Владимир Иванович Баранчиков
Четвертый президент. Рассказы
Глава 4. Пятнадцать суток
Незадолго до этих событий, 9 июня 2020 года, мировой судья Тверского районного суда города Москвы оперативно рассмотрел обвинение бывшего депутата, хулигана-академика Ломакина В.П. и припаял ему положенные законом пятнадцать суток административного ареста для пребывания в спецприемнике номер 1 на Петровке. Место шикарное, здесь и посидеть не грех, рядом все культурные точки: Большой театр, ЦУМ, "Националь", родная Дума, да и Кремль тоже недалече. По прибытии оформили, и не так строго, как в Президентской библиотеке, но мобильник и зажигалку изъяли.
Попал он в камеру на двенадцать персон, железные кровати, трехразовое питание, принудительный труд отсутствует, сиди да книжечки почитывай – считай, что снова в читальном зале. Или в сауне, то бишь мыслительной комнате. Зачем драгоценное время терять? Сконцентрировшись, отключившись, Ломакин вошел в состояние транса, и творческий процесс, как говорится, пошел вновь. Рассуждения Василия Петровича строились по следующей логической цепочке: коронавирус – нанометры – нанотехнологии – "Роснано" – руоводитель "Роснано" – его отставка – закрытое окрытие – назначение спецпредставителем президента – вновь отставка. С непривычки работать с большими объемами информации, да еще в таких условиях, крайне сложно. Ломакин откинулся на койке, не торопясь делать какие-либо поспешные умозаключения. В голове шумело от неимоверного напряжения; наш герой подвергался тяжким испытаниям во имя человечества, над которым нависла угроза пандемии ковида поганого. Он посвятил себя анализу и составлению цепочки фактов, он свободен в своем полете мысли, и никакие решетки на окнах не могли этому помешать. Каждое звено цепочки упорно вызревало в Васином мозгу целый день (с перерывом на завтрак, обед и ужин), а следующие сутки уходили на строительство нейронного мостика к другому звену, так что за срок уединения соединилось восемь звеньев, неумолимо ведущих к разгадке. Возможно, будь срок заключения побольше, и звеньев бы прибавилось, однако и это количество вызывало периодическое переполнение мозговой активности, и помогало только одно – железная воля мыслителя. Внезапно появилось стойкое предчувствие, что правда вот-вот откроется в процессе релаксации и полного слияния с мировым разумом. Смесь пива с водкой явилась бы надежным ускорителем и проводником Василия Петровича в мир истины, и чем было больше проводников, тем быстрее бы шло путешествие к сияющим вершинам знания. Но ИВС – не театр, буфета не предусмотрено, приходилось думать насухую, и мысли терлись друг о друга без смазки, вызывая сильный скрежет в голове. Возможно, что эти звуки нет-нет и вырывались наружу через слуховые проходы, а уши, как естественные резонаторы, усиливали их настолько, что соседи по камере стали как-то странно коситься на Ломакина. Но это не смущало первопроходца от науки: он находился уже в другом физическом измерении и не замечал ничего вокруг. Вдруг в голове Василия что-то щекнуло, и вот разом отступили все препятствия, впереди была прямая, блестящая дорога к заснеженным вершинам, потом дорога ушла куда-то вниз, как взлетная полоса аэродрома, и Ломакин уже парил в небе, направляя полет своих крыльев к сияющему кругу на синем небосводе. Чтобы не сорвать сеанс ясновидения, Василий сделал в полете еще несколько махов руками. Подлетев поближе, он увидел, что круг превратился в круглую вращающуюся дверь, точно как в отеле "Англетер" в Питере, а у двери не было никакой охраны, ни апостолов из рая, ни ангелов из ФСО. Странно… Но останавливаться не было никакого смысла, только вперед! На всякий случай Вася отхлебнул еще чуток для храбрости (и откуда водка взялась?) и сделал два шага к голубоватому стеклу. Дверь ушла куда-то в сторону, включилась синяя иллюминация и какой-то загробный голос произнес:
– С тарой вход запрещен!
