bannerbannerbanner
полная версияАрмейские рассказы

Владимир Иванович Шлома
Армейские рассказы

Полная версия

Вот в такие передряги я попадал в начале моей службы в ОЭРГ, но в этом не было ничего странного или удивительного, это была обычная армейская служба.

Демонстрация власти

Заканчивалось перевооружение пятого полка. График ввода в эксплуатацию командного пункта полка был под угрозой срыва. Монтажники затянули с монтажом оборудования, и на пуско-наладочные работы оставалась всего неделя. Если бы все прошло без накладок, то этого времени было бы достаточно, но в таких делах без косяков не обходится, и, к сожалению, они всегда возникают не вовремя. Отладка аппаратуры АСУ не пошла с самого начала, прежде всего, из-за некомпетентности, прибывшей бригады наладчиков. Я не знаю, кто с этой фирмой заключал договор, но прибывшая для пуско-наладочных работ бригада эту аппаратуру никогда в глаза не видела, и не имела ни малейшего представления, как проводить ее наладку. Поэтому, все работы выполняла представитель завода-изготовителя, Женя Рагуцкая, девушка молодая, но очень ответственная и уже достаточно опытная в своем деле. Обычно с этой аппаратурой никаких проблем не было, но здесь что-то не пошло. Сначала параметры питания не соответствовали норме, как выяснилось, из-за перекоса фаз, в результате чего два дня потеряли. Теперь обнаружились проблемы с ее функционированием.

Я заступил на плановое дежурство на командном пункте дивизии, и уже оттуда пытался контролировать ход наладки аппаратуры. А дела были плохи, за три дня поисков неисправности, бедная Женя не продвинулась ни на шаг. Оставалось три дня до постановки полка на боевое дежурство, а основная аппаратура боевого управления из-за неисправности не была введена в эксплуатацию. И меня, в очередной раз, бросили на прорыв. Генерал Друкарев дал команду подменить меня на боевом дежурстве, и поставил передо мной задачу – за двое суток найти неисправность. Я взял с собой литр кофе, и, на выделенной мне из ОЭРГ автомашине ЗиЛ-157, поехал в полк. Порадовало то, что пропуск на машину уже был выписан, и мне не пришлось тратить на это время. Обычно с выездом из городка была целая проблема. Для этого на руках, кроме путевого листа, нужно было иметь еще и пропуск на выезд, подписанный лично начальником автослужбы подполковником Свистуном, который подписывал эти пропуска строго с 8.30 до 9.00 утра. Позже найти его и подписать пропуск было уже не реально. Поэтому, при срочном выезде, эти пропуска пытались подделывать. Раньше, когда я служил в ОЭРГ, я тоже частенько пользовался поддельными пропусками. Мой подчиненный, Витя Линдт, прекрасно подделывал подпись Свистуна. Однажды, с таким поддельным пропуском, я попал под проверку, которую подполковник Свистун устроил на выездном КПП. Он лично проверял пропуска и многим кричал: «Я этот пропуск не подписывал. Это не моя подпись». Он прошелся вдоль очереди автомашин, во всех пропуска были поддельные, взял в руки мой пропуск, и пошел его всем показывать.

– Вот, смотрите! Вот моя подпись, – говорил он всем, показывая мой пропуск, который мне полчаса назад изготовил Витя Линдт.

Но сегодня я ехал с настоящими документами. Во-первых, как-то не солидно было бы старшему помощнику начальника связи дивизии ездить с поддельными документами, а во-вторых, ехал ведь я по личному распоряжению командира дивизии.

В полку меня встретила грустная Женя, она уже все перепробовала, но определить причину неисправности не смогла. Неисправность действительно была странной, аппаратура функционировала вроде бы нормально, но все сообщений уходили не дожидаясь нажатия кнопки «Передача». Начали с повторного измерения параметров попадающих под подозрение блоков, но все параметры были в норме. Нужно было найти какую-то закономерность, связанную с этой неисправностью. Начали по очереди проверять отправку всех стандартных сообщений, может не все отправляются без нажатия кнопки «Передача». Уже была глубокая ночь, кофе давно закончилось, голова гудела от перенапряжения, так как две предыдущие ночи я спал только по четыре часа, постепенно притупилась бдительность и начали работать с нарушением мер безопасности. До этого мы проверяли отправку сообщений только после приведения аппаратуры в исходное состояния, а теперь я набрал сообщение при поднятой столешнице пульта аппаратуры. Оно автоматически не отправилось, а отправилось, как и положено, только после нажатия кнопки «Передача».

