Владимир Кривоногов
Яга
Люди замерли.
Холодок липкого страха пробежал по спинам, но они вновь двинулись – медленно и неуверенно.
Крепкие мужики по-прежнему подбадривали друг друга, но когда разрозненные группы соединились на роковой полянке – встали. Толпа вновь загудела, озираясь и ожидая всадников.
Захватившие небосвод тучи на мгновение выпустили на свободу плененную луну. Полный золотистый лик небесного круга мгновенно осветил недавно выросшую еловую стену.
– Там! – заставил всех встрепенуться чей-то задохнувшийся крик.
Мужики задрали к небу бороды и постепенно расширяющимися зрачками молча смотрели на растерзанный острыми ветками труп.
– Это же Лукьяшка…
Народ выдохнул и замолк, рассматривая останки деревенского парня, которого знали все. Смерть, которую он принял, была непонятна и необъяснима, а от чего еще более страшна.
– Да как же это? Как он туда попал? – с дрожью в голосе прохрипел кто-то. – Так же не бывает.
– Дурень, – откликнулся староста. – Не сам он туда залез, а деревья его пронзили.
После этих слов мужики попятились. Толпа пришла в движение и уже не обращала внимания на появившихся из сумрака всадников посадника.
– Ху-у-у-у-у-у!
Долгий вибрирующий крик неясыти был слышен за несколько верст. Этот крик лесной ночной птицы стал сигналом к окончательному отступлению. Натянутые до предела нервы не выдержали, и люди побежали – обратно, домой, в деревню – лишь бы вырваться из этого кошмара.
Бегать по ночному лесу трудно – можно и без глаза остаться, и руки-ноги переломать. Но мужики бежали, цепляясь одеждой за деревья, наматывая лохмотья осенней паутины на лица и время от времени падая на прелую листву.
Деревенские сбежали все. Посадник не стал кричать – пусть их. Глупые селяне – что с них взять.
Предводитель небольшого, но опытного отряда внимательно осмотрел пронзенного стволом мертвяка и поморщился.
– Похоже, этот рыжий не врал, – с досадой в голосе проговорил посадник. – Дело принимает серьезный оборот!
Он успокаивающе поглаживал шею коня и думал.
Если случилось так, что вооруженного дружинника, опытного лучника, у которого за плечами несколько боевых походов на печенегов, может убить хрупкая сельская девушка, то…
Посадник посмотрел на своих хмурых охранников.
В лесу завелась могучая черная ведьма, и все погибшие сегодня – это только начало.
Колдунья войдет во вкус и примется убивать. Она станет опытна и смекалиста. Судя по всему, ведьма обладающая такой силищей, совсем скоро сможет действовать открыто и нагло. Наступит день или ночь, когда эта нечисть сможет, не опасаясь даже сильных мужчин, заходить в любую деревню и, невзирая на сопротивление защитников, забирать очередную жертву и уносить ее в лес – безвольную и обреченную.
При этом ведьма не задумываясь убьет любого, кто встанет у нее на пути. Такое уже бывало, поэтому выход оставался только один.
Посадник еще раз окинул взглядом свою небольшую дружину и провозгласил:
– Ведьму надобно уничтожить!
Неспокойные кони храпели и пятились, как будто бы, почувствовали опасность: волка или даже косолапого хозяина леса – бурого медведя.
– Но найти ее в такой темноте мы вряд ли сможем, – продолжил посадник. – Возвращаемся в деревню, завтра поутру продолжим поиски. Может так случиться, что эта история сама собой прояснится.
Всадники, не проронив ни слова, развернули напуганных чем-то коней. Ратники натягивали удила, сдерживая пыл животных. Кони чувствовали кровь и фыркали. Дай им волю, и они сорвались бы в неуправляемый галоп и расшиблись бы о темные стволы вековых сосен и дубов, а то и сбросили бы из седел своих седоков.
Но коряги и переплетение подлеска ничто по сравнению с той бедой, которая может случиться, если вдруг лошадь на полном скаку провалится ногой в барсучью нору, коих в лесу было в избытке. Залом кости – вещь непоправимая. Тогда лошадь пришлось бы умертвить.