– С тарой вход запрещен!
Пришлось допить (так и спиться недолго – автоматически отметил Василий Петрович) и бесстрашно войти в Мир Иной. Об этом визите через национальную цифровую налоговую систему сканирования и контроля сознания индивидуумов стало известно в благотворительном фонде помощи "Добрый Доктор".
18 июня в аэропорту Домодедово, на втором этаже, в зоне вылета check-in номер 38, ждала приглашения на посадку Галина Сергеевна, администратор клиники "Бьюти Пластик". У ее ног стоял большой синий чемодан на колесиках, в руках она держала коричневую сумку фирмы "Lakestone", которая эффектно сочеталось с цветом ее серого брючного костюма фирмы … – впрочем, нам отсюда не определить. Через пять часов, по расписанию, ее "Боинг" приземлится в аэропорту Барселоны. Со слов менеджера компании, оформляющей ваучер и билеты – лучший в мире туристический центр и курорт.
Глава 5. Снова клиника
Оперативная служба благотворительного фонда "Добрый Доктор" утром 25 июня срочно разыскивала гражданина Ломакина Василия Петровича. По месту проживания субъект не находился, мобильный телефон не отвечал. Неофициальный запрос в справочную ГУВД Москвы дал информацию о пребывании означенного лица на перевоспитании в ИВС №1 на Петровке, 38. К двум часам дня по указанному адресу прибыл служебный микроавтобус марки "Мерседес Вито" с затемненными стеклами и госномером, выданном хлебозаводу № 22 города Москвы, что на улице Академика Павлова. Академик приехал за академиком – такого нарочно не придумаешь. Бравые ребята оперативно решили вопрос с начальством (неудивительно), забрали личные документы арестанта, вытащили неувядающего Ломакина с его вещичками и умозаключениями с насиженного места и усадили в кресло салона авто. У Васи было такое ощущение, что этот марш-бросок – просто новый режим лишения свободы.
– Хорошо, что хоть пообедать успел, – порадовался он. – Куда теперь везут?
Водитель и сопровождающий оказались мужиками серьезными и неконтактными, на приставания не обращали внимания и всем своим поведением демонстрировали нежелание чисто поговорить. Вася по звездам сориентировался, что везут куда-то на юг, подальше от Полярной звезды и Большой Медведицы.
– Значит, не в Шереметьево, и не в северную Венецию, – затосковал Василий. В прошлом году он с питерскими прилично погулял в "Невском Паласе": богатый ресторан, номера, девочки… Вспомнить приятно.
Автобус уже мчался в потоке по Профсоюзной и свернул направо, на улицу Миклухо-Маклая. Подъехали к комплексу серых шестиэтажных зданий, образующих в плане подобие пчелиных сот, на пятом этаже соседние корпуса соединялись двадцатиметровым стальным коридором. Судя по бетонным стенам и отсутствию архитектурных излишеств, какое-то казенное ведомство или больница, главное – решетки на окнах отсутствовали. Ну, узнику совести особо выбирать не приходится, куда послали, туда и посол. Въехали за металлическую ограду во двор, машина остановилась. Охранники молчали, сам мол соображай, на выход! Ломакин неторопливо вылез из автобуса с кожаным чемоданчиком, размял затекшие ноги и произнес с чувством:
– Аста ла виста, бейби!
Эти двое дубов почему-то относились к нему как к идиоту, от которого можно ожидать все, что угодно, поэтому никак не отреагировали на его реплику. Они, очевидно, не подозревали об академическом статусе Ломакина, да и испанский слышали не каждый день, так что не смогли уловить нюансы подлинного каталанского диалекта в исполнении Виктора Петровича. Несвятая троица дотопала до ступенек крыльца перед стеклянными дверями, над которыми виднелась неоновая вывеска "Клиника "Бьюти Пластик".
