– Мы же об этом и говорим. Я считаю вас талантливым режиссером и честным человеком. Сочетание почти не встречающееся в жизни. Поэтому я надеюсь, что возглавив жюри, вы поможете получить награду лучшему фильму. Вот, собственно, и все.
– Так просто?
Лесной несколько мгновений смотрел на Ланина, затем внезапно расхохотался.
– Ну и уморили вы меня, дорогой Всеволод Леонидович. Вы сказали: просто. В вас, в самом деле, есть что-то от ребенка. Берегите это качество как зеницу ока. Потеряете его, утратите все.
– Спасибо, я понял, – произнес Ланин, вставая. Он выпитого он ощутил, как слегка покачивается. Но это не помешает ему прямо сейчас выбраться из этой квартиры и сесть в такси, подумал он.
6
Ланина разбудил телефонный звонок. Он взял трубку и услышал голос Абелева.
– Ну что ты решил? – раздался взволнованный голос продюсера.
Ланин скосил глаза на часы, стрелки остановились возле цифры восемь. Выходит, еще совсем ранешенько, а Марк уже ему трезвонит. Неужели нельзя было набраться терпения и позвонить хотя бы на час поздней. А теперь он весь день будет не выспавшийся. Знает же прекрасно, что он, Ланин, терпеть не может вставать в такое время. По этой причине он всегда проклинал съемки, которые начинались слишком рано. Так нет, Марк хочет узнать как можно скорей, какое он принял решение. Значит, в самом деле, вопрос очень острый.
– Я еще ничего не решил, – ответил Ланин.
– Как не решил! – загремел Абелев. – Нужно срочно давать ответ.
– Еще есть время, мы договорились, что я его дам к обеду, – возразил Ланин. – А сейчас Шулятьева даже нет на рабочем месте. Поди дрыхнет за милую душу.
– Он рано приезжает на работу.
И все-то ему известно, подумал Ланин. Наверное, знает, с кем он спит и с кем он пьет.
– Это его личное дело. Когда приму решение, сразу же ему позвоню.
– Да какое еще решение, звони, что согласен.
– Слушай, Марк, если будешь на меня давить, отвечу несогласием только из чувства протеста. Ты меня знаешь.
Эти слова слегка остудили пыл Абелева. Ланин это понял по его следующей реплике.
– Сева, ты же понимаешь, как это важно для всех нас. Давай договоримся, ты ему позвонишь в десять часов.
– Нет, я позвоню тогда, когда приму окончательное решение. А во сколько это случится, мне пока неизвестно.
– Ты всегда был чересчур упрямым, – угрюмо заметил Марк.
– Не был бы упрямым, ничего бы не добился, – возразил Ланин. – Пока. – Не дожидаясь ответа, Ланин разъединился.
Он встал и направился в ванную. И стал смотреть на себя в зеркало. Лицо отразило уже немолодого человека, но еще неплохо сохранившегося. Пятьдесят лет – это солидный со всех сторон возраст, одни считают, что все лучшее уже позади, другие – что настоящая жизнь только начинается. А у него скорей всего ни то и ни другое, скорей промежуточный вариант. А точнее, он и сам не знает, что верней. В прошлом уже многое сделано и пережито и в жизни и в искусстве, а будущее по-прежнему манит своей неизведанностью, вечным обещанием, что оно будет лучше, чем предыдущие годы. И очень хочется, чтобы так оно и было. Хочется сделать еще хорошие фильмы, хочется встретить женщину, с которой он вновь переживет счастливые моменты. Хочется, чтобы как можно быстрей прошел этот мучительный период неопределенности, в котором он неожиданно для себя надолго застрял. И вот казалось бы сама судьбы ему в этом помогает, предлагает весьма перспективные возможности. А он вместо того, чтобы ухватиться за ней обеими руками, да еще для подстраховки и зубами, медлит, сомневается.
Он всегда терпеть не мог, когда его использовали в каких-то чужих и сомнительных играх. Увы, далеко не всегда удавалось этого избегать. И всякий раз, когда это происходило, он чувствовал себя так, словно бы окунался в ушат дерьма. Не случайно, что Марк называл его чистоплюем. Но это у него семейная черта; его отец был академиком, известным ученым, который всегда больше всего на свете дорожил своей репутацией. И старался никогда не идти на компромисс. Не исключено, что это качество его и погубило. Он слишком близко к сердцу принимал чужую подлость, непорядочность. Вот оно и не выдержало слишком рано.
Ланин вдруг с некоторым мистическим ужасом подумал о том, что отец ушел из жизни как раз в возрасте пятидесяти лет. То есть, сейчас они сравнялись, стали ровесниками. А он как-то забыл про это обстоятельство, более того, даже никак не отметил очередную дату его ухода. Просто она выпала из памяти. Такого с ним раньше не случалось; даже если по разным причинам не было возможности посидеть, накрыть стол, он отмечал ее мысленно. Что-то с ним, в самом деле, творится непонятное, если он забывает такие важные события.
