В своем втором, написанном в Берлине романе «Король, дама, валет» (1928) Владимир Набоков обращается к материалу из немецкой жизни и впервые принимается за глубокое исследование обывательской психологии, продолженное затем в «Камере обскура» и «Отчаянии». За криминальным сюжетом с любовным треугольником кроется мастерски раскрытое противостояние двух полярных образов жизни: трафаретного, бездушного, доведенного до автоматизма, и естественного, полнокровного, творческого. В условном мире реклам и модных журналов овеществляется как будто само сознание и естество молодой «дамы», главной героини книги, и наоборот, неожиданной поэзией наполняются быт и проекты ее мужа, богатого коммерсанта Драйера, – «короля» в той сложной игре, которую ведет с читателем Набоков.
Настоящее издание дополнено эпизодом из расширенной английской версии романа, впервые переведенным на русский язык.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
С первых страниц чувствуется рука мастера, под пером которого банальная, затертая до невозможности тема супружеской измены (Бальзак, Флобер, Мопассан, Толстой – кто-то только не посвящал адюльтеру своих романов) превращается во что-то такое легко-загадочное, непонятное, местами – даже красивое, чуднОе. О любви здесь не идет даже речи, поэтому на страсть списать все происходящее явно не получится. Дама (Марта) холодна и до странности доступна, Валет – глуп, легкомысленнен, раз позволяет замужней женщине так легко обвести себя вокруг пальца. Король (Дайер) – отстранен, учтив и сдержан, как будто Дама – не его…Странный брачный союз, продержавшийся семь долгих несчастных лет, рушится в мгновение ока, как только на пороге четы Дайеров появляется молодой племянник, из какой-то глухой провинции, близорукий, нелепый, неуклюжий, влюбчивый (или думающий, что любит).Весь роман – как нагромождение ярких слайдов, почти без связи друг с другом: вот сцена в поезде, где холодная и холеная богатая дама пленяет воображение молодого человека, еще не знавшего жизни, вот эпизод с арендой квартиры, где эта же дама выторговывает мелочь при съеме жилья (и не для себя), а вот полутемная гостиная, когда дама узнает страшную весть, что ее муж едва не погиб, вот судорожные и суетливые потуги изобрести убийство…Признаюсь, начало книги было неприятным по причине темы – не люблю читать про грязь измен в браках, а конец показался жутко мрачным – как можно женщине, самой судьбой подготовленной к тому, чтобы давать жизнь, хладнокровно готовиться к тому, чтобы ее забрать?…Интересный роман, но мне показался чуточку размытым и недосказанным, а герои – уж слишком оторванными от реальности…И все равно безумно красиво, как, впрочем, всегда у Набокова – восхищение словом, преклонение перед женщиной – даже такой, падшей, куда ниже некуда…
Обманул, чертяка, обманул. Написал в заглавии «Король, дама, валет», а ты сиди и распределяй, кто из них есть кто. Набоков в это время радуется, потому что все персонажи на заявленные роли не тянут. Точнее, король-то есть, вот только не тот ожидаемый.Драйер, без сомнения, не король, а туз. Всё у него в жизни где-то там, под прочным фундаментом непробиваемой уверенности в том, что всё будет ништячком, потому что почти во всех играх туз бьёт остальные карты. Туз, конечно, не самый значимый – бубновый (ходу нет, ходи с бубей), поэтому и тормошит его по жизни с такой раздражающей поверхностностью, но всё же карта знаковая.