bannerbannerbanner
Как писать рассказы

Владимир Кочнев
Как писать рассказы

Полная версия

© Владимир Кочнев, 2024

ISBN 978-5-4498-8288-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ВСТУПЛЕНИЕ

Здравствуй, дорогой читатель!!! Эту книгу я писал много лет.

В мире есть много книг о прозе, но того, о чем я говорю здесь, к сожалению, нет ни в одной. Крупные авторы-прозаики в своих произведениях больше рассуждают о философии писательства и рассказывают о своей жизни, нежели чем о прозе. Я же пишу только о прозе, показываю как работает текст, даю техники, упражнения.

В этой книге много о работе именно с текстом, много важных писательских секретов, а также филологических и литературоведческих приемов, которые могут быть полезны писателю. Они очень важны, но если они покажутся вам на первый взгляд сложными – пролистывайте и читайте другие главы, какие можете пока освоить.

Вы должны будете делать самостоятельную домашнюю работу. Вспоминать ваши любимые произведения, любимых героев и прогонять их через предоставленные схемы и системы восприятия. Это позволит вам лучше понять, как работает литературный текст.

И еще: если купили эту книгу напишите, пожалуйста мне. Я запишу Вас на бесплатный семинар по писательскому мастерству. А также это позволит избежать ошибок при учете проданных экземпляров.

Вступление 2021

Эта книга в первом своем варианте была написана два с половиной года назад и тогда же начала продаваться. Я получил массу писем, вопросов, комментариев и т. п. Многие читатели записались на мои литературные курсы. Ушло несколько сотен экземпляров. Вариант, однако, был пробный, небольшой по объему и нуждался в дополнении. К тому же за два года мой уровень как преподавателя значительно вырос, многие ученики написали и опубликовали замечательные рассказы, кое-кто даже планирует выпустить книги прозы. Я разработал новые тренинги и упражнения для начинающих и продолжающих писателей, некоторые взял и переработал у различных мастеров прошлого, некоторые изобрел сам. Удивительно, но вырос и я как прозаик, по одной из моих повестей собираются снимать кино. Один рассказ перевели на английский, а два на немецкий. В общем, пришла пора переписать и дополнить первую книгу, что я и сделал. В этой книге добавились структуры для коротких историй с напряженным действием, увлекательным сюжетом, для страшных историй. Подобного материала нет почти нигде. Конечно, невозможно вместить в одну книгу то, что я даю на своих курсах и консультациях, и дело не только в количестве странниц и прочих вещах, дело в том, что плавать, например, невозможно научиться по учебнику, однако, я вспоминаю теоретические статьи о писательстве, которые читал еще подростком и которые очень —очень сильно мне помогли, и это убеждает меня в нужности подобных книг.

Кроме упражнений и теории, я даю в этой книге ссылки на замечательные труды других авторов, их не так много, но они есть. Учебников по прозе крайне мало (я имею ввиду вменяемые вещи), т.е. их почти нет. В большинстве книг по искусству написания прозы авторы рассуждают о разных отвлеченных вещах или пересказывают элементы своей биографии, читать иногда интересно, но с точки зрения обучения совершенно бессмысленно. Я же пополняю свою библиотеку, то Виктором Шкловским с его крайне важным для писателя приемом остранения, то Аликом Жолковским с выведенным им приемом задержки восприятия.

Если вы видите эту книгу на литрес, знайте, что здесь она дана в сокращенном виде, только 25 процентов от нужной части. Хотите читать ее полностью —приобретите на ридеро под названием «Как писать рассказы полная версия», или лично у меня по сниженной цене (найдите в вк). Вдобавок, я периодически добавляю главы и примеры, и, вероятно, самая полная версия будет как раз у меня.

Как читать эту книгу

Смотрите содержание и читайте то, что на данный момент Вам интересно. Старайтесь делать упражнения. Старайтесь читать те вещи (те рассказы, повести и романы), которые я привожу в пример. Некоторые главы, например «Несколько приемов хорошей прозы для затравки», могут показаться сложными, пропустите их, оставьте на потом. Я даже разбил главы по уровню сложности – он написан сразу после заголовка – уровень сложности№1, уровень сложности №2 и т. п. Желательно делать упражнения, которые я даю. Не стесняйтесь и не ленитесь. Сделанные упражнения отправьте мне Можем вступить в переписку. Не бойтесь. Хорошо писать может научиться каждый. Главное – желание.

