Владимир Малик
Фирман султана
4
На следующий день ветер усилился. Грести стало тяжелей. Корабль бросало, как на качелях.
С палубы доносились взволнованные голоса корабельных старшин. Из отдельных слов, долетавших в тесное помещение пайзенов, Арсен понял одно: приближается буря!
Он сразу же поведал об этом товарищам.
– Роман, брат, как хочешь, а цепь перервать надо сегодня! Мы с паном Мартыном будем грести одни… Остерегайся только, чтоб Абдурахман не заметил!
– Зачем же рисковать? – удивился Роман. – В бурю легче совершить то, что задумали. Да и надсмотрщика способнее будет схватить. Смотри, как кидает его, сатану! Не удержится на помосте да, глядишь, очутится как раз в моих объятиях! Тут ему и каюк!..
– Не болтать, собаки! – издали заорал Абдурахман и, подскочив к Арсену, несколько раз хлестнул плетью.
Невольники опустили головы и дружней налегли на весло.
– Ну, погоди, пся крев, – прошептал Спыхальский, – попадешься ты мне в руки!..
Весь день Арсен и Спыхальский ворочали тяжелое весло вдвоем. Роман, покачиваясь в такт с гребцами, яростно тер железные кольца. Они жгли ему руки. Тогда он плевал на раскаленный металл и снова, еще неистовее, тер.
Перед вечером «Черный дракон» словно налетел на какую-то подводную преграду. Гребцов швырнуло так, что они слетели со скамей. Сломалось несколько весел. Абдурахман распластался на помосте и долго не поднимался. Послышались крики отчаяния и страха. Кто-то начал громко молиться.
Роман не держался за весло, и его отбросило сильнее других. Он упал со скамьи и, выставив руки вперед, чтобы не удариться головой о дубовую перегородку, покатился в носовую часть судна. Сильно ожгло ноги, – невидимая сила сдирала кандалы вместе с кожей. В тот же миг вскрикнул от боли Спыхальский. Перекрывая неимоверный шум и гвалт, его густой голос, казалось, заглушил и стоны невольников, и треск ломающихся весел, и рев бури.
Никто не понял, что случилось. Медленно поднимались невольники, охая и потирая бока. Абдурахман позеленел от страха, бледными губами шептал молитву.
И тут все вдруг ощутили, что корабль не так качает, как раньше.
– Братья, тонем! – испуганно закричал кто-то.
– Езус-Мария! – выдохнул Спыхальский.
Вновь поднялся неистовый крик. Абдурахман бросился к лестнице и быстро полез вверх. Вскоре он вернулся с корабельным агой.
– Тихо! – гаркнул ага. – Чего разорались, бешеные ослы? Корабль не тонет! Слава Аллаху, капудан-ага Семестаф – да продлятся его годы – мастерски ввел его в тихую бухту, и мы здесь переждем бурю. Разобрать весла – и всем за работу! Надо отвести судно в безопасное место, там заночуем.
Шум улегся. Сломанные весла выбросили. Невольники принялись за работу. Никто на них теперь не кричал, никто не избивал: всех подгоняло желание спастись от смерти. Даже Абдурахман вроде притих и только исподлобья зло поглядывал на гребцов.
Снова ударил барабан, однако его глухие звуки уже не вызывали у невольников ненависти и отвращения, а казались предвестниками спасения.
Арсен и Спыхальский тоже с силой налегли на весло. Собственно, тянул его один Спыхальский, – стонал, а тянул, чтобы не выбиться из размеренного ритма и не отстать от других. Арсен помогал ему очень слабо: в изувеченной спине каждое движение отдавалось такой болью, будто на обнаженные, кровоточащие мышцы бросали горячую золу.
Роман возился в своем углу с цепью.
Вдруг он тихонько вскрикнул:
– Братья, готово! – От радости голос его дрожал. – Гляньте, цепь порвана! Недаром мне ноги едва не оторвало… Такой удар был!
