Владимир Иванович Чуприна
Альбиносы
– Это ни есть главный сюрприз, – уловив реакцию друзей на акробатическую позу Фионы, брякнул Шрек. – Главный сюрприз впереди!
– Дурак! – Фиона быстро поднялась и, весело улыбаясь, стукнула друга. Шрек втянул голову в плечи. Новый взрыв веселья раздался над кампанией.
Толстяк, словно факир, продолжал извлекать из рюкзака какие-то блестящие металлические предметы, похожие на стаканы и ложки. Он демонстрировал их каждый в отдельности, называя по имени:
– Шейкер! Джиггер! Мадлер!
– Вау! – аплодировали девчонки.
– Набор «Брутальный бармен»! – завершил знакомство с посудой Шрек, разведя руки в стороны.
– А какой коктейль ты нам приготовишь? – спросила Барби, поправляя белые кудряшки, пересыпанные зеленой пудрой. Она слегка навалилась на Костика, ища опоры, и улыбнулась ему.
Шрек был уклончив и загадочен:
– Можно разные, – интриговал он. – Можно простой «деприк»: « Энергетик» плюс водочка, – подросток взял в руки бутылку и, состроив умное выражение лица, стал изучать этикетку. – Можно покруче…
– Например?
– «Черная каракатица», например.
– Это как? – мальчишки и девчонки глянули на бармена с уважением.
– Чайная ложечка кофе, – деловито инструктировал Шрек, – пятьдесят миллилитров водочки, дальше заполняем весь шейкер до краев «Кока – Колой». Полученная микстура порадует и глаз, и душу.
Последнюю фразу новоиспеченный бармен произнес, как заученный рекламный пул. Молодые люди почувствовали позерство в голосе друга, переглянулись и заулыбались. Но Шрек остался безразличен к их реакции и продолжал проповедывать:
– Смешение «Колы» и кофе – это смешение кофеина с кофеином. Бодрит не на шутку, и, кстати, прикольно шипит.
– Да-а?! – Лизабетт перебралась поближе и села, прижавшись розовым плечом к зеленому плечу Барби.
– А что-нибудь поэкстровагантней… – подсказала Фиона другу-толстяку. – Типа коктейля «Бодрит твою маму», – блеснула она осведомленностью.
– Окэй! – откликнулся на заказ «бармен», – но для «мамы» нужна целая миска мороженого. Она у нас есть? – Шрек окинул вопрошающим взглядом разноцветных друзей и ответил за них: – Нету!
Фиона с сожалением вздохнула. Но Шрек не выпускал нить затеянной им игры:
– Не отчаивайтесь, друзья! Брутальный бармен всегда найдет, что предложить взамен! – Толстяк поднялся и распрямился, встряхивая шейкер:
– Новинка! Фишка наступающего купального сезона! – он ловко перебросил блестящий цилиндр из одной руки в другую, покрутил его в воздухе, как цирковой жонглер булаву.– Коктейль «Секс на пляже»! – громко объявил Шрек. – Смешивается на…
– Вау-у! – ожила кампания, не дав бармену договорить.
– Смешивается на раз-два… – приглушая оживление, повысил голос Шрек, – на раз-два, – повторил он, требуя внимания, – две части водки плюс одна часть персикового сока.
Парнишка взял пакет с соком и вскрыл его.
– А также плюс апельсиновый сок.
Еще один пакет треснул в его руках.
– Ничего сверхъестественного, – продолжил подросток бармен-шоу. – Заправляем, трясем и разливаем по стаканам…
Он еще поиграл новеньким сверкающим смесителем в воздухе и, делая ловкие движения, стал разливать ликер.
– Стоп! Стоп, господа! – удержал Шрек друзей, уже готовых выпить :
– Все приправляется долькой апельсина. Вот так, – поработав блестящими щипцами – сквизором, он аккуратно разрезал фрукт и нацепил его кусочки на края стаканчиков:
– Вот, теперь прошу!
