Рабочий день закончился, а желания идти домой не было. Муж пьяница, дочь в городе. Жизнь у дочери не заладилась. Вышла замуж за городского, родила, бросила институт. И что? Бросил ее муж, к другой ушел… Городские они все такие.
Дверь со скрипом открылась, и в кабинет, осторожно переступив порог, зашла Ольга Михайловна, пышная женщина с волнистыми волосами. Каждое утро она накручивала волосы, приходила на работу с кудряшками, а за день они выпрямлялись. Но Ольга Михайловна женщина упорная, она не искала легких путей. Завтра она снова накрутится…
Ульяна Даниловна Павлюкова с унылой насмешкой смотрела на нее. Как же ей все это надоело! Учителя, дети – да пропади все пропадом!..
– Ульяна Даниловна, Савельевой дома нет, – сказала Ивашова.
– И что?
– Как что? Девчонка пропала!
– Где она пропала, в поле?! Так не бывает. Я эти поля как свои пять пальцев знаю, – хмыкнула Павлюкова.
– Так это вы, а Савельева не знает. Она вообще ничего не знает. И маленькая она.
– Маленькая!.. Зато городская!.. Пришла тут, умная!
– Ульяна Даниловна, что вы такое говорите! – В голосе Ольги Михайловны звучало и удивление, и осуждение. – Савельевой всего четырнадцать лет!
– Я в четырнадцать лет из Гореловки в школу за восемь верст ходила. Пешком. Восемь верст туда, восемь верст обратно, и ничего.
– Савельева городская, она так не может.
– Вот я и говорю, что городская. Дурь из нее выбивать надо.
– А бабушка у нее деревенская. Если она дурь начнет выбивать? – спросила обычно робкая Ивашова.
– Из кого дурь выбивать? – вспучилась Павлюкова.
– А кто Савельеву с работы выгнал? И за что? За то, что Горлова ей войну объявила?..
– Горлова? Войну?.. Да нет, это Савельева вызов нам бросила! И вы, Ольга Михайловна, должны понимать это, как опытный педагог… Или вам все-таки не хватает опыта? – Павлюкова подняла руку, чтобы ударить кулаком по столу, но бить не стала. Рука опустилась плавно.
– Не бросала Савельева нам вызов, – исподлобья глядя на нее, мотнула головой Ольга Михайловна. – Это ваша злость на городских бросила ей вызов.
– Что?!
– Про педагогику мне здесь говорите… У Савельевой родители погибли, девочка круглая сирота…
– Вот! А как они погибли? Еще нужно разобраться, при каких обстоятельствах они погибли!..
Глаза у Ивашовой становились все шире, челюсть опускалась все ниже. Она смотрела на Павлюкову, как на бездушное чудовище.
– Савельева пропала!.. – выдавила она. – Может, она, как мать!.. Как отец!..
Только сейчас до Ульяны Даниловны дошел весь ужас положения. Мать Савельевой попала под поезд. Вроде бы пути в неположенном месте переходила, нога застряла между рельсами. В это еще можно поверить. А отец точно сам под поезд бросился. Не могло быть сразу две случайности в одном и том же месте. Кто-то из них покончил жизнь самоубийством, а может, и оба… Бабушка Юли Савельевой выводов не делала, она рассказала все, как было. И еще она очень просила ничего не говорить Юле. Девочка она не глупая, сама должна догадаться, что ее родителей больше нет… Может, и догадалась. А тут еще такой толчок в спину со стороны взрослых. И дурную наследственность со счетов сбрасывать нельзя. Что, если Савельева свернула к реке и в омут с головой?
– Да нет, этого не может быть! – Павлюкова вскочила со своего места, бросилась к двери.
Но сама же себя осадила и вернулась к телефону. С председателем сельхозартели нужно связаться, без него народ на поиски поднять будет трудно.
Слухи по селу расходятся быстро, и Андрей Антипович уже знал о том, что произошло в поле. Знал, как Ульяна Даниловна прогнала Юлю домой. Она попросила у него помощи, а он спросил про свою дочь, которая училась у нее в школе.