– Этого еще не хватало, неисправность самоустранилась. Неужели плавающая неисправность? – с ужасом подумал я. – Для полного счастья нам только этого и не хватало. Ведь сейчас она исчезла, но в дальнейшем может появиться в любой момент.

Все специалисты знают, что нет ничего хуже самоустраняющейся неисправности. Найти причину такой неисправности очень сложно, ввиду ее непостоянства. Опустил столешницу и снова набрал то же сообщение, оно ушло автоматически. Опять набрал сообщение при поднятой столешнице, оно автоматически не ушло. От сердца немного отлегло, значит неисправность не самоустраняющаяся, уже легче. Значит неисправность где-то в столешнице: или в жгутах, или в кнопках. Искать неисправность в жгутах проводов с руку толщиной, это все равно, что искать иголку в стоге сена, поэтому решил сначала проверить кнопки. Попросил Женю проверить генерацию с кнопок при их нажатии, но ничего необычного не обнаружили, все кнопки работали нормально.

– Но ведь мы же проверили при открытой столешнице, – вдруг дошла до меня абсурдность проделанных измерений, у нас ведь неисправность при закрытой столешнице.

А с измерениями при закрытой столешнице была большая проблема, туда, к кнопкам, в этом положении попросту не было доступа, везде металлический короб. Ничего другого не оставалось, как провести измерения при не полностью закрытой столешнице, пытаясь пролезть щупами от осциллографа в небольшую щель, при этом грубо нарушая меры безопасности. Но риск себя оправдал, Женя обнаружила постоянную генерацию на кнопке «Передача». При приподнятой же столешнице генерация отсутствовала. Теперь все стало понятно, при опущенной столешнице кнопка всегда работала как нажатая, поэтому все сообщения и уходили автоматически.

Для специалистов поясняю суть неисправности. Поскольку эта аппаратура была построена на феррит-ферритовых ячейках, то и кнопка была соответствующей. При нажатии на кнопку, шток с приклеенным к нему ферритовым стержнем, опускался в ферритовое кольцо с обмотками, в результате чего и происходила генерация импульсов. Так вот, этот ферритовый стержень отвалился от штока и упал в кольцо, в результате чего кнопка и выдавала генерацию импульсов постоянно. При поднятии столешницы, а она при этом поворачивалась на 180 градусов и кнопки переворачивались «вверх ногами», ферритовый стержень выходил из ферритового кольца, и генерация импульсов прекращалась.

Я предложил заменить кнопку на исправную из ЗИП, но Женя не согласилась, кнопку нужно перепаивать, а после перепайки, поскольку аппаратура еще не принята в эксплуатацию, работу должен принять контролер ОТК, которого нужно вызывать из Минска, время устранения неисправности затянется на неделю. В условиях дефицита времени лучше заменить всю столешницу на новую, а неисправную отправить для ремонта на завод. Это действительно было правильное, хотя, на первый взгляд, и парадоксальное решение. Я съездил в городок, получил в секретной части совершенно секретную столешницу, получил пистолет для ее охраны, и привез ее в полк. Быстренько заменили столешницу на новую, потом восемь часов проверяли изделие на функционирование в полном объеме, после чего я и доложил командиру дивизии, что неисправность устранена, изделие введено в эксплуатацию, и полк можно ставить на боевое дежурство. Стоявшая передо мной задача была успешно выполнена, и я поехал домой.

Пока мы с водителем доехали до КПП, было уже порядка часа ночи. Дежуривший на КПП молодой прапорщик, дежурный по ВАИ, проверил наш путевой лист и сказал, что он просрочен, срок его действия истек час назад, а сейчас уже другое число. Я ему объяснил, что мы едем с устранения неисправности, не по своей воле задержались, выполняли приказ командира дивизии.

