Владимир Куницын
Была бы жизнь
III
– Почему ты не напомнил? Почему мне все приходится делать самому? Это теперь твой замок. Только у меня просьба. Позволь использовать твой замок для государственных целей некоторое время.
– О да! Конечно!
– Здесь будет и штаб, и казарма твоей команды! Здесь же будет стрельбище и фехтовальный зал. Надеюсь, Доминик научит вас по-настоящему владеть шпагой.
Наполеон приехал в огромный замок недалеко от Фонтенбло с очень маленькой свитой вместе с Каранелли.
– Так что с завтрашнего дня перебирайтесь сюда. Я пришлю роту военной жандармерии для охраны. Но давай вернемся к главному делу. У вас ровно месяц на подготовку. Потом ты выезжаешь в Италию в качестве личного посланника императора Франции в чине бригадного генерала. Кстати, это твой настоящий чин, я решил тебе его присвоить, только это секрет. Когда вернешься, для всех по-прежнему останешься капитаном. А теперь я расскажу, что необходимо сделать в Риме…
Шикарная огромная карета, запряженная шестеркой лошадей, подъехала к резиденции Папы в самом центре Рима в сопровождении двух всадников в форме офицеров французской армии. Еще двое остались в замке на другом берегу Тибра. Послеполуденное солнце заливало ярким светом огромную мощеную площадь. Молодой бригадный генерал вышел из кареты и вместе со спешившимися лейтенантами скрылся в здании.
Утром, сразу по прибытии в Рим, маленькая делегация разместилась на верхнем этаже замка в отведенных покоях. Внушительного размера сундуки занесли наверх. Обходя покои, Луи периодически усмехался, все действительно шло по плану, он был уверен, что Папа не подозревает, что два человека из этой делегации побывали в Риме еще вчера, чтобы подготовить необходимые укромные места.
Замок, расположенный на крутом берегу Тибра, имел глухую высокую стену со стороны реки с маленьким балконом, выход на который шел из покоев, занятых французами. Еще одна стена, смотрящая в сторону далекого моря, тоже не имела окон. Лишь две стены, выходящие во внутренний огороженный двор, имели окна. Внизу под стенами за пределами двора в полнейшем беспорядке в разные стороны торчали металлические заостренные штыри, напоминая густой кустарник. Странный замок, то ли неприступная крепость, то ли тюрьма.
К полудню Каранелли получил уведомление, что Папа Пий VII примет посланника императора через два часа, и, оставив Левуазье и Люка в замке, отправился на аудиенцию. Выходя, он тихонько сказал:
– Ты знаешь, что делать, малыш. Кальций во втором, а соляная кислота в третьем сундуке. В золотых сосудах.
Папа принял генерала с явным неудовольствием.
– Мне жаль, что все французские маршалы так заняты, что для отправки в Рим император не смог найти ни одного из них.
– Вы абсолютно правы, Ваше Святейшество. Сейчас Франция стоит на пороге великих дел по преобразованию Европы и всего мира. Мое же поручение незначительно. По велению императора передаю вам письменное приглашение на коронацию, написанное им собственноручно.
Фразы выбраны точно, подчеркивая малую важность поручения, Каранелли указал на собственный низкий статус, а заодно и незначительность Римской церкви для Франции. Папа все понял, щеки его покрылись краской, вызванной волной негодования. Но посланника это нисколько не взволновало. Он спокоен, как будто не заметил собственной бестактности.
– Хорошо, генерал, я внимательно изучу послание императора и дам письменный ответ.
– Когда мне прибыть за письмом, Ваше Святейшество?
– Завтра к одиннадцати часам.
Понятно, времени, чтобы придумать какую-нибудь пакость более чем достаточно.
– Кроме того, император Франции, Наполеон Бонапарт, – в голосе Луи звучали торжественные нотки, – велел передать вам несколько слов лично и конфиденциально.
В полутемной комнате, с узким, выходящим на север окном, достаточно было взглянуть на покрытые темными коврами стены, чтобы понять, как много людей наблюдало за этой «конфиденциальной» беседой.
«Ну что же, это даже к лучшему, – отметил Каранелли, – теперь ему некуда деваться».
