bannerbannerbanner
Петушиная трагедия

Владимир Михайлович Скрипник
Петушиная трагедия

Полная версия

Экспрессивный словесный опыт.

Жизнь – поездка на такси в одну сторону. В конце пути, по любому, придется рассчитаться.

Житейская мудрость.

Совсем недавно в сетях бродил ролик – снятое на телефон необычное пение петуха. Особенность его заключалось в том, что пел петух беспрерывно и непривычно долго. Причем начало у песни было традиционным, но потом голос певца стал затихать и, в конце, перешел в хриплый стон. Окончив выступление, петух свалился замертво. Выглядело это забавно и несмотря на трагичный финал, смешно.

От автора: «Читайте и не будьте слишком строгими»

На краю села в большом, еще нестаром доме жили-были старик со старухой. Собственно стариками я их назвал в угоду банальной красивости первой фразы, на самом деле это были пожилые, но еще достаточно полны сил и энергии, люди. Для краткости буду их именовать дед и баба. Их дети уже выросли, разъехались кто куда и остался полупустым некогда шумный дом и небольшое приусадебное хозяйство, состоящее из огорода, сада и кое-какой домашней живности как-то: вреднющей, себе на уме, козе Маруськи, нескольких безымянных гусынь с гусаком, нескольких индюков с индюшками и десятка полтора кур во главе с красавцем крупным, разноцветным петухом с незатейливой кличкой Петя. Кроме них был еще, вечно лежащий на перилах веранды, рыжий толстый, умудренный кот по кличке Тимофей. Тимофей жил своей кошачьей жизнью, ни с кем не враждовал, ни с кем не дружил, да и приятелей у него не было. Похоже кредо его жизни было: «Какое мне дело до вас до всех, а вам до меня.» Живность днями суетилась во дворе перед домом. Там у них были кормушки, поилки и просторная площадка для выгула. Позади дома, отгороженный от двора изгородью с калиткой, располагался сад и небольшой огород, сюда кроме деда и бабы остальным обитателям вход был категорически запрещен. Но в жизни всяко бывало, особенно часто этот запрет нарушала своенравная Маруська. А еще, если калитка оказывалась открытой, иногда во двор с улицы забредали посторонние животные, в основном мелочь, но однажды ввалились черная корова вместе с рыжей кобылой и это событие послужило причиной тому, что следующим утром дед вывел старый Запорожец и укатил на нем в сторону города. Само по себе это событие не заслуживает особого внимания, не впервой, но на этот раз дед возвратился с большим, лохматым псом, запряженным в ошейник с поводком. Дед привязал пса возле, накануне им сооруженной конуры, а сам вошел в дом. Живность с любопытством собралась перед псом, правда не ближе расстояния вытянутого поводка на всякий случай, и вначале тихо, а потом, осмелев довольно громко стала обсуждать достоинства и недостатки прибывшего. Появление пса стало событием в размерной жизни двора и вызвало определенный интерес и разногласия его обитателей. Участвующие в обсуждении сошлись на том, что пес – собака большая, сильная и наверное недобрая, потому, что у нее злой взгляд, единственно в чем мнения разошлись, так это в ее половой принадлежности. Тут страсти разгорелись. Маруська и гуси громко утверждали, что, отчетливо видели, это кобель. Петух, Петя со своими курами наоборот убеждали, что перед конурой лежит большая, наглая самая настоящая сука. Индюки и Тимофей в обсуждениях не участвовали. Индюки из-за своей ничем не обоснованной гордости, а Тимофей, как всегда, безучастно дремал. Страсти накалялись, голоса становились все громче и громче и таки разбудили Тимофея. Вникнув в суть дела, кот безадресно, но обобщенно промурлыкал: «Дуррррачье!», умостился поудобнее и вскоре опять уснул. Некоторое время пес, внешне спокойно, молча наблюдал за дискуссией, но внутри у него закипала злость против всей этой идиотской шушеры, а особенно его раздражал петух с дурацким голосом и дурацкими курами. Наконец он решил покончить с этим идиотским диспутом и заодно показать, что он, а никто другой, здесь главный. Пес, натянув поводок, демонстративно встал в позу коня известного памятника и перед публикой во всей полноте открылся вид внушительных размеров стоячего собачьего члена с вылизанными в часы досуга до блеска яйцами. От этого мерзкого зрелища и возмутительной кобелиной выходки дворовое сообщество охватило нервное возмущение. Гуси брезгливо гоготали: «Фу, как это непристойно! Что за дурацкие выходки! Мы приличное общество и такое поведение у нас не принято. Какой кошмар! Какой ужас!». Гусак с гордо-презрительным видом прошипел: «Моветон!», и обращаясь к гусыням добавил: «Успокойтесь девочки, идемте отсюда в наш угол, чтобы не видеть это безобразие, тем более перед сном, не дай бог еще приснится.» Куры волновались и обращаясь к петуху кудахтали: «Петя, что это такое? Зачем он так встал? Мы такое никогда не видели! Что это у него между ног? И вообще, что все это значит?». Петух окинул взором куриную стайку и авторитетно произнес:

