Девочка должна уважать себя и свое будущее, стремиться к хорошему образованию, готовиться к удачному замужеству и мечтать о здоровом ребенке. И мама так говорит, и бабушка, и отец поддакивает. А как быть, если мне хочется жить настоящим, а учиться нет желания?
Курить нельзя, потому что это может навредить моему будущему ребенку! А если я жить не могу без сигареты? Да и выпить не дура! Кто сказал, что я хочу быть матерью? Грехов на мне много, поэтому на непорочное зачатие не надеюсь, а под мужика я и под расстрелом не лягу.
Многие девчонки в мои семнадцать боятся секса, но мечтают о нем, а мне такое удовольствие и даром не нужно. Это дело получить проще простого, только пальцем помани, желающие в очередь выстроятся.
Длинный хвост желающих попользоваться моим телом вытянулся уже давно. Причем эти охотники не стоят, а движутся по кругу. Если послушать местных сплетниц, так я с кем только не спала! Мать на меня орет, визжит, шлюхой называет, отец все выпороть грозится. А по своей натуре я еще та пофигистка. С меня как с гуся вода. Ну, шлюха и шлюха!..
Я не такая и жду трамвая, но кто в это поверит? Да, я сызмальства таскаюсь с пацанами. Самоед, Медяк, Буян, Грыжа, Федюк, Лузган, Жульен – это моя семья. Гулящая Белоснежка и семь гномов с большими яйцами. Так все и думают, а мне по фигу. Это не я испорченная, а те, кто так считает, судит меня по себе. Как будто девчонку ничего кроме траха и волновать не может! Плевать я хотела на трепачей, но если кто-то мне в глаза это озвучит, тому я голосилку вырву. Я ведь и пасть порвать могу, и моргала выколоть, за мной не заржавеет. Да, я такая, и если что не так, могу бросить под трамвай!
Мне нравится тусоваться с пацанами, смотреть, как они таскают железо, молотят груши. От запаха их потных тел меня не тошнит, хотя мысль о сексе с ними приводит в тихий ужас. Я с удовольствием курю, пью вино, слушаю сальные шутки. Иногда они хватают меня за ляжку. Я даже жду таких вольностей, ведь каждая из них позволяет мне влепить звонкую пощечину обидчику. А рука у меня тяжелая, бью я от души. Поэтому озабоченные перевелись, если не считать Медяка.
Я и пощечины ему отвешивала, и кулаком в нос била, а этому поганцу хоть бы хны. То за задницу меня схватит, то за грудь. Я ему в морду, а он только улыбается, мазохист хренов.
Он и позавчера огреб за такие дела, да и не только от меня. Самоед наехал на него. Хватит, мол, лезть к девчонке. Медяк психанул, послал его подальше, хотя из подвала ломанулся сам. Самоед нагнал его и вломил на полную. Вчера Медяк весь день где-то пропадал, а сегодня пришел как ни в чем не бывало. Самоед ему даже слова не сказал, еще и подписался за него, пошел против Славы. На свою голову!.. Она у него теперь болит, и перед глазами наверняка до сих пор все двоится.
– Бабушкин сыночек, блин! – заявил Самоед, угрюмо глядя вслед своему обидчику. – Я думал, он меня убьет.
Я и сама так почему-то подумала, глядя, с какой силой Слава обрушился на него. С Медяком он как будто игрался, уходил от ударов, а потом как вертанет с ноги!.. Картинно это у него получилось, прямо как у Ван Дамма в кино. А на Самоеда он набросился как деревенский Ванька. Никакой техники, кулаками как топорами махал, казалось, насмерть собирался его зарубить. Я, честно говоря, до сих пор в трансе.
Непростой он парень, этот Слава. Правильные черты породистого лица, интеллигентная наружность с признаками мягкотелости, но взгляд у него при этом жесткий, заматерелый. Улыбка вроде бы добрая, но за ней волчья суть. Я наезжала на него, оскорбляла, а он смотрел на меня пристально, поджав губы. Мне казалось, что его взгляд вот-вот нальется кровью. Этого не случилось, но мне все равно стало не по себе.
Когда он показал клыки, загрыз Самоеда, меня даже тряхнуло изнутри от страха. Правда, это не помешало мне наехать на него. Я ведь не боялась, когда раскрывала на него рот. Я действительно нравилась ему. Он не посмел бы поднять на меня руку, даже словом не оскорбил, как иной раз делал тот же Медяк.