– Мне все равно, чей вы приказ выполняли, – заявил прапорщик, – у вас путевка просрочена.

– Но я ведь не выезжаю из городка, а возвращаюсь, – возразил я.

– Ничего не знаю, – с самодовольным видом заявил прапорщик, – я вашу машину арестовываю, поставьте ее на штрафную стоянку.

Было видно, что он наслаждается своей властью, ему явно хотелось поиздеваться над офицером.

– Послушайте, – сказал я, – у меня в машине совершенно секретный блок, я не могу его здесь оставить, видите, у меня с собой пистолет для его охраны.

– Так забирайте его с собой, – невозмутимо ответил прапорщик, – машину я не отпущу, она арестована.

– Как мы его потащим, – снова возразил я, – он весит больше пятидесяти килограмм, а идти больше трех километров по снегу.

– Ничего, вдвоем с водителем как ни будь и дотащите, – явно издевался надо мной прапорщик.

Такая перспектива не радовала. Идти ночью три километра с совершенно секретным блоком, по дороге, идущей по лесу, зимой, да на этой дороге еще и впадина, глубиной порядка ста метров, ее летом-то сложно пешком преодолевать. А если что случится? За утерю совершенно секретного блока можно получить семь лет тюрьмы. Прапорщик явно не ведал, что творил.

– Давай я позвоню командиру дежурных сил, или начальнику штаба, – предложил я, – и тебе дадут команду меня пропустить.

Но прапорщику явно понравилось издеваться над попавшим в затруднительную ситуацию старшим лейтенантом, и он продолжал.

– Я не разрешаю вам звонить с этого телефона, это служебный телефон, только для дежурных.

– Ну тогда сам позвони, и тебе дадут команду, – снова предложил я.

– Я никуда звонить не собираюсь, ставьте машину на штрафстоянку, – подвел итог разговора прапорщик.

– Товарищ прапорщик, – перешел я на официальный тон, – тогда я буду вынужден Вас арестовать.

– Ну и арестовывайте, если такой смелый, больше вообще никогда за КПП не выедете, – заявил мне прапорщик.

 

– Товарищ прапорщик, Вы арестованы, – объявил я ему, – садитесь в машину и поедете со мной, будете охранять арестованную Вами машину, я ее от Вас не забираю, доедем до ближайшего телефона, и я позвоню начальнику штаба дивизии, раз Вы не разрешаете мне позвонить с этого телефона.

Ближайший телефон был только в пожарной части на въезде в городок, расположенной за три километра от КПП. Поскольку начальник штаба дивизии полковник Котов разрешил мне по любым проблемам, возникающим при устранении этой неисправности, звонить ему в любое время дня и ночи, то я и разбудил его в два часа ночи. Доложил об устранении неисправности, и о том, что дежурный по ВАИ арестовал мою машину с совершенно секретным блоком за то, что путевой лист оказался просроченным на один час, и не разрешил позвонить по этому вопросу с КПП, поэтому мне пришлось этого прапорщика арестовать, и привезти сюда. Он стоит рядом. Спросил: «Что дальше делать ему, и что делать мне с арестованной машиной?»

– Везите блок в секретку, я сейчас дам команду, чтобы вызвали секретчиков, и передайте трубку этому долбоконю, – сказал начальник штаба.

Я передал трубку прапорщику, который слышал весь наш разговор, так как громкость в телефоне была для этого достаточной. Я еще немного постоял, чтобы тоже услышать, что ему скажет разбуженный среди ночи начальник штаба.

– Вы почему не разрешили ему позвонить с КПП? Что за самоуправство? Вы что, не видели, что он с пистолетом? – кричал на него начальник штаба. – А сейчас бегом обратно на пост, даю Вам двадцать минут времени, чтобы добежать обратно, и сразу же мне позвоните. Я засекаю время.