* * *
Костик держал в руках стакан с пахучей смесью и в очередной раз не знал, как ему быть. Он никогда еще не пробовал алкоголь и не хотел делать это сейчас. Мальчишка рос в доме, где о спиртном и табаке даже не заговаривали. Словно этого зелья не существовало вовсе. Бабушка Варвара Тихоновна была воцерковленным человеком. Сколько Костик помнил себя, он рос и познавал мир, рассматривая его через очки православных норм поведения. Божьи заповеди и молитвенные правила были для него столь же обыденны, как воздух, солнце и вода. Он никогда не сомневался в том, что все вокруг создал Бог, что наши души принадлежат ему. Что однажды мы вернемся к Создателю держать ответ за свое поведение на земле.
Костика любил настоятель, батюшка Амвросий. Он учил мальчишку с малых лет противостоять той нечистоте, которая словно океан без берегов, хлюпает вокруг церкви со всех сторон, вздымая волны блуда и пьянства, жадности и лжи.
Когда мальчишка подрос, батюшка благословил его помогать в алтаре. Около жертвенника и престола Костя трепетал. Он чувствовал, что находится на самом чистом островке посреди того океане, о котором говорил в проповедях священник. В такие минуты его душа поднималась над гребнями мирских волн, веруя, что никогда не упадет в грязь. Настроению юного сердца вторило пение духовного хора. Косте казалось, что он слышит за иконостасом не голоса молящихся людей, а шум крыльев ангелов, спускающихся на землю. Это была вершина его музыки!
Как-то мальчишке попался в руки диск с песнопениями камерного хора Нижегородской епархии. Юный псаломщик прослушал его несколько раз подряд. Пение профессионалов навсегда соединило для него небо и землю, мир Бога и мир людей, души и их Создателя. И Костя еще раз утвердился в своем решении взойти на эту музыкальную вершину после окончания школы.
Его стремление поддержали самые близкие люди – бабушка и настоятель храма. Никого ближе у мальчишки не было.
Своего отца Костя не помнил. Варвара Тихоновна рассказывала, что он бросил маму, когда Костик должен был вот-вот появиться на свет.
Маму он помнил смутно. Все время ждал и ждал ее. Она приезжала раз в год, ненадолго, привозила деньги и опять отправлялась на неведомый север на заработки. Костя ненавидел север. А когда подрос, случайно, из писем к бабушке узнал, что у мамы там новая семья. В этот миг в его душе что-то рухнуло и придавило ожидание и надежду. Мальчишка рыдал от боли. Прошло время, а рана так и не затянулась. Периодически она давала о себе знать беспричинной фантомной тревогой, словно его предали только что. Обида возвращалась из памяти и сжимала горло. Костя боролся с душившими его слезами, давая себе в такие минуты клятву, что когда вырастит, ни за что на свете не бросит собственных детей.
Если бы не бабушка, если бы не отец Амвросий – как бы он выжил тогда? Это их слова заставили впервые серьезно задуматься о смысле жизни. Церковные люди открыли, что Бог посылает страдания, чтобы сделать человека сильнее. И потому нужно думать не о том, куда бежать от горя, а как достойно пройти испытание, уповая на помощь Божию.
– В претерпевании невзгод и гонений вызревает душа, – учили они, – как колос в поле. Приходит время и колос дает урожай – зерна святости.
С той поры Костя чувствовал себя старше ровестников, был с ними молчалив и замкнут. Его не интересовали детские забавы. Он полюбил одиночество, оно давало возможность наблюдать за состоянием своей души, за поведением одноклассников и размышлять об увиденном. Ум подростка, зреющий на церковной ниве, постоянно находил слабости в себе и людях, раздвигал в душе тяжелые шторы, за которыми прячутся от созерцания человеческие грехи.
Вот и теперь, сжимая стакан с алкоголем, Костя разглядывал себя со стороны: вымазанного с головы до пяток в краске, притаившегося от посторонних глаз за кустами, готового глотать спиртовую жижу. Ему стало противно и тоскливо. Не так он мечтал сблизиться с Лизой. Не так.
– Пей! – Барби вывела Костю из раздумий. Она поддела дно Костиного стаканчика своими тонкими пальчиками. Девочка смотрела ласковым взглядом:
– Ну что же ты? – она обернулась, ища поддержки. Ей тут же поспешили на помощь.
– Давай, братэла! – Стерлинг вынул изо рта сигарету и поднял стакан, приглашая чокнуться.