– Бьюти – это хорошо, это не ужасы казематов, – изрек про себя Василий. Вообще сегодня у него с самого утра было хорошее беспричинное настроение, и казалось, никакие черти не могли его испортить. Срок ареста закончился, разгадка головоломки близка, впереди – новые открытия! Он даже улыбнулся у стойки администратора счастливой, незабываемой улыбкой рокового красавца молоденькой девице в халате и колпаке с красным крестиком, а потом игриво подмигнул ей: как дела, крошка? Нет, это не флирт, просто таким способом в ее лице представитель научной элиты пытался выразить свое расположение к представителям слабого пола в целом, за исключением той очкастой из библиотеки.
Два охранника (чтоб не сбежал) препроводили Васю в знакомый нам кабинет научного руководителя и владельца клиники. Василий даже в коридоре не утратил своего игривого настроения, его лишь удивляла необъяснимая цель переезда – право, зачем же было так беспокоиться! Все было просто прекрасно, верный признак того, что беда маячит где-то неподалеку – говорят знающие люди. Веселая мина на физиономии Ломакина застыла и лишилась запала оптимизма, наткнувшись на серьезное выражение лица мужчины южных кровей, сидящего за большим рабочим столом. На столе лежали какие-то бумаги. Водитель автобуса присел на кресло у двери, второй бугай – у окна, а Ломакину указали место у стола, как раз напротив хозяина.
– Здравствуйте, Василий Петрович, – гость лишь успел ввернуть свое "Здрав…", но хозяин прервал его и невозмутимо продолжил, – Я рад вас приветствовать в нашей клинике. Меня зовут Ираклий Давидович, я главный врач медицинского центра.
Здесь дали возможность что-то сказать и академику, настроенному по инерции на лирический лад:
– Взаимно, Ираклий Давидович, рад знакомству с вами. Я…
Тут его снова бестактно перебили:
– Позвольте вас прервать… Вы знаете, почему вы здесь? Вас доставили сюда, поскольку есть существенная и срочная проблема, связанная с состоянием вашего здоровья.
– Моего здоровья? – Василий явно не устраивала навязываемая ему роль функционала, который сейчас будут дифференцировать. Первый акт драмы неумолимо разворачивался на его глазах. – А в чем дело?
– Как давно вы обследовались у врача, сдавали анализы, УЗИ? Отвечу за вас – давно. Однако по прибытии в ИВС на улице Петровка был сделан контрольный анализ крови – таков порядок. И вчера мне, как специалисту в области онкологии, переслали эти результаты по электронной почте. Взгляните…
Ираклий Давидович протянул Васе какие-то трафаретные формы с титульным листом, синими печатями, и заключением внизу: результаты тестирования выше нормы в 2-3 раза… У Василия стало сухо во рту, зарябило в глазах, он несколько секунд внимательно смотрел на эти столбики и строчки с циферками, но не хотел понимать ровным счетом ни-че-го. Совсем ни к месту в мозгу лингвиста зазвучали знакомые строчки:
– Ты помнишь, как все начиналось…
Видимо, ум академика не согласился воспринимать эти шокирующие новости объективно и адекватно, оберегал от страшного вывода и спасал себя и, по-дружески, самого Василия Петровича от апоплексического удара. Ломакину вдруг стало холодно, затряслись и руки и ноги, он пытался безуспешно остановить эту неконтролируемую пляску, но конечности ему уже не подчинялись. Врач среагировал быстро: налил воды в стакан и протянул его Василию. Стакан удалось удержать в руке, но кисть ходила ходуном вверх и вниз, вода расплескалась, и уже не зубы стучали по стеклу, как принято говорить, а именно стакан бил по зубам, не давая толком сделать глоток. Через минут пять, после корвалола и дыхательных упражнений под контролем Ираклия Давидовича, стало немного лучше, телесные вибрации исчезли. Василия Петровича сопроводили на кушетку, расстегнули воротник рубашки, под голову подложили маленькую подушку. С этой минуты охранники были уже не нужны, на страже уже стоял медицинский персонал клиники.