– А значит, что это нелепое создание действительно кобель и мы были неправы называя его сукой, этим многозначительным словом. А в прочем, какая нам разница, кобель он или сука. Я лично впредь буду считать его сукой, хотя и видел, что на самом деле он кобель. Ладно, забейте, пошли к крыльцу, я видел баба утром просыпала там просо. Гуси и куры стали расходиться в разные стороны.

– А ну стоять! – Рявкнул пес, – я еще ничего не сказал.

Оторопевшая живность замерла.

– Значит так, слушайте сюда, мудачье. Я хочу, чтобы для начала, кто-нибудь ответил на очень важный для всех вас вопрос – зачем меня привез к вам дед?

Живность, находясь в нервно-культурном шоке, молча остановилась. Так грубо в этом дворе еще никто с ними не разговаривал.

– Что молчите, или вы языки друг другу в задницы засунули. Отвечайте! Вот ты, с красным набалдашником, говори, – кивнул головой в сторону петуха пес. От такого обращения, да еще от того, что его прекрасный гребень, петушиную гордость и красу обозвали какой-то неопределенной нашлепкой, петух впал в ступор и никак не мог сообразить, что от него требует пес.

– Что молчишь? Может ты заснул и тебя надо разбудить – дать по морде? Тогда, подойди поближе, а то из-за поводка я не достану. – Явно издевался пес.

Петух молчал и только время от времени моргал своими кожистыми веками.

– Ладно, долбодятлы, вижу вам все это сложно. Начнем издалека и я продолжу разговор с этим чмом.

Пес повернул голову в сторону петуха и явно не ожидая вразумительного ответа спросил.

– Ну ты, с нашлепкой, какое у тебя погоняло?

– Что? – Нервно прохрипел Петух.

– Ну, кликуха у тебя какая, я спрашиваю?

Петух молча стоял продолжая непонимающе хлопать глазами.

– Он спрашивает твое имя. – угодливо прошипел в сторону петуха гусь.

– А! – выходя из оцепенения хрипло выдохнул петух и, обращаясь к псу, несколько пафосно, но сдержано негромко прокукарекал. – Меня зовут Петр. – и как бы извиняясь еще тише добавил – можно просто Петя, мы тут без церемоний.

– Петух – Петя! Охренеть! Это же какое скудоумие, ноль фантазии, улет, куда я попал? Пес всем своим наиграно дурацким видом показывал свое превосходство, но понимал, что его поведение держит публику в шокирующем напряжении и с явным удовольствием продолжил выступление. Демонстрируя унизительную потерю интереса к петуху, как к существу никчемному, пес повернулся к нему задом и бегло осмотрел застывшую живность, остановил свой взгляд на гусаке и обращаясь к нему, с иронией, спросил:

– А ты, судя по всему, у нас Гуся?

– Ну да! Утвердительно и недоуменно, но с подчеркнутым достоинством ответил гусак.

– Че, серьезно? – опешил пес.

– Нуда, нуда! Оживленно подтверждающе вразнобой загоготали гуси в сопровождении угодливого кудахтанья кур. Бестолковость окружающих и нарастающий производимый ими шум и треск сильно раздражали пса. Не выдержав он по львиному поднял правую переднюю лапу и грозно прорычал:

– А ну тихо, шушера! Судя по вашему поведению, я поторопился со своим «важным и сложным» для вас вопросом? Или нет? Или все-таки это мой косяк?

Установившаяся тишина была ответом.

