Владимир Гурвич
Пыль на зеркале

Полная версия

Земную жизнь, пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу.

Данте

* * *

Лето выдалось необычно дождливым, каждый день начинался и кончался ливнем, солнце лишь изредка выглядывало из-за туч и тут же снова скрывалось за мрачными облаками.

Когда Дмитрий достал из почтового ящика красивый конверт и извлек из него необычайно учтивое письмо, в котором Церковь Всеобщего Единения приглашало его отправиться на религиозный семинар в Крым, то первое желание, что у него возникло, – это выбросить приглашение в мусоропровод. Ехать туда он не собирался, хотя бы по одной причине – ему просто нечего там делать. И все же откуда им известен его адрес? И тут же вспомнил, что собственной рукой вписал его в блокнот Питеру.

«А все-таки они умело работают – эти ловцы человеческих душ, – подумал он. – Ведь у него с ними не было никаких серьезных контактов, случайно оказался на их мероприятии и тиснул об этом малюсенькую заметку. И вот они его уже записали в свой актив, приглашают на семинар. Ну, черт с ними».

Однако вечером с дачи неожиданно приехали жена с дочерью, и он переменил решение. К удивлению Дмитрия, Валентина не только одобрила его намерение принять приглашение, но даже вполне искренне обрадовалась тому, что в такие нелегкие времена ему выдалась возможность «бесплатно прокатиться к морю».

Через несколько дней они отправились на вокзал. Они стояли на платформе, жена давала ему последние указания, он же, наблюдая за вокзальной толчеей, почти не слушал ее. Мимо него шли люди, которые словно бурлаки тащили за собой гигантские баулы и чемоданы. И внезапно он обрадовался тому, что едет налегке, что отправляется в столь далекое путешествие всего лишь с небольшой сумкой. Он вдруг почувствовал прилив надежды; может быть, все же не все потеряно, если он еще способен так вот внезапно собраться и уехать. В молодости он был чрезвычайно легок на подъем, но в какой-то момент жизни ему начало казаться, что он отяжелел, стал пассивен и инертен, а каждый очередной шаг стал даваться со все большим трудом. Но теперь он понял, что это не совсем так, что у него еще достаточно сил и что он просто засиделся на одном месте. Ему захотелось, чтобы поезд как можно скорее отошел бы от перрона, и он, наконец, остался бы со своими нежданно появившимися новыми мыслями и чаяниями один. Дмитрий украдкой посмотрел на часы, чтобы узнать – сколько времени осталось до отправления.

В Симферополе он не был лет десять. Но несмотря на столь долгую разлуку с городом весь ландшафт привокзальной площади хорошо сохранился в его памяти. С его последнего приезда здесь практически ничего не изменилось, даже маршруты троллейбусов и автобусов, развозящих пассажиров по всему полуострову, брали старт с того же места. Почему-то это обстоятельство, не имеющие к нему никакого отношения, странным образом обрадовало его; в этом постоянстве он почувствовал ту прочность, которую не ощущал в самом себе.

Автобус, как и обещал Питер, находился в условленном месте. Дмитрий вошел в салон и выбрал кресло около окна. «Итак, я в Крыму и еду на религиозный семинар, – сказал он сам себе, откидываясь на мягкую спинку сиденья. – Зачем, с какой целью? Глупо. А почему глупо? Потому что я не верю в Бога? А может быть, верю? Это раньше я знал точно, что я атеист, вернее мне долго и тщательно это внушали. Но теперь-то я в этом сильно сомневаюсь. Значит, я здесь для того, чтобы познакомиться с новыми людьми, с новыми идеями, послушать лекции, а заодно и смыть мою московскую грязь в море. Разве все это не стоит поездки? Разве я не заслужил, в конце концов, просто отдыха? Я ведь давно по-настоящему не отдыхал».

Дмитрий попытался рассмотреть других пассажиров автобуса. Салон был полупустой, все сидели поодиночке. Ехало несколько девушек и несколько мужчин в уже солидном возрасте. Так что в такой компании он вполне может чувствовать себя молодым. И это еще один плюс.

За окном мелькал разновысотный крымский пейзаж столь отличный от привычного словно большой стол плоского подмосковного. Вдали виднелись горы, за которыми по его расчету должно было плескаться море, а вдоль дороги простирались виноградники, которые словно альпинисты, не ведая страха высоты, взбирались вверх по крутым склонам.