Пациента перевезли в отдельную палату, помогли переодеться в больничный наряд и уложили отдыхать. Через полчаса пришла процедурная медсестра в голубом хитоне, умело выкачала из вены три пробирки крови и унесла с собой. Оставила еще банки-склянки для анализов и рассказала что, куда и как. Все происходило будто не с ним, Василием Петровичем Ломакиным, а с кем-то другим, а сам Вася как бы наблюдал за этим со стороны на безопасном расстоянии, свесив ножки с белого облака на небе голубом. На душе была пустота, как после крупного проигрыша в казино: ни о чем не думать, ничего не видеть и ничего не слышать. Потом привезли то ли обед, то ли ужин на небольшом столике, Вася поковырял в тарелках обессоленую, безвкусную пищу, даже хлеб показался каким-то больничным. Когда увезли посуду, арестант прилег на кровать и устремил свой взор на потолок в поисках на нем трещинок и паутинок на белой краске – оценивал ситуацию. Видимо, он забылся и уснул без сновидений, когда его разбудили чьи-то шаги. Открыв глаза, он узрел демона в халате, очень похожего на Ираклия Давидовича, с бумажной папкой вроде скоросшивателя.
– Дело Ломакина В. П., – подумал Вася – с сарказмом у него было все в порядке. Да, это была его история болезни, его история. Врач расположился на стуле рядом с ним и приступил к промыванию мозгов:
– Как ваше самочувствие? Что беспокоит?
Мягкий, почти вкрадчивый тон эскулапа почему-то разозлил Василия.
– Вы меня беспокоите, любезный, – чуть не сорвалось с языка. – Спасибо, ничего не беспокоит.
– Ну и славно. Мы, как положено, уже сделали ряд анализов. Остальные – завтра утром, натощак. Вечером снимем кардиограмму, проведем биопсию, ну и пожалуй, на этом этапе пока все.
Ломакин молчал, как честный российский коррупционер в гестапо.
– Если все пойдет как надо, завтра будет проведена подготовка, а после завтра – операция…
Тут уж Вася не выдержал:
– Какая операция!? – воскликнул он с обидой и злостью. – Я не понимаю…
– Операция будет полосная, под общим наркозом, длительностью часа на три-четыре. Оперировать буду я со своими ассистентами. Наша клиника делает подобные дважды каждую неделю. Поверьте, риск ничтожный, прогноз благоприятный, тем более при ваших объективных показателях и этапе болезни.
– Какой болезни? А можно операцию не делать?
– Операцию можно отложить на некоторое время, но тогда вероятность положительного ее исхода существенно уменьшится. Но дело не только в этом, Василий Петрович. Мало сделать операцию, не менее важен послеоперационный период – недели две-три.
– А какой у меня диагноз? Ведь меня серьезно ничего не болело до сегодняшнего дня?
– Крепитесь, Василий Петрович! Я вынужден вас огорчить – у вас рак желудка третьей стадии, подтип А, если быть точным, – вздохнул врач. – Но мы вас вылечим, будьте уверены.
Легким, привычным жестом он дотронулся до Васиной руки. Вася побелел, умолк, предметы вокруг него стали терять четкие очертания, задрожали, окружающий его мир стал отдаляться и терять смысл своего существования. Понимая состояние больного, Деканосидзе попрощался, тихо вышел из комнаты и оставил его одного для осознания реалий бытия. Рядом с палатой на стуле дежурил симпатичный плечистый парень и смотрел картинки в своем телефоне. Через десять минут Татьяна, "невеста" Деканосидзе, получила сообщение по е-мейл:
– Буду дома к восьми часам. Целую, Ираклий.
Это означало, что все идет по плану. Игра продолжалась. Назавтра Ломакина быстро подготовили к операции, сделали необходимые процедуры, отвезли на каталке в операционную и провели общую анестезию. Пациента ввели в состояние глубокого сна, чувствительность и сознание полностью отсутствовали.
