Владимир Иванович Чуприна
Про Вовку – олигарха из 5-го "б"
– Э-э, рыжий! А ну, стоять! – Вовка вздрогнул и обернулся. На него
смотрели, не мигая, три пары прищуренных мальчишеских глаз.
– Топай сюда, нищеброд! – пацаны ухмылялись, не скрывая своего
презрения к цвету Вовкиных волос.
– Рыжий-пыжий, конопатый, убил бабушку лопатой! – процедил
плечистый паренек, верховодивший в компании. Вовка узнал его. Это
был Сашка из параллельного, по прозвищу Удав. На длинной шее под-
ростка качалась большая ушастая голова. Сашка все время вертел ею
по сторонам, словно высматривал добычу, как удав в стойке. Отчего к нему и
прилипло это прозвище. Двое других были тоже из параллельного класса.
Подпевалы Удава: толстяк по прозвищу Чума и долговязый Костыль. Все
трое жили в пятиэтажной новостройке соседнего двора. И не хотели пускать
чужаков на свою территорию.
– Мы же предупреждали, чтобы ты не светился тут!
– Не врубаешься?
– В натуре?
– Вали отсюда, пока не получил! – подступили пацаны.
Но Вовка не собирался убегать. В соседнем дворе у него был свой
тайный интерес.
В дальнем углу, за новостройками, доживал последние дни перед сносом
старинный кирпичный дом. В нем уже не было окон и
дверей, полуразобранная крыша светилась ребрами стропил, под которыми
гулял ветер. Рыжий мальчишка приходил в этот дом каждый день. Здесь
жила его мечта. И никто не смел к ней прикасаться.
Вовка спрыгнул с дощатого покосившегося забора прямо в крапиву. Она
обожгла руку, подросток потер ожог, распрямился и шагнул к обидчикам.
– Братва! Глянь! Понтуется! – рассмеялся Удав, вращая головой.
– Получай, борзота! – крикнул он и кинулся на рыжего пришельца. Тот,
резко увернувшись, выбросил вперед кулак, в челюсть нападавшего. Удав
вскинул руки и грохнулся наземь, как подкошенный.
– Ах, ты – ы!… – Чума и Костыль бросились на помощь предводителю. На
Вовку посыпались удары. Прижавшись к забору, рыжий не давал окружить
себя и сбить с ног. Отмахиваясь, он целился по глазам и нанес-таки пару
чувствительных ударов. Костыль с визгом запричитал, прижимая ладони к
лицу. А Удав опять катался по земле и орал:
– А –а – а! Тварь рыжая!
Он пытался подняться, но тут же получал ногой в грудь и опять валился
навзничь.
Испуганный Чума отбежал далеко в сторону. Его полные щеки пылали.
«Братва» не ожидала сражения не в их пользу. Толстяк выглядел
растерянным, суетился и сжимал в руках смартфон. Он хотел снять на
камеру «победоносную» разборку с рыжим и теперь не знал, как быть.
– Харэ! Кончай мудрить! – позвал его Костыль. Чума спрятал смартфон
и поспешил к друзьям.
Противники выстроились друг против друга. Удав больше не нападал,
лишь выкрикивал угрозы. Оба глаза на его лице затекли. И когда он вращал
головой по сторонам сходство с представителем семейства пресмыкающихся
было особенно ярким.
– Мы еще встретимся! – угрожающе шипел Удав. – Нищеброд!
– Рыжуха!
– Падла! Дерьмо! – выкрикивали оскорбления пацаны.
Вовка молчал. Злость кипела в его маленьком сердце от обиды и
несправедливости. Ровестники оскорбляли его безо всякой причины. Просто
потому, что он из бедной семьи. И еще – рыжий. Злость рождала в душе
горечь унижения и желание набить морду еще и еще раз.
Из рассеченной Вовкиной губы сочилась кровь. Он потрогал рану рукой,
лизнул языком, огляделся и поднял с земли острый обломок кирпича.
С криком: – На – а! – размахнулся, целясь в пацанов. Те бросились
врассыпную, прикрываясь руками.
– Уходим, братва! Еще поймаем! – выкрикнул
Удав.
Троица отступила. Вовка повернулся, шагнул в крапиву и перемахнул
через забор. Он отстоял свое право приходить в соседний двор и был
доволен.
За забором виднелся красный кирпичный дом, старинный, с фигурной
кладкой.
Местами узоры облупились, но стены выглядели прочными. Железная
крыша провалилась, кровельная жесть висела ржавыми клочьями, болтаясь, и
гремела на ветру.
Но Вовка любил приходить в этот заброшенный дом. Однажды в школьном
музее он узнал, что лет сто назад здесь жил богатейший купец города. В этих
кирпичных развалинах мальчишка путешествовал в старину, улетая на
крыльях фантазии в далекое прошлое. Воображение рисовало ему
купеческую жизнь разноцветными красками. Он представлял роскошное
убранство, богатую утварь и мебель, разодетых людей, которые пользовались
великолепием купеческого быта.