«А ведь хорошо в Крыму хотя бы уже тем, что до Москвы несколько тысяч километров. А впереди целая неделя совсем другой жизни. И когда еще представится такая возможность. Да и представится ли вообще?»

В Гурзуфе их встречал Питер, как всегда веселый, обаятельный, хорошо говорящий по-русски, но с забавным акцентом.

– Приветствую вас на гостеприимной крымской земле. Хорошо ли добрались? Сейчас вас будут расселять.

Широко улыбаясь, он подошел к Дмитрию и крепко пожал его руку.

– Я рад, что вы приехали, – сказал Питер. – Мне понравилась ваша статья о нас.

– По-моему заметка самая обыкновенная, – чуть заметно усмехнулся Дмитрий.

– Нет, вы первый, кто написал о нашем движении объективно в России. Вы же знаете, сколько на нас льют грязи. Поэтому мы очень ценим любую правдивую информацию. А у вас хватило смелости сказать правду. Мы благодарны вам.

Дмитрий подумал, что никакой смелости для того, чтобы изложить все те факты, коих он был свидетель, ему не требовалось. Никто не мешал ему писать то, что он хотел.

Хотя Питер и обещал, что их разместят быстро, на самом деле после того как он покинул их, сославшись на срочные дела, ими почти час никто не занимался. По-видимому, несмотря на то, что Питер явно не первый раз посещал эту страну, он так до конца и не усвоил существующие здесь темпы и порядки. Наконец появилась девушка и попросила всех следовать за ней.

Дом отдыха, который был снят для проведения семинара, располагался в старинном парке. Скорей всего, он был заложен еще в прошлом веке, так как тут на небольшой территории в промежутках между разросшимися деревьями умещались здания самых разнообразных архитектурных стилей: от затейливого барокко до безликих стеклянных, одетых в железобетонную оправу, сооружений.

Предводительствуя девушкой, их маленькая колонна обогнула большой современный красивый корпус и вошла в плюгавенький двухэтажный дом больше похожий на барак, который к тому же явно давно не ремонтировался: с потолка сыпался дождь из штукатурки, а от обоев отслоились огромные куски, бесстыдно оголяя полусгнившие доски.

Дмитрия поместили в двухместный номер – обшарпанный, с разбитой мебелью, и, как убедился он вечером, кишащий тараканами всех существующих на земле видов и мастей. С ним поселили пожилого украинца, который сразу же разделся и улегся спать. И, как затем убедился Дмитрий, его сосед избрал это занятие в качестве основного на все время своего пребывания на юге.

Темнота сгустилась быстро. Оставив спящего соседа в номере, Дмитрий направился к морю. Где-то совсем рядом громко играла музыка, которую то и дело заглушал топот ног; тесно, прижавшись друг к другу, и поглощенные исключительно только собой, мимо него неслышными тенями проскользнули несколько пар. Десять лет его не было на море, а тут ничего не изменилось, идет все та же наполненная негой и эротикой жизнь. И пройдет еще 50 лет, а здесь все останется по-прежнему. Меняются лишь участники этого вечного праздника жизни; одни уходят в небытие, но другие тут же занимают их места на пляже, в новых и старых корпусах, в объятиях красивых женщин. И среди тех, кто уже никогда не появится на этом теплом ласковом берегу снова, вскоре окажется и он; от его пребывания тут не останется и следа, как не сохранилось его от тех, кто бродил по этой набережной двадцать, сто лет назад.

Дмитрий спустился с набережной к морю и подошел к кромке воды. Он погрузил в нее руку, она была холодной, южное солнце еще не успело, как следует прогреть ее.

Дмитрий сел на прохладные камни и стал смотреть на прямой, как клинок, луч лунной дорожки. И все же остается вопрос, зачем он приехал сюда? Религиозный семинар – эта версия для Валентины. Но он-то должен дать себе отчет, почему он здесь? Его словно кнутом пригнала сюда какая-то глухая тоска, желание каких-то неясных перемен. И надежда на то, что именно здесь они и произойдут. Ведь именно с этой подсознательной целью люди и отправляются в путешествие, а вовсе не для того, чтобы поглазеть на красоты чужих мест. Это вторичная, не главная причина, которая служит лишь оправданием и прикрытием для первой и самой важной. Для него же тут открывается последний шанс хоть что-то изменить в своей жизни, избавиться от бесконечной тягомотины своего существования. Он продолжал сидеть у кромки воды, прислушиваясь к окружающим его шумам. У него было чувство, что в любой момент может что-то случиться. Но пока все оставалось неизменным и лишь море, словно шаловливый ребенок играла волной, выбрасывая ее, то чуть сильней, то чуть слабей на берег. Дмитрий вздохнул, встал и направился в корпус.