И прапорщик побежал к себе на КПП, по снегу, по которому он мне предлагал тащить блок. Надеюсь, что после этой пробежки у него надолго отпало желание поиздеваться над людьми, попавшими в затруднительное положение. Я был доволен, этот кретин, который упивался своей значимостью, демонстрируя передо мной свою власть, был примерно наказан. А мы с водителем поехали сдавать совершенно секретную столешницу. Главное, чего мне тогда хотелось – это выспаться.

Рыбалка на Сылве

Рыбалка в Пермском крае отличная, мне об этом неоднократно рассказывали. Но мне лично попасть на хорошую рыбалку не удавалось. В Бершети, где я проживал в военном городке, на рыбалку можно было выйти только на небольшую речушку, под названием «Портянка», протекающую рядом с городком, порядка десяти метров в ширину и не более метра глубиной в самом глубоком месте. Говорили, что в ней водится хариус. Мы с Сашей Мясоедовым дважды сходили туда на рыбалку, но ни одного хариуса не видели, у нас клевали только пескари, некоторые правда довольно приличного размера, на пару сковородок мы их налавливали. Но это была не та рыба, ради которой стоило ходить на рыбалку, поэтому, больше мы туда не ходили. Личного транспорта у нас не было, а автобус из городка ходил только до Перми, и о поездке на рыбалку автобусом речь даже не шла.

Поэтому, когда майор Румянцев, заместитель начальника штаба по связи пятого полка, предложил мне съездить с ним на рыбалку на Сылву, я очень обрадовался. Я как раз проводил регламент у них в полку, поэтому нам ничего не мешало втихаря съездить на рыбалку на моем ЗиЛ-157. Удочек правда у меня с собой не было, но Румянцев сказал, что у него есть четыре длинные удочки. Рыбацкой одежды у меня тоже не было, я был в повседневной форме, которую не хотелось пачкать на рыбалке, поэтому взял синюю регламентную форму у своего сержанта. В восемнадцать часов, после окончания рабочего дня, мы поехали на Сылву, которая протекала недалеко от расположения полка. В какой-то деревне начали спускаться к реке, которая виднелась где-то глубоко внизу. Спуск был очень крутой, порядка двадцати градусов, и длиной метров пятьдесят. Накануне прошел дождик, поэтому спуск был очень скользким, машину, с заторможенными колесами, потихоньку снесло вниз. Я понял, что наверх мы по этому склону не поднимемся, тем более, что мой водитель, Сережа Ефименко, не имел достаточного опыта вождения, а справа, вдоль всего этого спуска, был глубокий обрыв, если машину снесет туда, то она не один раз перекувыркнется. Я сразу спросил у Румянцева, есть ли обратно другая дорога, поскольку по этой мы наверх не поднимемся.

– Ты что, трусишь наверх подниматься? – спросил меня Румянцев.

– Водитель молодой, неопытный, можем оказаться вон под тем обрывом, – пояснил я. – Где потом кран брать будем, чтобы машину вытащить? В прошлом году мы с Василием Михайловичем трактор еле нашли, чтобы машину вытащить.

