Владимир Колычев
Менты таких не трогают
– Если бы Пухлый думал головой, он бы так не «накосячил», – скривился Пушкарь.
– Как так?
– Да так…
– Он что, денег вам задолжал?
Прохор подумал об отце Лиды, который попал на деньги. Бандиты могли казнить его так же, как и какого-то Пухлого. Но Игоря Семеновича спас Егор…
– Он не задолжал… Он «скрысятничал»… Руки на «общаке» нагрел… В Турции за такие дела руку отрубают. А у Афоныча за такие дела – башка с плеч.
Прохор понял, о ком идет речь. Петр Афанасьевич, он же Афоныч. Видно, не приклеилась к этому садисту кличка «Мясник». Или его только за глаза так называют.
– Да, он это дело любит.
– Что любит? – не понял Пушкарь.
– Мясо рубить.
– Так Афоныч раньше по этой части работал…
– Не может без этого, да?
– Ты бы на Афоныча не гнал. За такие прогоны без башки можно остаться, – косо глянул на Прохора Пушкарь.
– Да у вас и за меньшее могут зарубить.
– За меньшее… Ты башку мне чуть не проломил…
– А за грудки зачем хватал?
– А смотрю, черт какой-то сидит…
– Спал я, никого не трогал…
– Не трогал… Коляныч у нас машинистом когда-то был. Поезда водил. И людей по рельсам размазывал. Едет себе, никого не трогает, а тут раз, и выскочила шкура. По тормозам уже поздно, бац, и поскакала башка по шпалам… Кто-то сам под поезд бросается. А кто-то просто заснул на рельсах…
– Это ты к чему?
– А к тому, что ты, братан, на рельсах заснул. И под поезд попал. А Коляныч тормозить не умеет. Если бы не михеевские, пораскинул бы ты, пацан, мозгами на все четыре стороны…
– Еще не поздно. Вам сейчас от жмура нужно избавиться. Поэтому я вам еще нужен… А что потом?
– Тебе же Афоныч ясно сказал, что ты теперь с нами. Значит, бояться нечего. Если сказал, значит, железно…
– А я хочу быть с вами?
– А куда тебе деваться? Думаешь, Михей не узнает, кто его пацанов положил? Это менты могут сопли лаптем хлебать, а Михей всегда в курсе.
– А у меня был выбор?
– Был. Или сдохнуть с пулей в башке, или стрелять. Ты должен был выбрать первый вариант. Ну, это если по Михею. А по мне, так ты все правильно сделал. Где так стрелять научился?
– В армии.
– Нам такие пацаны нужны. А Михею нет. Он тебя за пацанов спросит. Ну, если ты сам по себе останешься… Он с одной стороны, мы с другой. Ты из такого переплета живым не выберешься.
– Хочешь сказать, что вы меня не отпустите?
– Только ногами вперед.
– Как говорил один мой хороший знакомый, он очень много знал, – скривился Прохор.
– Теперь я твой очень хороший знакомый. Теперь ты должен слушать то, что я тебе говорю.
– А мне это нужно?
– Я тебе про ментов говорил? Или ты сам знаешь, по какой статье тебя могут принять?
В ответ Прохор беззвучно вздохнул. Тройной переплет – это жесть. Хочешь, не хочешь, а нужно втискиваться в прокрустово ложе, а не то Афоныч и ноги обрубит, и голову.
– Лучше с нами, чем с червями в земле, – усмехнулся Пушкарь.
– Я даже не знаю, кто вы такие.
– Ну, кто такой Афоныч, ты должен знать.
– Не знаю, – качнул головой Прохор.
– И Михея не знаешь? – Пушкарь глянул на него, как на недоразвитого.
– Слышал.
– Что ты слышал?
– Ну, с Шанхая там началось. Сначала он Шанхай под себя взял, а потом и весь юго-западный район. А Вагнер вроде как северо-восток держит, – пожал плечами Прохор.
– Вроде бы… – передразнил его Пушкарь. – Афоныч вместе с Михеем начинал… Э-э, не так. Это Михей с ним в девяностом начинал… Афоныч людей подпряг, с ворами договорился… Он мужик авторитетный, за ним уже тогда одна ходка была. Он много кого знает… А сейчас за ним уже две ходки. А почему? Потому что Михей его подставил. Афоныч в девяносто втором зачалился, а Михей без него развернулся. Афоныч откинулся, а он делиться с ним не захотел… Афоныч сам свое взял, Южный рынок у него отжал… Ты помнишь, каким наш рынок раньше был?