Утром за завтраком он увидел всех участников семинара. К его удивлению, в столовой набилось не менее ста человек. Публика показалась ему довольно разношерстной; молодые девушки соседствовали за столами с пожилыми мужчинами, по виду рафинированные интеллигенты – с типажами, которых можно в большом количестве встретить у пивных ларьков. Единственное, что всех как-то сближало – легкие курортные наряды, выставляющие на показ белую незагорелую кожу.

Его глаза как бы сами собой останавливались на лицах красивых девушек; таких оказалась не так уж мало. Он поочередно смотрел на них и прикидывал, кто может стать его избранницей.

После того, как совместная трапеза успешно завершилась, на середину зала вышел Питер и громким зычным голосом объявил, что сразу же после завтрака в клубе состоится первая лекция.

Однако когда через 20 минут «семинаристы» собрались в актовом зале клуба, то народу там оказалось значительно меньше, нежели в столовой. С самого утра стояла хорошая погода, солнце призывно сверкало с безмятежного голубово неба и многие, естественно, предпочли откликнуться на этот зов и отправиться на пляж. У него тоже мелькнула подобная мысль, но затем он решил, что море подождет, а ему надо послушать лекции; ведь он же всегда испытывал интерес к таким вещам. Да и перед хозяевами семинара неудобно; они оплатили его поездку вовсе не для того, чтобы он только купался и загорал.

Дмитрий слушал лектора, и его все сильнее охватывало разочарование. Излагаемые им теории казались ему чересчур примитивными и эклектичными. Странные все же эти американцы люди, им кажется, что они открывают нечто никому неведомое, являют миру некие откровения, которые подобно землетрясению, должны потрясти буквально всех. На самом же деле все, что они говорят, невероятно банально и давно известно более древним культурам.

После лекции им было объявлено, что они могут записаться в дискуссионные группы. Дмитрий выбрал «Христос и Россия». Особых пристрастий к религии он никогда не испытывал, скорей наоборот, в церкви его почему-то быстро охватывала скука, а все совершаемые там обряды казались какими-то бессмысленными. Он никак не мог понять, какое отношение они имеют к Богу, каким образом приближают к нему человека. Если есть Бог и если то, что о нем говорят, правда, то ему вполне по силам установить с любым из верующих непосредственный контакт, минуя часто весьма дорогостоящие услуги посредников. Наблюдая же за священниками, он всегда удивлялся тому, как это серьезные взрослые люди могут заниматься такими странными делами: бубнить молитвы, размахивать кадилами, водить за собой толпы народа во время религиозных праздников. Не случайно же, что многие церковные конфликты возникали из-за сущих пустяков, например, русский раскол – всего лишь из-за нескольких изменений в обряде.

После обеда в актовый зал вернулось еще меньше народа, но Дмитрий решил высидеть первый день «занятий» до конца. Ему хотелось посмотреть, кто еще записался в его группу и в каком направлении потечет дискуссия.

В группе оказалось человек десять, возглавлял же ее сам Питер. Насколько было известно Дмитрию, он считался у них в церкви главным идеологом. Из этого факта он сделал вывод, что они придают обсуждению этой темы особенное значение.

– Прежде всего, я предлагаю выбрать старосту группы, – сказал Питер. – Особых обязанностей у него не будет, он просто станет отмечать присутствующих и координировать нашу работу. Кого вы предлагаете?

К удивлению Дмитрия взоры большинства сидящих рядом с ним людей сфокусировались почему-то на нем. То ли подействовало на всех то обстоятельство, что он представляет известную столичную газету, то ли все уловили в нем какие-то неведомые ему задатки лидера. Как бы то ни было, но уже через несколько минут он вдруг превратился в старосту группы. Он ощутил, что это мгновенное и внезапное возвышение приятно ласкает его самолюбие и подумал, что его тщеславие все еще страдает от неутоленных амбиций.

– Я уступаю руль вашему старосте, – произнес Питер, – теперь руководить обсуждением будет он.