– Как там Людмила моя, никто не обижает? – Намек в этом вопросе не просто угадывался – резал слух.
– Нет, никто. Все хорошо.
– А то вдруг дашь ей пинка под зад!
– Андрей Антипович, побойся Бога!
– Это ты мне говоришь?.. Если вдруг девчонку не найдем, пиши заявление по собственному. Или я сам подниму вопрос!
– Ну что ты такое говоришь! – воскликнула Павлюкова.
Но Юров ее уже не слушал – в трубке звучали короткие гудки.
Ульяна Даниловна подняла на ноги всех, кого могла. Юлю искали весь вечер, всю ночь, но найти так и не смогли. А утром в школу приехал Юров. Этот кряжистый мужчина с квадратной головой и колкой иронией во взгляде долго смотрел на Ульяну Даниловну. И наконец спросил хриплым, будто простуженным голосом:
– Чего ты на девчонку-то взъелась? Чем тебе эта пигалица не угодила?
Юров председательствовал в артели, как теперь назывался колхоз, помимо этого, он возглавлял сельскую администрацию. Юров – это власть, и Павлюкова очень хорошо все понимала.
– Андрей Антипович, ты не так все понял.
– Да все так я понял!.. Не любишь ты городских. Из-за дочки своей не любишь… Ну да ладно, Бог тебе судья! Заявление написала?
– Андрей Антипович, давай разберемся!..
– Ты правильно говоришь, Даниловна, у нас не город, у нас деревня. У нас все просто и ясно. Не место тебе в школе, и нечего тут разбираться… В районо звонить пойду, пусть нового директора назначают.
– Не надо в районо, – опустив голову, вздохнула Павлюкова.
Судя по всему, Юров настроен был решительно, а это значило, что в районо он точно позвонит. И тогда Ульяну Даниловну уволят по статье. А ей всего сорок девять лет, до пенсии еще работать и работать. Тем более у нее была возможность устроиться учителем истории в Подреченске. Если, конечно, она уволится по собственному желанию. А она уволится… И зачем она только связалась с этой несчастной Савельевой?
– Будет заявление.
– И заявление будет, – кивнул Юров, – и статья. Если Савельеву не найдем.
Юля Савельева нашлась на следующий день. Оказывается, ее занесло в лес, там она заблудилась, но в конце концов вышла к Семирадью. И бабушкин дом сама нашла.
Алька стояла на мостике через канаву, уперевруки в бока. Она перегораживала дорогу, не пуская Юлю в школу. И не обойти ее, не перепрыгнуть.
– Иди туда, откуда пришла! – выпалила она с ядовитым ехидством.
– Мне в школу нужно, – вздохнула Юля.
Бабушка обещала, что теперь все будет по-другому. И Клим сказал, что директор школы изменит к ней свое отношение. Потому что в школе будет новый директор…
Клим отвез ее к бабушке в тот же день, в тот же час, как подобрал в поле. Привез, зашел к ним в дом, поговорил с бабушкой, и та согласилась спрятать Юлю, как будто она пропала. Спрятать назло Павлюковой, которая, как сказал Клим, совсем рехнулась на старости лет. И бабушка согласилась с ним. А вчера Юля узнала, что в школе новый директор – Ольга Михайловна Ивашова. Но Алька-то старая. И она снова не дает ей проходу. И понимает эта дрянь только силу, а где ж ее взять?
– Толстая, ты чего права здесь качаешь? – послышалось со стороны.
Юля повернула голову и увидела чернявого парня с ярко-синими глазами. Высокий, хорошо сложенный, взгляд ироничный, жизнерадостный. Черная рубашка под светлой ветровкой, зеленые джинсы.
– Кто это толстая? – Алька обиженно надула губы.
– Ты чего к девчонке лезешь? – Подмигнув Юле, спросил парень.
– Я лезу?
– Еще раз увижу, щелбана влеплю!.. Ну, чего стоишь? Пошла прочь!
– А ты кто такой, чтобы здесь командовать! – Алька всплеснула руками, как будто крыльями хлопнула.
Парень ничего не сказал, он всего лишь плюнул на пальцы правой руки, и Альку как ветром сдуло. Он давал понять, что не шутит, а собирался щелкнуть обидчицу по лбу.