– Ты только попробуй! – с наслаждением почмокала губами Фиона, отрываясь от напитка. – Отвал башки! – Она принялась целовать Шрека в толстые щеки от полноты благодарных чувств.
– Забей на все! – махнула Лизабетт, угадывая настроение одноклассника. – Давай рамсить!
Чтобы не создавать конфликта Костя взял из рук Барби соломину и, помешав содержимое стакана, отхлебнул глоток густой, вкусно пахнущей смеси.
– Да, вроде, ничего! – мелькнула мысль. – Зря я…
– Э-э, не так, деревня! – Шварценеггер поиграл в зубах пластиковой соломиной, показывая, как красиво высасывать жидкость.
Тянуть жижу через соломину Косте не понравилось. Трудно и бестолково, решил он. Подросток отхлебнул еще. Потом опять. Алкоголь ударил в мозги. Костю передернуло от непривычного чувства опьянения.
– Ну, как? – спросила Барби. Она смотрела, не отрываясь. Ее глаза играли мутным блеском. Девочка улыбалась без всякой причины.
В ответ Костя покачал головой:
– Ништяк! – попытался он снова стать своим для компании.
– Поп, не гони! Тебе не идет! Это паль! – рассмеялся Шварценеггер.
– Сто пудов! – поддержал Шрек.
– Эй, вы! – вступилась Барби. – Поп – наш! Усекли? – поднялась она.
– Да, ладно! – отступили пацаны. – Кто против?
Эту перебранку-разборку Костя пропустил мимо ушей. Его мысли текли в другую сторону.
– Зачем я вру? – задал он себе вопрос. – Ведь я не хочу пить эту гадость!
Чувство стыда зашевелилось в душе, как колючая осока от ветра. – Кому это надо? Им? – Костик окинул ребят взглядом. – Им всеравно. Мог бы и не приходить! Лизе? Ей тоже всеравно! Барби?…
– Вранье нужно тебе! – заговорил внутренний голос. – Ты хочешь быть с Лизой, вот и врешь, и терпишь насмешки. Не знаешь другого способа? Уведи ее отсюда! Боишься? Тогда ври дальше! Или… Что «или»? – спросил Костя. – Или наберись смелости и объяснись! Сейчас! Если не трус! Все сразу встанет на свои места, – внутренний голос требовал волевого импульса.
Подростки включили музыку и пошли танцевать, веселясь и шумно болтая. Они встали в круг, с удовольствием затряслись и задергались, то и дело отхлебывая ликер.
– Лиза! – позвал Костя.
– У-у? – сквозь сжатую в губах соломину процедила девочка.
– Отойдем! Надо мне… Пару слов…
Двигая ступнями в такт музыке, Лиза рывками, будто ехала на лыжах, подошла к Косте, оставляя на песке две борозды.
– Давай уйдем отсюда! – выпалил Костя и его сердце учащенно забилось.
– Зачем? – глаза Лизабетт округлились.
–Ну… – Костя взял ее за руку, – Это… побудем вместе! А-а?
Лиза высвободила руку.
– Не-а! – мотнула она головой. – Я со Стерлингом! Вот если бы он не пришел…
Девочка подалась к подростку всем телом. Она понизила голос до секретного шепота, чтобы их не расслышали:
– А тебя Барби хочет!
– Как Барби?! – застыло на губах мальчишки.
– Ну, ты чо-о, правда, не врубаешься?! Или гонишь?! – Лиза остолбенела.
Костя молчал.
– Чудной ты, Поп! – хмыкнула Лизабетт и «поехала на лыжах» назад. – Пока, пока! – пошевелила она пальчиками, оглядываясь.
Костя отошел к воде. Сердце сдавило отчаяние.
Сквозь шум музыки до его ушей донеслось:
– Лиз, прошвырнемся!
Это был голос захмелевшего Стерлинга. Костик обернулся и увидел, как Лиза, его Лиза, бросила пустой стаканчик на песок и прижалась к обнаженному торсу диджея. Парочка отделилась от компании и стала уходить вдоль береговой линии, смеясь и целуясь. За ними, выждав, побрели Шрек и Фиона, а через пару минут и Шварценеггер с новыми подружками, обнимая обоих за талии.