Спыхальский от радости подскочил на скамье:
– Ха, холера ясная! Дождались! Наконец-то!
– Тс-с-с! Спокойно, панове-братья, – прошептал Арсен одними губами. – Роман, берись за весло! Ни словом, ни жестом нельзя выдать себя! Сейчас надо быть особенно осторожными… Поговорим ночью!..
Не веря самому себе, Роман дрожащими пальцами еще раз ощупал разорванное звено цепи и взялся за весло.
За бортом корабля бесновался северный ветер.
5
«Черный дракон», почти не различимый в ночной темноте, слегка покачивался на волнах небольшой тихой бухты, окаймленной с суши высокими холмами.
Когда бросили якорь, капудан-ага Семестаф разрешил уставшим морякам отдыхать, а сам, оставив на палубе двух вахтенных, опустился в своей каюте на колени и зашептал:
– О Аллах! Всемогущий и всемилостивейший Аллах! Ты один даровал моим рукам твердость, а сердцу – мужество! Благодарю тебя!.. Я спас корабль падишаха, а с ним – свою жизнь и честь. Пусть славится имя твое до самого воскресения мертвых! Пусть власть твоя распространится на все земли неверных!
Поднявшись, он разделся, задул светильник и лег на узкую койку. У него отлегло от сердца: смелым маневром войдя в знакомую бухту, он спас судно и сам избежал верной гибели. Теперь можно спокойно поспать!
Грозно ревела буря за каменистой косой, отгородившей бухту от моря, и мысль о том, что могло произойти с «Черным драконом», останься он среди разбушевавшейся стихии, отгоняла сон, будоражила душу. Припомнилось, как судно, входя в бухту, врезалось в песчаную мель и чуть не опрокинулось. Он сам едва удержался на капитанском мостике, схватившись за поручни… Но, слава Аллаху, пронесло! Теперь корабль в безопасности! Дня за два буря утихнет – и снова можно будет выйти в море.
Под шум ветра и течение собственных мыслей капудан-ага незаметно заснул.
Казалось, весь корабль был погружен в сон. Часовые – на корме и на носу судна – натянули поглубже башлыки, плотно закутались в длинные накидки и, примостившись в защищенных от ветра местах, спокойно дремали. В тесных и душных каютах храпели моряки. На нижней палубе время от времени позвякивали во сне кандалами невольники.
Не спали только Звенигора, Воинов и Спыхальский. Молча лежали впотьмах, выжидая, пока на корабле все заснут.
Протяжный свист ветра и глухой рокот бушующего моря благоприятствовали их замыслам.
Около полуночи Роман осторожно вытянул из кандалов свободный конец разорванной цепи. Потом помог товарищам. Теперь они были почти свободны! Правда, оставались кандалы на ногах и находились друзья все еще на корабле, но это уже не так страшило.
Превозмогая боль, терзавшую спину, Арсен первым поднялся с ненавистной скамьи, тихо подошел к каморке, где спал Абдурахман. Легонько нажал плечом на дверь. Она приоткрылась. Из каморки донесся могучий храп надсмотрщика.
– Погоди, Арсен! Дай-ка мне! – прошептал Спыхальский и протиснулся в каморку. Вытянул в темноте свои длинные сильные руки и нащупал постель Абдурахмана. – Пся крев! Добрался-таки я до тебя!..
Почувствовав на шее грубые пальцы, надсмотрщик проснулся и испуганно вскрикнул. Но Спыхальский зажал ему рот огромной ладонью.
– Арсен, растолкуй антихристу, что к чему. Скажи, что сожалеем, не имея возможности высечь как следует таволгой, холера б его забрала!
– Кончай скорей, пан Мартын! – прошептал Арсен. – Некогда!
Абдурахман так и не понял, что произошло. Правая рука Спыхальского сжала ему горло, как клещами. Он метался недолго и вскоре затих.