Алька ушла, но Юля не могла и с места сдвинуться. Она завороженно смотрела на парня, ноги ее как будто приросли к земле. Она очень хотела спросить, кто он такой, но и язык будто прилип к нёбу.
– Привет! Меня Дима зовут! – Парень снова, также весело подмигнул ей.
– Юля, – кивнула она.
– Иди Юля, и ничего не бойся. Никто тебя не тронет.
– Я пойду?
Юля вдруг поняла, что никуда не хочет уходить. Стоять бы и смотреть на Диму, любоваться им. Он такой красивый. Такой благородный. И взрослый. Лет восемнадцать ему, никак не меньше. В школе в таком возрасте уже не учатся, тем более в восьмилетке.
– Иди, иди, – сказал он, рассматривая ее с высоты своего роста.
– Да, я пойду! – Юля решительно оторвала ногу от земли.
Она продолжила путь, а Дима так и остался стоять возле мостков. У самого порога она обернулась и увидела, как Дима достает из кармана пачку сигарет. Юля невесело вздохнула. Нет, ей все равно, курит он или нет, – ее расстроило, что Дима не смотрел ей вслед.
Алька ждала ее в классе. Она стояла сразу за дверью. Юля остановилась. Опасно проходить мимо, как бы пинка не получить. Алька, она такая…
– Что, заступника нашла? – зло спросила задира.
– Никого я не находила!
– Из-за тебя Павлюкова ушла!
Юля пожала плечами. Она знала, почему в школе новый директор, но у нее не было никакого желания говорить на эту тему.
– Ивашову поставили!.. А ты с ее сынком уже крутишь!
– Я ни с кем ничего не кручу.
– Хитрая ты! И подлая! – скривилась Алька. – А все тихоню из себя изображаешь!
– Я ничего не изображаю, – качнула головой Юля.
– Изображает? – обращаясь к Даше, спросила Алька.
Та кивнула, соглашаясь. Она, как и все остальные, боялась поддержать Юлю. Мальчишкам, казалось, было все равно. Яша и Миша сидели на задней парте, о чем-то шушукаясь между собой.
– А ты знаешь, что ее родители под поезд бросились? – Этот вопрос Алька задала Даше, а смотрела на Юлю.
– Нет, не знаю.
– Кто под поезд бросился?! – Юля покрутила пальцем у виска.
– Видишь, она даже не знает, что ее родителей поездом задавило! Ей об этом не говорят! А знаешь почему? Потому что ей все равно! Потому что она подлая!
Юля смотрела на Альку и не могла ничего сказать. Она хотела накричать на нее, назвать сволочью и дурой, но голосовые связки онемели, слова застряли в горле. Как это так, ее родителей задавило? Такого быть не может!
Но в то же время Юля догадывалась, что бабушка темнит. Почему она не ищет отца, если он у мамы, почему не звонит ему? Да и не мог он уйти, бросив дочь. И мама не могла уйти. А если могла, то лишь туда, откуда не возвращаются… Дурные мысли, как черные вороны, кружили над головой, Юля гнала их от себя, как могла. И пока это у нее получалось. Но вот эти мысли-вороны всей стаей обрушились на нее!..
Взгляд у Юли затуманился, она не заметила, как Яша поднялся со своей парты. Но увидела, как он с разгона толкнул Альку в плечо.
– Ну, ты и мразь, Горлова!
Алька отлетела к доске, врезалась в нее, но не упала. Она рванулась к Яше, собираясь ударить его, но тот держал кулаки наготове. Алька вдруг сдулась и, расталкивая девчонок, прошла к своей парте, села и, опустив голову, закрыла лицо руками.
А Юля бросилась вон из класса.
– Савельева! – донеслось вслед.
Похоже, это сама Ольга Михайловна пыталась ее остановить, но Юля даже не замедлила шаг.
И все-таки Ольга Михайловна остановила ее. Руками своего сына.
– Эй! – Дима нагнал ее, поймал за руку. Юля вырвалась.
– Ты чего как бешеная? – спросил он. – Что-то случилось?