Структура включает в себя в основном три подраздела. Текст, Подтекст и Сюжет. И еще, плюсом, немного об образе Литературного героя.

Предметный ряд. Кирпичики художественного текста. Основа хорошей прозы №1

Самое первое, что нужно усвоить – предметный ряд. Это очень важное понятие. Дело в том, что мир, в котором мы живем, состоит из предметов. Чтобы понять это, достаточно оглядеться по сторонам. Рука, монитор, клавиша с буквой, стена, чашка чая и т. п. и когда мы пишем прозу или стихи – мы должны выражать наши эмоции через этот самый предметный ряд. Начинающие авторы упускают это из вида, и поэтому их творения часто очень абстрактны, в них мало или нет совсем конкретных предметов, зато много абстрактных понятий «боль», любовь, вселенная, ненависть и т. п. Но для нашего образного мышления этого мало, требуется конкретные вещи, конкретные явления. Предметность. Материальность. Чем более предметными, более конкретными сделаете вы ваши тексты, тем лучше они будут восприняты читателем, тем легче происходящее в них будет представить читателю. Это простая истина недоступна большинству авторов, хотя лежит на поверхности.

Ниже текст Эрнеста Хемингуэя, начало первой главы романа « По ком звонит колокол»

Упершись подбородком в сложенные руки, он лежал на устилавшем землю мягком лесном ковре из бурой хвои, а высоко над его головой ветер раскачивал верхушки сосен. Там, где он лежал, склон был пологим, но дальше круто срывался вниз, и было видно, как по ущелью вьется черная лента битумной дороги. Вдоль дороги бежала речушка, и в дальнем конце ущелья на ее берегу виднелась лесопилка. Вода, переливавшаяся через запруду, казалась белой на палящем летнем солнце.

– Это лесопилка? – спросил он.

– Да.

– Я ее не помню.

– Ее построили после того, как ты здесь бывал. Старая лесопилка дальше, гораздо ниже по ущелью.

Он расстелил на земле фотокопию армейской карты и стал внимательно изучать ее. Старик заглядывал ему через плечо. Это был невысокого роста кряжистый старик в черной крестьянской рубахе, серых штанах из стоявшего колом грубого холста и поношенных чувяках на веревочной подошве. Он еще не отдышался после крутого подъема и опирался рукой на один из двух тяжелых заплечных мешков, которые они тащили с собой.

Выделим теперь «предметы»

Упершись подбородком в сложенные руки, он лежал на устилавшем землю мягком лесном ковре из бурой хвои, а высоко над его головой ветер раскачивал верхушки сосен. Там, где он лежал, склон был пологим, но дальше круто срывался вниз, и было видно, как по ущелью вьется черная лента битумной дороги. Вдоль дороги бежала речушка, и в дальнем конце ущелья на ее берегу виднелась лесопилка. Вода, переливавшаяся через запруду, казалась белой на палящем летнем солнце.

– Это лесопилка? – спросил он.

– Да.

– Я ее не помню.

– Ее построили после того, как ты здесь бывал. Старая лесопилка дальше, гораздо ниже по ущелью.

Он расстелил на земле фотокопию армейской карты и стал внимательно изучать ее. Старик заглядывал ему через плечо. Это был невысокого роста кряжистый старик в черной крестьянской рубахе, серых штанах из стоявшего колом грубого холста и поношенных чувяках на веревочной подошве. Он еще не отдышался после крутого подъема и опирался рукой на один из двух тяжелых заплечных мешков, которые они тащили с собой.

Теперь задание: откройте текст любого вашего любимого автора и подчеркните там все «предметы». Просмотрите и свои тексты. «Предметы» это важно. Без них не создать хорошей прозы.