Глава 6. Мир Иной
Дверь ушла куда-то в сторону, включилась синяя иллюминация и какой-то механический голос произнес:
– С тарой вход запрещен!
Ломакин оказался в огромном зале с высоким куполом, канделябры там всякие…
– Ну вылитый Исакий в Питере! – мелькнула мысль.
– Не Исакий, а Исаакивский собор, не Питер, а Санкт-Петербург, северная столица, – ответил могучий бас где-то в мозгу.
– Вы говорите мне без голоса, а я вас слышу без ушей? – помыслил Вася.
– Совершенно верно, академик Ломакин.
– А откуда вы знаете..? – не успел оформить мысль пораженный академик.
– А мы все знаем! Знаем даже, зачем ты к нам пришел и что тебя тревожит.
– А кто это ВЫ?
– Мир Иной. Или ты ошибся адресом? Табличку при входе видел?
– Нет, не видел, – упавшим голосом поделился пока еще живой Вася.
– Значит, табличка на реставрации. Меня зовут Диктатор. Это и моя должность, и хобби, кстати, – зарокотал бас.
– Буэнос диас, синьор Диктатор, – с перепугу мозг Васи выдал на испанском.
– Не важно, мы понимаем все языки нашей планеты.
– Почему ВАШЕЙ? А как же мы, человечество?
– Ха-ха-ха! – диктатор впервые проявил эмоции. – МЫ! Человечество – младенцы, временные жильцы на Земле и к тому же наши рабы.
– Как рабы? Мы, люди, сами победили рабство, и на всей планете…
– Не пори чепухи, это тебе не в телевизоре балабонить, – перебил его Диктатор. – Вы, двуногие агрессоры, живете на Земле всего-то сто тысяч лет, а мозги получили по нашим меркам лишь вчера. Мы – это царство вирусов, жили на этой планете уже в палеозое раннем, пятьсот миллионов лет назад, у каждого из нас корона! Приходим и порабощаем вас, поселяемся в организме людей и живем в нем, сколь нам угодно. Семь миллиардов – цифра неоптимальная, и мы ее корректируем по необходимости.
– А мы можем жить с вами в мире, без конфликтов?
– Исключено, конфликт заложен изначально, планета одна, вы – жертвы, двусторонний симбиоз исключен, это война миров. Ты что, Уэллса не читал?
– А как мне вас победить? – от отчаяния задал безумный в этой ситуации вопрос бедный Вася.
– А ты спроси у спецпредствителя президента по связям с международными организациями… И с нами, как понимаешь, тоже. Давненько мы с ним не общались, в гости ждем, передай ему от меня коронный привет.
– Так что, он знал о пандемии?
– Ты что, дитя малое? А еще академик. Ты думаешь, кто его в 90-х к власти привел? И "Роснано" мы организовали, и его мы поставили – для организации пандемии. Через своих людей… Так что нанотехнология и наш размер в твоем теле – не случайное совпадение. Вот тебе и закрытое открытие.
– Правительство России назначило, а не вы, – пытался сопротивляться воспаленный мозг Ломакина.
– Правительство содержало, точнее, такие налогоплательщики, как ты… Прощай, Ломакин, и не забудь мой приказ. Даю тебе неделю. Не уложишься – заказывай деревянный макинтош, а корону я тебе сам подарю, на крышку гроба положат торжественно. Слово "Академик" отольем в золоте, или ты предпочитаешь другой цвет?
Ноги Василия Петровича вдруг ослабли, колени подогнулись и он потерял сознание. Но мозг его не отключился, и он смог услышать последний диалог в Ином Мире:
– А куда его отправить, Ваше Короносиятельство?
– В Сибирь, конечно. Надо все четко организовать и добиться в этот раз успеха. Не как в Солсбери. Создадим новый повод для международных конфликтов и журналисткой трескотни. И не забудьте – скоро по плану волнения в США и война в Европе. Повод придумайте сами, Куратор.