А в прошлом году произошла следующая история. Возле нашей кабельной трассы строители траншеекопателем рыли траншею для прокладки нового кабеля, и вызвали нашего представителя для согласования этих работ. На согласование поехал сам заместитель командира ОЭРГ по линейно-кабельным сооружениям капитан Карнаухов, который прекрасно знал расположение всех наших кабелей, так как они прокладывались при его непосредственном участии. На месте он, с помощью кабеле-искателя, нашел место прохождения подземного кабеля, который шел вдоль лесной просеки, отмерил три метра влево, расстояние на которое следовало отступить от нашего кабеля, и подписал разрешение на производство работ. Не успел он вернуться обратно, как наш кабель порвали, причем сразу в двух местах. Позже он вспомнил, что много лет назад, при прокладке этого кабеля на просеке стоял сломанный бульдозер, и кабелеукладчик не смог по ней проехать, поэтому свернули влево, по полянке обогнули лесок, и через полкилометра опять вышли на просеку. Получилась такая петля, которую теперь в двух местах и порвали строители, причем, их вины в этом не было. Поскольку работы по восстановлению этого кабеля нужно было вести в двух местах двумя расчетами, мой начальник, капитан Саломатов Василий Михайлович, предложил мне проехать вместе с ним, чтобы руководить вторым расчетом. Я пытался отказаться, так как никогда не занимался ремонтом кабелей, но он меня успокоил, мое дело будет смотреть за соблюдением мер безопасности, остальное без меня сделают, так как в этом расчете специалисты опытные. Поехали на автомашине ЗиЛ-157 лейтенанта Богачева. Почему не взяли мою машину, я уже не помню. За пару часов кабель восстановили, и поехали обратно. Поскольку обед мы уже пропустили, а до ужина было еще далеко, Василий Михайлович предложил заехать на рыбалку, на Сылву, рядом с которой мы проезжали. Мы свернули к реке, водитель остановил машину на небольшом уклоне, в тридцати метрах от берега реки, дальше был небольшой обрывчик, порядка метра высотой, и через десяток метров уже была вода. В общем, подъехали удачно, не нужно было тащиться к реке за несколько километров. Василий Михайлович дал мне смонтированную леску с поплавком и крючком, в ближайшем орешнике вырезали удилища, накопали червей, и начали ловить хариуса. Вода в реке была прозрачная, и было видно, как эти рыбки перемещаются на быстром течении, но поклевок пока не было. Солдаты тоже все высыпали на берег и наблюдали за нашей ловлей.

За спиной послышался какой-то шум, я оглянулся и увидел, что машина, набирая скорость, движется на нас. Она спрыгнула с обрыва, и, проехав еще пару метров, застряла в песке на берегу реки. На этом рыбалка и закончилась. Поскольку ехали с ремонта кабеля, то лопат в машине было много, за полчаса срыли обрыв и попытались выехать на бугор, но не тут то было. Колеса зарывались в песок, и машина самостоятельно на бугор подняться не смогла. Василий Михайлович отправил сержанта в ближайшую деревню за трактором, на котором тот вернулся через пару часов. Машину вытащили на бугор, и мы поехали домой. Поэтому, сейчас я не хотел рисковать, поднимаясь по скользкому крутому спуску.

Подъехать к реке нам не удалось, так как был весенний разлив, и Сылва вышла из берегов на хороших полкилометра.

– Придется здесь ловить, – сказал Румянцев, и вытащил из мешка сети. – А вот и мои удочки. Будем закидывать.

Он надел костюм Л-1 и пошел ставить сети, четыре сети по 25 метров длиной, а я отогнал машину подальше от воды, чтобы не привлекала внимания, и вернулся. Больше до утра делать было нечего, поэтому развели костер и сели ужинать. Тут то и обнаружилось, что у нас нет воды. Есть трех литровая канистра спирта, есть закуска, но нет воды.

– Ничего страшного, – сказал бывалый охотник и рыбак майор Румянцев, этого добра и в речке полно.

Он набрал из реки полстакана воды, остальное долил спиртом, выпил, и стал закусывать, передав стакан мне. Мне как-то не хотелось разбавлять спирт водой из реки, мало ли что в ней плавает, кроме того, это была даже не река, а поле, на которое зашла вода из реки. Я налил себе в стакан на донышко спирта, выдохнул, и залпом выпил. Все внутри обожгло, в горле стало настолько сухо, что казалось, будто оно сжимается. Чуть не задохнулся, но вспомнил мудрость алкашей, занюхал хлебом, и немного полегчало, уже можно было закусывать.

– Ну ты алкаш, – удивился Румянцев, – никогда не видел, чтобы спирт пили не разбавляя.

– Я тоже никогда не пил не разбавляя, – уточнил я, – это первый раз попробовал.

Выпили еще по одному разу. Во второй раз, мне уже было легче. В третий раз я уже налил себе грамм пятьдесят, и выпил без проблем, что значит тренировка. Возле костра и легли спать. Утром Румянцев вынул сети. В первой сети вообще ничего не было, в двух других по одной маленькой щучке не более полкило весом, и в последней – две такие же щучки. Таким образом, общий улов составил порядка двух килограмм.

– Спирта на большую сумму выпили, чем рыбы поймали, – сказал Румянцев, – забирай их все себе, для себя я еще наловлю.