– Да пошли вы все! – психанула Юля.
В переполохе чувств и эмоций у нее мелькнула мысль идти домой, спросить у бабушки о родителях. Но шла она куда-то в другую сторону. И менять направление не собиралась. Все равно куда идти, лишь бы не стоять на месте. А дорога, похоже, пошла под уклон. Возможно, она вела к реке. А что, если в воду, да с головой?..
Юля ускорила шаг. Но Дима не отставал.
– Алька тебя обидела? – спросил он. – Так ты не обращай внимания. У них вся семейка чокнутая. А дед у них полицаем в войну был. Дурная кровь.
– Дед полицай, а внучка – фашистская сволочь! – в сердцах выпалила Юля.
– Во-от! – Дима ткнул пальцем в небо. – Теперь давай дальше!..
– Что дальше?
– Дальше выкладывай! Чем тебя Алька обидела?
– Тебе какое дело?
– А если я помочь тебе хочу?
– Мама попросила?
– Мама?
– А разве ты не сын Ольги Михайловны?
– Сын.
– Тебя Ольга Михайловна попросила мне помочь?
Юля вдруг поняла, что успокаивается. В горле стоял ком, тоска давила на слезные мешочки, но сознание прояснилось, и уже не хотелось топиться. Тем более что Алька могла и соврать.
– Попросила. Но если я не хочу, меня не заставишь… Что тебе Алька сказала?
– Она сказала, что мои родители погибли.
– М-да.
Дорога перешла в тропинку, которая вела к реке. Юля не останавливалась, Дима шел рядом с ней. Шел и молчал. А ведь он должен был сказать, что Алька сказала неправду.
– Почему ты молчишь? – спросила Юля.
– А я что-то должен сказать?
– Что ты знаешь про моих родителей?
– Ну-у…
– Что «ну»? – Юля резко обогнала Диму, остановилась и повернулась к нему.
Она перегородила ему путь, а он не успел вовремя остановиться и навалился на нее. Они едва не упали. Но, восстанавливая равновесие, Юля продолжала смотреть ему в глаза. Зато он отвел взгляд в сторону.
– Что ты знаешь?
– Ну, мама говорила.
– Что говорила?
– Об этом уже почти все в деревне знают. Ты все равно бы узнала…
– О чем бы я узнала?
– Алька тебе уже сказала.
– И это правда?
Дима кивнул, плотно сжав губы.
– И все знали?
– И ты должна была догадаться…
– Я догадывалась! – Юля хлопком закрыла лицо ладонями.
Дима ничего не сказал. Он просто стоял рядом, пытаясь успокоить ее своим присутствием.
Юля повернулась к нему спиной, опустила руки и побрела вниз к реке. Она не хотела, чтобы он уходил, ей нужна была его поддержка. И он шел рядом.
– Твоя бабушка правильно все сделала. Нельзя было рубить с плеча, – тихо, с сожалением сказал он.
– Я догадывалась, – кивнула Юля.
Она уже почти уверилась в том, что так все и было. Сколько страшных вопросов возникало и до этого, просто она не пыталась искать на них ответы.
Они вышли к реке, встали на краю обрыва, с которого вниз к воде вела узкая витиеватая тропинка.
– Я догадывалась, – повторила она.
И обессиленно села прямо на траву. Дима присел на корточки, закурил.
– Ты поплачь, – сказал он. – Легче будет.
Но Юля даже не всхлипнула. Слезы сами текли по щекам. А хотелось зареветь, разрыдаться. Еще совсем недавно все было так хорошо, и вдруг мир перевернулся с ног на голову. Сначала мама ушла, за ней отец. И ушли они навсегда. Ушли эти родные и любимые люди, как же Юля будет без них?
– Ты иди, – сказала она.
Ей не хотелось, чтобы Дима уходил, но и держать его возле себя она не могла. Ясно же, что это мама поручила ему шефство над несчастной сиротой.
– Да нет, я никуда не спешу… – сказал он. – У меня отгул сегодня.
– Ты работаешь?
Боль утраты сжимала сердце, но Дима одним своим присутствием поддерживал интерес к жизни.