– Один готов! – коротко оповестил Спыхальский и, вытирая руку о штаны, с отвращением сплюнул.
Тем временем Роман разбудил всех невольников:
– Тихо, братцы! Вытаскивайте цепь. Сейчас закончится наша неволя!
Невольники быстро вытащили из кандалов толстую длинную цепь, которая держала их возле весел на привязи. Освобождаясь от нее, люди тут же вскакивали со скамей, натыкались в темноте друг на друга, гремели кандалами.
– Да тише вы, черти! – прикрикнул приглушенно Арсен. – Стража услышит!..
Невольники застыли на своих местах. Спыхальский тем временем нашел в карманах Абдурахмана кресало и трут, высек огонь, зажег светильник. Тускло-желтый свет обозначил в темноте напряженные, окаменевшие лица гребцов.
Арсен выступил вперед:
– Братья! Настал час, когда мы сможем освободиться! Берег – рукой подать! Доберемся вплавь… Осталось одно – снять часовых на верхней палубе. Если удастся это без шума, мы спасены! На берегу собьем кандалы – и кто куда! Там уже каждый – хозяин своей судьбы… А сейчас – чтобы тихо!.. Мы с друзьями снимем часовых. Нам нужен еще один крепкий парень в помощь. Кто желает?
– Я, брат Звенигора, – послышался голос скормы, и в тусклом свете медленно поднялась высоченная фигура.
– Кто ты, человече? Откуда меня знаешь? – удивленно спросил Арсен.
– Грива я. Помнишь семибашенный замок в Стамбуле?
Ну, как такое не помнить! Арсен обрадовался, что с ними будет еще один дюжий и храбрый казак, на которого в тяжелую минуту можно положиться. В семибашенном замке, когда турки и потурнаки вербовали среди невольников наймитов-изменников для помощи турецкому войску в его походе на Украину, Грива дал гневную и резкую отповедь отступнику Свириду Многогрешному. Такой в беде не подведет! Да и силушки ему не занимать!
– Иди сюда, брат! Почему же ты не отозвался раньше?
– Не хотел тебя выдать проклятому Абдурахману неосторожным словом. Да и сидел далеко, не с руки было, – прогудел Грива, придерживая кандалы и пригибаясь, ибо головой доставал до потолка.
Совещались недолго. Возбужденные невольники столпились у лестниц, ожидая сигнала.
Звенигора, Спыхальский, Воинов и Грива, крепко натянув кандалы, чтобы не звенели, тихо поднялись по ступеням на верхнюю палубу. Было темно хоть глаз коли. Ветер свистел в снастях и сыпал в лицо колючими дождевыми каплями. Справа грозно шумело море, слева – едва вырисовывались неясные очертания высокого берега.
Постояли немного, давая глазам привыкнуть к темноте. Вскоре Арсен с Гривой заметили на носу темную фигуру часового и стали медленно подкрадываться к нему.
Спыхальский и Роман направились на корму.
Часовой дремал и не слышал, как к нему приблизились двое. Высоко занес кулачище Грива, что есть силы ударил турка по голове, тот тяжело осел на палубу.
Арсен быстро снял с него ятаган, саблю, выхватил из-за пояса пистолет. Потом, стянув одежду и завязав ее в тугой узел, беглецы сбросили янычара в воду. Теперь осталось дождаться Романа и Спыхальского. Где же они?
Но вот из-за палубной надстройки вынырнули две тени. Спыхальский тяжело дышал. Узнав своих, вытянул вперед шею и по-заговорщически, как великую тайну, сообщил:
– Еще один!
Все поняли, что имел в виду поляк. Арсен молча пожал ему руку выше локтя. Сказал:
– Теперь – добираться до берега! Зовите людей! Да без шума. Не разбудить бы кого!
Роман метнулся на нижнюю палубу… Вскоре один за другим оттуда начали подниматься невольники. Быстро спускались по якорной цепи в воду и исчезали в непроглядной тьме.