Ланин принял душ, но он его почти не взбодрил. Ему даже на секунду показалось, что у него ноет сердце. Он испугался, не случится ли с ним инфаркт, как с отцом, от которого тот не оправился. И очень быстро сошел в могилу.
Но буквально через пару минут Ланин понял, что тревога ложная. По крайней мере, пока; всего лишь разыгралось воображение, а сердце на самом деле не болит.
Ланин немного успокоился, так как мысль о смерти его напугала. Ему еще хочется пожить. Он же всегда опасался плохой наследственности, врачи ему регулярно советовали, учитывая то, как ушел отец, заниматься профилактикой. Но он пренебрегал этими рекомендациями. То было некогда, то неохота. Но теперь, дал Ланин себе слово, в ближайшее время он пойдет на прием. Пусть его осмотрят со всех сторон, а то ненароком…
Ланин поймал себя на том, что он размышляет о чем угодно, даже о смерти, лишь бы не думать о необходимости уже совсем скоро дать ответ Шулятьеву. Но глупо обманывать себя, это не принесет никаких результатов. Надо позвонить Шулятьеву и сказать ему… Правда, не ясно, что именно. Он по-прежнему ощущает, что внутри него по-прежнему не оформилось окончательное решение. А осталось всего пару часов до звонка. Так что решать надо срочно.
Внезапно раздался звонок в дверь. Ланин нисколько не сомневался, что заявился Абелев снова агитировать его. Но на пороге стояла Одри, его дочь. Вот уж кого он не ожидал сегодня увидеть, так это ее. Да еще столь рано.
В свое время, Ксения, поглощенная своей кинокарьерой, не очень хотела рожать. И ему пришлось потратить немало усилий на уговоры. Родилась девочка, которую Ланин назвал Обри, в честь актрисы, которую он когда-то обожал, Одри Хепберн.
Когда они жили с дочерью вместе, между ним и ею царили очень тесные и нежные отношения. Когда он расстался с ее матерью, Одри осталась жить в новой семье. И все сразу же рухнуло, за этот год они виделись всего несколько раз. Сначала он пытался их разлуку восполнять частыми звонками ей, но она разговаривали с ним как-то неохотно. И через какое-то время Ланин почти перестал беспокоить ее, только в том случае, если возникало какое-то неотложное дело. А оно возникало крайне редко.
Одри была похожа на свою мать, такая же ослепительно красивая. И ничего удивительного в том, что пошла по ее стопам, тоже училась на актрису. И уже пробовалась в кино, сыграла в нескольких эпизодах в каких-то сериалах. Для девятнадцати летней девушке начало было не самым плохим, хотя Ланин понимал, что некоторые ее ровесники стартовали успешней, у них уже были серьезные роли. Но уж такая судьба у людей этой профессии, очень многое зависит либо от протекции, либо от удачи. Но протекция у нее будет, учитывая за кого вышла замуж его жена.
– Рад тебя видеть, хотя и не ожидал, – сказал Ланин, целую в щеку дочь. – Проходи.
Одри вошла в квартиру и огляделась.
– А у тебя ничего не изменилось с последнего моего посещения, – отметила девушка.
– А должно?
– Я была больше полгода назад, мог бы что-нибудь прикупить.
– Не было настроения. Да и вроде для жизни все есть. Что-нибудь поешь, Одри?
– Только чаю.
– Хорошо, сейчас сделаю.
Ланин отправился на кухню выполнять заказ дочери. Этот внезапный, без предупреждения визит Одри показался ему несколько странным. Обычно она так не поступала, всегда предварительно звонила. Он подумал о том, что эти мысли очень ясно свидетельствует об отчуждении между ними; раньше бы он не стал так думать, а просто бы обрадовался ее появлению. Но теперь он все воспринимает с каких-то странных позиций, словно бы все вступили в заговор против него.
Ланин вернулся в комнату, поставил на стол чайник и две чашки.
– Ну, рассказывай, – предложил он.
– Что?
– Что у тебя происходит?
– Все по плану.
Ответ дочери удивил его. Раньше она так не выражалась.
– По какому плану? И кто его составил?
– Дядя Никита.
Ланин знал, что так она называла нынешнего мужа жены. Хорошо, что не папой.
– И что за план?
– Я должна пробоваться на главную роль в одном фильме.
– Ух ты? Здорово! Что за фильм, кто режиссер?
– Фильм, как фильм, ничего особенного. – Одри замолчала. – А режиссер – дядя Никита, – вдруг добавила она.
Это было более чем неожиданно. Хотя с другой стороны, Ксения же не зря вышла замуж за Михайловского. Конечно, главный побудительный мотив – это ее чувства к нему, но и практическая сторона вопроса ее тоже всегда привлекала.
– Тогда в чем же дело, он человек очень влиятельный, кто ему может помешать взять дочь своей жены на главную роль.
Одри опустила глаза к долу.
