Владимир Иванович Чуприна
Пояс Богородицы
А кулумга продолжалась. Отдохнувшие и свежие, возвращались наутро отряды монголов, первыми начавшие эту кошмарную пытку. Но за ними уже молчаливо стояли, выстроившись в несколько линий, бронированные тяжелые всадники гвардии. Они смеялись, глядя на измотанную русскую рать, что-то весело горланили друг-другу, показывая на растерянную кучу-малу, бывшую еще вчера грозной «стенкой».
Еще немного и… рать дрогнет, побежит напролом через монгольский строй, назад, к спасительным стенам города. Последняя надежда уже поверженного, но все еще живого врага. Этот момент близок. Вот он! Взревели боевые рога тяжелой конницы, лучники перед ней рассеялись, открывая гвардии дорогу к разгромной победе.
– Алга – а! – слышит Батачулун. Он видит, как первая шеренга, за ней вторая, третья и последняя четвертая, сминая разбегающихся в панике «урусов», летит на крыльях славы и доблести.
-5-
Солнце уже окрасило небо над Сараем бледной лазурью начавшегося дня, а шум в степи не стихал. Провожающие заспешили к стойбищам и дальним выпасам – джайляу. Защитный вал ханского дворца и стены укреплений опустели. Предрассветная мгла рассеялась совсем и город наполнился светом. В богатой травами приволжской степи вдоль бесконечной речной излучины из пойменных лугов теснились бесчисленные постройки. В большинстве глиняные, разбросанные по прихоти обитателей, тысячи юрт и врытых в землю мазанок окружали ханскую ставку – Аттука-Таша, украшенную золотым новолунием и находившуюся в центре. Ставку обступали дворцы нойонов и эмиров – высшей ордынской знати. Тоже в большинстве глинобитные. Но мелькали и кирпичные, и деревянные сооружения: мечети и минареты, ремесленные мастерские гончаров, ювелиров и стеклодувов – опытных пленных умельцев.
Солнечные лучи упали на утрамбованные площади базаров, окруженных лавками купцов. С ними соседствовали загоны для караванных верблюдов и лошадей, гонимых сюда со всего белого света: из Сирии и Египта, Ирана и Греции. Как правило, неподалеку от караван-сарая дымилась чайхана. И не одна. Иноплеменного народу проходило через столицу ханства великое множество. Какой только говор не слышался здесь: гоготали черкесы, горланили кыпчаки и гагаузы, трещали венецианцы, зазывая покупателей; лилась, как песня, балканская речь, мягко шипела русская. Город внушал чувство гигантского шумного водоворота жизни, бурлившего и днем, и ночью. Этот водоворот втягивал в себя людские потоки соседних стран на великом пространстве от Индии до Италии, от Ирана до русского Залесья. О, это был удивительный город! Уже в его определении звучал парадокс – город кочевников. Как это? У людей, не сидевших на месте и вдруг город? Да, это гигантское стойбище личной гвардии хана по своим размерам превосходило многие крупные столицы иноземных государств. Но удивительным было то, что «город» не стоял на месте, врастая в землю каменными ногами. Он периодически двигался следом за своими стадами. Известно, по крайней мере, о двух его исторических перекочевках, вызывающих споры и путаницу в умах исследователей о том, где же все-таки стоял Сарай. Город-кочевник покинул первое стойбище Батыя и ушел к богатым лугам левобережья Ахтубы, оттуда двинулся в ее верховья к нетронутому разнотравью новых прикаспийских степей. Столица Орды, кочуя, меняла названия: Сарай-Бату, Сарай-Берке, Гюлистан, Сарай-аль-Джадит, Новый Сарай – но это был один и тот же город. Несмотря на свои удивительные размеры город-кочевник перемещался, почти не оставляя после себя следов пребывания на старом месте.
-6-
* * *
По всей северо – восточной Руси заголосили церкви: от Твери до Нижнего Новгорода, от Пскова до Владимира. Заголосили набатно, пугая, как голосят вдовы, застигнутые врасплох горем. Церкви разносили тяжелыми языками колоколов страшную весть о ползущей на отчую землю беде – злоименитый
царь Ахмат поиде на православное христианство, на Русь, на святые церкви и великого князя, похваляяся разорити и пленити.
Взволнованные люди спешили к храмам. Растерянно взирали они на пастырей, ища ободрения. В каждом городище, сельце или слободе молились о спасении от кровожадных «бессерменов», испрашивая у Господа укрепления для защиты от супостата.
Всколыхнулась Русь от края до края, словно испуганная дрожь прошла по ее телу.
– С нами Бог, разумейте, языци, и покоряйтеся, яко с нами Бог! – владыко Геронтий, отслужив литургию, вышел на соборную площадь Владимира, осеняя толпу крестом, который держал высоко над головой обеими руками.