Арсен с Романом и Спыхальский сошли с корабля последними. Холодная соленая вода как огнем обожгла Арсену спину. Кандалы на ногах тянули вниз. «Не все доплывут! Кто плохо плавает, потонет!» – мелькнула мысль. Но он ее сразу же отогнал, – надо было позаботиться о себе, чтобы самому удержаться на поверхности и доплыть до берега. Каждый взмах руки причинял нестерпимую боль. К тому же соленая вода разъедала раны, хоть криком кричи… Но Арсен только сильнее сжимал зубы и широко загребал обеими руками.
Наконец почувствовал, как кандалы коснулись дна. Проплыл еще немного и вздохнул облегченно. Под ногами – галька и зернистый песок.
Выбрался на крутой обрывистый берег и упал в изнеможении. Несколько минут лежал переводя дух.
Когда беглецы немного отдохнули и разобрались по трое, как сидели на скамьях, оказалось, что шестерых нет.
– Ждать больше нельзя, – решил Арсен. – Если утонули, то помочь уже не сможем. А если где дальше вышли на берег и сами избрали путь, то пожелаем им удачи во всем!.. Да и мы, друзья, должны сейчас расстаться. Идти по чужой земле всем скопом опасно. Судя по всему, мы находимся в Болгарии, так как до Турции по времени не могли доплыть. Теперь каждый пускай сам выбирает себе удобный для него путь! По одному, по двое, по трое разойдемся в разных направлениях, а там – ищи ветра в поле! Правильно я говорю?
– Да, да, правильно!.. – согласились все и, не теряя времени, начали небольшими группами разбредаться по побережью.
С Арсеном пошли Роман, Спыхальский и Грива. Мокрые, замерзшие, взобрались они на поросший густым кустарником холм и быстро, насколько позволяли кандалы, начали удаляться от моря. Его глухой тяжелый шум постепенно уменьшался, стихал и вскоре совсем пропал…
Светало. Из-за низкого небосвода поднимался пасмурный осенний день. Беглецы камнями сбили с ног кандалы, отжали мокрую одежду. Арсен надел кафтан и шаровары убитого часового, за пояс заткнул ятаган и пистолет, который, к сожалению, не мог стрелять, так как порох подмок, сбоку прицепил саблю. Ятаган был такой острый, что Спыхальский побрил им Арсену голову, подровнял бороду и усы, и казак стал походить на настоящего турка. Несмотря на жгучую боль, – раны на спине были разъедены солью и кровоточили, – Арсен не разрешил ни себе, ни друзьям долго отдыхать.
– Вставайте, шайтановы дети! – весело подморгнул товарищам. – Вперед! Вперед! Наше спасение – длинные ноги!
6
В первом же небольшом селении, примостившемся в глубокой балке между пологими склонами гор, они убедились, что действительно попали в Болгарию.
Чтобы не вызывать подозрения у любопытных балканджиев[2] своим одеянием и видом, Роман, Спыхальский и Грива выдавали себя за невольников, а Арсен – за янычара, который их конвоирует. Невольники, понурив головы, медленно плелись по раскисшей дороге, и, казалось, им все было безразлично. Опущенные плечи, безвольно повисшие руки, грязные заросшие лица, лохмотья, едва прикрывавшие изможденные тела, – все вызывало у добросердечных балканджиев сочувствие, и они выносили горемыкам хлеб, кислое молоко, овечий сыр и сушеный виноград.
Но как только село оставалось позади, беглецы убыстряли шаг.
За два первых дня они прошли далеко в глубь страны. Затем круто повернули на север, где синели высокие горы Старой Планины. Арсен вел товарищей в Чернаводу, надеясь встретить там Младена и Златку.