Прохор кивнул. Он еще в армию уходил, о Южном рынке мало кто слышал, а сейчас, говорят, чуть ли полгорода на нем отоваривается. Там и продуктовые павильоны, и вещевые.
– Это все Афоныч. На дефолте поднялся. Старые цены удержал. Все к нам, на Южный рынок, ломанулись… Сейчас цены реальные, а народ с нами остался. На том и живем…
– А Михею это не нравится.
– Ему много чего не нравится. Мы для него как кость в горле…
– Видел я, как он эту кость вытаскивал.
– Ничего, Афоныча в больницу забрали. Оклемается. Хрен чего Михею обломится. – Пушкарь говорил напористо, но ему явно не хватало уверенности.
Может, Михей и не смог достичь свой цели, но, как ни крути, а мясник Афоныч уже находится на пути в больницу. А скольких его бойцов положили. Кто не убит, тот ранен. Один только Пушкарь вышел из переделки без единой царапины. Поэтому ему и было поручено замести следы преступления. А пока он будет этим заниматься, пройдет время, которое работает скорее на Михея, чем на его врага. Время, в течение которого с бандой Афоныча может быть покончено. И как тогда быть Пушкарю? Куда податься? И сомнения парня мучили, и тревоги. Нелегко ему сейчас. Вряд ли он будет избавляться от своего спутника, который умеет стрелять и убивать.
Только вот Прохору совсем не хотелось оставаться с ним. Но и обратного хода на волю больше нет. Логика проста. Какой с него спрос, если он часть единого целого? Если он человек Афоныча, то Михею придется спрашивать за своих людей со всей вражеской банды, а не лично с Прохора. А вот если он останется сам по себе, Михей устроит ему самую настоящую вендетту.
И еще был момент, который склонял чашу весов в пользу жестокого выбора. Королек тоже когда-то был бандитом, на этом он и поднялся. Сейчас у него есть все, в том числе и Лида. И Прохор сможет подняться, если не будет дураком. Тогда он тоже станет завидным женихом. Возможно, Лида захочет к нему вернуться.
Прохор был в парке, приходил туда, чтобы разобраться с Корольком, но этот козел к нему так и не вышел. А на днях он искал встречи с Лидой. Толку ноль. Вроде как на моря уехала, вроде как с женихом. Но так ли это на самом деле? Родители могли и соврать… Елена Владиславовна и раньше не очень-то жаловала Прохора, а сейчас она откровенно радовалась его неудаче. Королек для нее куда более желанный зять…
Машину вдруг резко повело в одну сторону, и тут же бросило в обратную. Прохор встрепенулся, глянул на Пушкаря, но тот лишь усмехнулся:
– Ты это, из процесса не выпадай.
– Из какого процесса?
– Вот я и говорю, что ты из ситуации выпал. Потому что задумался…
– Да нормально все.
– Ну, и о чем я тебе сейчас говорил?
– Ну, хрен чего Михею обломится.
– А еще?
– Ну…
– Сколько у нас пацанов еще осталось?
– А ты говорил?
– Шляпа!
Машина шла по узкой асфальтированной дороге, и слева лес, и справа. Прохор не мог вспомнить, когда они свернули с шоссе. Но его можно понять. Жизнь загнала его в тупик, как тут не ломать голову в поисках выхода?
– Куда мы едем?
– Окоп копать.
– На два метра вниз?
– Можно и на два. Можно и на три… Чем дальше в лес, тем глубже яма… Э-э, как раз наоборот… Соображаешь?
– А лопата есть?
– Какая лопата, если мы даже голову забыли? – ухмыльнулся Пушкарь.
– А как же без лопаты?
– Руками.
– Руками можно голову закопать. С телом посложней будет… Может, попросить у кого-нибудь? – спросил Прохор, увидев дачные домики за сплошным деревянным забором.
– Можно и попросить, – кивнул Пушкарь. – Но лучше украсть. Чтобы лишних вопросов не возникало. Через заборы умеешь лазить?
– А почему я?
– Потому что молодой.
– Не знаю.
– Я знаю. Ты молодой, я старший. Что скажу, то и будешь делать.
Прохор уныло кивнул. Не хотел он соглашаться с бандитом, который был старше его на пару-тройку лет. Но и спорить с ним глупо: все равно ведь ничего не докажешь.