Костя сел, обхватив колени руками, и зажмурился, чтобы не смотреть в сторону зарослей. Он старался подавить приступ ревности и успокоиться.
– Укрепи меня, Господи! Укрепи, Господи! – взмолилась юная душа.
Перед взором возникла родная церковь, где всегда было покойно и радостно. Душа мальчишки всем своим воображением устремилась туда, как в спасительное убежище. Испуганная незнакомыми первыми в жизни приступами ревности душа не знала, что ей с этим делать и прибежала к иконостасу, где уже ни раз изливала свою боль святым ликам.
– Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!… – застучало в голове. Молитва полилась быстро-быстро, как дробные переливы маленьких подзвонных колоколов. Костя представил себя у церковной звонницы и замер, вслушиваясь в сладкую мелодию родной обители. Он различал колокольные звуки по частоте и тембру, считал такты, словно в голове тикал камертон, и удивлялся ненарушаемой гармонии древних музыкальных инструментов.
Видение сгладило остроту переживания. Вздохнув взволнованной грудью, мальчишка мысленно приложился к иконе на аналое и, открыв глаза, глянул на речку сквозь пелену горечи, застилавшей взор. Волжская вода была безмятежной. Ничто не нарушало размеренных ударов ее тихих волн в берег. Казалось, сама природа бьет в шепчущий колокол земли. И сердцу захотелось состояния такого же покоя и равновесия, как у этого величественного Божьего творения.
– Ну, и пусть! Ну, и пусть! Ну, и пусть! – зазвучали сердечные всплески в унисон неспешным ударам речной воды.
– Кто я ей? Кто я ей? Кто я ей? – стучало сердце в берега ревности, и мальчишка начинал понимать, что он всегда было чужым для девочки с ямочками на щеках.
– Никто! Никто! Никто! – откатывались волны разочарования, растворяясь легкой рябью утихающего волнения.
Уцепившись за спасительное воспоминание о церкви, Костик зашептал слова из молебного канона ко Пресвятой Богородице, который поется в душевной скорби:
– Одержим напастьми, к тебе прибегаю, спасения иский, о, Мати Слова!
Раньше он не придавал значения смыслу канону: молитва как молитва. Но теперь, в личной душевной непогоде, слова открывали свой тайный смысл и звали погрузиться в спасительную глубину правды Божьего слова, которую вещает церковь скорбящей душе.
– От тяжких и лютых спаси мя!… – повторял и повторял подросток, пока не почувствовал, что отчаянная просьба рассеивает тучи в душе, возвращая ясность в разум и чувства.
Костя остался в обществе Барби. Девочка что-то напевала и ползала по пледу, собирая остатки угощения и разбросанную посуду. Она изгибалась, то и дело вращая руками и ногами, изображая стриптизершу, и искоса поглядывала на парня.
Костя продолжал сидеть, обхватив колени руками, и не обращал внимания на старания Барби. Он все еще готов был броситься за Лизой, чтобы вырвать ее из лап Стерлинга. Даже представлял себе их драку. Но ни руки, ни ноги не слушались. Отрезвленный молитвою разум давил на чувства, как тормоз давит на колеса, не давая шелохнуться: – Это глупость! Это и есть «одержим напастьми…» – четко диктовал он.
Мальчишка уставился в одну точку и сидел неподвижно, пока в этой точке не появилась разноцветная « стриптизерша».
Костик спрятал голову в колени. Но Барби дышала все ближе. Он почувствовал ее взволнованное прикосновение.
Ноги резко ожили, сорвались с тормозов и подняли подростка. Он побежал на вершину берегового откоса, отчаянно работая ими.
Ты куда, Поп? – услышал Костя обиженный голос за спиной, но не ответил ничего. Лишь обернулся и с высоты поискал глазами Лизабетт. Ее нигде не было видно.
* * *
– Батюшки-святы! – Варвара Тихоновна всплеснула руками и перекрестилась. – Костик, ты никак в аду побывал?! Ой-е-ей! Что случилось-то? Как ты выглядишь? – запричитала она. – Где ты был, Константин?