Златка! При одном только воспоминании о девушке сердце казака начинало стучать чаще, словно готовясь вырваться из груди и лететь на поиски любимой. Арсен торопился как мог. Несмотря на то, что вся спина его была покрыта ранами и каждый шаг давался ценой больших усилий, он непрерывно подгонял товарищей. И чем ярче, четче на фоне пасмурного осеннего неба вырисовывались величественные горы Старой Планины, чем ближе становился гайдуцкий край, тем сильнее Арсен спешил и волновался. Как бы не схватили их на оставшемся пути янычары, которых видимо-невидимо прибыло на постой в болгарские села и городки после неудачного похода на Украину. Сумеют ли беглецы разыскать отряд Младена, разгромленный в том несчастливом бою?.. Наконец, не давала покоя мысль о том, удалось ли Златке и Драгану найти Младена и Анку? Не попали ли они в руки янычар Сафар-бея или спахиев Гамида?
Шли большей частью кружным путем, изредка спрашивая дорогу у пастухов. Пересеченная отрогами Старо-Планинского хребта, глубокими оврагами и лесами, безлюдная местность надежно скрывала их от постороннего взгляда. В села заходили только тогда, когда донимал голод.
Перебравшись через бурливую Луду-Камчию, вошли в густой буковый лес. Черный и мрачный, без листьев, он навевал глухую тоску. С блестящих мокрых ветвей беспрерывно падали тяжелые холодные капли. Шуршала под ногами опавшая листва.
Дорога круто поднималась вверх.
Вечерело.
Где-то впереди, за густыми зарослями, глухо шумел водопад. Усталые, голодные, беглецы ускорили шаг. Надо было искать для ночлега место посуше.
Неутомимый высоченный Грива осторожно раздвинул мокрые ветви кустов и замер, приложив палец к губам:
– Тс-с-с!
– Бога ради, что еще там? – спросил выбившийся из сил Спыхальский. Усы его обвисли, и на их кончиках поблескивали капли воды.
– Хижина! И в ней кто-то есть… Видите – из трубы дымок вьется…
Беглецы остановились, выглянули из-за кустов.
Перед ними открылась большая, сбегающая книзу поляна, протянувшаяся вдоль обрывистого склона. Посреди поляны, прижавшись одной стеной к скале, стояла деревянная хижина. Дальше за нею шумел небольшой водопад.
Вокруг – ни души. Только сизый дымок над сплетенной из лозы и обмазанной глиной трубы указывал, что в хижине кто-то живет.
Друзья переглянулись.
– Обойдем или зайдем? – спросил Арсен.
Все промолчали. Но потом Роман сказал:
– Мы очень устали. Перемерзли… Нам тяжело видеть твои муки, Арсен! Тебе нужен знахарь, который залечил бы твои раны. Мы все видим, как ты теряешь силы… Думаю, нам не повредит, если зайдем в эту хижину, погреемся, отдохнем. Нас четверо. Кто нас может обидеть?
– Я тоже так думаю. Здесь, наверное, живут пастухи или лесники. Не янычары же, чтоб им пусто было! – поддержал Романа Спыхальский. – К тому же у каждого из нас добрая дубина в руках. А у Арсена – ятаган… Кого же нам бояться, панство?
– Тогда пошли, – согласился Арсен.
Они вышли из леса и стали медленно приближаться к хижине. Арсену показалось, что в маленьком оконце, затянутом прозрачным бараньим пузырем, мелькнула неясная тень. Кто-то их уже заметил? Но навстречу никто не вышел. Грубо сбитая из тесаных досок дверь была плотно прикрыта. Казак приоткрыл ее, заглянул внутрь:
– Здравейте, люди добрые! Есть ли здесь кто?
Ответа не последовало.
Арсен открыл дверь шире, и все четверо вошли в хижину. Это была довольно большая комната, в которой, без всяких сомнений, только что были люди. На широкой лавке, у стены, лежали два кожуха из овчины. На столе стояла большая глиняная миска, полная горячей чорбы. Возле миски – две деревянные ложки. Хлеб.
В углу комнаты печь с лежанкой из дикого камня. В ней весело пылали сухие буковые дрова. От огня по стенам плясали красноватые отсветы и веяло теплом.