– Будет исполнено…
Глава 7. Возвращение в реальность
Очнулся Василий Петрович в реанимационной палате. Он лежал на больничной койке под одеялом, глаза смотрели в белый потолок с квадратами встроенных светильников, тяжелые веки стремились вновь сомкнуться от яркого искуственного света. В помещении никого не было. Над головой весела какая-то конструкция, по видимому, вентиляция. Маска со шлангом, позволявшая дышать, закрывала почти все лицо. Тела он не чувствовал, вокруг висели какие-то трубки, провода, слышно было только тикание аппаратуры. Стук сердца еле различим, дыхание неглубокое и сиплое. Почему-то сильно саднило горло. Если бы он смог понять голову, то он бы увидел входную дверь на противоположной стене, а окно – с другой стороны. Справа, у кровати, стоял желтый кронштейн с подставкой для банок. Из одной из них тянулась прозрачная трубка с зажимами, которая скрывалась под лентой на его руке. Капельница снабжала его лекарством, в бутылочке булькали маленькие пузырьки с периодом несколько секунд. Его оставили не надолго, пакет с раствором уже почти пуст, и медсестра скоро придет. Мозг устал анализировать, веки сомкнулись, и он провалился в небытие.
Через некое время он вновь пришел в себя, открыл глаза, и видение повторилось. Зрачки не сразу привыкли к свету и долго фокусировались на сетке воздушного фильтра над головой – на светильники по-прежнему было больно смотреть. Слух уловил знакомое тикание и жужжание приборов, маска и капельница в том же положении, дыхание неглубокое, уже ровное, сердечный ритм спокойный. Но что-то изменилось в нем – он почувствовал свое тело, руки, лежащие на покрывале, ощущение спины на кушетке и затекшие от неподвижности ноги. Язык был тяжелым и сухим, хотелось пить. Шея отекла от напряжения, он даже не мог пошевилить головой. Но главное – он почувствовал свое лицо. Кожа на нем стягивалась, легкие покалывания ощущались в области глаз, щек и подбородка. Боли не было, было чувство невесомости, существовало время и пространство, и более – ничего.
– Вы меня слышите? – раздался тихий, спокойный женский голос. Его веки дрогнули, горло что-то пыталось выдавить из себя, но ничего не получилось.
– Если да, моргните один раз. Нет – два раза.
– Да, – ответили глаза.
– Вы на интенсивном курсе лечения, скоро вам будет лучше. Ощущаете боль?
– Нет.
– Вы что-нибудь помните, как сюда попали?
– Да.
Конечно, он помнил, как его забрали с Петровки, затем приехали в какую-то клинику, где его уже ждали. А потом операция, наркоз, и все…
– Спасибо. Сейчас надо отдохнуть, постарайтесь уснуть. Вам будет легче.
Черные глаза медсестры внимательно смотрели на пациента, пытаясь оценить его состояние и правдивость его ответов. От этого зависела его жизнь, и это было важно, критически важно не только для него самого.
Через два дня больного перевели из реанимации в обычную палату, однако лечение не прекращалось – ставили капельницы, кормили через трубочку. Временами он силился вспомнить тот то ли сон, то ли сеанс телепортации в Иной Мир, но образы и диалоги путались, наслаивались, не складывались в единую картину. Но желание восстановить то видение, ибо в нем скрыта важная истина, которая известна лишь ему, Василию Ломакину, его не покидало. Постепенно стали возвращаться силы. При очередном визите Ираклия Давидовича он попросил разрешения пользоваться смартфоном, но в этом ему было отказано. Он пока не мог понять, какую операцию он перенес. В его голове происходила какая-то путаница, лекарственные препараты искажали четкость мысли и предшествующие события, все было как в тумане.