– Что ж, давайте попробуем, – сказал Дмитрий. – Только хочу сразу предупредить: я не считаю себя принадлежащим к какой-либо конфессии. Это не означает, что я не верю в Бога, скорее я склоняюсь к тому, что он существует – в этом вопросе я, пожалуй, агностик. Мне представляется, что человечество до конца не нашло ответ на вопрос о том, есть ли Бог или его нет? А потому я придерживаюсь мнения, что каждый человек должен решать его самостоятельно. Поэтому если говорить о моей позиции, то я не приемлю не Бога, я не приемлю религии. Я считаю, что их претензии говорить от его имени ни на чем не обоснованы. Меня всегда удивлял этот плюрализм: Бог один, а конфессий множество. И каждая предъявляет свои права на абсолютную монополию представлять интересы Бога на земле.

– Любопытное мнение, – как показалось Дмитрию, недовольно проговорил Питер.

– А мне кажется, что ставить вопрос подобным образом бессмысленно, – вдруг проговорила девушка, сидящая прямо напротив Дмитрия. Насколько он помнил, она ехала сюда в том же автобусе, что и он. На вид ей было лет 25, густые светлые волосы обручем обрамляли приятное лицо. Он поймал себя на мысли, что, пожалуй, к ней следует приглядеться повнимательней. – Если исходить из ваших слов, то получается, что человеку совершенно не во что верить. Но из истории мы знаем, что эпохи безверья – самые опасные эпохи.

– А, по-моему, наоборот, именно периоды всеобщей веры самые страшные, – возразил Дмитрий. – Когда все люди верят в одно и тоже ими становится легко управлять. Можно взять в качестве примера эпоху инквизиторских костров или время, когда мы по команде сверху всем скопом строили коммунизм – сколько было тогда совершенно от имени государства преступлений. Такая всеобщая вера в один идеал и создает идеальные условия для манипулирования целыми народами.

– Но я говорю вовсе не об этом, – чуть ли не возмутилась незнакомка. – Я вовсе не хочу, чтобы все верили скопом в нечто общее, я за то, чтобы каждый искал собственную веру. Поэтому люди и выбирают свой путь к Богу. У одних он пролегает через православие, у других – через католичество, у третьих – через ислам.

– Никто не отрицает право каждого на поиск своей веры. Но я не понимаю, почему нам все время предлагают уже готовые рецепты в виде уже существующих религий. Причем, не просто предлагают, а требуют, чтобы человек непременно придерживался бы определенных воззрений. А если кто-то не соглашается с ними, то грозят всеми мыслимыми и не мыслимыми карами. И не только грозят.

– Подождите, подождите, – поспешно прервал разгорающуюся дискуссию Питер. – Я, Дмитрий с вами не согласен и согласен вот с этой очаровательной девушкой. Нельзя отнимать у человека веру. Вера не только придает высший смысл жизни, но и спасает от гибели. Я могу подтвердить этот факт на собственном примере. Я был наркоманом, причем так пристрастился к наркотикам, что не мог прожить без них и дня. У меня не было жилья, я скитался по городам, ночевал на улице. В общем, как у вас говорится, у меня был образ жизни типичного вашего бомжа. Фактически я находился на пороге гибели. Но однажды случилось чудо, я встретился с человеком, который стал рассказывать мне про Христа. Конечно, я и раньше слышал все эти сказания, но до меня никогда не доходил их подлинный смысл. Тот человек внушил мне, что у меня есть все шансы вырваться из моей ситуации, так как этого желает Христос. Сначала я сопротивлялся его увещеваниям, насмехался над ними, но незаметно его слова все глубже проникали в мое сознание. Я стал меняться, я почувствовал, что у меня появляется шанс. И однажды наступил день, когда я решился на то, чтобы обойтись без наркотика. А теперь вы меня видите вместе с вами, в этом великолепном костюме. – Питер широко улыбнулся.

Дмитрий с изумлением слушал этот рассказ. Кто бы мог признать в этом холеном джентльмене бывшего наркомана. Конечно, он уважает уверенность Питера в том, что его вытащила из беды именно вера в Христа. И все же у него на этот счет существует свое мнение.

– Но мне кажется, что в данном случае речь идет скорей не о вере, а о самовнушении. Хотя это тоже вера, но все же не совсем та, о которой говорит Питер. Ведь лечат же алкоголизм, наркоманию с помощью гипноза. А тут Питеру удалось внушить себе, что он сможет спасти себя сам. А то, что побудительным мотивом явились для него рассказы о Христе, то, на мой взгляд, в любом деле должна быть толчковая нога.