Он ушел, а у меня перед глазами осталась его добродушная улыбка человека, уверенного в себе. Слава не побоялся прийти в подвал, где мог остаться навсегда, с легкостью признался мне в своих чувствах. Вроде бы и в шутливом тоне со мной говорил, но меня же не обманешь. Я видела, как он смотрел на меня, и все понимала. Нравлюсь я ему, но что теперь с этим делать? Парень, конечно, видный, но мне вовсе не хочется крутить с ним роман. Да и чужой он, а я и со своими-то не желаю.
– Откуда он такой взялся? – озадаченно спросил Самоед.
В его тоне угадывались уважительные нотки. Оказывается, он умел проигрывать.
Смешно оно или нет, но на моей памяти это его первое в жизни поражение. Он был грозой школы и во дворе держал всех в кулаке. Самоед дрался лучше всех. Во всяком случае, я не знала человека, который мог бы взять над ним верх. Был случай, когда на него навалились вшестером. Тогда ему сильно досталось, но в итоге он победил – и на ногах устоял, и толпу разогнал.
Самоед был самым-самым. Я всерьез так считала и не разочаровалась в нем даже сейчас. Ну, нарвался, огреб – с кем не бывает? Он ведь остался прежним Лешей Самоедовым, красавчиком и рубахой-парнем.
Девчонки бегают за ним, а он их меняет как перчатки. Самоед относится к ним с небрежностью баловня судьбы. Ко всем, только не ко мне. Со мной он на равных. Даже лапать меня ни разу не пытался, и я ему за это очень благодарна.
Нравится он мне, я от него реально балдею, но переспать с ним совершенно не желаю. Пацаны его тоже любят, но ведь никто из них не хочет ему отдаться. Нас связывает крепкая мужская дружба, хотя такой расклад меня расстраивает. Я могу дышать к нему ровно, а он просто обязан любить меня как женщину. Такая вот должна быть схема!
Я всерьез так считаю, хотя и не мечтаю о его любви. Я женщина, значит, эгоистка. Мне хотелось видеть его у своих ног. Но спать с ним я не собиралась. А вот если он вдруг влюбится в кого-то, то я очень на него обижусь. Возможно, выцарапаю этой сучке глаза, и пусть Самоед мне потом предъявляет!
– Красная Шапочка принесла бабушке пирожки, – с усмешкой сказала я.
Но, скорее всего, Слава – Серый Волк, и к бабушке он шел вовсе не с пирожками. Шагал себе и напоролся на дровосеков, только вот дальше сказка не заладилась. Опустил он этих дровосеков ниже плинтуса.
– Бабушке пирожков, а нам тогда чего? – угрюмо спросил Медяк.
– Люлей, – ответила я.
– Ответку давать надо.
– Какую ответку? Он с тобой по-честному, – возмутилась я.
– Без падлы все было, – кивнул Самоед.
Я видела позавчера, как Медяк толкнул Славу. Тот ведь собирался проглотить обиду, но увидел меня и отыграл назад, назвал Медяка козлом. Он не хотел ударить передо мной в грязь лицом и сегодня сделал все, чтобы заслужить мое уважение.
Слава повел себя как настоящий мужчина и заслуживал уважения. К тому же он реально красавчик – породистый, высокий, статный. Да и прикид у него не стремный, хотя и не модный.
Чужой он, но я бы с таким задружила. Лишь бы только он под юбку не лез. Поцелуйчики – это еще куда ни шло. Хотя лучше обойтись без них.
Сначала Самоед щелкнул перед моим лицом пальцами, затем помахал рукой.
– Эй, о чем ты думаешь? – спросил он, внимательно глядя на меня.
– А что такое? – очнулась я.
– Я тебя спросил, почему не отвечаешь?
– Что спросил?
– Что ты обо всем этом думаешь? Ты влюбилась? – невесело поинтересовался Самоед.
– Влюбилась?! – Я оторопело уставилась на него.
– А чего в себя уходишь?
– Я?! В себя?!
А ведь он прав, я действительно ушла в свои мысли. Представила, как целуюсь со Славой, и ушла. А ведь меня не стошнит, если я отвечу на его поцелуй. Только нужно ли это мне?
