Владимир Орестов
Кто откроет эту дверь?
Кто откроет эту дверь?
Публикация: сборник "Удивительные истории о любви", АСТ, 2019, ISBN: 978-5-17-114804-1, редактор: Полянина Евгения Игоревна
В коридор выходит четыре двери.
Одна – ведёт на кухню.
Вторая – в спальню.
Третья – в туалет.
Четвёртая же практически всегда закрыта.
Иногда я захожу туда – в комнату без единого окна – подметаю пол, протираю хрусталь.
После – обычно напиваюсь, уж больно тяжело мне находиться там.
Словно в склепе.
Хотя почему словно?
У Ани зелёные волосы с фиолетовыми прядями и ветер в голове.
Я искренне уважаю людей, у которых он дует без употребления чего-либо.
Думаю, именно благодаря этому ветру Аня верит мне.
Верит в то, что видит в замочную скважину.
Верит в моё существование.
Она не живёт постоянно со мной, но приходит часто, возможно даже слишком часто. Я ей не препятствую, потому что знаю, вскоре и она уйдёт. Навсегда. А я останусь здесь, на посту у закрытой двери.
Аня дёргает ручку и тянет дверь на себя.
– От себя, – комментирую я. Те, кто бывали здесь до Ани, тоже совершали эту ошибку. И тоже долго не могли поверить, что эту дверь невозможно открыть.
В комнату могу заходить только я и только тогда, когда в квартире никого нет. Кто-то же должен протирать хрусталь?
Спустя десять минут Аня сдаётся и замирает на корточках, глядя в замочную скважину.
– А она… жила здесь… тогда? – спрашивает Аня. – В этой квартире?
Я качаю головой:
– Нет, конечно. Это же старый доходный дом – один из худших в городе, если быть честным. Здесь жили люди попроще – мастеровые, рабочие, кузнецы – мой взгляд падает на фотографию на стене. Бородатые лица улыбаются мне сквозь столетие. – Она жила в особняке за Литейным, рядом с Козьмой и Дамианом.
Аня косит глаза в сторону – она всегда делает так, когда не понимает, о чём я говорю.
– Церковью Святых Козьмы и Дамиана.
Ноль реакции.
– Лейб-гвардии Сапёрного батальона.
Ноль превращается в отрицательную величину.
– Её взорвали в пятьдесят седьмом. Там теперь метро.
Аня кивает, а я глупо улыбаюсь, стоит мне произнести последнее слово. Ну что тут можно сказать – я действительно люблю метро.
Больше, чем метро, я люблю только горы. Но я их очень давно не видел.
По утрам Аня любит курить на кухне, накинув мою куртку с надписью «Санкт-Петербургский метрополитен». Я не возражаю – мне нравятся, как она в ней смотрится. А когда я веду поезд по тоннелю, запах духов нет-нет, да и напомнит мне прошедшую ночь.
– Ты же был не один? – внезапно спрашивает Аня, небрежно туша сигарету. Я тянусь рукой к пепельнице и затаптываю пальцами дымящийся окурок.
Когда пауза становится совсем неприличной, я всё же отвечаю:
– Нет, конечно. Революция. Война. Жизнь.
– Они все… умерли? – Аня не видит или же не хочет видеть, что мне не нравится об этом говорить.
– Нет, – качаю головой. – Не все. Один – в Африке, алмазы добывает. Двое уехали в девяностые – на Урал, строить… тебе говорит, что-нибудь название Ямантау?
Аня пожимает плечами.
– Неважно. Это… бункер глубоко-глубоко под горами. Может, они остались там, не знаю…
Остались – во всех смыслах, – думаю я про себя.
Аня смотрит на часы, спохватывается и убегает. Её кеды топают по лестнице. Я смотрю на фотографию на стене в прихожей. Бородатые лица улыбаются мне сквозь столетие.
– Зачем. Ты. Это. Принесла? – я говорю по слогам. Мне неприятно даже смотреть на эту упаковку – с бессмысленными ятями и завитушками. Но больше я боюсь, что запах каким-то образом проникнет через плотно закрытую дверь.
– Это вкусно! – возмущается Аня. – И натурально!
– Ты знаешь, из чего это делается? – Выхватываю у неё из руки картонную коробочку и швыряю в открытую форточку.
Аня краснеет. Аня выдыхает. Аня раскрывает рот, вероятно, чтобы сказать что-то нелицеприятное, но тут до неё доходит.
– А-а-а… – тянет Аня. – Да… точно. Это же пастила…
Я часто киваю.
– А пастилу делают из… То есть, – Аня выглядит удивлённой, – на самом деле всё произошло из-за пастилы?