Любая пластическая операция вызывает психологический стресс даже у психически здоровых пациентов. В случае с Ломакиным зоны вмешательства были очень большие и довольно травматичные. Зато на плоский и подтянутый живот порадовал отсутствием ужасающих швов и гематом, обычных после полосной операции. Кроме того, после окончания курса обезболивания присутствовал физический дискомфорт, который полностью выбил Василия из обычного ритма жизни. Именно поэтому уровень стресса были столь велик, что Ираклию Давидовичу пришлось организовать несколько сеансов психотерапии. Тем не менее, первый психологический шок и откровение, к которому пациент не был эмоционально готов, не заставил себя ждать.
На пожелание встать с постели врач объяснил Василию, что координация его еще слабая, и может закружиться голова. Когда Василий Петрович впервые подошел к зеркалу и заглянул в него, ни с чем не сравнимое чувство ужаса вспыхнуло в его измученных глазах с набухшими после операции веками, животный страх пробил его, как электрический разряд, от макушки до самых пяток: на него смотрело не его, а чужое, отекшее лицо. Присмотревшись повнимательнее через свои щелочки, он осознал, что на него из зеркала смотрит незнакомый человек.
Василия Петровича привели в чувство после легкого обморока, дали возможность отдышаться и отлежаться под присмотром Ираклия Давидовича, который поведал бедному и психически надломленному, а в прошлом счастливому и веселому человеку, о проведенных пластических операциях по приказу некой всесильной организации, которая и приказала его поместить в эту клинику. Резонный вопрос – зачем, с какой целью? Об этом лечащий врач не знал, в чем он искренне и заверил Ломакина. Более того, жизненный опыт мудрого господина Деканосидзе подсказывал: благоразумнее держаться подальше от чужих секретов – целее будешь. Он объяснил Василию, что его задача – провести операцию и поставить его на ноги в течение двух-трех недель, а дальнейшее ему неизвестно. Это было похоже на правду; тем не менее, Ломакин не мог простить его за чудовищный обман и соучастие в этом грязном деле, которое под силу только настоящим интеллектуалам без страха и упрека, без явно излишних, отягощающих жизнь гуманных принципов. Понимая это, Ираклий Давидович, так сказать, подсластил пилюлю, тожественно открывшись Василию, что онкологический диагноз – просто блеф, благодаря которому медикам удалось уложить его на операционный стол.
– Радуйтесь, Василий Петрович! Посмотрите на это с другой стороны. Онкологии у вас нет, вы здоровы как бык, да еще с новой, извините, более известной внешностью, чем были! И реабилитация протекает успешно.., – уверенно излагал он своим баском.
– А что мне теперь с ЭТОЙ внешностью делать прикажете? – взорвался Василий.
– Без понятия, друг мой! Но как врач предупреждаю: берегитесь переживаний, они искажают лицо и могут повредить еще слабые швы, так что соблюдайте режим и храните по возможности, олимпийское спокойствие! Никаких эмоций! Пейте больше чистой воды и спите, пожалуйста на спине, это позволит избежать нежелательных отеков…
2 июля 2020 года, четверг. В Барселоне прекрасная летняя погода, температура воздуха плюс 29 градусов Цельсия, вода – плюс 24 градуса. В отеле "Бе-Моль" и на городском пляже толпы загорелых туристов, многие с детьми, разгар летнего сезона. Администрация отеля предпринимает все усилия по сокрытию неприятного инцидента с одной из его постоялиц, дамой средних лет из России, случайно выпавшей из окна своего номера на пятом этаже. В номере отдыхающей не обнаружили ничего необычного – стандартный набор путешественника: паспорт, личные вещи, недорогие дамские ювелирные украшения, синий чемодан и коричневую сумку фирмы "Lakestone". Валюты и банковских карт в наличии не оказалось. Анализ записей камер слежения силами секьюрити показал, что накануне ее видели в баре в компании с импозантным мужчиной с бородкой и модной прической "мэн бан", но это подробности частной жизни, вмешательство в которую строго осуждается законом и считается дурным тоном в современном светском обществе.