– Ага! – Медяк ухмыльнулся. – Наша Марго только в саму себя и может влюбиться.
– А Слава этот в тебя втюрился, да? – вспомнив недавний разговор, ехидно спросила я. – Он морду тебе набил, чтобы ты никому не достался.
– Смотри, Марго, влюбишься в меня!.. – Медяк опять хмыкнул.
Мои уколы не выводили его из себя. В ответ на пощечины он только улыбался. Медяк все мечтал, что когда-нибудь я влюблюсь в него по уши и превращусь в преданную собачонку, которую можно безответно пинать ногами.
– А у тебя зубов на мою любовь хватит?
– Он вставную челюсть закажет, – заявил Самоед.
– А кому он с ней нужен будет?
– Сначала рецепт на такую челюсть надо выписать. Если честно, я бы кому-нибудь его нарисовал. – Леша с ожесточением ударил кулаком по своей ладони.
– Ну так Славу и осчастливим! – вскинулся Медяк.
– Один на один пойдешь? – колко спросила я.
– Зачем?
– Что, всемером одного не боишься?
Какое-то время Медяк озадаченно смотрел на меня, не зная, чем крыть, и вдруг его прорвало:
– Толпой на самарских идти надо! Дрозда им вставим и пятак заберем!
Он говорил о пацанах с улицы Самарской. Банда там серьезная. Если кто-то и мог с ней справиться, так только Самоед. Он и своих парней поднять мог, и соседних. Только за ним они и пойдут, а всех остальных пошлют как можно дальше.
Пятаком называлось местечко между стадионом и больницей. Там сейчас барахлом торгуют, а самарские с продавцов шерсть стригут. Хочешь работать без проблем – плати, а нет – так проваливай. Будешь возникать, на аптеку трудиться заставят. В Москве, говорят, рэкет в полный рост ходит, и здесь та же песня.
– Как бы нам самим в пятак не вставили. – Самоед в раздумье покачал головой.
– Кто, самарские?
– Менты! За такие дела нас и закрыть могут.
– Самарских не закрывают.
– Сегодня нет, а завтра?..
– Откупиться можно, – заявил Медяк и пожал плечами.
– И кто к ментам с этим делом подъедет? Неужто ты?
– Могу и я.
– А если денег не хватит? – Самоед усмехнулся. – Вдруг эти бабки тебе в одно место вставят?
– Волков бояться, в лес не ходить.
– А кого в лес тянет? Лично мне и здесь неплохо.
Следующей весной Леша оканчивал техникум, дальше – армия, а там видно будет. Ментов он терпеть не мог, но при этом не исключал, что сам когда-нибудь запишется в патрульно-постовую службу.
– Так ты же хотел оторваться, – напомнил Медяк.
– И хочу! – Самоед сорвался со своего места. – У меня тетка двоюродная на пятаке торгует.
Он не желал связываться со Славой, но при этом ему нужно было взять реванш за свое поражение. Неважно, на ком отыгрываться, лишь бы противник соответствовал. А самарские – реальная сила. На них не грех оторваться.
Самоед и раньше собирал пацанов против самарских, дрался с ними стенка на стенку, но никогда еще не оспаривал у них барахолку. Хулиганство – это одна статья, а вымогательство – совсем другая, там и сроки разные. Если по первому делу можно получить условно, то за второе – сразу на нары!
Сегодня Самоед собирался выгнать самарских с барахолки, выпустить пар, восстановить справедливость. Должен же был кто-то защитить его двоюродную тетку.
За дело он взялся всерьез, подключил и меня. Надо было договариваться с Геной Колодяжным и его пацанами. Мое присутствие должно было вдохновить их на драку. Если уж девчонка готова идти против самарских, то им западло оставаться в стороне.
Толпа на толпу, сила на силу, дух на дух. Чья воля к победе окажется сильней, тот и возьмет верх. Коля Рогачев привел за собой два десятка бойцов, а у Самоеда всего полтора, но в таких делах побеждают не столько числом, сколько умением. Только вот у самарских цемент крепче, их сплачивают деньги, стремление к ним. Самоед мог предложить фабричным пацанам только возможность подраться. Именно поэтому он и не собирался ввязываться в перепалку с Рогачевым.