– Гм, сдается, мы здесь непрошеные гости, – сказал Грива. – По всему видно, что хозяева заметили нас и поспешили спрятаться. Куда? Во всяком случае, в дверь навстречу нам они не выходили!
– Но здесь имеется еще една дверь, проше пана, – указал Спыхальский на темную деревянную стену, перегораживающую хижину пополам. – Разрази меня Перун, если за ней не стоит по крайней мере один из тех, кто собирался хлебать эту ароматную чорбу, которая так и щекочет мне ноздри своим душком, холера ясная!
С этими словами пан Мартын толкнул еле заметную в полутьме дверцу, и удивленные беглецы увидели во второй половине хижины несколько овец, безмятежно жующих сухое лесное сено, и высокого старого горца.
– Здравствуй, пан хозяин! – поздоровался удивленный не меньше других Спыхальский.
– Здравейте, – ответил балканджий, входя в комнату. Затем мрачно спросил: – Кто вы такие?
Арсен выступил вперед:
– Извини, друг, что мы вошли без спроса в твой дом. Но не спрашивай, кто мы. А если ты добрый человек, то прими нас в своей теплой хижине – позволь переночевать!
Балканджий пристально осмотрел янычарскую одежду Звенигоры и, нахмурив седые брови, показал рукой на лавку:
– Садитесь. Если голодны, прошу отведать моей еды.
– Спасибо, – поблагодарил Арсен. – Только я вижу, вас двое собиралось ужинать. Понравится ли тому, второму, что мы без его согласия съедим его порцию чорбы?
– Никого, кроме меня, в хижине нет, незнакомец, – ответил старик. – А вторую ложку, как велит обычай, я положил для того, кто в пути.
«Гм, хитрый старик, выкрутился, – подумал казак. – Однако меня не проведешь! Не на такого напал!.. А зачем тогда два кожуха постелены на лавке! Тоже для гостя?»
Балканджий подал еще ложки, и изголодавшиеся беглецы с жадностью набросились на горячую похлебку. Молчаливый хозяин хижины не садился к столу. Подбросил в печку несколько сухих поленьев, принес охапку ароматного сена и, настелив его в углу возле печки, вышел из хижины.
– Не нравится мне его замкнутость, – тихо произнес Роман. – Отмалчивается и зыркает исподлобья, окаянный лесовик! Не лучше ли нам удрать отсюда, пока он не привел янычар?
Однако его никто не поддержал. Спыхальский после сытной горячей еды разомлел и осоловевшими глазами поглядывал на мягкую душистую постель. Арсен совсем обессилел. Спина, покрытая язвами, зудела. Его била лихорадка. Гриве, видно, тоже не хотелось уходить из теплого дома в мокрый осенний лес.
– Ладно, остаемся. Ложитесь, друзья, спать, а я подежурю до полуночи, – сдался Роман. – Потом разбужу пана Мартына.
Все улеглись на сене вповалку. Спыхальский и Грива мгновенно уснули. Арсен долго метался в горячке, бредил, но наконец заснул и он. Только Роман отчаянно боролся со сном. Когда вошел хозяин и, задув свечку, лег на лавку, дончак ущипнул себя за ухо и широко открыл глаза. Начал прислушиваться к ночным шорохам, вглядываться в темноту. Припоминал разные истории из своей жизни… Потом дыхание его стало ровнее, веки против воли сомкнулись, и незаметно для себя он погрузился в забытье.
Первым проснулся от резкой боли в лопатках Арсен. С тех пор как его избил Абдурахман, он спал лишь ничком, на животе. Поэтому сразу почувствовал, как кто-то уселся на спину, заломил руки назад и стал вязать. От его крика проснулись все.
В хижине было светло: на столе горела свеча. Несколько мрачных незнакомцев стояли над беглецами, держа в руках пистолеты. Другие связывали руки.