– Нет. Учусь. В Подреченске. В сельхозтехникуме. В смысле, в колледже.
– Техником-агрономом будешь? – из глубины своих страданий спросила Юля.
Подреченск находился всего в двадцати километрах от Семирадья, утром туда шло сразу четыре автобуса. Многие выпускники школы продолжали учебу в этом колледже, и Юле, видимо, придется туда поступать. Если родители ее обратно не заберут. А не заберут…
Она слышала про сельскохозяйственный колледж, ей даже говорили, по каким специальностям там готовят, но запомнила только одну специальность – «техник-агроном».
– Акушером-ассенизатором, – улыбнулся Дима.
– Врешь! Нет там такого! – с подозрением глянула на него Юля.
– Нет, и не надо.
– И мамы нет. И папы, – всхлипнула она.
И разревелась. Ей так хотелось, чтобы ее кто-нибудь утешил, и Дима подставил плечо. В это плечо она и выплакалась. А потом он отвел ее домой и передал бабушке с рук на руки. Юля не хотела, чтобы он уходил, но Дима не мог остаться. И на следующий день он не появился.
Автобус шел быстро, на повороте скорость не сбросил, и центробежная сила вжала Юлю в стенку. А сидящий рядом незнакомый мужик навалился на нее. От него воняло перегаром, застоявшимся потом, Юле противно было сидеть рядом с ним, а он еще и прижался к ней. Автобус уже шел по прямой, а он даже не думает отодвигаться. И глаза у него закрыты, как будто он спит.
Юля напряглась, поднатужилась и оттолкнула его. Мужик открыл глаза, повернулся к ней, дыхнул перегаром:
– Ты чего ко мне в карман лезешь?
– Я к вам?! В карман?! – Юля недоуменно захлопала глазами.
– А она такая! Она может! – в голос засмеялась Алька.
Она сидела с другой стороны от этого мужика. И тоже ехала в город утренним рейсом.
Школа осталась в прошлом, но Алька продолжала отравлять и настоящее. Юля училась на бухгалтера, а она – на землеустроителя. В колледже они практически не пересекались, и на пути в город Юля старалась ее избегать. Она уезжала в Подреченск первым рейсом, Алька – вторым. Но сегодня Юля задержалась, и пришлось ехать в одном автобусе. Причем в переполненном. Первый рейс, как правило, менее загружен, хотя и там случалось ехать в тесноте, Но не в обиде. А тут вдруг какой-то алкаш бредить наяву начал. И Алька, конечно же, подхватила. А баба она здоровая, такая же крупная, как ее мать. И голос у нее громкий, зычный.
– А ну! – Мужик начал охлопывать свои карманы, локтями касаясь ее груди.
А грудь у Юли к шестнадцати годам налилась, оформилась. И угловатое некогда тело слегка округлилось, хотя она и оставалась такой же худенькой. Сколько раз ей уже предлагали любовь и дружбу, но Юля всякий раз отказывалась.
– Да пошел ты! – Юля двумя руками оттолкнула его, поднялась со своего места и, расталкивая стоящих в проходе пассажиров, направилась к двери.
Нет, она не собиралась выходить, просто там впереди, как ей казалось, было больше воздуха.
– Граждане, берегите свои карманы! – закричала Алька.
Кто-то покосился на нее, кто-то тайком стал ощупывать свои карманы, а кто-то поспешил занять освободившееся место. Зина Дементьева заступилась за Юлю.
– Алька, хватит дурить!
– Это кто дурит? – вскинулась Алька.
– А ну не ори, дура! – набросился на нее дядя Слава.
А он мужик с особенностями – насколько добрый по вечерам, настолько же злой по утрам. И Алька это знала, поэтому и прикусила язык.
Зина Дементьева училась на четвертом курсе, зимой, через три месяца, у нее выпуск, и на второкурсниц она смотрела снисходительно. Но тем не менее за Юлю заступилась.
Автобус прибыл в Подреченск, от автостанции до техникума – несколько кварталов. И несколько путей. Юля чувствовала, что Алька захочет поквитаться с ней, поэтому, выскочив из автобуса, свернула за ларек с зарешеченным окошком, вышла к проулку между частными домами. И каково же было ее удивление, когда в самом конце этого проулка она увидела Альку.