Глава 3
Справа полутораэтажный дом за шиферным забором, слева пистолет с пулей, готовой к старту. Одно неосторожное движение, и грянет выстрел. Пушкарь точно знал, что с легкостью нажмет на спусковой крючок, поэтому с ним лучше не шутить.
– Под ноги ствол положи, – спокойным тоном, но с напряжением в голосе потребовал он.
Прохор кивнул, вынул из-за пояса пистолет, положил его на пол под сиденье.
Машина широкая, салон в ней просторный, поэтому и расстояние между водителем и пассажиром не самое близкое. И еще переборка между передними креслами высокая – там и коробка передач, и вещевой ящик. Одним словом, не было у Прохора возможности в молниеносном броске сблизиться с противником и выбить из руки пистолет. Вернее, возможность была, но шансов мало.
– И что дальше? – стараясь держать себя в руках, спросил он.
– Ничего. Лезешь через забор, забираешь лопату и возвращаешься.
– А ствол?
– Если не вернешься, ствол с твоими пальчиками уйдет к ментам. Двух твоих жмуров на тебя повесят. А в довесок третьего, моего.
– А если вернусь?
– Ты должен вернуться, брат. Другого пути у тебя нет.
Прохор кивнул, вышел из машины. Осмотрелся, прислушался. От дороги через лес к садовому товариществу вела тропинка. Была еще дорога, к воротам, но Пушкарь нарочно проехал мимо, чтобы не привлекать внимания.
Тихо вокруг. Двигатель работает, а все равно тихо. Кузнечики стрекочут, пичуги заливаются, а все равно тишина. Это где-то там, в городе бушуют страсти, а здесь хорошо, спокойно. Забыть бы обо всем, вернуться к своей даче. Утром на рыбалку, днем спать, после обеда – огород, все такое… Хотелось бы вернуться к безмятежной жизни, но как?
Прохор перепрыгнул через канаву, по тропинке подошел к забору. Шифер вроде бы крепкий – не должен сломаться под тяжестью тела. Но вдруг опорные столбы не выдержат или листы отваливаться начнут?
Еще его смущал колючий кустарник вдоль забора. Длинные вязкие стебли цеплялись за руки, за ноги, а если свалиться в него, можно оцарапать лицо. Но разве штурмовой десантник может спасовать перед такими пустяками?
Он приноровился, зацепился за верхний срез забора, подтянулся и заглянул во двор. Дом небольшой, полутораэтажный, из силикатного кирпича, с виноградной терассой над крыльцом. Ухоженный огородик, деревянный сарайчик, летний душ с железным баком вместо крыши, кирпичный туалет, к которому вела бетонная дорожка. Вдоль забора малинник, вот куда бы не хотелось угодить. Зато собаки нигде не видно.
Прохор перебросил тело и спрыгнул в узкое пространство между забором и малинником. Присел, затаился, прислушался. Открылась дверь, из дома кто-то вышел. Он увидел симпатичную девушку в пестром ситцевом халате. На плече у нее висело полотенце. Она шла, что-то напевая себе под нос, и на ходу распускала волосы.
Девушка скрылась в летнем душе. Прохор даже смог услышать, как изнутри клацнула защелка. Сейчас она разденется, встанет под льющуюся воду, но Прохора сейчас больше устроил бы вид штыковой лопаты, нежели обнаженного девичьего тела. Поэтому он направился к сарайчику.
Дверь была закрыта, но не заперта. Он осторожно открыл ее, заглянул внутрь. В сумраке, пронизанном тонкими солнечными лучами, тускло блеснул отшлифованный трудовыми мозолями черенок лопаты.
Прохор взял лопату и пошел обратно. В душе лилась вода, во весь голос пела девушка. А со стороны дома – никаких признаков жизни.
Но напрасно Прохор не принял в расчет девушку. Вода продолжала литься, когда открылась дверь.
– Стоять!
Голос у нее низковатый, но звучный. И летящий, как стрела. Прохор замер, словно ему нож в спину всадили.
– Куда лопату понес?
Он повернулся и увидел девушку. Она стояла в полный рост и завязывала в узелок концы полотенца, которым обернула свое мокрое тело.
– Я верну.
– Ага! – хмыкнула девушка.
– Через забор переброшу.
– Ну, ты и фрукт!
На личико она была вроде бы симпатичной. Яркие глазки, маленький, вздернутый кверху носик, пухлые губки. А телу не хватало стройности. А еще больше – женского изящества, в котором преуспела Лида. Короткая шея, широкие плечи, руки крепкие, ноги развитые, но в таком же укороченном варианте, как и шея.