– Ладно, про вас я больше ничего не хочу слушать, а вы послушайте про меня. Короче, до сегодняшнего дня я был вольным псом. У меня была своя стая и я делал на районе что хотел. Короче, нас там боялись все собаки-кошки и прочая, вроде вас тварь и надо сказать было за что. Все шло своим хотя и скучноватым путем, а потом появился ваш, а теперь уже наш дед. Он пару раз приезжал к нам на нашу собачью лежку, стоял и молча смотрел на нас. Судя по всему выбирал кого-нибудь из нас, ну, естественно, он выбрал меня. Еще бы! Пес выкатил грудь колесом и застыл, как бы демонстрирую свою исключительность. Насладившись осторожным молчанием живности, пес продолжил:

– Сегодня дед опять появился, угостил меня куском колбасы и покуда я ел тихо рассказывал мне, что я ему очень нужен, что он на меня возлагает большие надежды, какая у меня будет новая собачья жизнь и далее бла-бла и все такое. Он не знает собачий язык, зато я хорошо понимаю человеческий. Короче я уяснил, что ему нужен помощник, чтобы следил за порядком во дворе и оберегал усадьбу от чужаков.

– Я прошу прощения, господа, – перебил пса гусак, – но у меня возник вопрос, и если вы не возражаете, я его сформулирую. И без паузы продолжил обращаясь к псу: – Так вы хотите сказать, что дед делегировал вам свои полномочия по вопросам охраны правопорядка у нас во дворе? Если это так. То у меня есть замечания и, как увидите, очень существенные.

– Хорош пиздеть! – Раздраженно рявкнул пес. – А ты, морда гусачья, еще раз меня перебьешь, получишь в рыло и это только для начала. Понял? И так, на чем меня перебил этот мудак? Ах да, вспомнил. Короче! Слушайте, босота, и не говорите, что не слышали, я хочу, чтобы вы уразумели, поэтому повторю другими словами. Меня сюда уговорил дед, что бы я навел и поддерживал порядок, следил за вами мудачье, чтобы никто из вас не лазил в огород или в сад и кроме того, чтобы ни одна блядь не смогла безнаказанно входить во двор и шариться. Это раз! А два – я обязан вас, мудачье, охранять. Короче, пока я с вами никто из посторонних не имеет право безнаказанно вас обижать. Короче я отвечаю за вашу гребанную жизнь и это мой долг и отвечаю я своей жизнью, а это самый главный закон для меня вообще.

 

Несколько пафосно закончил пес. Всех покоробило слова «пиздеть» и «блядь», но вслух никто не возмутился.

– И что из этого следует? Опять спросил пес и тут же спохватился, – и у кого я, блядь, спрашиваю?! А из этого следует, что я здесь самый главный и вы все и всегда должны подчиняться, слушаться меня и помнить, если я чего сказал, так оно должно быть и так оно будет. Зарубите у себя на носах, клювах и еще черт знает на чем, короче: «Пес сказал, пес сделал!». Кто будет нарушать порядок, тот будет наказан, а я это умею. Уразумели, мудачье? Кто не согласен пусть подойдет ко мне, я ему дам в морду и он сразу все поймет.

Живность подавленно молчала. Неожиданно по двору пронеслось громкое «Ку-ка-реку!» Это петух нарушил молчание, захлопал крыльями и лихо, но несколько истерично громко прокричал, обращаясь к псу:

– А хер тебе, а не власть! Как жили, так и будем жить и не хрена ты нам не сделаешь и только попробуй, дед тебе, хрен собачий, быстро навесит люлей, мало не покажется!

Взбешенный, такой неуважительной бесцеремонностью, пес рванулся в сторону петуха, но поводок удержал его и спас петуха от неминуемой жестокой расправы. Поводок не просто удержал, а опрокинул пса на землю, да так, что тот распластался в унизительной позе задрав ноги к небу. Живность весело расхохоталась. В одно мгновение пес потерял весь свой начавшийся формироваться авторитет. Осознание этого факта привело пса в ярость, но он был закаленным в уличных драках и знал, когда можно форсировать, а когда нужно спустить ситуацию на тормозах. Пес, что называется, взял себя в лапы и прорычал в сторону петуха:

– Ну все, теперь тебе, индеец разрисованный, точно пиздец!