А место безлюдное, зато собака за забором лает, аж заходится, бросаясь на возмутителей спокойствия. Алька с кулаками, собака с острыми зубами – жуть. А Юля такая хрупкая, беззащитная.
– Ну что, попалась?
Юля уже поняла, что на помощь никто не придет. И Алька щадить ее не станет. Значит, нужно драться. Но как?.. Она провела взглядом по земле и заметила палку. Нагнулась, взяла ее и чуть не расплакалась, когда поняла, что это всего лишь тонкая ветка. Но разогнуться она не успела. Алька ударила ее ногой и попала в лицо.
– На тебе, сука!
Падая на живот, Юля закрыла рукой разбитый нос. И когда упала на землю, закрыла лицо. Пусть Алька бьет ее по спине, по ногам, только лицо пусть не трогает. Но Алька все норовила ударить ногой в голову. И била.
Юля уже чувствовала, что теряет сознание, когда кто-то схватил и оттащил от нее Альку.
– Что ж ты, гадина, вытворяешь? – возмущенно прозвучал мужской голос.
Юля оторвала голову от земли, посмотрела в сторону, откуда пришло спасение, и увидела мужчину в милицейской форме. Он держал Альку, обхватив ее двумя руками, а она дрыгалась, пытаясь вырываться. А Юле помог подняться второй милиционер, молодой парень с раскосыми глазами и пышными усами.
– Заявление писать будем? – спросил он, рассматривая Юлю.
– Какое заявление? – заорала Алька. – Это я заявление писать буду! Эта сука меня обокрала!
– Обокрала?! – Мужчина, который держал ее, разжал руки.
– Да весь автобус подтвердит! Все видели, как она там по карманам шарилась!
– Разберемся!
Через полчаса Юлю закрывали в одну камеру с решетчатой дверью, а Альку в другую, по соседству. И никому не было дела до ее распухшего носа.
А еще через час ее повели на допрос. Юлю лихорадило от страха и волнения. Она же не преступница, тогда почему ее держат в тюремной камере и водят под конвоем? Осталось только наручники на нее надеть.
Ее привели в кабинет, в котором хозяйничала немолодая, крупнотелая женщина с жидкими обесцвеченными волосами. И капитанскими погонами на форменной куртке. Женщина неторопливо стучала по клавишам печатной машинки. Юлю она скорее услышала, чем увидела. И кивком головы показала на свободный стул перед своим столом.
– Рассказывай, – сказала она, не отрывая глаз от книги, с которой перепечатывала.
– Что рассказывать? – не поняла Юля.
– Кого ты там обворовала?
– Никого я не обворовывала.
– А кошелек у пассажира кто вытащил?
– У какого пассажира? Алька все врет!
– Врет?! – Сомнение в голосе капитана не просто прозвучало, оно простонало.
Наконец она оторвала взгляд от книги и воинственно глянула на Юлю. Но, рассмотрев ее, нахмурила брови. И даже растерянно моргнула.
– Это ты кошелек вытащила? – в недоумении спросила она.
– Я не вытаскивала кошелек! – голосом, срывающимся на истерику, сказала Юля.
– А что делала?
– Ничего! Мужик на меня в автобусе навалился, а я его оттолкнула. Он пьяный был, от него воняло…
– Воняло?
– Я его оттолкнула, а он стал кричать, что я к нему в карман полезла. И Алька кричать стала.
– Алька? – Женщина добродушно улыбалась, глядя на Юлю.
– Алька. Она ко мне еще со школы цепляется.
– Почему?
– Потому что я из города приехала. К бабушке.
– Из города, говоришь?.. Видела я твою Альку. Ты красивая, а она – нет. Вот она к тебе и цепляется… А ты чего дрожишь? Холодно?
– Ну, да.
– Понимаю.
Женщина повернулась, включила электрочайник, который стоял у нее за столом на тумбочке.
– Заявление писать будешь?
– На кого, на Альку?
