Владимир Ильич Титомиров
Дело рук Сталина. Том 1
4. Рассуждения век спустя
Теперь, когда XX век позади, приходим к выводу: будь новоявленный российский царь, казавшийся могущественным самодержцем, более осторожным и осмотрительным, объяви всероссийский траур на несколько дней и отмени, или хотя бы перенеси, скажем, на месяц-два, все намеченные коронационные торжества, кто знает, быть-может, народ, в общем-то всегда почитавший правителей, и даже отдававший за них жизнь, и простил бы случившееся. Ведь если строго расценить, эта раздача обеда была устроена без злого умысла, наоборот, – из самых благородных побуждений, из желания сделать празднование всеобщим; и никто не мог предвидеть последствий. А когда случилось, увы, не оценили, и так же не смогли предвидеть, последующей реакции и всех последующих событий… [Очевидно, масштабы событий бывают столь велики, что их остановить, изменить не в силах даже царь или президент! Как мы видим, так же это сложно и в оценке репрессий, которые здесь обсуждаются. – Авт.]
Уверен, что каждый из нас может припомнить какие-нибудь случаи из личной жизни, когда хотели сделать получше, а вышло наоборот. Так получилось и в этом случае, и, увы, имело непоправимые последствия.
Во всём этом была ещё одна, едва ли не основная, причина. Вся эта трагедия возникла-то из-за того, что нищета простых людей была вопиющей; ведь люди подавили друг друга всего из-за куска хлеба, за которым пришли издалека!.. Разумеется, выгоды тут не было никакой, а сделано это было, наоборот, от безысходности, от беспросветной тоски и однообразия жизни; их поманили, они наивно нивесть что вообразили, и из последних сил притащились…
И чтобы вы лучше представили реальную обстановку в тогдашней России и неуместность после всего пышных торжеств, позволю себе дополнить конкретный рассказ ещё некоторыми, большинству известными по школьным урокам, «картинками» из истории России.
Чтобы уж, отвлёкшись, предельно кратко охарактеризовать всю историю дореволюционной России, прибегну к Русской поэзии, ибо поэзия – зеркало нации, и приведу многим знакомое:
…«Земля наша богата,
Порядка в ней лишь нет
А эту правду, детки,
За тысячу уж лет
Смекнули наши предки:
Порядка-де, вишь, нет.»
(А. К. Толстой. «История Государства Российского». 1868 г.)
Большинство населения страны было – отсталое крестьянство, о котором незадолго до описываемого времени так писал великий российский поэт, – певец народного горя, Н. А. Некрасов:
«…Родная земля!
Назови мне такую обитель,
Я такого угла не видал,
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал…
Волга! Волга!.. Весной многоводной
Ты не так заливаешь поля,
Как великою скорбью народной
Переполнилась наша земля.
Где народ, там и стон… Эх, сердечный!
Что же значит твой стон бесконечный?»
(«Размышления у парадного подъезда». 1858 г.)
Кстати, стихи эти потом, при Советской власти, в школе, учили наизусть, как бы подчёркивая, что это – далекая история, которую якобы именно революция изменила к лучшему, а теперь в России, де, – «рай земной».
Ко времени, когда автор вернулся к рукописи для её доработки, осталось немало охотников укрепить это мнение, и даже у учащихся в школе, – что-де те непостижимые жертвы сталинизма можно, как они утверждают теперь в учебниках истории, оправдать «великими стройками». Считаем, этот пролог красноречиво показывает, что, как гласит русская мудрость, «чёрного кобеля не отмоешь добела».
[Не только кровавость революции на фоне тогдашнего состояния России было проще оправдывать, но и массовое, насильственное, по сути незаконное, лишение частных лиц их собственности, в частности – «раскулачивание».]
И уж коли отвлёклись, добавим. Конечно, правда репрессий, сталинизма, вероятно, – не по плечу детям. Это и взрослым-то трудно постичь. Поэтому можно понять составителей школьных учебников. Но тогда должны быть коррективы – для старших классов, для выпускников. И в конце концов должна быть когда-то дана компетентная и объективная оценка того, что произошло в России в XX веке! Без такой оценки стране, её народу, очень трудно идти дальше, трудно проводить как внутреннюю, так и внешнюю политику. Тем более, что антироссийски настроенные элементы передёргивают факты на свой лад. А пока такой оценки нет, многие и многое рассматривают как продолжение советских порядков. И пока, например, будут в мавзолее на Красной площади – Ленин, а рядом с ним, в могилах с надгробными памятниками, – Сталин и все вожди пролетариата, трудно до конца поверить, что в России не будет возврата к прошлому, т. е. прокоммунистически настроенные будут сохранять надежду на реставрацию власти их партий и прежнего режима, во всей его «красе и полноте».