Дмитрию показалось, что у Питера потемнели глаза. «Кажется, ему не нравятся мои слова». Впрочем, в данный момент его гораздо больше интересовала не реакция Питера, а девушка.

– Мне кажется, – сказал Питер, – нам целесообразно вернуться к основной теме нашего обсуждения.

Но Дмитрий уже потерял интерес к дальнейшему продолжению разговора, он вдруг ощутил волнение. Он уже несколько раз встречался с большими зеленоватыми, как у кошки, глазами девушки, и эта зеленоокая бездна все больше притягивала его.

В этот день ему все-таки немного удалось поваляться на пляже. Однако дело шло уже к вечеру, солнце начало садиться в море, оттуда же словно в качестве обмена прилетел прохладный ветерок. Быстренько окунувшись в еще не прогретую воду, Дмитрий собрал пожитки и отправился в номер.

Девушку он снова увидел только утром. Она направлялась в столовую в компании с несколькими женщинами. Он пошел следом за ними. Ему хотелось, чтобы она обернулась и увидела своего преследователя, но она шла вперед, словно нарочно не поворачивая головы.

В столовой он занял столик по соседству с ней, причем постарался сесть так, чтобы видеть ее лицо. Ему было немного неудобно перед собой за все эти уловки, но он знал одну свою особенность – он никогда не умел по-настоящему ухаживать за женщинами. Всегда это выходило у него как-то неуклюже. Наблюдая же за своей избранницей, он сделал неутешительный для себя вывод, что она скорей всего относится к тому типу женщин, которые никогда не делают первыми шаги в сторону мужчин. А это означает, что если он желает чего-либо добиться, то всю инициативу ему придется взять на себя.

Внезапно он почувствовал, как у него учащенно забилось сердце. И почти в тоже мгновение понял причину своего сердцебиения – она смотрела на него. Он улыбнулся ей, но вместо того, чтобы ответить ему тем же, девушка перевела взгляд в сторону. Дмитрий понял, что пока контакт у них не состоялся и ощутил, как у него тут же испортилось настроение.

Чтобы взбодриться, сразу после завтрака он отправился на море и с разбега бросился в прохладную воду. Когда он вышел на берег, то ему показалось, что внутреннее напряжение в нем ослабло.

На этот раз в актовом зале сидело еще меньше народу. Поэтому отыскать девушку не представляло большого труда. Невольно он посочувствовал организаторам семинара; вряд ли они думали, что приглашенные на него, окажутся столь неблагодарными и столь откровенно продемонстрируют свое равнодушие к богословским проблемам. Хотя адепты церкви Единения здесь и находятся вроде бы не первый год, но кажется, так и не уяснили по-настоящему характер народа, среди которого собираются заниматься миссионерской деятельностью.

Дмитрий занял место недалеко, но и не так чтоб уж очень близко от зеленоокой красавицы. Он решил, что будет здесь сидеть до тех пор, пока и она находится в зале.

После обеда началась «работа» в группах. Они расселись по местам, и Питер, как показалось Дмитрию, не без опасения взглянул на него.

– Мне бы хотелось, – сказал Питер, – чтобы сегодня мы бы обсудили перспективы христианского движения в России. Я выскажу, как это у вас говорят, для затравки свое мнение. Мне кажется, что эти перспективы очень велики, ваша страна, освободившись от власти коммунизма, срочно нуждается в замене идеологии, причем, учитывая характер русского народа, она должна быть не менее сильная и влиятельная, чем коммунистическая. И я не вижу другой такой идеи, кроме как христианство. И я уже заметил, что люди возвращаются к традиционным христианским ценностям. Мы понимаем, что в России имеются вековые традиции православия, и наша церковь вовсе не собирается противопоставлять им свои представления. Наш преподобный учитель господин Кун всегда выступает против того, чтобы кому-либо навязывать свои воззрения, он лишь открывает людям ту истину, которую ему в свою очередь открывает Бог. Я только не понимаю, почему православная церковь столь непримиримо относится к другим христианским доктринам. Разве каждый человек не вправе искать свой путь к Господу?

Вступать в дискуссию Дмитрию не хотелось, он пришел на занятие группы главным образом из-за того, что не хотел потерять девушку из вида. Но почему-то все взоры снова дружно обратились на него, по-видимому, после вчерашних выступлений он, сам того не желая, превратился в основного оппонента Питера. И волей неволей ему теперь придется подтверждать эту свою репутацию.