Здесь же, напротив Успенского собора, стояла вооруженная дружина владимирского князя, поблескивая зерцалами и шлемами. Она торопилась в Москву, чтобы соединиться с полками великого князя и вместе сражаться против кочевников.
Едва пастырь повернулся к ратникам, как воины, словно по команде, сняли шлемы и кольчужные бармицы, обнажая головы, и опустились на колена.
– Благословение Господне буде на всех вас, – обратился Геронтий к дружинникам, – вы же мужайтеся, и да крепится сердце ваше, – владыко молился громко, во весь голос, чтобы его слышал собравшийся на площади простой люд. Геронтий окидывал взглядом лица воинов, ища на них страх или растерянность. Но дружинники были суровы и молчаливы.
Они глядели на пастыря отрешенно и задумчиво, словно их души устремились куда-то далеко от родного города, от собора, от стоявшего перед ними высшего церковного иерарха земли русской – московского митрополита Геронтия.
Вслед за суровыми мыслями воинов о возможной скорой смерти, их души летели на небо, ища Создателя, чтобы молить Его принять их по смерти и простить.
Архипастырь начал кропить святою водой обнаженные головы воинов, их оружие и хоругви. Он погружал кропило в серебряную чашу и взмахивал им,
а соборный клир громогласно возглашал: «Пособивый Господи кроткому Давиду, победити иноплеменника, верным людием твоим способствуй, и оружием креста низложи враги наша: покажи благоутробие на
-7-
нас древнея Мати Твоея, и да разумеют воистину, яко ты еси Бог, и на тя
надеющеся побеждаем, молящейся обычно Пречистой Твоей Матери, даровати нам велию милость».
Геронтий заканчивал чин благословения «воем, идущим на брань» и видел как суровые лица светлеют. Благодать Святаго Духа нисходила на православных ратников.
Митрополит московский прибыл во Владимир два дня тому с особой миссией. Великий князь собирал войска под Коломной со всей Руси, понимая, что битвы с Ахматом не избежать. Русские долго испытывали терпение золотордынцев, не посылая в орду «выхода». А минувшим летом казнили ханское посольство, прибывшее «миром» решить вопрос о долгах и новых налогах. Ганбатыр-мурза, войдя в кремль во главе небольшого отряда биев, вручил князю ханскую басму – восковой оттиск пятки Ахмата, который все вассалы, принимавшие милость правителя вселенной обязаны были принародно целовать, прежде чем приступать к переговорам с ордынским послом.
Кровь вскипела в жилах великого князя московского, глядя на ухмылку Ганбатыра. Иван выхватил из его рук басму, бросил ее под ноги и стал топтать. А стража тут же изрубила ненавистных послов. Чудом уберегся от расправы только один. Ему великий князь повелел: « Ступай, объяви хану; что случилось с его басмою и послами, то будет с ним, если он не оставит Русь в покое». Посла выдворили из кремля и отпустили восвояси.
Такую неслыханную дерзость хан Великой Орды не мог снести и оставить безнаказанной. Началась тщательная подготовка к карательному набегу, для которого созывали всех ордынских воинов междуречья от Волги до Дона.
Узнав о нашествии, Русь пришла в движение. Были посланы гонцы к удельным князьям и боярам, собиралось народное ополчение, укреплялись городища и крепостные стены. Москва готовилась встретить врага. И церковь не стояла в стороне. Под угрозой отлучения она прекращала удельные распри, призывала верующих на борьбу «с окаянными», повсеместно служила молебны ко Пресвятой Богородице,
защитнице и покровительнице земли русской.
В эти тревожные дни высший церковный совет решил перевезти в Москву из Владимира икону Божьей Матери, пятьсот лет назад подаренную Киевской Руси византийским патриархом Лукой Хризоверхом, ставшую духовным основанием новой русской столицы – города Владимира при князе Андрее. С иконой в сознании народа были связаны многие чудеса, творимые ею на протяжении полутысячелетия.
Геронтий лично возглавил московское посольство во Владимир. И тому была причина.
-8-
Решение перевезти икону в первопрестольную не было спонтанным. Накануне архипастырю приснился небывалый, поразивший его, сон. Он увидел Богородицу, которая шла прямо к нему, вся в ослепительном сиянии. Дева спускалась с высокой горы в окружении архангелов небесного воинства.
Впереди, неся огненный меч, выступал архистратиг Михаил. Он держал меч на плече. Его брови были сдвинуты, а взгляд суровым и немигающим.
Геронтий, придя в душевный трепет, пал на колени и приклонил голову к земле. Кто-то невидимый встал над ним и начал показывать десять чудес спасения, совершенных по милости Великой Заступницы.