Крепенькая на вид девушка. Но Прохор выглядел внушительно. И рост у него под метр девяносто, и в плечах по-настоящему мужской размах. Курносая должна была его бояться. Но нет, страха в глазах не было. И кокетства тоже. Хотя смотрела она на Прохора с женским интересом.
– Да фруктовое дерево посадить надо.
– Посадить дерево и родить ребенка?
Прохор ощущал себя полным идиотом, и у него не было никакого желания точить лясы.
– Я верну! – повторил он и рванул к забору.
– Эй, куда ты?
Прохор отвечать не стал. Стремительным броском через огород преодолел открытое пространство, с ходу перебросил лопату через забор, перескочил через него сам. И был таков.
Пушкарь стоял возле машины и курил, посматривая по сторонам. Заметив Прохора, бросил сигарету, открыл багажник. И сморщил нос, глядя на труп.
Покойника не упаковывали, поэтому кровью залило все дно багажника. Да и сам вид обезглавленного тела рвал нервы. Прохор спешно положил лопату и занял свое место в салоне.
– Все нормально? – спросил Пушкарь, усаживаясь за руль.
– Нормально. А где ствол? – Прохор глянул себе под ноги, затем сунул руку под свое сиденье, но пистолета не нашел.
– Я его выбросил.
– Зачем?
– А чтобы тебя с поличным не взяли. О тебе, пацан, забочусь. Ты должен ценить, – тронув машину с места, с затаенной усмешкой сказал Пушкарь.
С хорошей лесной дороги они свернули на гиблый зимник с ужасной колеей, но джип достаточно легко шел по ухабам, пока не выехал на маленькую светлую полянку в самой гуще леса. Пушкарь остановил машину, вышел из нее, потянулся навстречу солнцу:
– Красота какая!
– Кому как!
– А что не так? Место спокойное. Не хуже, чем на кладбище. Даже лучше. Соседи донимать не будут.
– Не смешно, – открывая багажник, буркнул Прохор.
– Конечно, не смешно. Мне лично плакать хочется. Тело здесь закопаем, а башку на свалку выбросят.
Прохор взял лопату, выбрал место под молодой осиной, вогнал штык в землю.
– Дерн сначала сними.
– Да знаю.
– В каких войсках служил?
– ДШБ.
– Я тоже. Мотострелковый батальон парашютно-десантного полка. Кто-то там обещал взять Грозный силами одного парашютно-десантного полка, вот мы и брали. В декабре девяносто четвертого, – криво усмехнулся Пушкарь. – Как слепых котят в самый центр пихнули. Кошка бросила котят… Мне-то повезло, я из этого стишка живым выбрался… А ты воевал?
– Не успел.
– Тогда тебе не понять… Ну, чего смотришь, давай, рой! Яму для ближнего.
Прохор кивнул, снова вонзил в землю штык, наметил контур, стал снимать дерн. А Пушкарь принял позу махрового дембеля в кругу желторотых салаг, сел на пенек, закурил.
– Думаешь, почему я к Афонычу подался – барыг дербанить? А где эти барыги были, когда нас в Грозном расстреливали? Жирок нагуливали. С нас шкуру снимали, а они жировали… Почему я должен за них переживать?
– Ну, кто-то же из них тоже служил. И воевал.
– Кто-то. Но не все.
– А три шкуры со всех дерешь.
– Вот только мораль разводить не надо, – скривился Пушкарь.
– Это не я начал…
– Копай давай!
Земля сначала была легкой, с песком, затем пошел сплошной суглинок, но Прохор не унывал. Он опустился вниз на целый метр, потом выбрался из ямы и воткнул штык в землю со словами:
– Твоя очередь.
– Кто сказал? – возмущенно глянул на него Пушкарь.
– Твоя очередь сказала.
Прохор устало опустился на пенек, вынул из кармана пачку «Примы», выбил из нее сигарету. Закурил и Пушкарь. Он не торопился браться за лопату, но и Прохор не собирался работать за него. А время шло.
В конце концов Пушкарь понял, что Прохора не пробьешь, и взялся за работу. Но хватило его ненадолго. Он углубил яму всего на полметра, и на этом его терпение иссякло.
– Все, хватит. И так сойдет.
Прохор пожал плечами. Ему все равно, на какую глубину ляжет убитый кем-то человек. Не ему отвечать, если тело вдруг случайно найдут.
Они вытащили покойника из машины, поднесли к яме. Но сбросить не успели.