– Ну, не на меня же.
– А за что?
– А разве она тебя не била? Статью за хулиганство у нас никто не отменял.
– А если не буду писать?
– Тогда мы твою Альку выпустим. И тебя вместе с ней. А в следующий раз она тебя убьет.
– Не убьет, – потухшим голосом сказала Юля.
– Или подставит. Ей соврать, как на два пальца глянуть… Ну, так что, будешь писать?
– Нет. – Юля мотнула головой.
Дознаватель поднялась со своего места, подошла к Юле, аккуратно ощупала нос.
– Перелома нет… Может, оно и правильно, что не хочешь писать. А с этой дурой я поговорю. Чай будешь?
Юля мотнула головой, но женщина уже разливала кипяток по чашкам:
– Ну, от чая ты не отвертишься… ангелочек.
Через час Юля была в колледже, Альку же выпустили только на следующий день.
Бабушка подошла к столу, в недоумении всплеснула руками, опустилась на стул.
– Ну что за люди, не понимаю!
Юля знала, куда ходила бабушка. Она даже пыталась удержать ее, но бесполезно. Все-таки сходила, поговорила с Алькиными родителями.
– Сколько в глаза ни плюй, не проплюнешь! – Бабушка снова шлепнула себя ладонями по коленям. – Я ей говорю, что Алька на тебя напала, а они все на тебя валят. И на всю ивановскую орут, что ты ее обокрала.
– А кто им верит? – усмехнулась Юля.
Горловы – скандалисты знатные, над ними все село посмеивается. Альке даже в милиции не поверили.
– Так в том-то и дело, что не верят. Они если поверят, слух не пойдет, а поскачет… Знаешь, поговорю-ка я с Климом. Он если слово скажет, Манька с Витькой языки-то прикусят…
– С Климом поговоришь? – Юля удивленно вскинула брови. – Он-то здесь при чем?
Клима она не видела с тех пор, как он два года назад подвез ее к дому. Но бабушка не раз вспоминала, как он подал ей идею наказать директора школы. Он тогда и участие принял, с председателем артели вроде как поговорил.
– Ну, при чем… – Бабушка почему-то отвела в сторону глаза. – Он над тобой, так сказать, шефство взял.
– Шефство?
– Ну, ты же сирота…
– И кто его об этом просил?
– Никто.
– И не надо ни о чем просить!
– Ну, не знаю… Не нравится мне Алька, что-то дурное она против тебя затеяла. Я-то, конечно, спуску ей не дам. Но до греха не надо доводить!.. А Клим, он, конечно, не просто так… – в раздумье качнула головой бабушка.
– Что, не просто так?
– Да нравишься ты ему…
– Я нравлюсь?
Юля уже привыкла к тому, что парни заглядываются на нее, но все-таки покраснела. Одно дело обычным парням и мужчинам нравиться, и совсем другое – Климу. Он мужик нелюдимый, на выселках живет, на селе редко появляется, в магазин там или с Юровым посидеть за рюмкой чая. Почти ничего о нем не слышно.
– Да как увидел тебя, так ты ему и понравилась.
– И что? – Юля смотрела на бабушку, провоцируя ее на откровение.
Не зря же она этот разговор завела. Вдруг сосватать ее за Клима решила?
– А что? Да ничего! – Бабушка шлепнула ладонью по столу. – Нравишься ты ему. Вот и ходит он вокруг тебя.
– Не вижу я, чтобы он ходил.
– Не видишь, потому что мелкая ты. Это раньше в двенадцать лет замуж выходили, а сейчас и в четырнадцать лет маленькая. И в шестнадцать… Может, он ждет, когда ты вырастешь?
– Зачем?
– Ну, зачем… – Бабушка повернула голову к окну и кашлянула в кулак.
– Замуж хочет взять?
Юля вовсе не собиралась выходить за Клима замуж. Еще чего! Он и на внешность безобразный, и хромой, и еще его все считают странным. Но почему-то не возникало желания уйти от этого, казалось бы, неприятного разговора. Может, потому что Клим не вызывал отвращения? У него ужасный шрам, страшное лицо, но Юля при мысли о нем не испытывала брезгливости. Даже интересно было поговорить о нем.