Домой мы поехали по объездной дороге, сделав крюк порядка пятнадцати километром, но для автомашины это не расстояние, и, к завтраку, мы были уже в полку. Хотя рыбалка, по мнению Румянцева, и была неудачной, но для меня, она была самой удачной, ни до того, ни после, живя в Бершети, я не приносил домой с рыбалки столько рыбы.

Летчики

Летчики народ особый, от обычных людей они отличаются, прежде всего, отменным здоровьем. Если бы я хоть раз выпил столько, сколько выпивают летчики, я помер бы сразу. Летчиком был, и мой сосед в Оренбурге Витька Чемирисов, темноволосый симпатичный парень выше среднего роста, обладатель толстой, но очень пластичной фигуры. Черный летчик, который любит кушать белое куриное мясо, как его называли поварихи во всех столовых, где ему приходилось питаться. Через него я познакомился и с остальными летчиками нашей эскадрильи. Витька тогда был еще правым летчиком на ИЛ-14, а я только приехал в Оренбург в управление армии. Сначала познакомились наши жены, Аня и Лариса, так как у нас были дочери одинакового возраста, а потом и мы с Витей, так постепенно и подружились.

Первое мое знакомство с летчиками состоялось, когда меня отправили самолетом во Владимир за оборудованием для командного пункта, и первое, что меня поразило, было отношение летчиков к командиру самолета. Пока были на земле, они обращались друг к другу, в том числе и к командиру только по имени, но как только закрыли дверь самолета, все обращались к командиру, только – «командир». Получить оборудование в день прилета мне не удалось, пришлось заночевать в местной гостинице. С номерами, как всегда в советское время, в гостинице было туго, с трудом удалось получить один четырехместный номер, поэтому, все поселились в одном номере. Всю ночь летчики играли в преферанс, и, конечно же, пили. Я играть в преферанс не умел, поэтому выпил вместе с ними пару рюмок, и лег спать. Надо отдать им должное, вели они себя тихо, и мне спать не мешали. На следующий день мне удалось решить все свои проблемы, и, к вечеру, оборудование загрузили в самолет. Вылет был запланирован на восемь часов утра следующего дня. Мы остались еще на одну ночь в гостинице. Для этой ночи летчики, кроме водки, зачем-то закупили еще и кефир, зачем я не понял, но расспрашивать не стал. В эту ночь летчики играли в преферанс до четырех часов утра, потом последовала команда командира: «Всем спать». Проснулись они в шесть часов утра, умылись, побрились, выпили по бутылке кефира, и, абсолютно бодрыми, пошли на предполетную медкомиссию, успешно ее прошли, и мы улетели домой.

Молодые летчики часто собирались у Вити, чтобы отметить какое ни будь событие, не обязательно праздник, главное, чтобы было что выпить. Компания была небольшая, сам Витя, еще один правый летчик Славик Удовицкий, и два молодых штурмана: Володя Седов, по кличке «Слон большой», и Витя Самков, по кличке «Слон маленький». Иногда к этой компании присоединялся командир эскадрильи Арсен Александров, и редко, когда не был в командировках, присоединялся к ним и я. Позже к этой компании начал присоединяться и новый доктор летчиков, Игорь Калючицкий. Что можно сказать об этой компании, все они были хорошими ребятами, добрыми, веселыми, хотя и несколько расторможенными. Попытаюсь кратко рассказать о каждом.

 