– Стоять! Руки вверх! – звонко выстрелил знакомый девичий голос.
Прохор обернулся на голос и увидел курносую. Спортивный костюм на ней, на ногах резиновые сапоги, на голове бейсболка. А в руках она держала самый настоящий обрез «берданки».
Мертвое тело глухо шлепнулось на землю. Пушкарь оторопело уставился на курносую:
– Эй, что за шутки?
– Это шутки? – Девушка на мгновение нацелила ствол на мертвое тело. – Почему он без головы?
– Потому что всадник.
– Какой еще всадник?
– Всадник без головы… Мы его в морге взяли. Для спектакля.
– Для какого еще спектакля?
– По книге «Всадник без головы». Читала? – Пушкарь заговаривал зубы, неторопливо приближаясь к девушке.
– Нет… Кино смотрела, – в замешательстве проговорила она.
– Вот и у нас кино…
– Никакое это не кино! Стой, пока не пристрелила! – Девушка вовремя сообразила, что Пушкарь водит ее за нос, и сама сделала шаг к нему, надавив при этом на спуск обреза.
Пушкарь застыл как вкопанный, даже сошел с лица от страха. Прохор и сам поверил, что курносая сейчас выстрелит.
– Кто вы такие?
– А ты не видишь? Друга искали! – кивком показал на труп Пушкарь. – Он голову от любви потерял.
– Что ты меня все время лечишь? – нахмурилась курносая.
– Он в самом деле голову потерял… От любви…
– Так бывает только в переносном смысле.
– Лешка влюбился в жену крутого бандита. И переспал с ней. А бандит ему за это голову отрубил… Даже не знаю, куда голову перенесли.
– Влюбился в жену крутого бандита?
– А что здесь такого? Ты, случайно, не жена крутого бандита? – Пушкарь взбодрился, медленно и осторожно шагнул к девушке.
– Нет.
– Жаль. А то бы я в тебя влюбился…
– Не надо в меня влюбляться.
– Почему не надо? Ты очень красивая… Как зовут?
– Инна.
– Да? У меня у друга жену Валей зовут. Так он, когда выпьет, Инной ее называет. А знаешь почему?
– И знать не хочу! Стой, кому говорю!
– Васька у нас, когда напьется, двух слов связать не может. Инна!.. Жена ему, да не Инна я… А он ей – ин на хрен!..
– Что? – не поняла девушка.
В этот момент Пушкарь пришел в движение и молниеносно ударил рукой по стволу обреза. Инна нажала на спуск, но послышался только холостой щелчок.
– Иди на хрен, говорю! – заорал на нее Пушкарь.
И снова ударил – на этот раз рукой по лицу. Наотмашь, внешней стороной ладони по щеке. Инну швырнуло в сторону, она попыталась удержаться на ногах, но все же опустилась на землю.
Обрез тоже упал, и Пушкарь его тут же подобрал. Отвел затвор, заглянул внутрь. Патрона там не было, это увидел и Прохор, который подошел к нему.
– Ты откуда такая взялась? – спросил Пушкарь. Он отбросил обрез в сторону, вынул из-за пояса пистолет.
– За своей лопатой пришла, – сказал Прохор.
Инна не спешила подниматься с земли. Сидела, встревоженно смотрела на них и потирала щеку.
– За лопатой?! Она что, видела, как ты у нее лопату увел?
Прохор кивнул.
– А как же мы ей лопату отдадим? Как мы ее закапывать без лопаты будем? – Пушкарь наставил ствол на девушку.
– Зачем закапывать? – Прохор отвел его руку с пистолетом в сторону.
– А что там говорил твой очень хороший знакомый? – Пушкарь сделал шаг в сторону и снова наставил на Инну пистолет.
– Труп в другом месте закопаем. Никто ничего не докажет. – И снова Прохор взял его за правую руку.
– Может, и не докажут. Но проблемы будут.
Пушкарь вырвал руку, но Прохор встал между ним и напуганной девушкой.
– Не убивайте меня, пожалуйста, – дрожащим голосом попросила она.
– Ствол убери!
Прохор пронзительно смотрел на Пушкаря. Ствол пистолета едва не касался его груди. Он мог ударить по нему, обезоружить бандита. Или получить пулю в сердце. Одно из двух. Но Пушкарь предпочел третий вариант.
– Копать будешь ты, – произнес он, опуская руку.
– А я никому ничего не скажу, – подала голос Инна.