Но все обошлось. Впереди за деревьями замелькали факелы оставшихся мужиков. Приблизившись к опушке леса, посадник с облегчением выдохнул. Терять коней и тем более людей не хотелось.
Выйдя из чащи, всадники обнаружили старосту и двух крепких селян. Староста низко поклонился, да так и застыл.
– Веди на ночлег, – приказал ему посадник.
Там, в таинственной глубине Молохова урочища творились странные, невероятные вещи. Если бы не гибель Верислава, эта история даже позабавила бы молодого посадника. Но теперь он как представитель власти должен был во всем разобраться. Кони успокоились и шли ровным шагом к дому старосты. Посадник обернулся назад.
Удар новой молнии ошеломил. Небесный разряд ударил в корявое дерево на краю леса, которое ярко вспыхнуло и сразу погасло. То ли начинающийся дождь погасил, толи сырые ветви не захотели заниматься.
– Диво дивное, – нервно прошептал посадник. – Спозаранку, завтра, все завтра.
Деревня Красатинка еще долго гудела, но мелкий противный дождик усилился, и селение угомонилось.
А ягая ведьма бежала в сырой лесной темноте, уже не оглядываясь. Она жаждала догнать лешего и предстать победительницей перед Чернобогом. Низкие еловые ветви пытались цеплять грязным мочалом бегущую колдунью, но Ягода ловко уворачивалась и, пригибаясь до сырой землицы, быстро пробиралась через переплетения колючих стволов и веток. Вынырнувшая на миг из туч полная луна пришла на подмогу – осветила трудный путь. Блеснули отполированные временем камни древней дороги.
– Его дорога! – радостно вздохнула ведьма и, вскинув руки к тяжелым тучам, утробно проскрипела: – Слава Чернобогу!
Небо откликнулось вспышкой одинокой молнии. Ослепительная стрела Перуна ударила где-то позади – возможно, в кромку леса, осветив на миг сказочный, но такой злой мир.
Следом за небесной вспышкой на деревню и примыкающее к ней Молохово урочище обрушились непроглядная темень и вязкое безмолвие, разбавляемое шепотом начинающегося ненастья.
Древний каменный путь петлял – поворот, еще один, а за ним изгиб, низина. Ведьма чуть не налетела на заросшую опятами спину лешего.
Неказистый и коряжистый лешак по-прежнему держал на руках Преславу. Невеста один раз пришла в себя, но, разглядев, кто ее несет, вновь окунулась в пучину беспамятства. Ленты в ее косах давно развязались, и теперь волна русых волос ниспадала до крючковатых корней – ног лешего, колыхаясь в такт тяжелым шагам лешего.
– Хозяйка! – проскрипел по слогам он. – Повинуюсь.
Ягода даже подпрыгнула от возбуждения и черной радости. Ее потряхивало от вновь охватившей ее жажды крови и мести.
А там, впереди, за деревьями открывались туманные грязные берега гнилых болот и он – черный гранит заклан-камня.
– Пришла, – прошептала Ягода и, завидев изувеченный трон Чернобога, крикнула: – Сбылось!
С робостью и почтительностью ведьма подошла к отшлифованной вечностью громаде заклан-камня, завороженно погладила ладонью его холодную поверхность и вздрогнула.
В тот же миг вспыхнули мириады призрачных болотных огоньков. Каждый из них мерцал тускло и невнятно, но все вместе они озарили окрестности и обозначили границы магического круга.
Ведьма заметила, что на заклан-камне что-то лежит.
Она протянула руки и расправила старинный плащ с капюшоном.
– Ритуальные одеяния, – взволнованно прошептала ведьма.
Она отбросила в сторону не нужную теперь котомку и торжественно облачилась в ветхую, но испещренную светящимися рунами одежду.
Ведьма накинула капюшон, соединила две половинки золотой застежки на шее в виде двух костлявых кистей рук с растопыренными пальцами. Персты сплелись между собой, и застежка защелкнулась.
На смертном одре жертвенника блеснуло какое-то мутное отражение.
Ведьма уже догадалась, что сейчас увидит.
Трепеща и не скрывая восхищения, она ухватилась за витиеватую рукоять клинка и потянула на себя.