Витя Чемирисов был еще охотником и книголюбом. У него была огромная библиотека редких книг, которые он привозил с тех мест, куда летал, у него во всех книжных магазинах были знакомые, у которых он выменивал нужные книги на какие ни будь дефицитные товары, типа растворимого кофе, которые он выменивал в других местах. Как сейчас говорят, у него была коммерческая жилка. Он не просто собирал книги, он знал какие книги, где и когда выпускались, и каким тиражом, поэтому, подбирал серии самых редких книг, которые, в будущем, должны были стать очень дорогими. Что касается охоты, то я не помню, чтобы он что-то приносил с охоты, но на охоту всегда собирался очень бурно, всегда чего-то не мог найти, и на пол со шкафов летели все вещи, которые лежали на полках. Лариса, его жена, потом до самого его приезда с охоты раскладывала все по местам. Запомнилась мне только одна история, связанная с их охотой, которую он мне сам и рассказывал. Как-то вместе с ними на охоту поехал еще один мой знакомый, Гриша Тарарин, потомок терских казаков. Его сначала не хотели брать, но он подкупил тем, что пообещал, с добытых на охоте уток, приготовить на ужин вкусный суп. Поскольку возиться с ужином никому не хотелось, то его и взяли. Первых два чирка добыли очень быстро и отдали их Грише, который их ощипал и принялся готовить ужин. В одном казане он варил суп, а в другом чай. На заварке он решил не экономить, и высыпал в казан всю пачку чая, индийского, со слонами. Суп тоже сделал в лучшем виде, с картошечкой и пшеном, заправил поджаренным луком. Ну очень ароматный суп получился, на его запах вскоре и сбежались охотники. Гриша с гордостью разливал суп всем по мискам, нахваливал, и приглашал отведать. Первому отведавшему суп, в нем что-то не понравились.

– А чем это он пахнет? – спросил он.

Зачерпнул ложкой суп и вытащил, о ужас – кишки.

– Гриша! Ты что, их не выпотрошил? – спросил он Гришу.

– А разве нужно было? – удивился Гриша, я дома никогда не потрошил.

– Так дома у тебя наверно были магазинные, уже потрошенные. Нам теперь что, с говном суп кушать?

– Я сейчас все исправлю, – нашелся Гриша, – сейчас промою уток в чистой воде, не выбрасывать же мясо, а суп я быстро новый сварю.

Гриша вылил содержимое второго казана на землю и побежал к реке за водой. Давайте пока хоть чай попьем, решили охотники.

– Гриша, где чай? – спросили они прибежавшего Гришу.

– Ой, а я его вылил, – только сейчас осознал Гриша то, что сделал.

– Ну тогда по новой заваривай.

– Так заварки больше нет, – сознался Гриша.

Гришу спасли только ноги, если бы догнали, то могли бы и убить. Спать легли голодные, похлебав только кипяточка.

А вот Чемирисов готовил прекрасно, особенно первое, которое готовил только сам, приготовление первого жене он не доверял. Детям, Лене и Лиле, которые обычно ничего не хотели кушать, периодически готовил суп с домашней лапшой, придумывая ему какое ни будь экзотическое название, и дети с удовольствием уплетали его за обе щеки. Зимой, если он или я привозили из командировки мясо, в Оренбурге купить мясо в магазинах было невозможно, делали вместе пельмени, в больших количествах, и приглашали на пельмени соседей. К пельменям Витя делал свой фирменный соус: в томатную пасту добавлял тертый чеснок, немного уксуса, жидкость из кастрюли, в которой варились пельмени, все перемешивал, и соус готов. Я этот соус для пельменей до сих пор готовлю, и Витю вспоминаю. А летом Витя часто готовил окрошку из ничего, это примерно то же самое, что и суп из топора. В Оренбурге летом было очень жарко, до 45-ти градусов, поэтому желание покушать окрошку появлялось часто. Поскольку дома всех необходимых продуктов не было, он шел по соседям и собирал что у кого есть для окрошки. Готовил большую кастрюлю окрошки, литров на восемь, и приглашал на обед всех соседей.