– Ба, прости, потом!… – внук проскочил в ванную и заперся. Он включил душ и сорвал с себя испорченную одежду. Ему хотелось поскорее смыть разноцветную грязь, в которой он вывалялся, а вместе с ней и горечь переживаний от предательства девочки с ямочками на щеках. Горячая вода быстро растворила следы молодежного фестиваля, но гадкое ощущение ревности поднялось в душе с новой силой. Костя никак не мог забыть, что произошло на берегу. Перед глазами то и дело всплывала фигура Лизабетт, удаляющаяся в кустарник. Сердце сжималось от боли. Костя жалел, что так глупо раскрылся перед одноклассницей, которая совершенно равнодушна к нему, сокрушался, что игру принял за ответную симпатию.
– Дурак! – ругал себя мальчишка.
Он включал попеременно то горячую, то холодную воду, чтобы в состоянии температурного стресса отделаться от мысли о Лизе. Это не помогало. Тогда Костя стал задерживать дыхание и представлять, будто бы тонет в воде, падающей сверху. Ему виделось, что над ним вовсе не душ, а тяжелый водопад, в котором он вот-вот захлебнется и уйдет на дно.
– Так мне и надо! – негодовал подросток, чувствуя, как задыхается. Он резко вынырнул из «водопада», хватая воздух, и стал бить себя по щекам. Потом стукнулся лбом в кафельную стену, уперся в нее, словно в непреодолимую преграду из своих взволнованных чувств, и… заплакал. Его воображение упорно продолжало искать Лизу в зарослях «секси-парка». Ах, если бы не Лиза! Разве случилась бы эта буря в сердце? Стоп! При чем тут Лиза? Ну, да, конечно, она ушла с другим! Только главная причина ни в ней! Во мне! Я раскис! Слабак! Костя укорял себя, пытаясь вернуть самообладание и привести чувства в покойное течение. Как удалось это сделать у волжской воды с помощью молитвы, когда он узрел картину гармонии Божьего мира.
Мальчишке вспомнились слова отца Амвросия, в одной из проповедей священник говорил о том, насколько слаб человек, когда страсть овладевает им. Страсти губят, и даже доводят до смерти, если не научиться смирять их! Теперь Косте становился понятным смысл слов «страсть» и «смирение». Подросток делал открытие.
Его воображение разыгралось. Он представил себя в захламленном «Колизее», дерущимся с неведомым доселе врагом, который пытается поразить сердце, мысли и тело тяжелыми ударами уныния. Ревность атаковала, стараясь повергнуть свою жертву, а Костя отчаянно отбивался и чувствовал, что никак не может одолеть врага. Страсть падала и затихала, но вдруг поднималась с новой силой, не оставляя душу подростка в покое.
Рука сжала висевший на груди крестик, и мальчишка приложился к нему губами.
– Укрепи меня, Господи! – в который раз за минувший день начал повторять он, ища спасения. И в который раз душа устремилась в одно и то же, единственное на земле место, где можно укрыться от страсти – в церковь. И вновь зазвучали подзвонные колокола «Господи, помилуй! Господи, помилуй!…»
Отчаянная слезная молитва ободрила и постепенно успокоила. Костя почувствовал, что очередной приступ бури внутри него стихает.
– Вот и хватит! – громко приказал подросток себе и с силой надавил лбом в стену. Непреодолимая преграда, показалось, начала проваливаться. Костя вздрогнул и отшатнулся, ощупывая кафель рукой.
Он вылез из ванны. Растирался с наслаждением, до ощущения огня на коже. С удивлением наблюдая, как с каждым решительным движением к нему притекает сила и душевное равновесие. Крепость возвращалась в руки, плечи, в разум и чувства. Обрадованный молодой человек перекрестился:
– Слава Тебе, Боже! Слава Тебе…! – и стал одеваться.
– Иди кушать-то! – позвала из кухни Варвара Тихоновна. Она стояла у стола в ожидании внука.
– Благослови! – кивнула бабушка на полные тарелки, – ты в доме мужчина!
Костик взглянул на икону Спасителя, висевшую в углу под потолком.
– Очи всих на Тя уповают, Господи. И Ты даеши им пищу во благовремении. Отверзаеши Ты свою щедрую руку и исполняеши всякое животное благоволение, – произнес подросток и перекрестил еду на столе.