Деталь, подробность. Основа хорошей прозы №2

Примыкает к предметному ряду и понятие детали или подробности, по сути, это то же, что и детальный ряд, но приоткрывает это явление с другого аспекта. Подробность, деталь в тексте призвана создать изюминку, подчеркнуть то или иное явление, образ. Благодаря детали мы создаем характер. Закройте глаза и попытайтесь вспомнить лицо близкого человека, или какое-нибудь помещение, где вы любите бывать часто, и вы заметите, что всегда на первый план вылезут какие-то детали, особенности. Так, чтобы создать образ у читателя в голове нужно подчеркнуть подробность, создать то, за что зацепиться взор читателя.

Итак, вернемся к лицу вашего знакомого, закройте глаза и мысленно увидьте его. И снова на первый план вылезет что-нибудь характерное. Нос, губы, глаза, уши, щеки, борода, сережки в мочках ушей, кривой зуб, родинка над губой. Не обязательно описывать человека через внешность, это может быть какая-то другая особенность: манера говорить или вести себя, те или иные слова и т.д и т. п.

Первое правило – 1) деталь должна быть

второе правило 2) деталь должна быть индивидуальна.

Поясним – есть соблазн воспользоваться деталями, найденными и придуманными другими авторами, то есть использовать штампы. Этого следует избегать. Например «густая шевелюра» – ужасный штамп и т. п. Быть оригинальным не так уж и сложно. Достаточно просто открыть глаза и увидеть все отстраненным и точным взглядом.

Упражнение: возьмите блокнот и опишите какого-нибудь своего знакомого, создав его портрет – образ. Если вам это сложно сходу, возьмите любую художественную литературу и посмотрите, как это делается там. Разберите пару любимых книг и тщательно разберите как предметы и детали создают образность в произведении. Хорошее упражнение – переписывать понравившиеся тексты – так механизм их создания постигается глубже.

 

Но вернемся к портрету. Вы можете выйти на улицу, сесть на лавочке и буквально описать нескольких прохожих там. Описать так, чтобы человек, который будет читать ваш текст смог их увидеть, представить.

Учитесь подмечать детали. Носите блокнот с собой и отмечайте детали в нем.

Давайте сделаем это вместе, разберем на примере классического текста как создается портрет. Это кусок из «Острова сокровищ» Стивенсона.

Я помню, словно это было вчера, как, тяжело ступая, он дотащился до наших дверей, а его морской сундук везли за ним на тачке. Это был высокий, сильный, грузный мужчина с темным лицом. Просмоленная косичка торчала над воротом его засаленного синего кафтана. Руки у него были шершавые, в каких-то рубцах, ногти черные, поломанные, а сабельный шрам на щеке -грязновато-белого цвета, со свинцовым оттенком. Помню, как незнакомец, посвистывая, оглядел нашу бухту и вдруг загорланил старую матросскую песню, которую потом пел так часто:

Пятнадцать человек на сундук мертвеца.

Йо-хо-хо, и бутылка рому!

Голос у него был стариковский, дребезжащий, визгливый, как скрипучаявымбовка [рычаг шпиля (ворота, служащего для подъема якоря)].И палка у него была, как ганшпуг [рычаг для подъема тяжестей]. Он стукнул этой палкой в нашу дверь и, когда мой отец вышел на порог, грубо потребовал стакан рому.

Ром был ему подан, и он с видом знатока принялся не спеша смаковатькаждый глоток. Пил и поглядывал то на скалы, то на трактирную вывеску.

– Бухта удобная, – сказал он наконец. – Неплохое место для таверны. Много народу, приятель?

Отец ответил, что нет, к сожалению, очень немного.

Вы посчитали количество подробностей здесь?