Но, несмотря на все эти достоинства, примерным семьянином он не был, иногда не приходил домой по несколько дней, где-то играли в преферанс, и конечно-же пили. Домой часто возвращался на бровях, и, на следующий день, ничего не помнил из того, что было вчера. Сначала я думал, что он притворяется с потерей памяти, ведь язык у него никогда не заплетался, сколько бы он не выпил, в отличие от меня. У меня язык начинал заплетаться уже после второй рюмки. Потом летчики мне подсказали, что у Вити есть один индикатор, по которому точно можно определить, что он уже принял на грудь запредельную дозу, после которой, назавтра, ничего не будет помнить. Таким индикатором был его нос, который, при принятии запредельной дозы спиртного, заметно сворачивался в правую сторону. Я убедился, что это действительно так. Как-то летом он вернулся домой после очередного трехдневного загула в сопровождении еще одного летчика. Они сели на скамейке возле дома и продолжили играть в карты, было видно, что Витька мухлюет, но второй летчик этого не замечал, поскольку тоже был сильно пьяный. Витя выглядел абсолютно нормально, язык не заплетался, но нос был свернут, и я решил проверить верность того, что мне сообщили летчики. Я попросил у Вити взаймы три рубля, которые он мне тут-же и дал. На следующий день я принес ему его же трешку и поблагодарил за то, что он меня выручил. Оказалось, что он не помнит не только то, что давал мне деньги, но даже то, что вчера играл возле подъезда в карты. Это уже был очень опасный признак, но Витя не обращал на него никакого внимания, продолжал пить по-прежнему. Как-то, возвращаясь с очередной попойки, он не дошел до квартиры и уснул на лестничной площадке третьего этажа, наполовину перевесившись через перила вниз головой. В таком положении его и обнаружили утром, как он не упал вниз и не разбился, одному богу известно. Потом он говорил, что это его автопилот подвел, довел только до третьего этажа, где раньше у него была квартира, сведения о новой квартире на пятом этаже, в автопилоте стерлись.

После полетов, к Вите обычно проходили друзья-летчики, посидеть, поговорить, и выпить сэкономленный спирт. На самолетах нашей эскадрильи в системе анти-обледенения использовался 96-градусный спирт, порядка десяти литров. Этот спирт обычно сливали еще до взлета, оставляя спирта в системе, что называется, на два пшика, а после взлета, докладывали, что у них обледенение самолета и включали систему, которая добросовестно фиксировала расходование спирта. Особой удачей считались полеты в Нижний Тагил, где на истребителях использовался 70-ти градусный спирт, который сливался местными летчиками примерно по такой же схеме, и которые меняли свой спирт на спирт наших летчиков в соотношении 2/1, то есть, за десять литров 96-ти градусного спирта наши летчики получали двадцать литров 70-ти градусного. Главное, что при этом обе стороны оставались довольными сделкой. В результате такой сделки нашим летчикам спирта хватало не на один день, а на два. Как-то, на такое мероприятие попал какой-то знакомый Ларисы, Генка-футболист. Генка, молодой парень, лет двадцати пяти, раньше играл за местную футбольную команду и, по его словам, отлично играл головой, а сейчас работал водителем на самосвале ЗиЛ‑130. На наш взгляд, он был несколько странным, что следовало из его же рассказов, возможно это были последствия ударов футбольного мяча по голове. Вот, для примера, буквально пара эпизодов из его жизни. Подавать заявление в ЗАГС, со своей невестой, он поехал на своем ЗиЛе, который оставил на уклоне только на ручнике, а не на скорости, как обычно делается в таких случаях. Когда вернулись из ЗАГСА, то машину на месте не обнаружили, сначала подумали, что ее угнали, а потом увидели ее далеко внизу под горкой. То ли он плохо на ручник поставил, то ли ручник плохо держал, но машина сама покатилась с горки, проехала метров триста, повалила забор и врезалась в угол какого-то частного дома, хорошо еще, что никого не задавила и в другие машины не врезалась. Генке насчитали порядочную сумму выплат за разбитую машину и сломанный забор. Чтобы рассчитаться с возникшими долгами, Генка продал налево машину капусты, которую возил с поля на склад, но попался, и милиция завела на него дело за воровство. Так вот, этот Генка уселся за один стол с летчиками, у которых в тот день была десяти литровая канистра спирта. Поскольку Генка пришел под вечер, то к его приходу, половину спирта летчики уже уговорили. За столом Генка продержался не более часа, сполз под стол, да там и уснул. Проснулся рано утром, голова раскалывалась, попытался найти на столе что-нибудь опохмелиться, но ничего не нашел. Растолкав одного из спящих вповалку на полу летчиков, попросил: «Ребята, дайте чем ни будь опохмелиться, голова раскалывается».

Рейтинг@Mail.ru