И такое положение, как и вера – в религии, дает возможность каждому толковать прошлое на свой лад. И каждый автор даёт свою оценку и считает, уверяет, что именно он прав.
Разумеется, такую же свободу чувствует автор этой книги. И надеюсь, что читатель, если даже с чем-то и не согласится, то уж подправить, расширить и углубить свои суждения точно сможет.
Вот с этих позиций теперь и продолжу. И да простит читатель отступления, поскольку цель – не рассказать художественно неизвестное, а порассуждать с читателем, рассказав попутно кое-что, подходящее к случаю, пусть даже, возможно, ему знакомое, и делая отступления на «заданную тему».
Из тех же крестьян, отправлявшихся от безысходности на заработки в большие города, в первую очередь – в, Петербург и Москву, начал постепенно нарождаться рабочий класс, что затем способствовало революционному взрыву в России.
Добавим ещё одну, редко упоминаемую, сторону истории России, – проявление крайней внутренней напряжённости в ней. Это – погромы, очень характерные для того времени, которые устраивались населением, находившимся на низкой ступени культурного развития, и сопровождались убийствами и истязаниями.
Чаще всего это были погромы евреев, которых, кстати сказать, к концу XIX века в России было 6 миллионов, при том, что во всех других странах, вместе взятых, – всего 4 миллиона.
К концу XIX столетия, когда усилилось освободительное движение, увеличилось и число погромов.
Чтобы вы имели представление, расскажем об Одесском погроме 18–22 октября 1905 года, превзошедшем количеством жертв и свирепостью истязаний все остальные. Число убитых было более 1000, раненых – несколько тысяч, как евреев, так и тех, кто пытался их защищать.
А в 1905–06 гг., наряду с еврейскими, возросло число погромов студентов, крестьян и вообще – сторонников освободительного движения. Например, за упомянутые два года было 639 погромов, и можно представить, что жертв было немало. Так что те, кто что-то слышал о погромах и думал, что они были – только евреев, ошибались. На деле, «громили» и иных. Можно сказать в общем виде, что накапливалось недовольство многолетним и безысходным нищенским существованием, а выливалось это недовольство в погромы той части населения, которая была явно менее похожа на основную массу. Основная масса была – отсталые, необразованные, бедные, некультурные, простые люди. А своё недовольство они вымещали на хоть чем-то непохожих на них. Чаще это были евреи, но были, как пишут, и, например, студенты.
Вот какой непростой была обстановка внутри страны. А со стороны соседних стран, при огромной территории и протяженности границ России, как известно, неизменно были набеги, войны, – маленькие, локальные, но затяжные и изнурительные, – и конечно же, – отечественные, и мировые, которые также, увы, не обошли Россию. Отметим также, что и сейчас высказывается мнение, что одна из причин недовольства Россией – владение большой территорией, богатой ресурсами земли, относительно малочисленным её населением.
[Вот на фоне этого совсем недавнего прошлого так и выглядит, что при Сталине Россия стала великой страной. Поэтому некоторые и закрывают глаза на репрессии. – Авт.]
5. Заключение пролога. О начале XX века
Отметим теперь, что Ходынская трагедия, хотя она и произошла в силу всей ужасной обстановки в стране, но была первым прорвавшимся нарывом… Всё нараставший, затем ещё и подогретый большевиками, этот народный гнев и вылился в конце концов в свержение самодержавия, – именно в России, «в отдельно взятой стране», по теории Ленина – о «прорыве в цепи слабого звена».
Не можем здесь опять же немного не отвлечься, чтобы ещё дополнить общую картину стечения обстоятельств в начале века… Отметим, что начало XX века оказалось переломным для всего человечества. Попутно заметим, что Запад опережал Россию и техникой и благосостоянием.
И для полноты оценки обстоятельств вспомним ещё одно потрясение, оставившее неизгладимый след в умах всех людей. Это – гибель «Титаника», так или иначе известная всем нашим современникам, 15 апреля 1912 года унёсшая такого же порядка, как «Ходынка», число жизней и ознаменовавшая конец всеобщей самоуверенности человечества. (Заканчиваю книгу в 100-летнюю годовщину этой трагедии.)