Вовка оборудовал под крышей что-то вроде блиндажа, куда стащил всякое
старье: разбитый стол, ободранный диван, рамы из-под картин, обломки
стульев и еще много всякой всячины.
В этом блиндаже-штабе с интерьером из фильмов про трущобы мальчишка
проводил долгие часы, лежа на диване, курил и наслаждался своей тайной
мечтой. Мечта заполняла все пространство юной души, от края и до края,
не давала покоя, рвалась наружу.
– Эх, хорошо быть богатым! – рассуждал подросток. – Вот вырасту и
обязательно стану миллионером!
Вовка спустился из-под крыши на верхний этаж, прошелся вдоль
пустых окон, воображая себя купцом в отреставрированном живом доме.
– Мое! – радовался молодой купец, разглядывая в мыслях пышную
обстановку. – Быть богачом – это супер! Никто не посмеет обзывать меня
рыжим нищебродом! Я куплю самые дорогие кроссовки, лучший смартфон,
компьютер!
Ничего этого у Вовки не было. Рос он в неполной семье с матерью-
одиночкой. Сколько помнил себя, у нее были вечные денежные трудности.
Зарплаты хватало лишь на коммуналку, свет и телефон, скромную пищу, да
одежду из магазина «Сэконд хэнд».
Вовка вспомнил пацанов, с которыми подрался. Упакованные, сытые. Отец
Удава – хозяин супермаркета. У Чумы и Костыля предки тоже крутые.
– Вот стану олигархом и у меня будет супермаркет! Может не один! Всем
докажу, что я не нищеброд!
Окутанный туманом воображения, Вовка вернулся в блиндаж. И тут словно
гром грянул, в голове мелькнула догадка:
– А вдруг купец зарыл в подвале сокровища?
Мысль вцепилась в сердце и заставила его учащенно биться.
– Я же в подвале ни разу не был! Вот лошара! – укорил себя подросток за
несообразительность. Он тут же подскочил с дивана, затушил окурок и
устремился по сгнившей деревянной лестнице в цокольный этаж.
Подвал встретил пацана темнотой и сыростью. Яма под домом была
завалена кирпичом, старыми досками, картонными ящиками, битым
стеклом. На каждом шагу Вовка натыкался на кучи влажного мусора, тянуло
неприятным запахом свалки.
– Да какие тут сокровища? – остудило догадку благоразумие. – Ты погляди!
Помойка!
– А вдруг! – не сдавалась догадка. – Надо обследовать каждый сантиметр!
Вовка нащупал в кармане спички, разорвал картонный ящик, смял и
поджог. По стенам подвала заплясали причудливые блики. Один из них
вспыхнул ярче остальных и обнажил в стене напротив небольшую кованую
дверь. Она едва виднелась, заваленная осколками кирпича. Раньше Вовка не
не обратил бы внимания на дверь. Но теперь…
Мальчишка разгреб завал и откопал замок. Он подергал его, пытаясь сорвать
с петли. Но тщетно. Тогда поднял увесистый кусок кирпича и
принялся сбивать замок. Он колотил и колотил, пока кирпич не развалился.
– Там что-то есть! Точно! – шептала догадка, раззадоривая воображение.
– Ага! Канализация! – ехидничало благоразумие.
– Открой! – азарт перерастал в искушение.
Искушение отрезало путь к отступлению. Вовка хватал камни и кирпичи,
бил по двери, пытаясь сломать замок. Пока не обессилил.
Картонный ящик погас. Стало темно. Мальчишка присел на кучу мусора,
чтобы отдышаться и успокоить быстро бьющееся сердце.
– Завтра принесу инструмент и обязательно открою! – вздохнул Вовка. Он
завалил дверцу мусором, чтобы никто посторонний не нашел ее случайно и
выбрался наружу.
* * *
Последний урок подходил к концу. До звонка оставалось несколько
секунд. Ученики пятого «б» засуетились, предвкушая рывок на свободу.
– Тише, ребята! Тише! – пыталась погасить волну возбуждения
учительница. – Ждем! Уже обратный отсчет! – она отряхнула рукава блузки
от мела и замерла в стойке «смирно».
Заклокотал звонок. Подростки сорвались с мест, на ходу запихивая в сумки
учебники и тетради.
В эту минуту в кабинет пятого «б» вошла молодая женщина в
полицейской форме. За нею, сверкая крупными очками, семенила директриса
школы. Старший педагог подняла руку, требуя тишины и внимания.
– Минуточку! Сели все за парты! – скомандовала она. И продолжила:
– Сегодня к нам пришла инспектор по делам несовершеннолетних лейтенант
Алла Борисовна Тропинина. Прошу любить и жаловать!