Самоед ударил его с ходу, быстро, размашисто, убойно. Рогач поставил блок, но все-таки пошатнулся. Тут же последовала вторая атака, за ней третья. Самоед бил как заведенный, срывая зло за свое вчерашнее поражение. При этом, как мне казалось, он подражал Славе с его стилем бешеного быка. В итоге Рогач сначала потерял инициативу, а затем и сознание. Пацан он здоровый, и выбить из него дух совсем непросто.
Одна волна захлестнула другую – шум, брызги, кровавая пена. В ход шли кулаки, кастеты, арматурные пруты. Я умела драться, но наблюдала со стороны за этим беснованием уличной стихии. Все-таки я девчонка, и меня нужно беречь.
Но в сторонке мне отстояться не позволили.
– Гляди, прошмандовка фабричная!
Я обернулась на голос и увидела двух девчонок: длинноволосую блондинку и коротко стриженную брюнетку. Обе высокие, стройные, даже красивые. Одеты конкретно – кожаные курточки, свитера. У одной джинсы белые, у другой голубые. Полусапожки на шпильках. Наштукатурены как японские гейши, хотя сами по себе – русские шлюхи. Шалавы пришли поболеть за своих гребарей. За эти кожаные куртки да за модные джинсы их и гребут, и пашут.
Я возмущенно вскинула брови и, ничего не говоря, двинулась к ним. Леша Самоедов мой кумир. Он в разговор с врагом не вступает, а сразу бьет. Я резко выкинула кулак вверх, задержала его на мгновение, насыщая мышцы силой, и рубанула им под легким углом сверху вниз. Глазастая брюнетка слетела с копыт, плюхнулась на спину и высоко задрала ноги. Жаль, что она в джинсах, а не в юбке, а то выставила бы напоказ всю свою срамоту.
– Ах ты сука!
Одной рукой блондинка вцепилась мне в волосы, а другой ткнула в лицо. Ногти у нее длинные, острые. Похоже, она собиралась выцарапать мне глаза, но не на ту нарвалась. Женский стиль для меня как для слона дробина.
Блондинка сразу должна была понять, с кем имеет дело. Для этого достаточно было глянуть, как я разделала под орех ее подружку. Но она не врубилась и вцепилась мне в волосы. Носик у нее такой нежный, хрупкий, а я по нему локотком, да с размаха! Губы пухлые, сочные, рабочие, а я по ним кулаком так, что аж зубы у нее затрещали!
Первой задницу от земли оторвала брюнетка. С ужасом глядя на меня, она помогла подняться подружке. Девицы подались к своим в поисках защиты. Но фабричная братва уже добивала самарских рэкетиров. Поэтому барышням пришлось искать спасения в позорном бегстве.
– Привет сутенерам! – крикнула я вдогонку.
– Мы еще встретимся! – пискнула блондинка, худенькая, тоненькая и необыкновенно женственная.
Но мне плевать, какая она. Я ведь не пацан, а баба, и церемониться с ней не собираюсь. Я схватила камень и швырнула в нее.
Все-таки я ее пощадила, могла попасть в затылок, а угодила в спину. Это был маленький камушек, а у моей ноги лежал увесистый булыжник. Пусть только эта сучка что-нибудь скажет!..
Но блондинка лишь жалобно пискнула и ускорила бег. Смотреть на нее было одно удовольствие. Попка у нее знатная. Она так забористо ею виляла – залюбуешься. Как бы не уцепил ее кто из фабричных да и не поимел в качестве боевого трофея!
Но блондинку нагнал самарский парень, убегающий от расправы. За ним потянулись и остальные. Враг в панике разбежался, и поле боя осталось за фабричной братвой. Впрочем, для Самоеда это было привычно. Он важно, со спокойствием победителя наблюдал, как Медяк тряс за грудки поверженного Рогача.
– Пятак на Спортивной наш, понял?
Но Самоеда больше интересовал другой вопрос.
– Слышь, Рогач, а почему тебя твои пацаны бросили?
Коля отвел в сторону глаза. Самоед сделал из его лица отбивную, но это ерунда по сравнению с тем, что самарские разбежались. Они бросили своего вожака, отдали его на съедение врагу. Все, это уже не команда, а сброд. Теперь Рогач ничего собой уже не представлял, был достоин лишь того, чтобы об него вытерли ноги. Ведь он не сам по себе слился в отстой, это Самоед превратил его в помойную жижу. А еще сегодня утром Коля считал себя первым парнем на деревне!..