Марта – вот это король. От дамы в ней только женский пол, но если так распределять по значению, то получается несправедливо. Марта царствует (королевствует?) на полную катушку, живёт по всем дворцовым стандартам. Дом большой – есть, галочка; муж солидный – есть, галочка; платья нарядные; машина быстрая; фитнес подобающий… Любовника не хватает. Так, ты будешь любовником, чтобы всё было как у людей. Дрессирует его, впрочем, не властно и по-царски, а вполне себе утилитарно и демократически: сидеть, стоять, служить, принеси тапочки, улыбайся, фас. Масть без сомнения – крестовая. Для пик не хватает глубины, для червей – страсти, а бубённый-забубённый король не стал бы обращать внимания на условности общества, у казённой же масти должно быть всё чин-чинарём.Франц же не валет даже, а какая-нибудь сошка без картинки, бубнушка на размен. Вместо него всю дорогу мог бы быть условный без названия кусочек ватмана с нарисованной нелепой рожицей, ничего бы не изменилось. Разве что тапочки королю подавали бы не так эффективно.В итоге из этих трёх пришедших на руку карт не получается ни одной вразумительной комбинации. Бубны, конечно, составляют пару по масти, но нелепую и бесполезную. Крестушку скинули бы и мы, и автор.Это уже не «Машенька», но ещё не что-то полноценное. Хорошая задумка, но слишком пошаговое воплощение, которое создаёт атмосферу напряжённого тупого следования плану. Ни Франц, ни Марта, ни даже Драйер не обладают ни каплей воли супротив могучего и великого авторского замысла. Конечно, ни один персонаж (кроме, разве что, исторических) ей не обладает, но иллюзия свободы должна сохраняться хотя бы чуть-чуть. Тут же все трое катятся к финалу, прикованные чугунной цепью к стенкам вагонетки, остаётся только тоскливо озираться по сторонам и ждать, что ещё подкинет автор, чтобы облегчённо вздохнуть в финале, ну наконец-то, я свободен развоплотиться. Второй минус, который сам бы по себе ещё ничего, но в сочетании с искусственностью сюжета стал виден ярче: неествественный натужный язык. В его красотах нет пока ещё лёгкости, которая придёт потом и отдельные изящные обороты тонут в громоздких «красивостях», явно воткнутых потому, что вот это слово редкое, а вот это ещё реже. Причём вот что интересно – оживление предметов мебели и прочих неодушевлённых сочетается с низведением до ранга вещи живых существ… И не всегда это гладко. «Обветшалая собака» – ясно, что хотел сказать автор и как он хотел поразить неологизмом, но увы, коряво. Ещё хуже – «насупленный ресторанчик», это что же, супа в нём много что ли? Впрочем, надо отдать должное, когда эпитет не единичный, а разворачивается в какую-нибудь мини-сценку с участием персонажа, то это смотрится вполне уместно.А лучший персонаж в этой колоде, конечно, джокер-старичок, который по мере надобности может стать конём, старушкой, курочкой, любой другой картой или просто заставить весь этот мир исчезнуть.
Мысль была так хороша, так дерзновенна, что даже сердце запнулось…
Ах, господин Набоков, ну что же Вы делаете? Ведь это же совершенно невозможно и даже невыносимо – хоть сколько-нибудь внимать сюжетному действу, когда слова Ваши и строки, эпитеты и метафоры, такие выпуклые, искрящиеся, сочные, барабанят по страницам, шуршат, и щекочут, и вздрагивают; когда раскаты и переливы их, шёпот и томленье, тихое ли журчание иль громогласный рокот… Упоительно, и мучительно, и разяще. Совершенно невыносимой бывает красота. Красота уходит, красоте не успеваешь объяснить, как её любишь,
красоту нельзя удержать, и в этом – единственная печаль мира. Но какая печаль!
Не удержать этой скользящей, тающей красоты никакими молитвами,
никакими заклинаниями, как нельзя удержать бледнеющую радугу или падучую звезду.И, читая, чувствуешь себя словно на берегу морском, в ожидании мощной волны: вот, накатило чуток, принесло сладость, но мало, надо еще… вооот, больше волна, больше, сильнее, ну давай же, когда же, и… она! Накрыла с головой, и сразу – кульминация, блаженство, экстаз.До новых встреч, господин виртуоз!