– Как ты нас выследила? – спросил Прохор, глянув на нее, как на досадную помеху.
– Я не следила… Просто видела, куда вы свернули…
– Дура!
– Мы тебя сейчас свяжем, – с озадаченным видом проговорил Пушкарь. – И здесь оставим… А потом вернемся… – Он с сомнением глянул на Прохора и, добавив: – Может быть, – покосился на свою руку, в которой держал пистолет.
Прохор понял, о чем он подумал. Действительно, почему бы не убить сразу двух зайцев. Как ни крути, а Прохор такой же опасный свидетель, как и сама Инна.
– Я правда никому ничего не скажу, – тихонько пискнула девушка.
– Никому ничего? – холодно переспросил Пушкарь.
– Честное слово! – Инна приложила к груди обе руки.
В этот момент у него в чехле на поясе зазвонил мобильник. Вынимая трубку, он отошел чуть в сторонку.
– Да…
Это было все, что сказал Пушкарь. Все остальное время он слушал и хмуро кивал. Наконец вернул трубку на место и подошел к Инне, которая уже поднялась на ноги.
– А кому ты можешь нас сдать? – спросил он.
– Никому! – глянув на пистолет в его руке, мотнула она головой.
– С кем ты там на даче?
– Ни с кем.
– Одна?
– Одна.
– А предки?
– Ну, родители сейчас далеко… В Магадане.
– Сидят?
– Работают!
– Когда будут?
– Ну, в сентябре обещали.
– Когда ты в школу пойдешь?
– Какая школа?! Я в институте учусь! На третий курс уже перешла.
– Еще не перешла. Я тебя еще не перевел. Будешь умницей, переведу, пойдешь на третий курс. А нет, здесь останешься…
– Я никому ничего не скажу!
– А на постой нас пустишь?
– На постой?
– На два-три дня. Нам с Прохором на природе пожить надо.
– Ну, живите, конечно.
– Тогда мы связывать тебя не будем… – в раздумье проговорил Пушкарь. – Дома нас будешь ждать… А домой я тебя отвезу…
Он кивком показал на машину, и девушка послушно направилась к ней. Пушкарь помог ей сесть и вернулся к Прохору.
– Эту яму закопай. Новую выроешь. Где-нибудь подальше. Сам напросился. И поглубже закопай. Чтобы никаких следов. А обратно пешком. У Инны пару дней перекантуемся.
– Мне домой надо.
– Ты сегодня новую прописку получил. Твой дом – тюрьма, – хмыкнул Пушкарь, – не забывай об этом.
– Мне позвонить надо.
– Позвонишь… – Пушкарь вынул из чехла мобильник. – Скажешь, что у тебя все в поряде. А где ты сейчас – молчок. И еще. Ствол твой у меня. Если вдруг слиняешь, он у ментов окажется. Пусть они тебя ищут. А мы уже с тобой потом, когда тебя примут, разберемся.
– Не надо меня пугать, – скривил губы Прохор.
– И о девочке подумай. Если ты слиняешь, я с ней церемониться не стану. – Пушкарь провел пальцами по горлу.
– Уговорил.
Прохор позвонил матери, сказал, что встретил армейского друга и пару дней его не будет. А когда Пушкарь уехал, взялся за дело.
Он не стал рыть новую яму, всего лишь углубил старую. И похоронил тело на двух с половиной метрах. Труп закапывал, тщательно трамбуя землю, чтобы она не осела. Остатки земли ссыпал в заросли кустарника, вернул снятый дерн на место, тщательно его уложил. И побрел к дачному поселку. А что ему еще оставалось делать? Пушкарь такой, что действительно мог убить девчонку. И если это случится, ее смерть будет на совести Прохора.
Глава 4
Джип стоял во дворе, впритык к дому. Прохор едва втиснулся в узкое пространство между машиной и стеной, чтобы пройти к крыльцу, на котором стоял Пушкарь. Одной рукой этот тип почесывал живот, а в другой подносил ко рту жареный пирожок.
Калитку открывала Инна, она и вела Прохора в дом. Пушкарь нехотя посторонился, пропуская их.
Дом небольшой, но прихожая не показалась Прохору тесной, и каминный зал немаленький. Камин большой, выложен из крупных камней. На стене – оленья голова, на полу – медвежья шкура.
– Отец из геологической экспедиции привез, – уныло сказала Инна, косо глянув на Пушкаря, который встал в дверях.
– Дочке рога привез, в приданое… – сказал он. – Для мужа.