Удивительной красоты волнистый клинок беззвучно покинул замшелые ножны. Ягода невольно залюбовалась древним лезвием.
– Скверна! – проскрипел за спиной леший. – Это Скверна! Резак уныния!
Безумные огоньки заиграли в черных как смоль глазах ведьмы. Она резко обернулась к своему лесному слуге и скомандовала:
– Клади Преславу на заклан-камень.
Ягода молча наблюдала, как неуклюже двигался лешак. Он доковылял до лобного камня и неожиданно нежно положил несчастную девушку на хладную поверхность смертельного ложа.
Бледная Преслава по-прежнему находилась без искры сознания. Красный сарафан, несколько свадебных лент, и волна светло-русых волос притягивали взор Ягоды.
– Красивая, – прошептал леший.
– Уйди за кромку, раб, – рассерженно прошептала ведьма.
Леший поклонился хозяйке и, больше не проронив ни звука, послушно отступил в лесной мрак.
Ведунья со злостью проводила взглядом покорное существо и нетерпеливо обернулась к заклан-камню и лежащей ритуальной жертве.
Роковой час настал, и теперь любые помехи раздражали.
Ягода покрепче ухватила рукоять Скверны. Резко вскинув клинок над головой, черная чаровница изготовилась к единственному и в то же время последнему для жертвы удару.
Миг, еще миг – мгновение сменялось мгновением, сливаясь в долгое ожидание. Расширенными зрачками ведьма всматривалась в лицо беспомощной девушки и почему-то медлила с ударом.
Никогда еще до этого момента ей не доводилось собственноручно убивать людей. Колдовством – уже приходилось, но тогда страшное дело исполняли восставшие по ее указу силы. Теперь же надобно было убить самой, своими собственными руками – именно здесь и сейчас.
Ягода перевела взор на трон, но Чернобог до сих пор себя никак не проявил.
Ведьма желала многого, она хотела исполнить кровавый ритуал на его глазах. Мечталось, что владыка загробного мира будет рядом во время жертвоприношения, и близость божества придаст ей храбрости и решительности.
Еще ведьма боялась, что сделает что-нибудь не так и попросту все испортит какой-нибудь нелепой ошибкой. Она не знала, как проводятся такие ритуалы и что в таких случаях произносят. А может быть, владыка отлучился по своим непостижимым делам и скоро проявит свою великую сущность и божественное снисхождение.
Но время шло, а Чернобог так и не явился на кровавое свиданьице.
Ягода вновь приподняла опустившиеся руки с готовой ужалить Скверной. Ведьма нацелила острие клинка в шею невесты и, собравшись с духом, решилась.
Глава 6. «Месть»
От близкого и резкого оглушительного грохота молнии Желан медленно открыл глаза.
Темнота.
Холодные капли дождя болезненно били по лицу. Он пошарил руками вокруг – одна грязь, прелая листва, желтая хвоя и толстые склизкие корни деревьев. Желан с трудом встал. Шея и голова гудели тупой навязчивой болью.
Молодой кузнец принялся растирать затекшие руки и попробовал наклонить голову к левому плечу, а затем к правому.
– Голова на плечах, а не в кустах, – прошептал он. – И то хлеб.
И тут он все вспомнил.
– Власий! – слабо позвал он, и уже громче: – Жив ли ты?
Никто не ответил.
Изувеченное тело Власа лежало рядом, в каких-то пяти шагах, но Желан его не видел. Шатаясь, он пошел назад: сначала медленно, но сильные натруженные мышцы начали согреваться и вот он, уже вытянув перед собой руки, вполне уверенно двинулся обратно.
– Может быть, вернуться в деревню, – промолвил жених, помолчал и добавил. – Где же Преслава?
Желан сомневался, что сразу и легко найдет дорогу домой, но и стоять на месте было глупо и холодно. Нужно было двигаться и, хотя он помнил, что они с парубками углубились в лес недалеко – всего-то на шесть сотен шагов, но сориентироваться в ночном лесу ему никак не удавалось.
Несмотря на дрожь во всем теле, Желан шел и шел вперед.
Куда? Одному богу известно.
– Какому богу? – Горько ухмыльнулся парень. – Старых богов скинули, а новых не дали.