И поразительно, что начало следующего века ознаменовалось такого же уровня трагедией в Нью-Йорке, – уничтожением двух небоскрёбов и гибелью около 3 тысяч человек в них! И опять так выглядело, что человечество потеряло бдительность. Эта повторяемость настораживает!
Так как лучше сказать не сможем, то приведём прямо пару цитат из книги Уолтера Лорда «Последняя ночь „Титаника“»:
«До этой катастрофы люди считали, что ими найден ответ на вопрос о том, как сделать жизнь размеренной, организованной, цивилизованной. В течение 100 лет Запад пребывал в состоянии спокойствия. В течение 100 лет техника неуклонно совершенствовалась. В течение 100 лет казалось, что блага, обеспечиваемые мирной жизнью и трудолюбием, с удовлетворительными результатами достигают всех слоёв общества.»
И хотя между двумя этими катастрофами велика дистанция и в пространстве и во времени, и общего-то, может быть, – только число жертв, отметим ещё, что гибель «Титаника» и «Ходынка», очевидно, оказали почти одновременно и надолго, соответственно, – для Запада и для России, сильнейшее психологическое воздействие. Поэтому считаю уместным, и позволю себе, продолжить эту мысль того же автора:
«При ретроспективном рассмотрении того времени мы теперь видим, что причин для самоуверенности у тогдашнего человечества было значительно меньше, чем тогда казалось, и всё же большинство составляющих общество людей считало, что жизнь идёт, как ей полагается.
Гибель «Титаника» разбудила их. Никогда больше на будут они столь уверены в себе.
…Если это высшее достижение оказалось таким ужасающе непрочным, хрупким, то что же тогда говорить обо всём остальном? Если богатство в ту холодную апрельскую ночь значило столь мало, то так ли много оно значит в остальные дни и ночи года?»
[Замечу кстати, что и в блокаду богатство людей мало что значило. – Авт.]
И далее автор приводимого высказывания делает вывод, что хотя «Титаник» и «не имеет отношения к последующей длинной веренице постигших человечество разочарований, но его гибель стала как бы первым толчком надвигавшегося землетрясения… Вот почему для многих, кто жил в те времена, трагедия „Титаника“ в большей степени, чем любое другое событие, являлась конечной вехой старого доброго времени и началом новой, беспокойной, эпохи.»
Анализируя описанное, полагаем, что история протекает волнами, и после подобных потрясений человечество возбуждается. Вот и надеемся, кстати, что книги, подобные этой, могут служить своеобразными «прививками от бешенства».
И ещё, в связи с «Титаником», заметим, что романтическая киноистория, происходящая на фоне картины гибели «Титаника», обошедшая все экраны мира и давшая нам наглядное представление об этой трагедии, естественно, не могла выразить всей глубины проблемы, так, как это описано в книге Уолтера Лорда и приведено мною здесь.
И заметим мимоходом: как вы увидите, в записках, приведённых во 2-м и 3-м томах, есть несколько «ростков», из которых у автора мог быть соблазн так же, как в фильме, построить целый художественный роман, но этого удалось избежать. И если на минутку представить себе переработку написанного ввиде киносценария, то не хотелось бы подражания в этом смысле кинофильму «Титаник». Считаем, что в наше время население стало значительно больше интересоваться историческими событиями в их документальном изложении, и даже не доверяют художественным произведениям, тем более, что и авторы стали меньше придерживаться фактов, а, наоборот, дают волю своей фантазии, принося достоверность в жертву занимательности. Считаю, что этого не избежали и произведения, особенно последнего времени, представляющие историю России, Великую Отечественную войну и, – что нас здесь наиболее может интересовать, – жизнь и деятельность, и роль, Сталина, да и Ленина – тоже. А на таком уровне, очевидно, вольное толкование совсем не уместно. Уверен, если бы было официальное, на правовой основе, заключение, подобные вольности уже не могли бы быть. Не толкуют же вкривь и вкось личности, например, Кутузова, Суворова, Наполеона в исторических романах! Гитлера – тоже.