– Очень смешно, – буркнул Прохор.
– Вместе можете посмеяться. А я пока съезжу кое-куда. Ненадолго… Ворота открой!
– Я открою! – засуетилась Инна.
Она открыла ворота, Пушкарь выехал со двора, рванул вдоль по улице. Прохор помог ей закрыть ворота и сказал:
– Я лопату вернул.
– Я видела, – кивнула она, глянув на лопату, которая стояла у калитки с внутренней ее стороны.
Еще Прохор принес ее обрез, но о нем говорить не стал.
– И Пушкарю сказал, что тебя в обиду не дам.
– И что?
– Значит, сдержу слово.
– Ну да.
– Тебе нечего бояться.
– Ага!
– Зачем ты поперлась за мной?
– Ну, интересно стало…
– Любопытной Варваре нос оторвали. Вместе с головой.
– Варвару видела, а голову – нет.
– А я и голову видел… Меня тоже могли за это убить.
– Тебя?
– Я, в отличие от тебя, ни за кем не подсматривал, – угрюмо усмехнулся Прохор. – Просто оказался не в то время не в том месте… Сначала бандиты хотели меня убить, а потом взяли к себе.
– Зачем?
– Им нужна была моя помощь.
– Хочешь сказать, что ты отбываешь трудовую повинность? – с усмешкой спросила Инна.
– Не веришь. Понимаю.
– Что ты понимаешь?
– Ты можешь пойти к участковому и сдать нас.
– Да? А потом меня изнасилуют. И сожгут в этом доме.
– Не исключено.
– И родителям достанется.
– Может быть.
– Ты такой же, как и этот! – Инна кивнула в сторону ворот.
– Ты сама пошла за мной. Сама нарвалась. Но в обиду я тебя не дам.
– Да, я видела… Он бы меня убил, если бы не ты, – кивнула Инна.
– А ты здесь одна, значит, живешь?
– Чай будешь? – спохватилась она.
– Не откажусь.
В доме была кухня – крохотная, не развернуться, поэтому чай Инна подала в каминный зал. И чай, и давно уже остывшие пирожки с капустой.
– Сама пекла?
– Утром.
– Вернуть бы это утро, – мрачно усмехнулся Прохор.
Поверни время вспять, он бы не пошел сегодня на рынок с дядей Митей. И не попал бы впросак. Сидеть бы сейчас дома, бить баклуши. А еще лучше, на дачу отправиться…
А если бы еще на два года назад вернуться, он бы «откосил» от армии. И занялся бы бизнесом. Может, и разбогател бы за два года. Под одной крышей с Лидой. Не ушла бы она от него, если бы он остался дома. А что сейчас? На мели Прохор, ни копья за душой.
– Еще чаю? – спросила Инна, когда его кружка опустела.
– Лучше водки.
– Самогон есть, – сказала она, настороженно глянув на него.
– Обойдусь, – мотнул он головой и неожиданно добавил: – Если что, держись за меня. Мы с тобой в одной лодке.
– И куда мы плывем? – с интересом посмотрела на него Инна.
– Плавает знаешь что?.. Вот и мы с тобой плывем… В проруби…
– Лучше с тобой, чем с твоим Пушкарем.
– Не знаю…
Прохор закрыл глаза и не заметил, как задремал.
– Подъем! – разбудил его громкий голос Пушкаря.
Прохор открыл глаза и уставился на него. Инны рядом с ним не было. Что, если сбежала?
Пушкарь с грохотом поставил на стол две бутылки водки.
– Боевое крещение твое обмывать будем… Ин-на, стаканы давай!
В комнату вошла Инна со стаканами в руках, поставила их на стол и как-то умоляюще посмотрела на Прохора. Она боялась Пушкаря и не хотела становиться его жертвой. А остановить произвол мог только Прохор.
– А почему два? Себе тоже давай!
– Я не хочу.
– Ин-на, не зли меня!
Инна кивнула, ушла. Пушкарь откупорил бутылку, наполнил стаканы.
– Давай! – Он выпил, не чокаясь.
И Прохор повторил за ним, осушив свой стакан до дна. А чуть позже появилась Инна. Она принесла и стакан, и закуску – нарезанную кружками копченую колбасу.
– Сервелат у них тут не фонтан, – сказал Пушкарь, взяв один кружок. – И сыр какой-то странный… Ин-на, где сыр?
– Сейчас.
Инна снова ушла, а Пушкарь, сунув колбасу в рот, снова наполнил стаканы.