Зря Медяк втолковывал ему про пятак у стадиона. Все, самарские закончились. Но Самоед и не пытался отрывать приятеля от жертвы. Медяку досталось! Бровь рассечена, под глазом набухала шишка, щека содрана, губы разбиты в кровь. Ему пар спустить надо, да и Рогачу не помешает сеанс профилактики.
– Ты кого там ушатала? – с насмешкой глядя на меня, спросил Гена Колодяжный.
Мощный он парень, но низкорослый. Коренастый, угловатый, голова кубом, лицо квадратом, а глаза ромбиками. Брови согнуты под прямым углом, нос будто вырублен скульптором-недоучкой, даже ямочка на стесанном подбородке прямоугольная.
– Да сучки какие-то приходили. Мол, кто победит, того и приголубим. – Я скривила губы в презрительной насмешке.
– Мы победили.
– А они убежали.
– Так мы что же, остались без сладкого?
– А ты догони.
– Зачем? Мне больше нравишься ты. – Гена неосторожно взял меня за руку и тут же поплатился за это.
Я ударила его ногой – от бедра, с оттяжкой. Он схватился за яйца, стиснул зубы и злобно посмотрел на меня. Ему хотелось выть от боли, но через плотно сжатые губы не прорвался даже стон.
– Мужик! – одобрительно заявила я.
– Мужик, – согласился со мной Самоед.
– Извини, погорячилась. Но и ты так не шути.
Гена со свистом выпустил из себя воздух, вытянул руки по швам, натянуто улыбнулся и спросил:
– А если ты реально мне нравишься?
– Ты мне тоже, но я не твой трофей, – сказала я, обняв Лешу за талию.
Если я вдруг и сдамся кому-то на милость, то ему. Он ведь реально завоевал меня. Я не хочу с ним спать, но если вдруг, то не откажу. Была не была!..
– Эй, а с пятаком что делать будем? – спросил Медяк.
Все бы ничего, но этот придурок снял мою руку с талии Самоеда. Еще бы себе положил!
– А что ты предлагаешь? – спросил Леша и недовольно глянул на него.
– Как что? Там вся братва самарская одевается…
– Больше не будет.
– Так мы будем!
Какое-то время Самоед пристально смотрел на Медяка, затем хмыкнул и махнул на него рукой. Он сам вдруг обнял меня за талию и повел в сторону нашего дома.
Я сопротивляться не стала, зато возмутился Медяк:
– Эй, вы куда?
Но Самоед снова махнул на него рукой и при этом даже не обернулся.
– Ты же мой трофей? – неожиданно спросил он.
– А ты этого хочешь? – разволновалась вдруг я.
– Хочу. Я же мужчина.
Я вдруг почувствовала себя овцой, которую опоили дурманом и вели на заклание. Я балдела так, что не чувствовала под собой ног, даже не заметила, как мы оказались во дворе нашего дома. А там я увидела Славу.
Он шел нам навстречу, никуда не торопился. Взгляд у него был невеселый, но походка при этом бодрая, энергичная. Увидев меня, Слава внутренне и внешне подобрался, расправил плечи. Его шаг стал пружинистым, а вот взгляд – совсем грустным. Я держала Самоеда под руку, и вид у меня такой же взволнованный, как у целки в первую брачную ночь. Я ведь все понимала, знала, куда иду. Все эти переживания отражались в моих глазах.
Самоед по-свойски подмигнул ему, но небрежно махнул рукой, когда Слава попытался заговорить с ним. Дескать, не до тебя, парень, когда такие дела намечаются.
Я глянула на Славу с искренним сожалением. Да, я понимала, что нравлюсь ему, но раз такое дело, то первым у меня будет Леша. Очередь за ним занимать не стоит. Он же станет и последним!
Слава все понял и оставил нас в покое, но я спиной почувствовала его разочарованный, полный досады взгляд.
Леша открыл дверь в подвал своим ключом. Мы спустились по лестнице в первый отсек, перешли в следующий. Сколько раз я проделывала этот путь, но еще ни разу не шла по нему в обнимку со своим кумиром и вожаком.
– А он что, реально в тебя влюблен? – усадив меня на диван, спросил Самоед.
– Кто влюблен? – не сразу поняла его я.