Живность протестующе зашумела, загоготала, закудахтала, а Петя, находясь в экзальтации и на безопасном расстоянии от пса, неожиданно для себя громко прокукарекал:

– А не хера-а-а-а!

На этой декларативной фразе голос у петух сорвался и возглас утонул в гуле нарастающего возмущения псом живности. Кричали все и все кричали громко не слушая друг друга, но всех перекричал гусь.

– Успокойтесь, господа, успокойтесь! Прошу вас успокойтесь и выслушайте меня. Прошу вас!

Живность не сразу, но поутихла.

– Я хочу вам напомнить, мы живем на нашем демократическом дворе, у нас нет классовых различий и вообще ни каких других, кроме, естественно, видовых. У нас равноправие… а то что сейчас происходит, это попытка узурпирования власти, которой над нами до этого момента не было вообще и, согласитесь, что в данной ситуации этому дерзкому напору мы ничего не можем эффективно противопоставить потому, что мы разрознены и неорганизованные, а раз так, я предлагаю выбрать меня омбудсменом двора и обещаю заботиться о соблюдении ваших прав и свобод охраняемыми сильным, верю и надеюсь добрым и справедливым нашим новым руководителем.

При последних словах гусь сделал уважительный поклон в сторону пса.

Прежде всего, пес никогда не слышал слово «омбудсмен», более того даже за большую берцовую кость с остатками мяса на ней, он не смог бы повторить сказанное гусем, или хотя бы передать непонятный смысл гусиного выступления потому не заморачиваясь, решил прекратить балаган:

– Всем молчать и слушать сюда мудачье, вы же босота и шушера.

И сразу воцарилась тишина, уж больно грозный вид был у пса.

– Чтоб вы знали, через день-другой дед снимет с меня поводок и тогда я вам покажу такую демократию, что никому мало не покажется, а тебе гусак-мудак, особенно, но начну же с гребанного петуха. Этот пиздобол мало того, что затеял этот балаган, так еще, мудило, на меня свой клюв разинул.

Пес повернул голову в сторону петуха грозно прошептал: «Тебе Петя-петушок от меня придет полный пиздец, но не сразу, а постепенно, я еще не придумал что это будет за кара, но поверь она будет, что надо, я обещаю, а сейчас внеси ясность: за то время пока я здесь нахожусь ты дважды орал дурным голосом так, что я первый раз чуть не уссался от неожиданности, скажи мне, ты и ночью так орешь, точнее так раньше до этого дня орал?

– Да, это моя знаменитая Песнь петуха! – Гордо, но с заметной тревогой в голосе, а потому не очень громко произнес петух. По моей песне все живое сверяет свою жизнь.

Недосказанность в угрозе пса насторожила петуха, и он, как бы извиняясь, добавил:

– Такая у меня природа.

– Хорош пиздеть, П-р-и-р о д а! Засунь себе в жопу эту свою природу. –Бестолково посоветовал пес и тут же внес коррективы:

– А лучше не природу, а засунь себе в жопу свой клюв а еще лучше вместе со своей башкой и кукарекай там сколько хочешь, но ночью чтоб я тебя не слышал. Понял, пидор, или еще повторить? Опять молчишь придурок. Ну ладно, вижу понял. – Удовлетворенно прорычал пес и обращаясь к остальной живности продолжил:

– Сейчас вы разбредетесь по своим норам и займетесь своими делами, а короче херней, так вот, предупреждаю, я люблю чтобы было тихо, особенно по ночам и если кто-то из вас повысит голос или еще как-нибудь нарушит покой, то он тут же пожалеет и запомнит на всю свою, ставшую после этого, короткую жизнь. Ясно, дурачье? А теперь все свободны, а ты коза останься.

Живность, общаясь в полголоса, разбрелась. У конуры остались коза и пес. Они молча смотрели друг на друга. Коза с интересом изучала пса. «С виду вроде бы ничего, правда немного жиробас, но может бомбить и похоже при случае и втащить может. Конечно он брутал, но нужно признать, при этом сасный. Вот пожалуй и все что можно о нем сказать для начала». Коза ждала что скажет пес, что он от нее хочет, а пес знал, что хочет от козы, но не знал, как это сформулировать. Пауза затягивалась. Наконец пес решился, но речь завел издалека:

Рейтинг@Mail.ru