– Она не Ин-на. Не называй ее так, – сказал Прохор.
Но Пушкарь пропустил его слова мимо ушей и, кивком показав на окно, спросил:
– Ты хоть понял, что я без машины?
– Почему?
– В лесу оставил… Если вдруг что, сигаем через забор. И наутек. Прыгаем в машину, и тю-тю.
– И кого мы боимся?
– Ну, вдруг менты нагрянут, – пожал плечами Пушкарь.
– А еще?
– Остальные нас должны бояться.
– Это ты про Михея?
– Он должен нас бояться. – Пушкарь пристально посмотрел на него. – Или нет?
– Зачем ему нас бояться?
– А затем, что тебя убить хотел. И меня…
– Ну, обо мне-то он не думал.
– Сейчас думает… Он знает, кто его пацанов положил. И думает о тебе. Надо, чтобы не думал.
– И что мы можем сделать?
– Убить его.
– Убить? Михея?!
В ответ Пушкарь приложил палец к губам, потому что в комнату вошла Инна. Он наполнил стаканы и задорно улыбнулся, глядя на Инну:
– Ну, давай, родная, за наше с тобой знакомство!
Она выпила, поморщилась, и Пушкарь протянул ей кусок сыра, нанизанный на кончик ножа. Но Инна взяла колбасу – рукой. А он снова наполнил стаканы, поставил пустую бутылку на стол и выпил, ни с кем не чокаясь, буркнул только:
– За Пухлого. Земля ему пухом… Пухлым пухом, гы. – Затем плюхнулся на диван, вытянул ноги, раскинул руки. – Молодой, ты заступаешь в наряд.
– Пост принял, – кивнул Прохор.
А Пушкарь закрыл глаза и засопел.
– А какой ты пост принял? – тихо спросила Инна, с затаенной улыбкой глядя на Прохора.
– Православный. Не пить, не курить. И ничего скоромного…
– И ко мне не приставать?
– Это само собой.
– Может, ты душ хочешь принять? – спросила она.
Прохор кивнул. Было бы неплохо освежиться и привести себя в порядок.
– Я полотенце принесу.
Прохор вышел из дома, направился к летнему душу. Денек сегодня выдался жарким во всех отношениях, поэтому вода в баке была едва ли не горячей. Инна принесла полотенце, он, закрыв за ней дверь, разделся и включил воду. Но, перед тем как намылить голову, выглянул из кабинки. Инна уселась на скамейку напротив сарайчика. Похоже, она не собиралась никуда убегать.
Когда они вернулись в дом, то застали Пушкаря на том же месте и в той же позе. Только в бутылке осталось меньше половины. Он спал с перерывами, просыпаясь, чтобы выпить. С запойными так бывает.
– Быстро же он, – тихо сказала Инна. – Я даже приготовить ничего не успела.
Прохор пожал плечами. Еще не поздно заняться ужином. Он вышел во двор, сел на стул возле крыльца, закурил. Хорошо после душа, когда погода шепчет.
Поздно вечером Инна показала Прохору спальню на втором этаже и сказала:
– Ты давай на кровать, а я раскладушку поставлю.
– А соседняя комната? – спросил он.
– А если Пушкарь приставать полезет?
– Раскладушка моя.
Инна постелила ему, легла сама и велела выключить свет.
– Спокойной ночи! – сказала она, поворачиваясь к нему спиной.
Прохор лег на раскладушку и, прежде чем заснуть, долго слушал, как она ворочается и вздыхает.
Ночью шел дождь, вода в баке остыла, но холодный душ для проснувшегося организма в самый раз. Прохор взбодрился, вернул в тонус и дух, и тело.
А когда вышел из душа, нос к носу столкнулся с Пушкарем. Позавчера он пьянствовал, вчера опохмелялся – под глазами опухлости, на щеках щетина. А глаза дикие.
– Шухер! Уходим! – крикнул он, увлекая Прохора за собой.
И непонятно, то ли белая горячка с ним приключилась, то ли на самом деле им угрожала реальная опасность. Прохор не стал пытать судьбу и ломанулся в малинник вслед за ним.
Им не пришлось лезть через забор. Пушкарь еще вчера сделал в нем пролом и замаскировал его.
Они проскользнули через лаз, по высокой траве рванули к лесу. Машина стояла на месте. Пушкарь разбросал ветки, сел за руль, завел двигатель и вдруг широко улыбнулся:
– Отбой учебной тревоге!