– Слава.
– Он так сказал.
– А я это видел.
Леша достал из загашника бутылку портвейна, сорвал пробку, наполнил стакан.
– Давай первая! За победу!
– Ну, если за победу.
Я залпом выпила до дна, и Самоед сунул мне в губы зажженную сигарету.
– Ты знаешь, как угодить женщине, – сказала я, с удовольствием выпустив под потолок струю дыма.
– Я всегда мечтал угодить настоящей женщине. А ты хочешь настоящего мужчину? – спросил он.
– Настоящего? Конечно, хочу!
Я хмелела от вина и от кондовой мужской мощи, которой обволакивал меня Самоед. Я балдела от этого крутого парня и хотела покориться ему. Неважно, что сама мысль о сексе с ним нисколько меня не возбуждала. Сколько женщин ложатся под мужчин без всякого желания, и ничего. К тому же такой аппетит, если верить девчонкам, приходит во время еды. Они чертовски глупые, эти девчонки, но мне хотелось им верить.
– А я настоящий?
– Ты настоящий!
– А Слава?
– Пошел он к черту!
– Пусть туда и идет, – согласился Самоед.
Он осушил стакан, налил мне, и я смело выпила. Чем больше спирта в крови, тем легче она воспламеняется.
Леша сел рядом со мной, правой рукой развел мне ноги, после чего вдруг повернулся на бок и втиснул между бедрами свою коленку. Его левая рука полезла под свитер.
В подвале сыро и зябко. Если Самоед хочет раздеть меня догола, то я против. А под курткой и свитером пусть делает все, что ему угодно.
Он вдруг стал стаскивать с меня сапоги. Пока Самоед возился с ними, я взяла бутылку, стоявшую на полу, наполнила стакан, залпом выпила. Мне срочно нужно было возбудиться, по-настоящему захотеть Лешу. Иначе это будет не секс, а игра в одни ворота. Мои!..
Я лихорадочно закуривала сигарету, когда он стаскивал с меня колготки. Я глубоко затянулась, когда Самоед лег между моих ног. Он полез целоваться, и я выпустила в него дым. Леша закашлялся, и мы оба засмеялись этой удачной шутке. Только в этом смехе было больше нервозности, нежели искреннего веселья.
Он забрал у меня сигарету, затушил ее о подлокотник дивана и отбросил в сторону. Его язык влез мне в рот, скользнул по небу, и к горлу вдруг подступила тошнота. Конечно, Самоед настоящий мужчина, но эти его горькие от никотина слюни, перегарная вонь!.. Я оттолкнула его, но вырываться не стала. Пусть продолжает, но только без поцелуя.
Он все понял и переключился на нижнюю часть моего тела. Никакой романтики, сплошное издевательство над организмом. Что-то твердое и горячее куда-то бестолково тычется!..
– Ты меня хочешь? – раздосадованно спросил он.
– Хочу.
– Так помоги мне!
Я не знала, чем ему помочь. Может, мне нужно расслабиться?
Так я и поступила, но Леша не смог войти в меня. Где-то в отдалении послышались возмущенные голоса. Он соскочил с меня. Я потянулась за колготками, но они валялись где-то за диваном, а голоса стремительно приближались. Тогда я сунула голые ноги в сапоги, застегнула куртку.
В это время в отсек нагрянула целая делегация с бабушкой Славы во главе. Участковый, сантехники из ЖЭКа, еще какая-то женщина с праведным гневом в бешеных глазах, а я с голыми ногами под запахнутой курткой. Колготки валялись где-то на бетонном полу, да и юбка там же.
– Ну что я говорила! – Глядя на меня как на последнюю тварь, бабка всплеснула руками. – Устроили здесь притон.
Самоед не растерялся, презрительно посмотрел на нее, подошел к участковому и заявил:
– Товарищ капитан, разговор есть!
С деловым видом он отвел мента в сторонку и что-то негромко ему сказал.
Тот согласно кивнул, осуждающе глянул на меня и сказал своим спутникам:
– Товарищи, вопрос улажен, попрошу на выход!
Женщины не хотели уходить, поэтому ему пришлось раскинуть руки, чтобы взять их в охапку и увести.
– Что ты ему сказал? – спросила я, когда они все убрались.