– Ну, вот! – обрадованно воскликнула бабушка. – Теперь это трапеза, а не пережевывание продуктов. Какой ты у меня все-таки молодец, что православный! – похвалила она внука.
Костя зарделся. Ему стало стыдно за недавний отказ идти на литургию и захотелось тут же рассказать обо всем, что с ним произошло.
– Прости меня, ба! Я…
– Бог простит! – перебила бабушка. – Все потом! Потом! – движением руки Варвара Тихоновна остановила внука. – Давай трапезничать уже! Голоден-то, поди?
Они сели за стол.
Мальчишка чувствовал, что бабушка хочет знать, откуда и почему он вернулся домой разноцветным ужасом, но не спешит заставлять его заново пережить минувший день, догадываясь наверняка, что это был какой-то кошмар.
Костя опустил голову и стал быстро работать ложкой, стараясь не смотреть на бабушку.
– Проголодался! – подтвердила та свою догадку.
Мальчишка оторвался от тарелки, распрямился и положил ложку.
– Что ты сказала батюшке, почему меня не будет? – напрягся он.
– Сказала, что у тебя проблемы в школе, – вздохнула Варвара Тихоновна.
– Так и есть! – Костик подскочил со стула. Посуда на столе брякнула.
– Ба! Так и есть! Честное слово! – он обрадовался, что не вынудил близкого человека лгать. – У меня проблемы! Были! Но теперь – все! Честное слово! Ты мне веришь! Никаких проблем больше не будет!
– Верю, мой мальчик! – вздохнула Варвара Тихоновна в очередной раз. И добавила:
– В твоем возрасте проблемы только начинаются.
Костя был счастлив, что недавний конфликт с бабушкой из-за его нежелания идти в церковь закончился. Он посмотрел на Варвару Тихоновну с любовью: какая она добрая!
* * *
Утром следующего дня, в половине девятого подростки, как воробьи на кормушку, привычно слетались на школьное крыльцо и, погалдев, разбегались по классам.
Костик заскочил последним, когда уже прозвенел звонок, на полшага опередив в дверях учительницу литературы. Он пронесся мимо своей парты и плюхнулся у задней стены, увешанной плакатами, на свободное место.
Восьмиклассники встали, приветствуя педагога.
– Вот что значит, Казанцев, влетать в класс на второй космической скорости, – отвечая на приветствие взмахом руки, начала урок Татьяна Андреевна.
Все обернулись.
– Тормозная ступень сработала только у последней парты, да? – пошутила учительница. – Спасибо, что стену не проломил!
Класс развеселился.
– Ну, все! Все! – Татьяна Андреевна постучала авторучкой. – Успокойтесь!
Она поправила очки, большим и указательным пальцами закрепляя их на кончике носа.
– Костя, иди на место! – приказала педагог. Она глянула поверх стекол, раскрыла журнал и присела.
Подросток медлил.
– Казанцев, я жду! – учительница повысила голос, требуя исполнения приказания.
– Я… это… – нехотя поднялся мальчишка, – можно я посижу здесь, Татьяна Андреевна! Ну, пожа-а-луйста! – протянул он.
Учительница поерзала на стуле, снова поборолась с очками на кончике носа, которые не хотели держаться, а так и норовили спрыгнуть на пол и, подумав, уступила:
– Сиди! Только если будешь болтать, я… – она погрозила пальцем, – я не знаю, что с тобой сделаю! Я не мамка родная!…
Одноклассники часто менялись местами. Педагоги относились к этому толерантно. Особенно, если пересаживались те, кто радовал успеваемостью. Костя был в их числе. Поэтому в поведении «хорошиста » Татьяна Андреевна не увидела ничего предосудительного. Никакой причины. Так, очередная мальчишеская блажь.
– Охота к перемене мест им овладела понемногу, – побурчала учительница литературы, цитируя классика, и углубилась в журнал.
Смех и оживление погасли. Начинался урок. Никто не обратил внимания, что Лизабетт не участвовала в общем веселии. Девочка сидела, уткнувшись в учебник, и не поднимала глаз. Она одна догадалась об истинной причине перемены в поведении соседа по парте.