После этого отступления предоставлю читателю возможность поразмышлять и сделать свои выводы о значении тех или иных событий в конце XIX – начале XX веков в мире. И думаю, теперь, после трагедии 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке и ряда других потрясений в начале XXI века, т. е. век спустя после тех катастроф, читатель стал серьёзнее, вдумчивее, и многое поймёт без комментариев, и вправе всерьёз задуматься, не есть ли эти новые потрясения – толчок к новому возбуждению населения планеты… [Добавляю позже, что к таким потрясениям следует, вне всяких сомнений, отнести и всё, связанное с Украиной, случившееся в 2014–15 годах. ] Наша же тема – Россия, её прошлое. К ней и вернёмся.
В том же дневнике царя сообщается: венценосные супруги в те дни и присутствовали на банкете сословных представителей в Александровском зале, и были на генерал-губернаторском балу, и – на балу в Дворянском собрании, и на концерте, и т. д. и т. п.
И если подобными мероприятиями, придававшими историческую значимость событию, коронации сопровождались всегда, и они считались естественными, то на этот раз молва доносила до нищенствовавшего народа вести об этих торжествах на фоне случившейся трагедии, и в результате порождала ненависть, на руку оппозиционерам, и последовавшей затем революции… И как мы теперь видим, такие праздничные и высокоторжественные события, как коронация, смогли обернуться для народа большими жертвами и, как мы склонны полагать, наложили неизгладимый отпечаток на все последующие годы царствования Николая II. Уверен, что многие, узнав два десятилетия спустя о расстреле царя, также подумали, что это ему – возмездие за тогда «проявленную бесчувственность к людям».
А во всех его последующих нерешительных действиях, которые при другом отношении можно было расценить как осторожность, осмотрительность, даже мудрость, теперь усматривались хитрость, коварство, «ведение своей извилистой политической линии» (по выражению председателя Государственной Думы того времени).
[Для полной объективности, однако, отвлёкшись, считаю необходимым отметить, что в то же время период царствования царя Николая Второго рассматривается историками отмеченным такими важными событиями, как торжественное празднование 200-летия Санкт-Петербурга (См. фото 4.). А уровень досижений в стране оценивается наиболее высоким, и состояние хозяйства в 1913 году далее отмечалось как рекордное. Но рассказ о «Ходынке» продолжается.]
Теперь для большинства всё происходившее воспринималось как «деяния кровавого царя». И мы видим, что это мнение о царе и царской власти широко использовали коммунисты, обливая грязью царя и царский режим, приписывая им все здесь перечисленные и многие прочие беды. В своей политической борьбе они склонили народ на свою сторону, после чего, в проведении уже своей не менее «извилистой линии» и в делах «кровавых», не только не отстали, но неописуемо превзошли всех и вся в истории человечества, после чего России, уже расставшейся с этим прошлым, стало не просто теперь во взаимоотношениях с другими народами. Вот мы здесь и утверждаем, что того, что сделано для оценки недавнего прошлого в истории России, явно недостаточно.
И сомневаюсь, что смог бы настолько преуспеть Гитлер в создании III Рейха и в кровопролитиях, не будь «призрака коммунизма», грозившего победой мирового пролетариата во всём мире, о неминуемости которой коммунистическая пропаганда говорила в открытую везде и всюду, – с уверенностью, что капитализму уже деться некуда, а мировой пролетариат проникнется этой идеей и действительно завоюет весь мир, – что безусловно не могло не беспокоить капиталистический Запад, ту его часть, которой было что защищать. Даже автор этих строк может вспомнить тайное опасение, – которое, разумеется, нельзя было не только высказать, но и иметь, – что на Западе могут принять военные меры и что, подобно гражданской войне в России, возникнет война гораздо большего масштаба; не уступят же без боя! Вот в какой-то мере и можно рассуждать, что так или иначе нападение Гитлера выглядело возмездием большевикам за их угрозу западному миру.
Иными словами, раздутое мнение о «кровавости» царя, – при том, что реальное количество жертв, да ещё не только не умышленных, а фактически случайных, исчислялось всего сотнями, – позволило потом коммунистам, и, уж совсем бессмысленно, – Сталину, уничтожить миллионы своих соотечественников, что в свою очередь позволило Гитлеру набрать силу, под прикрытием боязни Запада угроз от коммунистов, и уничтожить десятки миллионов, во всём мире, жизней, – цвета человечества.