Дурная слава шла обо мне давно. Я это знала, поэтому презрительные взгляды общественников не вывели меня из себя. Хотя и приятного в этом было мало.
– Заявил, что мы закрываем лавочку. Больше мы здесь не появимся. Я слово дал.
– А стоило?
Самоед молча поднял с пола колготки, юбку, подал мне. Ну да, бабка с теткой могли бы дать волю своим рукам, сорвать с меня куртку, чтобы выставить на обозрение мою сущность. Они так и поступили бы. Самоед все сделал правильно. Лучше дать честное слово, чем выставить меня на посмешище.
Он в очередной раз повел себя как мужчина, и я должна была его за это отблагодарить. Только пусть не просит меня раздвинуть ноги. Я уже по горло сыта этим неудачным экспериментом. Мужчины меня не возбуждают, а насилия над собой я не хочу. Даже с Лешей не могу!..
– А Слава козел! – с возмущением сказал Самоед. – Навел бабку, блин!
– Думаешь, это он учинил? – спросила я и сама же себе ответила.
Слава понял, куда мы и зачем с Лешей идем, позавидовал и решил обломать нам кайф. Бабка стала его секретным оружием. Действительно козел! Меня, девочку невинную, на посмешище выставил. Теперь пойдет гулять молва, какая Рита Суворина шлюха. Еще и на стенах напишут, а тетка из ЖЭКа не позволит забелить этот срам.
– А разве нет?
– Навел.
– Ты ведь никогда ни с кем не была, а они хай поднимут.
Оказывается, Леша и думал в унисон со мной.
– Почем зря, – добавила я.
– Почем зря, – кивнул он.
– Может, меня нужно привести в соответствие?
Мне вдруг стало так обидно за себя, что я сама взяла Самоеда за руку, села на диван и потянула его за собой. Колготки я так и не надела, юбка в руке, а злость толкала на безрассудство.
Леша навалился на меня, и я раздвинулась под ним. В его движениях наметился успех, когда вдалеке снова послышались голоса.
Я глянула в сторону отсека, который мы использовали как спортзал. Там я могла и одеться, и заправиться. Почему я сразу не попыталась там скрыться?
Хорошая мысля приходит опосля, но и тогда она бывает кстати. Из спортзала я, вполне себе одетая, вышла к пацанам, которых привел за собой Медяк. Там были Буян, Грыжа и Гена Колодяжный со своим другом. Может, кто-то и подумал, что я там одевалась после траха, но ведь никто не видел меня с голыми ногами, без юбки. Да пусть кто-нибудь посмеет ткнуть в меня пальцем!
– Раздевайся! – глядя на меня, заявил Медяк и возбужденно оскалился.
У меня аж дух захватило от такой наглости.
– Смотри, что я тебе притаранил!
Он развесил на руках белые джинсы, точно такие, как те, которые были сегодня на блондинке.
– Твой размер! – в ожидании моего восторга протрубил Медяк.
– Откуда?
– От верблюда! Они, блин, товар на пятак завезли, а мы пошлину сняли!
Он смахнул со стола баул, высыпал из него на диван свою добычу: спортивные костюмы, джинсы, кроссовки. Здесь была даже кожаная куртка.
– Убери это! – строго сказал Самоед.
– А что такое? – вскинулся Медяк.
Он чувствовал себя героем дня, а Самоед покушался на его славу.
Но Леша пронзил его взглядом, и он вжал голову в плечи. Не тот у Медяка вес, чтобы оспаривать слово старшего.
Сначала Самоед придавил его своим авторитетом и только затем объяснил ситуацию:
– Участковый здесь был. Как бы снова не появился.
– Участковый?.. Так ты от него пряталась? – Медяк просиял.
– Нет, трахалась с духом Брюса Ли. – Я скривила губы и кивнула в сторону спортзала. – Заходи, он и тебе вставит!
– Нет, спасибо, мы как-нибудь на двоих покурим. А чего менту надо?
– Закрывают нашу лавочку, – сухо сказал Самоед.
– Сколько раз закрывали?
– На этот раз без базара.
– Ну и черт с ним! У нас теперь бабла хватит! Дом снимем, там зажигать будем.
Самоед косо глянул на него, но промолчал. Медяк, похоже, воспринял это как признак слабости. Придурок он, если так подумал. Не мог Самоед быть слабаком, не той он породы, в отличие от некоторых. Уж насколько круто Слава себя поставил, а на поверку оказался позорным стукачом. Так и надо будет ему сказать.