Я помню, словно это было вчера, как, тяжело ступая, он дотащился до наших дверей, а его морской сундук везли за ним на тачке. Это был высокий, сильный, грузный мужчина с темным лицом. Просмоленная косичка торчала над воротом его засаленного синего кафтана. Руки у него были шершавые, в каких-то рубцах, ногти черные, поломанные, а сабельный шрам на щеке -грязновато-белого цвета, со свинцовым оттенком. Помню, как незнакомец, посвистывая, оглядел нашу бухту и вдруг загорланил старую матросскую песню, которую потом пел так часто:

 
Пятнадцать человек на сундук мертвеца.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
 

Голос у него был стариковский, дребезжащий, визгливый, как скрипучая вымбовка [рычаг шпиля (ворота, служащего для подъема якоря)].И палка у него была, как ганшпуг [рычаг для подъема тяжестей]. Он стукнул этой палкой в нашу дверь и, когда мой отец вышел на порог, грубо потребовал стакан рому. Ром был ему подан, и он с видом знатока принялся не спеша смаковать каждый глоток. Пил и поглядывал то на скалы, то на трактирную вывеску. – Бухта удобная, – сказал он наконец. – Неплохое место для таверны. Много народу, приятель? Отец ответил, что нет, к сожалению, очень немного.

Текст нашпигован деталями и подробностями. Их можно условно разделить на

описание внешности старого пирата: тяжело ступая; высокий, сильный грузный мужчина с темным лицом; просмоленная косичка, торчащая над воротом засаленного синего кафтана; шершавые руки в рубцах; ногти черные поломанные; сабельный шрам на щеке со свинцовым оттенком.

описание его манеры себя вести: загорланил, грубо потребовал, стукнул палкой в дверь, пил смакуя каждый глоток, поглядывая то на скалы, то на трактирную. вывеску.

характеристика героя через речь: здесь имеются ввиду те слова, которыми пользуется герой при разговоре.

Если вы научитесь оперировать деталями как Стивенсон, вас тоже прочтут миллионы.

Несколько приемов хорошей прозы для затравки

Прием Алиса в норе

Сложно объяснить как работают некоторые приемы, но этот прием вы найдете более чем в половине произведений. Алиса в норе – прием очень распространенный. Особенно часто он используется в начале произведений. Цель его – создать иллюзию реальности текста. То, чего прежде всего, добиваются все писатели. Сделать так, чтобы читатель перестал воспринимать текст как текст, а стал воспринимать его как реальность, погрузился в него настолько, что забыл о самом себе. Это можно сравнить с действием, когда вы смотрите фильм и забываете обо всем, и даже больше – когда вы сами становитесь участником фильма. Именно это: возможность погрузить читателя в действие, отличает великого писателя от графомана

И дело здесь не в хитросплетениях сюжета, хотя и в этом тоже, и не только в умении создать интересного героя – но и в умении интересно и захватывающе описывать реальность, творить мир. Делают это 1) предметным рядом 2) подробностями, о которых я писал и еще другими способами

Итак, прием Алиса в норе. (сокращенно АН)

Заключается в том, что герой произведения в начале произведения входит куда-то, в какое-либо помещение (дом, нору, хижину, здание) или выходит из него. Это то, что делает Алиса в книге «Алиса в стране чудес» – бежит за чудесным кроликом и падает в нору – и попадает в другой сказочный мир.

Очень много произведений в мировой литературе начинается с того, что человек заходит в какое-то помещение или выходит из него. С этого начинается «Преступление и наказание» Федора Достоевского, «1984» Оруэла, Владимира Маканина, «Это я – Эдичка» Эдуарда Лимонова, «Пролетая над гнездом кукушки» Кена Кизи. «Убийцы» Хемингуэя, романы франца Кафки.

Как разновидность этого приема в книге просто упоминаются двери или окно, или просто упоминается дверь, вход или выход.

Это один из тех приемов, которые помогают читателю погрузиться в мир литературы. словно на подсознательном уровне мы, начиная читать, как бы заходим куда —то.

Алиса в Зазеркалье (АЗ)

Другой прием, схожий по функциям, но иной по содержанию – «Алиса в зазеркалье» (АЗ). В начале этого произведения, напомним, Алиса проходит сквозь зеркало, сквозь собственное отражение.

Заключается прием АЗ в том, что герой, находясь в своем пространстве-реальности (назовем пространство 1) видит еще какую-то вторую реальность (пространство №2), которая оказывается не менее существенно, чем та, в которой он находится сейчас. В данном конкретном случае это может быть зеркало, окно, телевизор, плакат на стене, иногда другой человек..

Прием используется очень часто. Итак, герой видит – свое отражение в зеркале, стену с рисунком, плакат, узор, телевизор.