Желан вспомнил отца, и даже захотелось по-мальчишески всхлипнуть – он издал горловой звук и протер глаза кулаками.
Там, впереди кто-то или что-то шевелилось.
Желан припомнил, как страшное лесное существо убило Власия. Нужно быть осторожным.
Он не то что бы крался – в такой темноте главное не запнуться и не упасть, но пытался издавать как можно меньше звуков.
Молодой кузнец выбирал направление по наитию. Где-то рядом должна была протекать речка или ручей. Он точно помнил, что перепрыгивал с Власом журчащий перекат.
Но лесная река так и не попалась на его пути.
Желан взял левее и через какое-то время понял, что окончательно заблудился. Он с удивлением миновал заснеженную лужайку. Под ногами захрустел снег, и это испугало деревенского парня. Ему и так было зябко, а теперь будет трудно дожить до рассвета. Но… Студеная лужайка внезапно закончилась.
Желан приободрился. Внезапно он почувствовал под ногами твердую поверхность. Он опустился на корточки и ощупал гладкие камни мощеной дороги.
– Откуда здесь это? – удивленно пробормотал парень. Он слыхал, что такие дороги существуют, но никогда до этого не видывал подобного чуда. Желан распрямился и ожесточенно похлопал себя по плечам и бокам.
Хмель давно выветрился, и голова прояснилась. Желан разгладил усы и огляделся, насколько это было вообще возможно. Глаза привыкли к темноте и даже проявились некоторые детали. К примеру, он сметливо заметил, что чаща расступается и идти по каменной дороге несравнимо легче и удобнее, чем по перелеску.
И снова удивление: прямо перед ним возник призрачный огонек. Бледно-зеленое свечение вздрогнуло и поплыло на уровне глаз. Желан зачарованно пошел следом. Светящееся наваждение двигалось над древней дорогой все дальше и дальше, не останавливаясь и не ускоряясь. Призрачный свет ничего, кроме камней пути, не освещал, от чего по обеим сторонам дороги усилилась мгла, но идти было легко.
Желан шел, почему-то ничего не опасаясь и даже не думая, что его могут заманить на погибель.
– Светляк, – с мимолетным недоверием в голосе прошептал себе под нос парень. – Летит…
Так они и двигались – непонятный светлячок впереди, а Желан позади.
Иногда свет останавливался, поджидая замешкавшегося человека, но, дождавшись его, продолжал движение. Скорое появление густых рваных щупалец тумана не насторожило парня – в эту пору туман не редкость. Он вышел к гнилым, гиблым болотинам, но не знал об этом – заходить так далеко в чащу Молохова урочища ему еще не доводилось. От интенсивной ходьбы парень согрелся и уже не замечал, что небесная влага принесла с собой ночной холод и даже заморозки.
Внезапно для Желана зеленый огонек ускорился и, бросив своего попутчика, быстро исчез из виду. Парень нахмурился, пошел туда, где пролетел сказочный огонек, но его и след простыл.
Пройдя три десятка шагов, он в недоумении остановился. Его взору открылось невероятное зрелище. Огромный уродливый дуб возвышался в центре круга, обрамленного сотней таких же мерцающих призрачным светом огоньков. А перед этим безобразным исполином врос в землю огромный кусок черного гранита, на котором лежала девушка.
Подсвеченное зелеными всполохами бледное лицо Преславы не выражало никаких чувств: ни тревоги, ни страха.
– Очи закрыты, – с содроганием прошептал Желан.
Теперь он заметил стоящую спиной к нему сгорбленную фигуру в какой-то отвратительной накидке.
Кто это был, он не понимал, но почему-то не мог сделать даже шага. Для этого он должен был неминуемо перешагнуть ту самую светящуюся границу круга.
– Человек ли это? – Желан всматривался в непонятный силуэт. – Кто это?
Фигура в капюшоне вскинула руки, и жених увидел ярко блеснувший клинок. Желан опешил. Ему бы надобно броситься вперед, выбить огромный нож из рук этой темной фигуры или хотя бы закричать, привлечь внимание палача, но он медлил, медлила и фигура в капюшоне.
«А ведь это моя жена там лежит! Жена!»