Поняв, что они попали в западню, беглецы попробовали дать отпор. Грива вырвал руки и шарахнул кулаком в грудь нападавшего, но сильный удар пистолетом по голове уложил его. Досталось и Арсену с Романом. Один Спыхальский, не очнувшись как следует ото сна, заметался, извергая целый поток ругательств, лишь после того, как его руки были крепко стянуты ремнями из сыромятины.
Когда все закончилось и слышалось только тяжелое сопение связанных беглецов и их противников, один из напавших толкнул Арсена ногою в бок:
– Ну, ты, янычар, вставай! Рассказывай, какой шайтан занес тебя сюда! Да выкладывай все как на духу, собака! Не вздумай брехать!
– Да кто вы такие, черт вас побери? Янычары или гайдуки? – возмущенно спросил Арсен, предполагая, что перед ними не янычары, а, скорее, вольные хозяева гор. – Почему накинулись на нас, как псы? А ты, хозяин, хорош, потерял совесть и честь! Принял, накормил – и сам же выдал этим башибузукам?
Старый балканджий, сверля Арсена горящим взглядом, ответил:
– Никто вас сюда не приглашал! Вы сами ворвались, как ворюги! И не очень-то кричи тут, бездельник! Отвечай, пока тебя по-хорошему спрашивают! Откуда здесь появились? Кто прислал?
– Никто нас не присылал. Мы сами пришли.
– Кто вы такие? Янычары?
– С чего вы это взяли?
– Не выкручивайся, видим по шкуре!
Арсен взглянул на свою одежду, усмехнулся. Действительно, он мог вызвать подозрение у гайдуков, если это вправду они. Хотя его одежда была забрызгана грязью, сильно измята, но сохраняла еще признаки янычарского наряда.
– Такую шкуру можно и скинуть!
– Это тебя не спасет, янычар!
– Как сказать, а то и спасет… Развяжите мне руки!..
Хозяин хижины посмотрел на стройного молодого парня, который начинал допрос:
– Развязать, Коста?
Тот утвердительно покачал головой.
Сопя, старик нагнулся и перерезал ножом веревку. Расправив руки, Арсен не спеша снял янычарский бешмет. Потом взялся за сорочку. Потянул – и почувствовал острую боль по всей спине. Сорочка присохла, вросла в глубокие язвы. Стиснув зубы, изо всех сил рванул ее через голову и, скомкав, кинул в угол. Повернулся спиной к свету:
– Глядите!
В хижине стало совсем тихо. Слышалось лишь потрескивание свечи.
– О леле! – воскликнул Коста. – Что это у тебя, человече? Вся спина в язвах, в крови!
Вместо ответа Арсен, перемогая боль, спросил:
– Теперь говорите, кто вы?
– Мы – гайдуки!
Арсен с трудом присел на лавку. Даже дикая боль не помешала ему облегченно вздохнуть.
– Я так и думал… Проведите нас к воеводе Младену!
Коста переглянулся с товарищами.
– Ты, незнакомец, знаешь воеводу?
– Да.
– Кто ты и твои товарищи?
– Мы невольники. Бежали с каторги…
– Руснаки?
– Да.
– Гм… Вот так притча! – почесал затылок Коста. Видно было, что он смущен и не знает, как поступить. – До воеводы Младена далеко… Да и не имею права вести вас туда, чужеземцы… Разве вот что… Проведу я вас к Драгану, а он уже пусть решает, что с вами делать. Не так ли, друзья?
Гайдуки в знак согласия закивали головами:
– Да, да.
– К Драгану? Так это же мой друг! – воскликнул Арсен, стараясь подняться. – Ведите нас быстрее к нему!
Однако силы, наконец, изменили ему. Голова закружилась, и он, весь окровавленный, повалился на пол. К нему кинулись Роман и Спыхальский.
– Сто дзяблов! Довели, доконали человека! – ворчал пан Мартын. – Лайдаки!