Прием, повторимся, используются очень часто. Я не видел, чтобы кто-то выделил его и проанализировал. Видимо, большинство писателей пользуются им бессознательно.

Посмотрим, как действуют эти приемы на практике.

Сперва просто текст, без всяких пометок. Это начало произведения Джорджа Оруэлла «1984».

Был холодный ясный апрельский день, и часы пробили тринадцать. Уткнув подбородок в грудь, чтобы спастись от злого ветра, Уинстон Смит торопливо шмыгнул за стеклянную дверь жилого дома «Победа», но все-таки впустил за собой вихрь зернистой пыли.

В вестибюле пахло вареной капустой и старыми половиками. Против входа на стене висел цветной плакат, слишком большой для помещения. На плакате было изображено громадное, больше метра в ширину, лицо, – лицо человека лет сорока пяти, с густыми черными усами, грубое, но по-мужски привлекательное. Уинстон направился к лестнице. К лифту не стоило и подходить. Он даже в лучшие времена редко работал, а теперь, в дневное время, электричество вообще отключали. Действовал режим экономии – готовились к Неделе ненависти. Уинстону предстояло одолеть семь маршей; ему шел сороковой год, над щиколоткой у него была варикозная язва: он поднимался медленно и несколько раз останавливался передохнуть. На каждой площадке со стены глядело все то же лицо. Портрет был выполнен так, что, куда бы ты ни стал, глаза тебя не отпускали. СТАРШИЙ БРАТ СМОТРИТ НА ТЕБЯ, – гласила подпись.

В квартире сочный голос что-то говорил о производстве чугуна, зачитывал цифры. Голос шел из заделанной в правую стену продолговатой металлической пластины, похожей на мутное зеркало. Уинстон повернул ручку, голос ослаб, но речь по-прежнему звучала внятно. Аппарат этот (он назывался телекран) притушить было можно, полностью же выключить – нельзя. Уинстон отошел к окну; невысокий тщедушный человек, он казался еще более щуплым в синем форменном комбинезоне партийца. Волосы у него были совсем светлые, а румяное лицо шелушилось от скверного мыла, тупых лезвий и холода только что кончившейся зимы.

Мир снаружи, за закрытыми окнами, дышал холодом. Ветер закручивал спиралями пыль и обрывки бумаги; и, хотя светило солнце, а небо было резко голубым, все в городе выглядело бесцветным – кроме расклеенных повсюду плакатов. С каждого заметного угла смотрело лицо черноусого. С дома напротив тоже. СТАРШИЙ БРАТ СМОТРИТ НА ТЕБЯ, – говорила подпись, и темные глаза глядели в глаза Уинстону. Внизу, над тротуаром, трепался на ветру плакат с оторванным углом, то пряча, то открывая единственное слово: АНГСОЦ. Вдалеке между крышами скользнул вертолет, завис на мгновение, как трупная муха, и по кривой унесся прочь. Это полицейский патруль заглядывал людям в окна. Но патрули в счет не шли. В счет шла только полиция мыслей.

Теперь тот же текст с пометками и указаниями приемов:

Был холодный ясный апрельский день, и часы пробили тринадцать. Уткнув подбородок в грудь, чтобы спастись от злого ветра, Уинстон Смит торопливо шмыгнул за стеклянную дверь жилого дома «Победа», (АН) но все-таки впустил за собой вихрь зернистой пыли.

В вестибюле пахло вареной капустой и старыми половиками. Против входа (АН) на стене висел цветной плакат, слишком большой для помещения. На плакате было изображено громадное, больше метра в ширину, лицо, – лицо человека лет сорока пяти, с густыми черными усами, грубое, но по-мужски привлекательное. (АЗ) Уинстон направился к лестнице (Уинстон идет по лестнице – прием АН). К лифту не стоило и подходить. Он даже в лучшие времена редко работал, а теперь, в дневное время, электричество вообще отключали. Действовал режим экономии – готовились к Неделе ненависти. Уинстону предстояло одолеть семь маршей; ему шел сороковой год, над щиколоткой у него была варикозная язва: он поднимался медленно и несколько раз останавливался передохнуть. На каждой площадке со стены глядело все то же лицо. Портрет был выполнен так, что, куда бы ты ни стал, глаза тебя не отпускали. СТАРШИЙ БРАТ СМОТРИТ НА ТЕБЯ, – гласила подпись. (ярко выраженный прием АЗ – подробно описан плакат)