– Мне представляется, – произнес он, – что, несмотря на определенный ренессанс у православной церкви в России нет большого будущего. По крайней мере, в том виде, в каком она существует теперь. На мой взгляд, извечная беда православия состоит в том, что придавая повышенное значение развитию духовной сферы, она очень мало внимания всегда обращала на прагматичные аспекты жизни, она не предлагала верующим конкретного кодекса поведения в повседневной жизни. В православии как бы внутренне заложена мысль, что она должна оставаться без изменений, что перемены не для нее. Если даже взглянуть на облик наших священников, то сразу бросается в глаза, насколько архаично они выглядят, насколько их одежда не совпадает с современной модой; невольно думаешь, что люди в таких одеяниях, просто не могут мыслить по-современному. Я не отрицаю, что православием накоплен большой духовный потенциал, но когда мы имеем дело с реальной действительностью, то он оказывается просто невостребованным. Возникает серьезный зазор между высшим и низшим при почти полном отсутствии середины. А когда отсутствует середина – это всегда опасно, значит, людей будут затягивать водоворот крайностей. А это чревато печальными последствиями. Вот и получается, что люди ходят в церковь, молятся, соблюдают обряды, но их религиозность остается абстрактной, она не затрагивает их ежедневного существования. Может быть, отсюда и берут многие истоки трагедий русского народа. Впрочем, как мне кажется, эта беда не только православия, другие христианские конфессии тоже грешат этими недостатками. Христианство, которое вот уже 2 тысячи лет без устали говорит о необходимости преобразования мира, о том, что человек должен победить свою звериную природу, так и не выработала те приемы, позволяющие достичь этой цели. В сущности, оно демонстрирует лишь то, что само неспособно изменяться, хотя бы по той причине, что не знает конкретно, как это сделать. У ислама существует практика суфизма, у буддистов – дзен-буддизм. А что есть у христианства, какой она выработала механизм преобразования человеческой личности? Все христианство это не более, чем декларация, рассказ о своих добрых намерениях. Мне нравится, Питер, что ваша церковь ставит задачу объединения всех христианских церквей. Но я не совсем уверен в том, что если даже это и случится, что принципиально изменится. Конечно, конфликтов на почве религиозной розни станет меньше, но приобретет ли человечество новое лицо? Боюсь, что в целом перемен окажется не так уж много.

– Что же вы предлагаете? – как-то сквозь зубы процедил Питер.

– Ничего не предлагаю, – пожал плечами Дмитрий. – Я просто высказываю свои мысли.

«То, что Питер уже даже не скрывает своего недовольства, – это его проблема. Я не обещал ему свою лояльность. Меня гораздо больше интересует мнение «моей» девушки».

Судя по всему его выступление зарядило на активность остальных участников группы, и дискуссия оживилась. Но насколько он мог судить, никто из говоривших по-настоящему так и не понимал обсуждаемой ими темы и в чем заключаются его разногласия с Питером. К его огорчению девушка не принимала участия в разговоре, она молча сидела и казалось, думала о чем-то своем, не обращая ни на кого из присутствующих внимания. А ведь все его разглагольствования были обращены только к ней, не сидела она бы тут стал бы он так изгаляться. Меньше всего в данную минуту его занимали перспективы христианства в России.

Заседание группы, наконец, закончилось, Дмитрий встал со своего места с твердым намерением немедленно заговорить с девушкой. Но в эту минуту к нему со своей неизменной улыбкой подошел Питер.

– Дмитрий, мне бы хотелось с вами поговорить. Вы не против, если мы пройдем в мой номер?

Дмитрий едва не выругался вслух, только он созрел для решительного шага – и вот все срывается. Естественно, что Питеру отказать он не может, все-таки это благодаря ему он оказался здесь. И о чем совсем не жалеет.

– Или я нарушаю ваши планы? – вежливо поинтересовался Питер.

– Какие могут быть планы на отдыхе, – выдавил из себя Дмитрий.

– Тогда пойдемте. Тем более, это здесь рядом.

Питер действительно жил неподалеку, в новом современном корпусе, который еще так понравился Дмитрию, когда он проходил мимо него в первый раз. Не меньше корпуса понравился ему и номер: светлый, просторный, обставленный мягкой удобной мебелью. На тумбочке стоял импортный телевизор. Эти хоромы совсем не походили на тот обшарпанный клоповник с разбитой мебелью, куда запихнули его.