– Чего стоишь? Раздевайся! – Медяк протянул мне джинсы.
Я посмотрела на Самоеда. Как он скажет, так и будет. Он кивнул, разрешая принять подарок.
Я взяла джинсы, вернулась в спортзал, включила там свет и надела обнову. Брюки оказались мне как раз, что называется, тютелька в тютельку. В них я и вышла к парням.
– Супер! – восторженно протянул Медяк, взял кожаную куртку, набросил ее мне на плечи. – Блин, да она тебе как раз!
Я надела куртку, но, увы, она была размера на три больше моего. К тому же мужская, хотя это, в принципе, и не имело значения. А кожа классная, лайковая.
Я с сожалением вернула куртку Медяку и сказала:
– Все равно спасибо!
– Да ты не кисни, я из тебя такую куколку слеплю! Королевой будешь!
– Чьей королевой? – спросила я, глянув на Самоеда.
Я хотела быть его королевой. Если стану ею, то одевать меня будет только он, а не кто-то еще.
– Моей королевой будешь! – заявил Медяк.
– А ничего не треснет?
– Ничего, склеим!
– Губы себе залепи, а то раскатал!
Медяк ничуть не обиделся и задиристо подмигнул мне. Дескать, никуда ты от меня не денешься.
– Шмотки пусть пока побудут у тебя, – заявил Самоед, сурово глянув на него. – Ты на это дело забился, так что если возьмут за задницу, то сам и ответишь.
– Так я для всех… – начал было Медяк, но Леша его перебил:
– Замолчи и слушай сюда! Как для всех быть, мы потом думать будем. Завтра собираемся… – Самоед осекся, многозначительным взглядом обвел помещение, набрался решимости и четко продолжил: – Да, завтра собираемся в баре «Оазис».
– Где? – подал голос Медяк.
– А что такое? – усмехнулся Самоед. – У тебя же бабла валом!
– Ну, не валом. Пока только шмотками взяли.
– А чем «Оазис» хуже твоего пятака? С него что, нельзя снимать?
– Почему нельзя?.. – взбодрился Медяк. – Если там самарские лапу запустили, то всех на фиг! Теперь наша власть.
– Наша. Только у нас не анархия. Как скажу, так и будет!
Похоже, Леша смирился с неизбежностью. Все правильно. Если ты не можешь справиться с каким-то делом, то нужно возглавить его.
Кафе-бар «Оазис» можно было назвать вывеской капиталистического образа жизни. Какой-то кооператор поднял это дело и рубил на нем капусту. Там и виски шотландского можно было выпить, и сигару выкурить. Девочкой, если надо, тоже угостят, за отдельную, разумеется, плату. Туда на один вечер надо было брать столько денег, сколько моя мама не получала в месяц. Я могла бы отдыхать там и бесплатно, но для этого мне нужно было бы стать путаной. Нет, спасибо. Я в такие игры не играю.
– Завтра в шестнадцать у «Оазиса», – постановил Самоед. – Арматуру и цепы не брать, а свинчатки можно. Мало ли что!..
Он собирался обложить бар данью. Это понимали все, поэтому вопросов никто не задавал. И возражений я не услышала, и страха в глазах ни у кого не увидела. Да и сама совсем не прочь была погулять на празднике жизни. Действительно, если самарские могли стричь шерсть с кооператоров, то мы чем хуже?
– Жульен, на пять секунд. – Леша даже не глянул на парня, поманил его за собой движением головы.
Жульен – симпатичный малый. Смазливое личико, спортивная фигура. Не амбал, среднего роста, но плечи по сравнению с талией широкие, ноги длинные, сильные. Не очень внушительный у него вид по сравнению с тем же Медяком. Можно сказать, что он какой-то сладковатый, но кулаками машет будь здоров. У всех после стычки с самарскими на лицах синяки, ссадины. Один только он, Жульен, цел и невредим, как будто и не дрался. Одежда на нам чистая, аккуратная, нигде не порванная. Но я-то видела его в самой гуще событий.
Жульен вышел за нами во двор. Самоед что-то шепнул ему, тот кивнул и куда-то ушел. Минут через десять он принес какой-то ключ, и Леша благодарно похлопал его по плечу.