– Ваше Святейшество, – генерал негромко, но четко проговаривал слова, – император понимает, как не хочется вам присутствовать на коронации. Потому велел передать, чтобы вы не вздумали вертеть жирным задом. Заболеть там или заблудиться по дороге. Не позднее, чем за неделю вам надлежит прибыть в Париж для подготовки и репетиций. Иначе император сам придет сюда, но только для того, чтобы засунуть этот крест, пока весящий на груди, в уже упомянутую мной задницу. До горла.
Папа ошарашен. В сумраке слабо освещенной комнаты видны его выкатившиеся глаза и стремительно темнеющее лицо. «Не хватил бы удар! – подумал Каранелли. – Тогда придется еще раз ехать к новому Папе».
– Бог покарает тебя!
Пий с трудом сдерживался, чтобы не взмахнуть рукой, отдавая приказ на уничтожение наглеца. Но убить посланника Наполеона в резиденции – то же самое, что подписать смертный приговор себе. Он отчетливо помнил, какая судьба постигла его предшественника, когда, разгоняя толпу во время беспорядков, швейцарские гвардейцы из охраны смертельно ранили французского генерала Дефо. Бонапарт просто сравняет резиденцию с землей. Вместе с Папой.
– Бог карает только тех дураков, которые в него верят.
Каранелли хотелось засмеяться. Мог ли думать тогда шестилетний малыш, как замкнется этот круг в споре о религии? Что он точь-в-точь повторит слова, сказанные так давно тем противным соседом? Да еще не кому-нибудь, самому Папе Римскому!
Заканчивая аудиенцию, Папа уже овладел собой. Щеки приобрели нормальный цвет, голос тверд и властен, как и надлежит викарию Христа.
– Вам, генерал, следует знать, что в Риме нынче неспокойно. По ночам грабители, коих развелось великое множество, случается, даже нападают на дома, а не только на подвыпивших прохожих.
Превосходно! Это уже почти угроза.
– Не беспокойтесь Ваше Святейшество, у нас достаточно оружия, а пороха хватит, чтобы разогнать всех грабителей Рима. И не только грабителей.
Кардинал Консальви бесшумно подошел к Папе и, глядя в спину выходящему Каранелли, сказал:
– Скоро французские генералы начнут прямо здесь справлять нужду. Неужели церковь должна стерпеть и это?
– Нет. Бог покарает этого еретика! Ты слышал, у них много пороха.
Консальви задумчиво смотрел в сторону двери, за которой скрылся генерал. Потом негромко произнес:
– Напьются и взорвутся на порохе?
– Если на то будет воля божья.
Ночь набросилась на Рим, словно черная пантера. Еще несколько минут назад подающее за горизонт солнце рисовало бордовую дорожку на воде, а теперь темное южное небо в песчинках звезд, накрыло город. Новолуние. День прибытия, а главное ночь, подобраны лучшим астрономом Франции.
Во дворе замка гигант Фико что-то тихо сказал кучеру, и карета, выехав со двора, быстро затерялась в темноте на улицах города.
– Это даже к лучшему, – произнес кардинал, когда ему доложили об отъезде кареты, – будет кому рассказать, как хорошо мы встретили посланника французского императора.
Немногочисленные охранники заняли посты. Двое у запертых ворот, двое у входа в замок, еще один с боковой стороны, куда выходили окна. Глухие стены не охранялись, они неприступны.
С верхнего этажа раздавался звон стеклянной посуды, громкие пьяные выкрики и невнятное бормотание. В самих покоях все было далеко не так, как можно представить себе со двора. Доминик и Люка уже разложили воздушный шар на балконе, и теперь в полной темноте, на ощупь, доливали в реторту с кальцием соляную кислоту. Многочисленные тренировки в темном подвале замка около Фонтенбло не прошли даром. Офицеры работали в перчатках, покрытых тонким слоем каучука. Шелковый купол, пропитанный черным лаком, медленно вырастал над перилами балкона, наполняясь водородом.
Арменьяк, тот самый, с которым Каранелли познакомил Бонапарт, и про которого он тогда сказал, что этому пиротехнику ничего не стоит взорвать египетскую пирамиду с помощью стакана воды, готовил заряды. У французов действительно много пороха, и они, как и кардинал Консальви, намерены его взорвать. Арменьяк размещал бочонки по всем помещениям и вымерял выложенные на полу сложные пороховые дорожки. Ему нужно, что бы все бочонки взорвались одновременно.
Фико и Каранелли были заняты самым важным делом – периодически стучали стаканами и орали всякую ерунду в окна. Иногда они начинали горланить песню, и Арменьяк присоединялся, внося свою лепту немилосердно фальшивым фальцетом. На столе лежали десять заряженных пистолетов, хотя Луи считал это ненужной предосторожностью.