Мысль обожгла. Может, и не было у него к Преславе великой любви, но девушка ему нравилась своей красотой и кротостью.
«Через миг ее убьют!»
Желан рванулся вперед. Туда, в круг, к камню, к палачу, остановить, помешать, спасти! Рвануться-то рванулся, но получилось только болезненно дернуться. Кто-то сильный схватил его настоящей медвежьей хваткой. Боль полоснула огнем – он не мог даже на вершок сдвинуть тело или пошевелить плечами.
– Куды собралси? – хохотнул этот кто-то за спиной.
Желан дернулся, как от укуса собаки, и бешено завращал головой, пытаясь заглянуть назад, за спину. Не получилось.
Голос хрипло приказал:
– Смотри! Смотри вперед, смерд!
Злость, с которой были сказаны эти четыре слова, не оставили Желану ничего другого, как смотреть на зловещую фигуру с клинком, занесенным над беззащитным телом его невесты. Он перестал сопротивляться – медленно повернул голову и увидел, как обрушились вниз руки палача в страшном капюшоне.
Священное лезвие Скверны с невероятной скоростью устремилось вниз. Удерживая двумя руками длинную рукоять волнистого меча, Ягода нанесла смертельный удар. Ритуальный стилет вошел в тело несчастной жертвы легко – с шелестом и тихим хлопком. Преслава дернулась всем телом, захрипела и обмякла.
– Не-е-е-е-е-е-ет! – беспомощно завыл несостоявшийся муж бедной девушки. – Нет! – зарыдал он.
Как будто испугавшись, содеянного, черная ворожея отшатнулась назад, отступив всего лишь на один шаг. Она потянула на себя рукоять и, выдернув Скверну из тела жертвы, уронила великий клинок на землю. Кровь хлынула дрожащим фонтанчиком на заклан-камень, устремляясь вязкими ручейками по еле заметным кровотокам гранитной плиты, отшлифованной вечностью.
Ягоду трясло от возбуждения. Крик Желана наконец-то привлек ее внимание и она, оторвав жадный взгляд от своей жертвы, резко повернулась к своему бывшему возлюбленному, замерев в растерянности.
Ведьма пресытилась пролитой кровью и уже не хотела никого убивать.
– Пускай идет своей дорогой! – смущенно прошептала она. – Пусть. Пусть идет.
Чернобог сжал парня в руках, и косточки того громко хрустнули.
– Ты должна выполнить наш договор полностью, – пророкотал владыка мертвых. – Иначе ты не получишь свою награду.
Ведьма застыла, обдумывая слова Чернобога. Затем она с протяжным выдохом подняла Скверну и качнула ее в правой руке, ощущая вес страшного жала.
– Нет! – громыхнул Чернобог. – Скверна не простое орудие убийства – это священный клинок. Положи его на заклан-камень. Там его дом и его предназначение.
Чернавка с сожалением положила ритуальный стилет рядом с телом Преславы и с тревогой оглянулась на гигантскую фигуру Чернобога, который удерживал перед собой хныкающего от боли Желана.
Ведьма медленно приблизилась, скрыв лицо под капюшоном накидки, подобно послушной жрице древних богов. Она не могла смотреть в глаза своей новой жертве. Почему-то ей было стыдно и даже страшно.
Ворожея остановилась – до Желана два шага. Она прислушивалась к своим ощущениям: вот он, в ее власти. Любил ли он ее? Думал ли он о ней, как она о нем?
Нет.
Ягода внезапно поняла, что рассматривает сына кузнеца недавно обретенным внутренним зрением. Теперь Желан предстал перед ней иным – совсем не таким, каким она его себе всегда представляла. Она увидела склизкого, хитрого, молодого подонка с сальными, бегающими глазками. Этот человечишка, жаждущий плотских утех, и испортивший ни одну девку в деревне и ее окрестностях, завоевал несчастную сироту просто так, от скуки, мимоходом. Он никого и никогда не любил. Девушка это отчетливо поняла, и жалость исчезла – ее унесло, подобно сквозняку в морозное утро, сдуло, как пар над горячей похлебкой. Охладела душа, затрепетала, всматриваясь в истинный образ бывшего любовника. Перекошенный от злобы рот, липкий страх, красные глазные яблоки и неестественно алая кровь, струящаяся по разветвленным сосудам от трепещущего быстрого сердца по всей периферии дрожащего тела… Успокоившаяся ведьма мысленно потянулась, взяла в ладони прыгающее и сопротивляющееся крупное сердце молодого мужчины и, откинув капюшон, заглянула в расширенные зрачки Желана.