* * *
Май заканчивался. А вместе с ним и учебный год. Школьников ожидали каникулы. Они обещали свободу, радость от пляжного загара, долгие посиделки у компьютера, гулянье допоздна по набережной, где в прибрежных кустах Волги звучит соловьиный оркестр. И еще много-много чего, что так волнует юное сердце, раскрывшееся для буйного цветения молодости.
До последнего звонка Костя просидел на задней парте. В одиночестве. К Лизабетт он так и не вернулся. А проходя мимо, старался не смотреть на нее и не заговаривать. Бывшая соседка пыталась замкнуть разорванный контакт, но Костя каждый раз ускользал из ее рук. Она попробовала объясниться по телефону, но молчание было ей ответом.
В конце-концов одноклассница прекратила преследования и прислала эсэмэску, написав всего три слова: « Имбицил! Пошел ты!…». Костя заблокировал номер Лизы, а потом и вовсе сменил сим-карту. Он стал недоступен. На этом их дружба оборвалась.
Где-то в глубине мальчишеской души, там, куда не дано заглянуть постороннему глазу оставалась маленькая заноза. Она нет-нет, да и напоминала Константину о разрыве с Лизой легким покалыванием в сердце. В такие минуты мальчишка носил телефон в руке, томимый желанием позвонить и помириться. Но боль, вспыхнув, тут же утихала. Она уже не была такой острой, как тогда на берегу. Внутреннее спокойствие Костя быстро восстанавливал молитвой и усилием воли.
Мальчишка окончательно овладел собою после исповеди отцу Амвросию, в которой рассказал о Лизе и своих переживаниях.
– Ты повзрослел, мой мальчик, – священник обнял юного псаломщика, как сына. – Наступило время плотских испытаний. Церковь учила тебя владеть собой в искушениях. Первый экзамен ты выдержал. Но, однажды побежденная, страсть никуда не уходит, не растворяется в воздухе бесследно. Она остается рядом. И бороться нужно будет всю жизнь. Не сомневайся в правильности своего поступка. Подумай, представь, если бы твоя история с этой девочкой получила продолжение, что бы ждало тебя? Как бы ты выглядел, в собственных глазах и в глазах окружающих, страдая о ветреной однокласснице? Надеюсь, понимаешь это?
– Да! – согласился Костик.
– Хочу укрепить тебя словами из Евангелия, – священник наклонился к самому уху подростка, – укрепить как взрослого православного мужчину, каким ты становишься. – Сказано в Писании: « Не ходите к блудной женщине, ибо…, – батюшка прижал голову юноши к своему плечу, – ибо, – повторил он, – все разорится, все отымется, ибо,… – снова подчеркнул отец Амвросий, – женщина есть украшение мужчины, а блудная женщина унижает его».
Костя слушал, затаив дыхание. Каждое Божье слово отозвалось в молодом сердце, как тогда на берегу – звоном колоколов, – погружающим в глубину вечных истин.
Священник накинул на голову послушника епитрахиль и прочел разрешительную молитву.
– Ступай! И не сомневайся! – напутствовал он.
Молодой человек вышел из церкви навстречу солнцу майского дня. Он с радостью вдохнул чистый воздух и поднял глаза на сверкающий позолотою купол.
– Слава Тебе, Боже! Слава! Господи, я люблю Тебя! – перекрестился отрок и зашагал в мир города, лежавшего у подножия храма.
* * *
На каникулах Костя решил работать. Не хотелось все лето шататься по городу без всякой цели, прозябать в парке, прыгая на роликах, или валяться на пляже в компании сверстников. Но чем заняться, мальчишка пока не знал.
В прошлом году он два месяца подрабатывал промоутером. Его соблазнило это иностранное слово. Казалось, в нем кроется что-то престижное, суперское. Я – промоутер, примерял на себя мальчишка, будто новую футболку, разрисованную красивыми иностранными буквами. Слово звучало, как имя продвинутого современного человека.