– Не полезут они сейчас. Не тот нрав у поповской своры, чтобы в честном бою драться. Они все исподтишка норовят. Вот когда уснем, тогда и постараются пьяных да сонных взять.
Через два часа невидимый шар медленно отделился от балкона и поплыл вдоль реки в сторону глухой стены замка, постепенно набирал высоту. Доминик Левуазье, подвешенный за широкий кожаный пояс, был одет в тонкую черную рубашку и такие же штаны. Из оружия только короткий стилет. Его миниатюрный вес – немаловажная деталь во всей операции, для Фико понадобился бы шар в три раза большего объема. Каранелли, стоя на балконе, разматывал клубок черной тонкой прочной нити, тянущейся к шару. Люка, присоединившийся к Арменьяку и Фико, громко и вдохновенно орал:
– Виват, император!
И снова гремели бутылки, ударяясь одна об другую.
Время приближалось к полуночи, а французы и не собирались прекращать веселье. Но кардинал терпелив. Он успокаивающе положил руку на плечо командира трех десятков солдат швейцарской гвардии, тихо и незаметно прокравшихся на территорию замка через потайные двери в стене.
– Не надо сейчас врываться в их комнаты, капитан. Не раньше, чем через полчаса, после того, как уснут. И не смейте стрелять. Только прикладами и штыками. Потом взорвите весь порох, который есть у вас и французов.
Каранелли тем временем почувствовал, как уходящая из рук нить дошла до узла, и дважды резко дернул ее. Два рывка в ответ. Доминик дал знать, что понял – длины якоря должно хватить. Пора начинать спуск. Аккуратно он бросил вперед, туда, где должны быть кусты, небольшой якорь с тремя острыми крючками. Тот упал на землю и легко поднялся вверх. Вторая попытка тоже неудачна. Наконец, раздался негромкий шелест кустов, в которые попал якорь. Крючки намертво зацепились, и Доминик начал наматывать шнур от якоря на руку, постепенно подтягивая шар к земле. Через три минуты он стоял около кустов, а еще через пять, поднявшись к большому дереву, натянул толстую веревку, которую привязал к нитке Каранелли. Проколотая в нескольких местах оболочка шара выпускала остатки водорода.
Арменьяк полз последним, цепляясь за веревку руками и ногами. Задача сложная только для тех, кто боится высоты. Но в темноте все делается на ощупь, испугаться трудно, если нервы в порядке. Он установил жестко два ружейных замка, которые бросят искру в горки пороха после того, как нитки, привязанные к дверям, спустят курки.
Каранелли не видел необходимости ждать, все ясно и так. Группа французов растворилась в ночи.
Без пяти одиннадцать карета генерала, сопровождаемая двумя неизменными лейтенантами, въехала на овальную площадь Святого Петра и остановилась у Апостольского дворца. Ночью Папе доложили, что французская делегация отчаянно сопротивлялась и взорвала себя вместе с двенадцатью швейцарцами. Потому он на некоторое время потерял дар речи, когда узнал, что наполеоновский генерал идет по коридору. В голове лихорадочно прыгали мысли, – почему он жив? что скажет сейчас? что сделает Наполеон, когда узнает о нападении на делегацию? Барнаба Чиарамонти, ставший не очень давно главным католиком Пием VII, в этот момент отчетливо понимал, как беззащитен он в этом мире. Как бесконечно далек от него бог, как бесполезна молитва, когда смертельная опасность в лице французского генерала входила в резиденцию размеренным четким шагом. Ледяная волна страха заполнила грудь Барнабы, и, кажется, что это он, а не его предшественник, как было на самом деле, смотрел из жилых покоев в жерла пушек маршала Бертье.
Генерал весел. Поприветствовав так и не пришедшего в себя Папу по всем правилам этикета, он вскользь заметил:
– Воздух Италии так способствует здоровому сну. Мы прекрасно выспались сегодня.
Но серые глаза холодны и внимательны. Взгляд словно острие клинка упирался в лицо священника.
– Какой ответ я должен передать императору, Ваше Святейшество?
– Да, – хриплый голос Папы сорвался, – я принимаю приглашение.