Любовничек открыл рот и видимо пытался что-то прошептать Ягодке, но не смог – отвел взгляд и опустил на грудь кудрявую голову.
Ведьма не стала играть со своим обидчиком, просто мысленно сжала его сердце и принялась выжимать из него кровь до самой последней капельки крови. Лицо парня побелело, и тогда Чернобог разжал руки. Мертвый Желан сложился пополам и упал на мокрую землю.
Владыка мертвых перешагнул через труп и, подойдя к заклан-камню, окунул в кровавую лужу три перста.
– Подойди.
Приказ Чернобога громыхнул, как гром среди безветрия и тишины.
Ведьма рухнула на колени, повернулась к своему повелителю и, зажмурившись, поползла к нему, Великому и Непостижимому. Ползла она долго, сдирая в кровь колени и пальцы рук.
Чернобог потерял терпение и, сделав шаг навстречу, схватил ее за подбородок, приблизил вплотную свое демоническое лицо к лицу этой ягой бабы, и выдохнул:
– На! Владей вечностью! Радуйся, дуреха, если сможешь.
После этих слов он нанес на ее чело три кровавых полосы и исчез.
Скомканные от грязи космы ведьмы отчего-то зашевелились, глаза затуманились, и ведьма упала на живот.
Призрачные огни одновременно погасли, и тогда осенняя темнота обрушилась на вечную ведьму, перемешиваясь с вязкой ночной тишиной, подобно меду с кашей на кухне рачительной хозяйки.
Дождь усилился, и Ягода поднялась на ноги.
Она покрутила головой, нащупала холодную твердыню заклан-камня, брезгливо отдернула руку, прижала к груди и попятилась.
– Пора домой, – прошептала Ягода. – Хватит.
Она встала на брусчатку дороги Чернобога и отправилась в обратный путь. Больше ее здесь ничего не держало.
Глава 7. «Смерть»
– А-ха-ха-ха-ха! – смеялась ведьма. – Свершилось!
Она отомстила и при этом обрела невиданное, несусветное вознаграждение. Награда была поистине божественная – Ягода стала бессмертной.
Давно улеглись страсти, смолкло близкое болото, выглянувшая луна, посмотрела вниз на грешный мир, да и сгинула в ночных тучах.
Все закончилось! Договор с Чернобогом исполнен. Каждый из них выполнил свои обязательства: и она – юная ведьма Ягода, снискавшая для себя немыслимую мощь и вечную жизнь, и он – Чернобог, страж мертвого царства, хранитель нави, вернувший себе былой облик и прежнее могущество. С первой упавшей каплей невинной крови на холодный гранит заклан-камня вернул – сразу, но ненадолго – на сорок сороков сменяемых лун.
– Но ничего! Когда это времечко истечет, – хмуро проговорил Чернобог, спокойно взирая на удаляющуюся Ягоду, – эта дура еще вернется ко мне, приползет снова, приползет. Она будет умолять меня вернуть ее смерть. А вот это уже будет поистине настоящий дар. За него надобно будет очень постараться угодить мне – Черному Богу!
А новоявленная вечная ведьма буквально летела над пожелтевшими папоротниками, едва касаясь земли.
Ягода стремилась домой, в свою одинокую избушку. Ведьма устала и проголодалась, она чувствовала, как наливались свинцом веки – усталость накатывала волнами. Дело было сделано, и теперь Ягоде хотелось все обдумать в тишине и спокойствии.
Великая и могучая колдунья пребывала в совершенной уверенности, что ее наиглавнейшая роль в тех жутких напастях и бедах, что обрушились на головы ее бывших соплеменников, никому неизвестна. Особенно не задумываясь, она наивно решила, что очевидцев всех ее деяний не осталось – они все мертвы. Именно поэтому Ягода стремилась вернуться в деревню до туманной утренней зорьки, под прикрытием осенней мглы.