В квартире сочный голос что-то говорил о производстве чугуна, зачитывал цифры. Голос шел из заделанной в правую стену продолговатой металлической пластины, похожей на мутное зеркало (снова АЗ – зеркало). Уинстон повернул ручку, голос ослаб, но речь по-прежнему звучала внятно. Аппарат этот (он назывался телекран) притушить было можно, полностью же выключить – нельзя. Уинстон отошел к окну (упоминание окна – АН); невысокий тщедушный человек, он казался еще более щуплым в синем форменном комбинезоне партийца. Волосы у него были совсем светлые, а румяное лицо шелушилось от скверного мыла, тупых лезвий и холода только что кончившейся зимы (описание внешности Уинстона – здесь он явно видит себя в вышеупомянутом мутном зеркале).

Мир снаружи, за закрытыми окнами, дышал холодом (АН – упоминание окна, и описание видя за ним). Ветер закручивал спиралями пыль и обрывки бумаги; и, хотя светило солнце, а небо было резко голубым, все в городе выглядело бесцветным – кроме расклеенных повсюду плакатов. С каждого заметного угла смотрело лицо черноусого. С дома напротив тоже. СТАРШИЙ БРАТ СМОТРИТ НА ТЕБЯ, – говорила подпись, и темные глаза глядели в глаза Уинстону (ярко выраженный прием АЗ). Внизу, над тротуаром, трепался на ветру плакат с оторванным углом, то пряча, то открывая единственное слово: АНГСОЦ. Вдалеке между крышами скользнул вертолет, завис на мгновение, как трупная муха, и по кривой унесся прочь. Это полицейский патруль заглядывал людям в окна. Но патрули в счет не шли. В счет шла только полиция мыслей.

Еще один пример. Начало рассказа Эдуарда Лимонова «Муссолини и другие фашисты»

Я доедал рис с польской колбасой, когда появился Муссолини. «Миланцы!» – крикнул Муссолини. Седая трехдневная щетина, рожа боксера, черная рубашка. Он держался за массивную ограду балкона руками. – «Я явился сказать вам, миланцы, – Муссолини мощно сжал ограду, и передвинул ее на себя, – что вся

 

Италия смотрит на вас!»

У меня закололо кожу на плечах и шее, там, где у зверя находится щетина, долженствующая вставать от волнения, и я перестал жевать. Муссолини глядел на меня, как будто вся Италия глядела. Бросив вилку, я вскочил и пробежался по комнате. Но мощные ручищи Муссолини подтянули меня вместе с оградой к себе, и мне пришлось усесться на пол. Заколыхали фесками с кистями лидеры на балконе. Встрепенулись флаги, поплыли пушки и танки… Молодые, веселые фашисты затопили площадь.

Тотчас вмешался комментатор. Они никогда не оставят вас одного со старой лентой. В демократии вам постоянно объясняют, что плохо, что хорошо, чтоб вы не перепутали. Комментатор заговорил об экспансионистской агрессивности итальянского фашизма, но фашисты были такие молодые и веселые, я забыл,

когда видел в последний раз так много веселых, счастливых и сильных людей на одной площади. Чтобы испортить впечатление, комментатор стал разливаться о Липари-айлендс, куда уже в те ранние годы Муссолини ссылал своих врагов и где их якобы кормили касторовым маслом, от поедания которого человек ссыхается, как египетская мумия. Но мумий не показали, очевидно, документальных кадров не сохранилось, и даже эта лента, без сомнения, сооруженная в пропагандных целях, демонстрировала исключительно сильные руки, веселые рожи, быстрые движения… Все, чего американцы добились: соединив вместе множество парадов, – подчеркнули тщеславие фашизма. В дверь постучали три раза. Я открыл.

Рейтинг@Mail.ru