Глава четвертая
АУСТЕРЛИЦ
I
Наполеон без излишнего рвения преследовал Кутузова после того, как ему удалось ускользнуть из Цнайма. Русские же стремительно уходили, стремясь побыстрее соединиться с идущей навстречу колонной из России, что и успешно удалось им. Под Ольмюцом, наконец, корпус Кутузова встретился с пришедшими войсками под командованием Буксгевдена. Присутствующие здесь же австрийские полки позволяли собрать без малого стотысячную союзническую армию. Бонапарт, приблизившись к противнику, повел себя нерешительно, словно опасаясь какого-то подвоха. Три императора: француз Наполеон Бонапарт, австриец Франц II и русский Александр I собрались в одной точке Европы, ведомые каждый своими целями.
Император Франции хотел нанести решительное поражение европейской коалиции, вскормленной на деньги заклятых врагов – англичан. Больше всего он опасался, что русские и австрийцы уклонятся от сражения и продолжат отступление к границам России. В войну в любой момент могла вступить Пруссия, а ее армия в тылу у наполеоновских войск существенно меняла расстановку сил на карте Европы. Победа же, в которой Бонапарт не сомневался, закрепляла превосходство Франции и его личное господство в Старом Свете.
Император Австрии стремился к скорейшему освобождению Вены и намеревался добиться этого штыками русских войск. На свою армию после бездарного поражения Макка под Ульмом, сжавшуюся, как береста в костре перед тем, как вспыхнуть, он рассчитывать не мог. А потому всячески потворствовал честолюбивым планам Александра I.
Молодой русский император, проделавший длинный путь из России, мечтал только о славе. Он и слушать не желал о дальнейшем отступлении, которое предлагал Кутузов,. Славы хотелось немедленно. Жизнь нескольких десятков тысяч русских солдат не имела значения. И император отдал приказ Кутузову вести войска вперед, навстречу приостановившему наступление Наполеону.
Первое же столкновение с авангардом французов принесло союзникам уверенную победу. Противник был разбит в пух и прах, захвачен городок Вишау. Это событие, привело русского императора в полный восторг. Вместе с ним радовалась и свита. Никто не хотел обращать внимания на то, что авангард французов составлял всего восемь эскадронов, а русских в десять раз больше. Наполеон умело подыгрывал честолюбивым планам союзников, заманивая их в решительную битву.
Дальнейшее наступление русско-австрийской армии заставило французов поспешно отступить, отдав даже Праценские высоты, господствующие над долиной. Стало ясно, что русские, играющие первую скрипку в войсках коалиции, готовы решительно атаковать ослабленного и неуверенного противника, расположившегося западнее моравской деревни Аустерлиц.
Вечером накануне сражения, в роскошном замке с великолепным парком, главной квартире Кутузова, определенной как штаб союзнических войск, собрались командиры колонн, которым предстояло завтра вести войска в атаку. Багратион, командующий правым флангом, прислал ординарца, который сообщил, что князь не прибудет. Кутузов никак не отреагировал на это сообщение, видимо ожидал чего-либо подобного. Сам вел себя довольно апатично, а если говорить прямо – просто дремал, сидя в вольтеровском кресле во время всего военного совета. Он знал, что для победы над Наполеоном нужно отступать. А его заставляли атаковать.
На совете главным действующим лицом был генерал Вейротер, командующий австрийскими войсками. Мужчина среднего роста, подвижный до суетливости, но в то же время личность весьма занудная. Сегодня он успел побывать у обоих государей, выезжал на аванпосты для личного осмотра неприятельских цепей, а также много времени провел в канцелярии, составляя диспозицию. Все эти события заставили Вейротера поверить в собственную значимость, представить себя единственным вершителем судьбы сражения, которое должно было закончиться триумфом русско-австрийской армии благодаря гениальной расстановке войск, составленной им самим.