В результате приходим к выводу, хотя и большинству известному, что если XIX век был веком небывалого расцвета общества, культуры в России, то первая половина XX века была порой уничтожения именно цвета общества, которая закончилась наиболее кровавой бойней, – II Мировой войной, в которой наибольшая важность и основная, тоже небывалая, тяжесть, основные потери и разрушения, пришлись также на Россию, как ни пытаются некоторые политики приуменьшить и эту роль и эти потери! [Разумеется, следует ещё учитывать продолжавшиеся после войны кровавые репрессии, так что войной не закончилось, и об этой послевоенной поре – речь здесь. – Авт.]
Разумеется, и Запад видел и видит первопричину этих бед в ставшем тогда реальной силой и угрозой всему миру коммунистическом движении. Именно напуганные этой идеей, – победы пролетариата во всём мире, – западные политики и народы поначалу увидели в Гитлере фигуру, способную противостоять коммунистической России, «прозевав» при этом его угрозу им самим.
Очевидно, страны Запада рассчитывали, что гитлеровская Германия уничтожит коммунистическую Россию, а Россия в свою очередь ощутимо ослабит Германию, и то, что Россия набрала силу и перешла в наступление, вынудило их самих открыть второй фронт и фактически придержать Россию в этом наступлении.
А что касается взглядов на фашизм и коммунизм, мы сейчас видим по Украине, что всё, происшедшее во Вторую Мировую войну ими преподносится как борьба, в частности, Бандеры, с коммунистической Россией, а наступление России в итоге преподносится как «аннексия Украины и Германии агрессивной Россией».]
Отмечу вскользь, что и далее, во II-й половине XX века, недоверчивое отношение Запада к России, как и её собственные беды, как известно, увы, не закончилось… А это тем более обязывает нас заглянуть в прошлое, осветить его более вдумчиво и объективно, что мы и пытаемся здесь сделать.
И ещё отмечу, что обо всём этом было особенно интересно и уместно вспомнить именно на пороге XXI века, когда нашли, наконец, своё подобающее место в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга, – усыпальнице Дома Романовых (царей), – останки последнего русского царя и его семьи, расстрелянных в 1918 году, – через один год после начала социалистической революции в России, – и спустя почти четверть века после описанного здесь злополучного его восшествия.
И позвольте закончить пролог нижеследующим обращением к вам.
Хотя приведенные здесь повести представляют собой по форме воспоминания, воспринимайте их как иллюстрацию к основной теме книги – о массовых репрессиях. Ведь героя нижеследующих повестей вы не знаете, и для вас это – судьба, в чём-то типичная, а в чём-то уникальная, рядового ленинградца, петербуржца. И не трудно понять, что самых героических участников, увы, уже давно нет в живых. Ведь воспоминания пишут о прошедшем времени, а они погибли тогда, именно в ходе тех событий. А тем, кто были впрямую пострадавшими, но всё-таки прожили дольше, вероятно, как и отцу автора повестей, писать воспоминания «мешали слёзы». Так что подробные автобиографические письма отца героя повестей, с которыми вы сможете познакомиться, – большая для нас, редкостная, уникальная, удача, ибо так мог писать профессионал-юрист, каковым он и был. Но, это ещё впереди. [И следует особенно подчеркнуть уникальнось этих писем отца героя, – что в них каждое слово, каждый приведённый факт, были абсолютно документальны, достоверны, отобраны, поскольку они были обращены к главе государства как аргументы для выполнения его просьбы. Иными словами, никакое простое воспоминание не может с ними сравниться по значению, а письма эти, их опубликование, – совершенно уникальны!]
* * *
Итак, сначала по описанию нашей довоенной жизни вам станет ясно, что нам было дорого и за что до войны боролись, а в войну отдавали свои жизни, люди нашей страны.
И как я уже сказал, в отдельной, связанной с описываемым здесь, книге можно прочесть об особенной военной судьбе города, его блокаде, города, называвшегося тогда Ленинградом, а задолго до того бывшего, и потом опять ставшего, – Санкт-Петербургом.
Здесь же, как обещано, вы узнаете и о послевоенной поре, отнюдь не такой радостной и безоблачной, какую, без всякого сомнения, заслужили ленинградцы, которым посчастливилось выжить после блокады.
Надеюсь, что теперь, после этого вступления, вам понятно, что к чему. Дальше вы прочтёте, как всё это было и как его следует рассматривать, – убедительные доказательства сути моих комментариев, приведенных по ходу описания трагедии в Ходынке, обосновывающих её значение в качестве «запальника» в истории России XX века.