– А почему бы и нет? – тихо сказала бабушка, все так же напряженно глядя в окно.
– А почему да?
– Ну, я понимаю, он не красавец…
– Не красавец! – подзуживала Юля.
– Но и не урод…
– Ну, если на характер, то да…
Юля помнила, как ехала с Климом в тракторе. Он даже ни разу не прикоснулся к ней. Только за руку брал, помогая залезть в кабину.
– И на внешность… Вон сколько их таких покалеченных с войны приходило, и ничего, жили бабы. И он с войны пришел…
– Да, но я-то его не ждала.
– Ну не ждала, и не ждала… – Бабушка махнула рукой, тяжело поднялась. – Картошки почистить надо. Картошки на сале пожарим. И с молочком.
– На сале вредно, холестерину много, – улыбнулась Юля.
– Ага, сейчас все умные стали…
Юля спустилась в погреб, набрала в кастрюлю картофельных клубней. Кухня в доме крохотная, можно сказать, закуток перед печью, а еще там размещалась плита на две конфорки. Но ничего, и Юля там умостилась, и бабушка возле плиты встала.
– Слышала я про этот холестерин, – сказала она, помешивая в сковороде, в которой шкворчало сало. – Сосуды от него забиваются.
– Забиваются.
– Вот и у меня когда-нибудь забьются. На кого я тебя оставлю? А ты в институт собираешься. Как ты там без меня будешь?
– Ничего у тебя не забьется. И мы будем вместе.
– Ну, а если… А у Клима хозяйство! Два трактора! Комбайн свой!.. А дом он какой ставит!..
– Ты и дом его видела?
– Ну-у… – замялась бабушка.
– А мечеть он там у себя не строит? – пошутила Юля.
– Какую такую мечеть? Он, знаешь, на церковь сколько денег отвалил!
– Сколько?
– Много!.. И не надо тут мне…
– Что не надо?
– Посмеиваешься тут… Думаешь, я ничего не понимаю? Понимаю. Не пара он тебе. Ты у меня вон какая красавица, а он… ну, не урод, конечно, но спокойно да, не глянешь… Я бы сама за такого не вышла, – через силу выдавила из себя бабушка.
– Ну, вот видишь! – засмеялась Юля.
– Но так, а где мой дед? А загулял мой дед, к Дуське ушел!
– Как загулял? Он же умер.
– Умер. Но сначала загулял. Потому и умер, что загулял. Дуська его не берегла, таскала за собой, вот он и замерз… пьяный… А-а! – Бабушка махнула рукой с досадой.
Юля видела деда на фотографии. Молодой, в военной форме, красивый. Фуражка набекрень, чуб из-под козырька выбивается. Может, потому и закрутился в голове знакомый мотив.
– Зачем вы, девушки, красивых любите, – тихонько пропела она.
– Вот-вот! – подхватила бабушка. – Непостоянная у них любовь!
– Непостоянная, – кивнула Юля, вспомнив почему-то Диму.
Вот уж кто был и оставался для нее образом красавца-мужчины. Но с ним за два года она ни разу так и не увиделась. Не появлялся он больше в школе. И на остановке она его ни разу не видела. Дом их стоял на ближней к городу окраине села, а у Димы был мотоцикл, на нем он в город, говорят, и ездил. А после техникума Диму в армию забрали, и не Юля его провожала. И не она обещала ждать. Но так она и не должна была обижаться на Диму. Кем она тогда была, когда с ним познакомилась? Пигалицей бескрылой. Да и сейчас она еще совсем юная. Рано ей о замужестве думать. Да она и не рвется под венец. И парни ее не очень-то волнуют. Разве что сожмется что-то внутри, когда она подумает о Диме, но сразу же и отпустит. Не успела она в него влюбиться, и это очень хорошо.
А после колледжа она уедет в Москву, поступит в институт на профильный финансовый или экономический факультет. И выучится она, и замуж выйдет, все у нее будет, как у людей. Но не здесь, в деревне, а там, в городе. И бабушку она с собой заберет. А Клим останется здесь.