Около разложенной на столе большой карты с окрестностями Брюнна австрийский генерал читал диспозицию, из которой выходило, что основной удар союзные войска должны нанести на южном левом фланге, где французы были оттянуты вглубь обороны. Их требовалось совсем немного оттеснить к болотам и озерам, захватить деревеньки Тельниц и Сокольниц, растрепать южный фланг, затем ударить в тыл войскам, расположенным в центре. Тем самым нанести решающее поражение, так называемой, Великой армии. Для этого командующему левым флангом генералу Буксгевдену выделялось тридцать пехотных батальонов и более двадцати эскадронов гусар и драгун, почти двести орудий. Главные силы предполагалось построить в три колонны, чтобы…
Вейротер бубнил весьма монотонно, однако, в глубине души пела песня, подогревая собственное мнение о значении австрийского генерала для судьбы всей Европы. Он небрежно отмахнулся от Ланжерона, пытавшегося сделать несколько дельных замечаний, однако, видя внимательность и сосредоточенность, с которой изучал диспозицию генерал Дохтуров, снисходительно отвечал на его вопросы, повторял название населенных пунктов. Высокий стройный генерал Буксгевден молча смотрел в карту. Его светлая кучерявая голова иногда вскидывалась, когда он устремлял взор на Вейротера, но через несколько секунд, не найдя ничего примечательного, взгляд опускался вниз. Милорадович, румяный, с закрученными вверх усами, наоборот смотрел только на Вейротера, ни разу не опустив голову. Остальные генералы вели себя по-разному, но в большинстве своем считали, что наступит завтра, и все станет ясно на поле битвы. А на бумаге всегда все гладко. Кутузов откровенно спал, как может спать только человек, смирившийся, что все происходящее никак не зависит от его воли. Он давно понял, что ему придется на этот раз отвечать за чужие грехи.
В штабе французских войск Наполеон проводил военный совет, как всегда четко и кратко. Маршалу Даву он поручил удерживать южный фланг, чтобы не допустить прорыва русских. Маршал Удино оставался в резерве, готовый в любой момент прийти на помощь Даву, если напор станет нестерпимым. В центре маршал Сульт, которому придавались главные силы, должен дождаться, когда русские увязнут на юге и бросят туда все резервы с Праценских высот. После этого атаковать центр, и, прорвав цепи союзников, подняться на высоты, рассекая вражескую армию на две части. На северном фланге маршал Ланн должен был навязать жесткий бой Багратиону, и, угрожая перейти в контратаку, при помощи кавалерии Мюрата и пехоты Бернадота связать по рукам и ногам самого опасного генерала в стане союзнических войск.
Около полуночи, уже объехав войска, Наполеон встретился с Каранелли и Перментье, ожидавших разговора с вечера.
– Майор! Вы должны силами гренадеров вашей роты прикрывать группу Луи. В случае опасности, дать возможность ей уйти в тыл, даже ценой гибели ваших солдат. А у тебя, любезный друг, на завтрашний день будет очень важная задача. Прошу!
На столе была разложена большая карта местности, не уступающая по точности той, что лежала сейчас на столе в гостиной роскошного замка, занимаемого Кутузовым.
– Я думаю, что из-за занавески, за которой вы просидели весь совет, удалось понять план завтрашнего сражения. Что от тебя требуется, Луи: после того, как Буксгевден завязнет в болотах, пытаясь выбить Даву из маленьких австрийских деревушек, Сульт нанесет удар в центре. Над главными силами союзников возникнет опасность окружения, но если они отступят, то весь успех прорыва в центре будет потерян. Потому нельзя допустить, чтобы ординарец, которого направит Кутузов, передал приказ об отступлении.
Наполеон сделал шаг к столу, указка в руке монарха уперлась в точку на карте.
– На пути у курьера, везущего приказ, – кончик указки заскользил по бумаге, – лежит болото. Круглое, примерно восемьсот шагов. Курьер, конечно, будет скакать по дальнему от нас берегу. Сначала вы пойдете вслед за атакующими полками Сульта, но когда подойдете к болоту, сверните вправо. Здесь легко найти удобную позицию. Еще одно болото будет отделять вас от того сражения, что развернется на южном фланге. Кого ты намерен взять с собой?
– Анри Фико и Доминика Левуазье.
Хотя лучшим стрелком после Луи считался Люка Сен-Триор, командир решил не брать его. Сержант только вернулся из госпиталя и еще не освоил новый штуцер.
– Уверен, что троих будет достаточно?
– Я не уверен в двух штуцерах из тех пяти, что привез Бусто. Ему нужно еще неделю, чтобы довести их до полного порядка.
– Что ж! Будем играть тем, что есть.
Наполеон повернулся к адъютант-майору. Перментье догадался, что император ждет вопросов и от него.
– Простите, ваше величество, а разве Буксгевден, заметив, что его окружают, не отступит назад ближе к центру?
– Нет! Это не Багратион. И наша удача, что главные силы ведет Буксгевден. Он не примет решения об отступлении без приказа Кутузова. Больше всего в жизни он боится прослыть трусом.