«Говорят о христианском братстве, а сами явно не желают претворять свои принципы в жизнь» – усмехнулся про себя Дмитрий.

– Садитесь, – указал Питер на мягкое кресло. – Сейчас достану что-нибудь выпить. – Он извлек их холодильника бутылки пепси и минеральной воды.

Ну да, они же исповедуют полный отказ от употребления алкоголя, вспомнил не без некоторого огорчения Дмитрий. Почему-то у него возникло желание выпить чего-нибудь покрепче, нежели то, что предлагал ему хозяин номера.

– Знаете, Дмитрий, я в России уже не первый год, – обдал Питер Дмитрия своей неизменной улыбкой. – Кажется хорошо знаю страну, но затем всякий раз убеждаюсь, что не совсем понимаю, что тут происходит. Вот, например, ваши высказывания…

Питер долгим взглядом пробуравил Дмитрия, но тот ничего не ответил, вместо этого налил себе полный бокал пепси.

– Мне почему-то казалось, что вы человек верующий. Вы так глубоко мыслите, а глубоко мыслящий человек не может пройти мимо Бога.

– Я не прохожу мимо Бога, другое дело, что я об этом думаю.

– Но у вас о нем очень странные представления. Вы согласны?

– Но в чем они странные, я не понимаю. По-моему похожие мысли уже высказывались неоднократно.

– Да, конечно, но всякий раз эти мыслители оказывались несостоятельными. Ниспровергатели христианства уходили в забвение, а христианство в очередной раз торжествовало победу. И разве моя история не доказывает, что заложенная в христианстве истина всесильна и бессмертна. Разве мое спасение не чудо?

– Все зависит от того, как человек воспринимает мир. Один скажет, что помог Бог, другой – он спасся благодаря проявленной им силы воли.

Питер принужденно рассмеялся.

– С вами трудно спорить, еще труднее – убеждать. И все же позвольте с вами не согласиться. Бог не только не уходит, он становится все более необходим. Грехопадение человека вовсе не закончилось после того, как был нарушен завет божий, и первые люди были изгнаны из рая, оно продолжалось все это время. Более того, в последнее время оно заметно ускорилось. Очень долго в людях жило сознание того, что накопление знаний само собой приведет к исправлению их собственной природы, улучшению общественного устройства. Но знания на самом деле разрушают человека, он становится неудержим в приобретение все новых и новых его порций. И все больше забывает о душе. Причем, если раньше это происходило в основном на бессознательном уровне, то теперь он это делает вполне осознано. Ибо, увеличивая пределы своего познания, он увеличивает и свою гордыню. Кроме того, знания постоянно членятся и все дальше уводят человека от общего их источника, от Бога. Человек теряет ориентацию. О, я отнюдь не мракобес, я не отрицаю необходимость познания. Но ведь надо же давать отчет, чего могут дать знания, а чего – нет. Именно в этом вопросе и кроятся самые большие заблуждения. Мы добиваемся сближения мировых церквей именно потому, что только так можно преодолеть трагические разногласия и предложить единый для всех путь. Вместо того, чтобы искать истину, основные силы сейчас тратятся на борьбу друг с другом, на поиск аргументов с целью оправдания своей позиции. Поэтому пока существует раскол, ничего кардинально в мире измениться не может.

– Я понимаю вас, – сказал Дмитрий, – но почему вы считаете, что ваша церковь окажется лучше других и сможет решить те проблемы, с которыми не справились другие конфессии. Меня всегда удивляло то обстоятельство, что каждая религия претендует на полную монополию на обладание Богом. А к чему приводит монополизм, нам объясняли много раз.

– Мы не претендуем на монополию, мы хотим только внести свой вклад в дело преобразования земной жизни. Или вы отрицаете необходимость этого?

– Нет, не отрицаю.

– Я рад, что вы со мной, наконец, согласились, Дмитрий, – улыбнулся Питер. – Вы один из лучших российских журналистов и ваше сочувствие нашему движению для нас очень важно. Более того, я убежден, что наша встреча предопределена свыше. И нам с вами предстоит еще решать немало совместных задач. И потому меня несколько удивляет то, что вы говорите во время дискуссий в группе. Это все очень интересно, но чересчур, как бы это сказать, спорно. Нам бы не хотелось, чтобы на нашем семинаре звучали бы подобные темы. Я надеюсь, вы понимаете меня?