Костя пришел в торговую фирму «Салма компании М – Авенир» на улице Ленина, в здание бывшего кирпичного завода. Упакованная по-западному, – европанелями, обтянутая рекламными баннерами, как женщина блестящими бриджами, – фирма выглядела так, словно сошла с экрана боевика, посвященного итальянской мафии в американском Техасе. Но под заманчивой «одеждой» ничего престижного не оказалось: скучная, однообразная беготня по распространению рекламных листовок – и все. Нужно было по пол-дня приставать на улицах к прохожим, уговаривая их взять буклет с информацией о каком-нибудь товаре. Люди отворачивались, отмахивались, а иногда ругали прилипающих подростков, грозя «дать по шее».
Тогда Костя стал клеить рекламные листовки на автобусных остановках и дверях магазинов. В конце-концов оставил и это. Ему наскучило быть назойливым, как муха, и надоел копеечный заработок. Хотелось чего-то настоящего, взрослого. Но «Салма компании М – Авенир» занималась только посредническими услугами и кроме перепродажи ничем не интересовалась. «Пинает воздух» – так говорили про свою фирму ее безусые промоутеры. И Костя быстро убедился в меткости этого выражения.
Костик решил поискать себе занятие на сайте объявлений. Он набрал в поисковике ноутбука «работа для подростков 15 лет». На монитор выпал видеоролик про успешного американского подростка Джейка Уордена. Двенадцать миллионов просмотров на канале «Ютуб»; семнадцать миллионов просмотров в «Инстаграме» – гласил анонс к фильму.
– Во! Круто! – заинтересовался Костя и щелкнул «мышкой».
На экране появилось красивое личико в женском макияже. Косметика делала американского мальчика похожим на девочку: крашеные глаза, пухлые губы, улыбка, чуть открывшая рот – мимика выражала наигранную жеманную застенчивость.
– Джейк начал свою карьеру визажиста чуть больше года назад, – зазвучал голос за кадром, – он неплохой стэнд-ап актер. Джейк идет против всяких правил. Например, выливает тональный крем себе на лицо прямо из флакона.
Мелькнула фотография подростка, на которой он лил на щеки жидкость сразу из двух пузырьков. И снова голос:
– Три раза в неделю американский подросток выходит в эфир в новом образе, который немедленно воплощает на самом себе. Косметики у него – тонны. Как бы подросток не жеманничал – все его образы в результате не уступают работе профессиональных визажистов мирового уровня.
Замелькали новые фотографии, зазвучали новые комментарии к ним:
– Вот Джейк бреет брови одноразовой бритвой.
– А вот он наносит блестки на нос через вилку.
И снова фото: пальцы рук с неестественно длинными ногтями:
– Макияж у Джейка всегда идет в паре с маникюром. Джейк явно не равнодушен к нему.
Появилось очередное фото « паренька-девочки», в окружении родственников:
– Мама и сестра поддерживают начинания Джейка. Они были моделями для визажа, пока Джейк не начал делать макияж на себе.
– Тьфу, ты! – Костя плюнул. Его передернуло от вида почти бесполого существа, цена за услуги которого исчислялась тысячами долларов.
– И миллионов не надо! – возразил Костик невидимому комментатору, который продолжал упиваться гениальностью малолетнего американца.
Косте тоже хотелось прилично заработать. Но чтобы вот так! Не-ет! Не дай Бог!
Мальчишка перекрестился, отгоняя зрелище.
– Чему тут восторгаться? – недоумевал он. И рассмеялся:
– Спаси и помилуй!
– Внучек! – позвала Варвара Тихоновна. – Ты с кем разговариваешь?
– Ба, иди сюда! – еще громче расхохотался Костик. – Ты щас упадешь от смеха!
Вместе они просмотрели ролик заново.
– Боже мой! Боже правый! – восклицала бабушка в испуге и крестилась. А Костя от души веселился, тыча пальцем в монитор.
– Ну, хватит! Выключи! Прекрати! Избави, Господи! – баба Варя начала негодовать.
– Как хорошо, что ты у меня не такой, а настоящий! – проговорила она. И, сняв икону Спасителя с комода, расцеловала ее.
– Спасибо, Милостивец, за внука! Слава Тебе, Господи!
Костик и бабушка еще долго не могли успокоиться, вспоминая видео, обучавшее русских пацанов миллионным заработкам.
– Смотришь всякую дрянь! – смахивая последние слезы смеха, упрекнула внука Варвара Тихоновна.
– Я работу ищу, – возразил Костик.