– Там кастинг, есть очень серьезные претендентки. Он сказал, что мои шансы пятьдесят на пятьдесят.
Ланин молча смотрел на дочь, он не до конца понимал, к чему весь этот разговор.
– Одри, что все это значит? Скажи мне честно.
– Папа, я не знаю, – как-то непривычно неразборчиво произнесла она. – Мы сегодня говорили с мамой.
– Только сегодня, а все остальное время вы молчите? – иронично улыбнулся Ланин.
– Нет, конечно, мы многое обсуждаем.
Ланина кольнула игла ревности, Одри многое обсуждает с матерью, а он мало знает об ее жизни.
– О чем вы говорили сегодня?
– О тебе.
– Надо же! И как вам тема?
Но, судя по лицу девушки, она сейчас была не склонна реагировать на его иронию.
– Мама сказала, что тебе предложили возглавить жюри на кинофестивале.
– Откуда ей известно? – заинтересовался Ланин.
– Дядя Никита сообщил.
– Он у вас информатор. И что дальше? – Внезапно его поразила догадка. – Это как-то связано с твоим назначением на роль?
Одри не очень уверенно кивнула головой.
– Дядя Никита сказал, что прямой связи нет, но если ты возглавишь жюри, мои шансы увеличатся.
Ланин нахмурился.
– Не вижу связи между двумя событиями.
– Дядя Никита сказал, что деньги на фильм дает Фонд поддержки кино. И последнее слово о том, кто будет играть в фильме должен сказать он. Хотя, разумеется, мнение дяди Никиты очень весомо. Но так записано в контракте. Поэтому лучше подстраховаться.
Они его действительно обложили со всех сторон, подумал Ланин. И надо сказать, сделали это очень умело. Вот только непонятно одно – зачем столько усилий? В конце концов, он далеко не самый известный отечественный режиссер, есть имена и погромче. Какая-то в этом заключается странность.
– А стоит ли сниматься в этом фильме, Одри? Ты читала сценарий.
– Читала, – кивнула она головой, смотря мимо него.
– И что? Только правду.
– Мне он не понравился, – неохотно сообщила девушка.
– И все же ты хочешь сниматься?
– Но это же дядя Никита. У него сниматься желают все. Эту роль обязательно заметят.
– А вот у меня сниматься хотят не все, – усмехнулся Ланин. – Некоторые даже отказываются.
– Но ты же уже год ничего не снимаешь, папа. И вроде бы пока не собираешься.
– Я обдумываю.
– А дядя Никита начнет съемки сразу после фестиваля. Деньги он уже получил.
– Это другое дело. Жаль, что тебе сценарий не нравится. Многим актерам все равно, где сниматься, лишь бы снимали, да деньги платили. А есть такие, которые просто физически не могут сниматься, если им не нравится картина. Я стараюсь по возможности иметь дело только с такими артистами. Ты к какой принадлежишь когорте?
– Не знаю, папа, я пока снималась очень мало. Не успела определиться.
– Обычно актер это быстро определяет. Между прочим, от этого в немалой степени зависит его творческая судьба. И если происходит ошибка, она может быть незавидной.
– Думаю, я не ошибусь. Но мне надо попробовать. – Одри пристально посмотрела на отца.
– Я понимаю, – пробормотал Ланин. Он испытывал неуверенность от разговора с дочерью, он вдруг ясно осознал, что за этот год отвык от общения с ней. И смутно представляет, как это теперь исправить. Вот жесткие плоды разлуки. – Конечно, Одри, попробовать надо, – сказал Ланин. – Но я бы на твоем месте не пробовал.
Одри резко подняла голову и бросила на него удивленный взгляд.
– Это еще почему? – спросила она.
– Может случиться так, что ты преодолеешь отчуждение от фильма и вполне сносно в нем сыграешь. И тебе покажется, что и дальше можно идти этим же путем. И пойдешь по нему. И каждый раз это незаметно тебя будет разрушать все сильней. И однажды от твоего дарования ничего не останется. Я видел многих актеров, с которыми как раз это и произошло. Они представляли собой жалкое зрелище. Я знаю, что когда что-то предлагают, отказаться трудней, чем принять. Но те, у кого хватает на это сил, часто оказываются в выигрыше. По крайней мере, уж точно у них гораздо меньше сожалений о прошлом.
– То есть ты мне советуешь отказаться от предложения дяди Никиты? – В глазах дочери Ланин читал откровенное недоверие.
– По крайней мере, все взвесить, посоветоваться с мамой. У нее большой актерский опыт.
– Мама советует принять приглашение.
– Ну, да, – пробормотал Ланин, – я как-то сразу не подумал.
– О чем?
– Не важно.
– Но папа, – проговорила Одри, – разве ты снимал только те фильмы, которые хотел. Ты мне сам признавался, что так было не всегда.
– Да, такое случалось не однажды. Эти фильмы меня не радуют, я даже не пересматриваю их.