Всех покойников – преследователей и несчастную невесту поглотил лес. Опасаться нечего, решила кровавая, но все-таки юная колдунья.
Осторожно выбравшись из дебрей Молохова урочища и, быстро миновав околицу Красатинки, она с превеликим облегчением увидела черную от моросящего дождика крышу родимой хаты.
– Скоро уже, – прошептала ведьма. Ритуальные одеяния были по-прежнему на ней и она, ставшая всего лишь за одни сутки свирепым извергом, теперь тихо радовалась возвращению домой, в тепло очага. Хотелось есть, спать, просто накрыться с головой большим медвежьим тулупом отца и забыться на целые сутки.
Затворив за собой скрипнувшую дверь, Ягода криво улыбнулась, запалив лучину, схватила крынку с молоком и жадно отхлебнула. Надломив черный хлеб, она с удивлением оглянулась, как будто впервые видела свое жилище. После всего пережитого ей казалось, что светлица скукожилась и уменьшилась в размерах.
Утолив голод, Ягода добралась до лежанки.
Привычно взвалив на себя тяжеленный тулуп, колдунья мгновенно провалилась в мертвецкий сон без грез и воспоминаний.
Заснула.
С первыми петухами деревня пробудилась. Петухи кричали, как при потопе – то ли почувствовали приближающуюся беду, то ли бестолковая птица радовалась появлению на горизонте первых лучей восходящего солнца.
Толпа вновь собралась на месте привычного схода, оказалось, что некоторые еще и не сомкнули глаз. Родичи оплакивали погибших и пропавших людей, громко выкрикивая проклятия ведьме, но выходить в сырую темень никто не хотел. Крепкие мужики сгрудились в общинном доме и ждали зорьку.
В воздухе витал липкий страх. Люди боялись ведьмы по-настоящему, до мелкой дрожи в руках, но не решались перейти к делу.
Зевающий посадник явился в сопровождении охраны и старосты.
– А ну вставайте! Хватит ныть. Так и охоту на ведьму проспим!
Хмурые мужики вскидывались, хватали вилы и батоги, кто-то поджигал несколько факелов – да, пора!
Селяне топтались, ожидая приказа посадника, и он не заставил себя долго ждать.
– Она будет убивать и красть ваших детей…
Бородатые мужчины не дослушали – зарычали, как звери и кинулись к избушке Ягоды. Бежали, касаясь локтями, плечом к плечу, подбадривая друг друга. Бежать-то недалеко, но страшновато.
***
Ведьма распахнула глаза и, откинув тулуп, резко уселась на лежанке.
Посторонний шум разбудил ее, и этот шум нарастал. Подобравшись на цыпочках к окошку, Ягода осторожно выглянула на улицу. Увидев разъяренные лица людей, освещенные всполохами пламени факелов, ведьма отшатнулась и, задрав подбородок, прижалась спиной к стене.
«Черви! Эти черви приползли отомстить мне. – Колдунья оскалилась и прошептала: – Пускай отведают на вкус лягушачью икорочку!»
После этих слов она принялась произносить свое новое заклинание «Мерзкая жаба»:
«О, големая склизкая жаба! Утрапи ворожбита моего, трзи его вожрело. До изгибели синегръвенной придави его!»
Люди обступили избушку чернавки со всех сторон. Обступили, окружили, приготовились, кидая хмурые вопросительные взгляды на посадника.
Смоленский посадник спешился, выдвинулся вперед и кашлянул. Он что-то хотел сказать, но не успел. Слова сами собой застряли в горле.
Мужики не понимали, почему он медлит, но когда все с ужасом увидели в окне злобное лицо Ягоды, что-то нашептывающей и тыкающей в каждого селянина скрюченным указательным пальцем, закричали:
– Жги! Жгите ее! Или она сейчас нас всех заморит!
Посадник, да и все остальные почувствовали, как внезапно к горлу прилип тошнотворный шевелящийся комок – стало тяжело дышать, головная боль застучала молотками в висках.
– Э… – громко захрипел один из всадников и, схватившись за горло, грузно вывалился из седла, забренчав снаряжением.
– Убейте ее! – приказал посадник, и сипло кашлянув, добавил. – Срочно!
Тут же вращающийся и гудящий факел по красивой дуге вылетел из разгоряченной толпы и, зацепившись древком за трубу, застрял на крыше избушки, выпустив ворох искр.
– Ягода! Это она во всем виновата! Мерзкая ведьма! Злая чернавка! Ягая баба! – кричала толпа, поджигая смоляную паклю. – Баба Яга!
Кто-то принес полный горшок осинового дегтя и с размаху забросил на резную кровлю. Глиняные черепки с треском разлетелись в стороны, и все горючее содержимое выплеснулось крышу. Черная маслянистая жидкость немедленно вспыхнула от ранее брошенного факела.
Широкоплечий бородатый мужик высыпал на крыльцо ворох сухой соломы и, подперев дверь палкой, радостно завопил:
– Подпалим! Подпалим Бабу Ягу!
Кто-то сунул в солому горящую паклю.
Занялось, задымило.
Внезапно улыбка с лица мужчины исчезла. Он выгнулся, и принялся до крови царапать собственный кадык, выпучив от натуги глаза.
Другие поджигатели заволновались – все услышали шепот Яги. Этот ужасный шепоток проникал прямо в мозг, он был везде. Мужики трясли головами, как лошади гривой, словно пытаясь отогнать назойливого слепня. Немногочисленные женщины за спинами мужиков протяжно и болезненно завыли, и деться от этой боли было некуда.
Тем временем крыша и стены избушки вовсю запылали.
Завеса едкого черно-серого дыма полезла плотным облаком из единственного окошка в избе и щелей между венцами.
Баба Яга попробовала выскочить наружу, но подпертая дверь отрезала путь к спасению. В дымной темноте молодая колдунья метнулась к деревянной крышке погреба, но туда, в угар прыгнуть не решилась.
Растопырив руки, она шарахалась по отчей избушке. Сбила на пол очаг, разбила несколько стеклянных пузырьков с готовыми отварами. Теперь она уже не насылала проклятий и угроз на своих бывших односельчан, она просто хотела спастись, пока разум не замутился. Упав на колени и выхаркивая из себя сгустки сажи, она вдруг подумала: а как же вечная жизнь? Неужели Чернобог ее обманул?
Ведьму корежило от боли, ее горло раздирало от дыма, но она выдохнула в пустоту: «Беги…»
Затем сознание угасло совсем, и Яга завалилась на бок. Какое-то время она еще судорожно вдыхала дым пожара, но вот наступил миг, когда черные крылья смерти накрыли ведунью, и теперь, замерев в нелепой позе, она умерла, замер и ребенок в ее чреве – неродившийся плод роковой страсти.
***
Люди молча стояли и смотрели, как горит изба темной кудесницы. Если бы они знали правду…
Крыша занялась неохотно, а вот входная дверь, подпертая крепкой палкой, напротив – пылала сизым пламенем. Весь дом был окутан черным дымом и, потому наблюдателям показалось, что все приземистое строение объято огнем. На самом деле изба сопротивлялась и вздрагивала, подобно корове, которую жалит в бок кровососущее насекомое.
После того как неосторожная Ягодка пролила на доски пола зелье одухотворения, избушка ожила и начала бороться за эту самую жизнь – как только могла. Она стряхивала со своего тела языки пламени, притворялась сгоревшей, скрипела и хлопала ставнями.
С неба зачастил дождик. В конце концов огонь совсем потух, и теперь закопченные бревна тихо тлели. Большого дыма уже не было – усиливающийся северный ветер унес его в сторону Молохова урочища.
Изрядно промокшая и озябшая толпа отступила. Селяне сгрудились в кучу и с ненавистью взирали на то, как просела почерневшая от копоти изба. Она чернела покосившимся окошком, из которого еще струился дымок. Казалось, что мертвая изба с ненавистью и немым укором разглядывает своих истязателей. В довершение удручающей картины с крыши обрушилась на грязную землю глиняная труба. Поднявшаяся от падения пыль моментально смешалась с грязью, и все закончилось.
– Эй, ты! Посмотри там! – голос посадника, запрыгнувшего в седло, вывел всех из оцепенения.