– А ты что, думала, в сказке живёшь? – Я отражаю Анину улыбку, как старое, потрескавшееся зеркало. – Ей подсунула её торговка на Мальцевском рынке, – добавляю я, но Аня уже меня не слушает – последнее время она не любит говорить о комнате без окон.
Аня делает вид, что целиком и полностью поглощена содержимым моего холодильника.
– Я очень хотела сладкого, а ты меня его лишил, – нарочито капризным голосом сообщает Аня. – Что мне теперь есть?
– Яйца. Колбаса. Огурец, – озвучиваю я, то, что вижу через её плечо.
– Овощи, хлеб и вино? – поворачивается ко мне Аня, и я морщусь.
Зачем она всё это читает? Неужели она не понимает, что всё давным-давно пошло не так, как написано? И никакого выхода не предвидится?
– Яйца. Колбаса. Огурец, – повторяю я. – И никакой пастилы.
– Но тарелки у тебя всё равно маленькие, – Аня оставляет за собой последнее слово.
На улице жарко. Гуляющий по квартире сквозняк распахивает дверь спальни.
Аня зачем-то закрывается одеялом и долго, не мигая, смотрит в коридор – на закрытую дверь, выходящую туда.
– Почему ты не уйдёшь? – спрашивает она, и то, что я слышу в её голосе, мне не нравится. – Почему ты не уйдёшь?! – повторяет она громче. – Ты что – самый глупый брат? Ты остался один. Все плюнули и ушли. Никто не придёт, – Аня уже кричит. – Никто не придёт, ты понимаешь это! Никто не откроет твою долбанную дверь. Никто! Так что, ты будешь сидеть здесь вечно? В маленькой вонючей квартире, в ожидании непонятно чего?! Я же вижу, что тебе всё осточертело, – она резко вскакивает с кровати и начинает одеваться.
Я лежу и смотрю в потолок.
– Или тебе нравится всё это? Сидеть сычом, глядя, как меняется мир, не старея, не взрослея, никуда не двигаясь?
Я могу ей ответить, что есть два вида старости – физическая и иная, но я молчу и смотрю в полоток.
– Нравится или нет?! – Аня, уже полностью одетая, нависает надо мной. Я отвожу взгляд в сторону.
Она резко дёргает меня за руку, так, что я чуть было, не лечу с кровати.
– Пошли! – кидает она в меня мою одежду. – Одевайся и пошли отсюда. Навсегда. Дойдём до вокзала и уедем. Вдвоём. Давай! Ну же! Пожалуйста, – добавляет она шёпотом.
Я молча скидываю с груди ком одежды.
Кеды выбивают ритм по ступеням.
Аня возвращается через неделю.
Врывается в квартиру в начале второго ночи, и я сразу же начинаю жалеть о том, что когда-то отдал ей комплект ключей.
Во-первых, в её руках топор, а, как известно, это не может значить ничего хорошего. Особенно в этом районе – между каналом Грибоедова и Мойкой.
Во-вторых, от неё сильно пахнет спиртным. Слишком сильно, учитывая её лилипутскую комплекцию.
– Ты её любишь? – кричит Аня и замахивается топором. Я делаю шаг назад, но даже не пытаюсь выхватить оружие из её рук.
Ведь оно нацелено не на меня.
БАМЦ! – лезвие врезается в дверь.
Я стою и наблюдаю – минут десять, не меньше – как Аня с неимоверной силой колотит тонкую деревянную дверь топором. На двери – ни следа. Наконец, Аня швыряет на пол топор и выбегает прочь, крикнув мне напоследок:
– Ненавижу тебя, карлик!
Я проглатываю оскорбления молча. Чем-чем, но меня этим не удивишь. Слово «карлик» я слышу с рождения.
Топот Аниных кед по лестнице. Хлопает дверь подъезда.
Я беру мокрую тряпку и направляюсь в комнату без окон. Всё равно я сегодня напьюсь – а так одним поводом меньше, одним поводом больше…
Ночью, на узкой и грязной кухне, под тяжёлой завесой табачных облаков, плавающих на высоте трёх с половиной метров среди потрескавшейся лепнины, меня накрывает отчаяние. Я беру было телефон, чтобы позвонить Ане, но, разумеется, не звоню.
Персонажи не звонят живым людям.
Они просто остаются на предписанном им месте.
Аня возвращается через неделю. Не одна. Перед собой она ведёт, чуть ли не насильно, какого-то сильно пьяного бюргера. В белёсых глазах видны ужас и обречённость.
– Покажи ему свои документы! – приказывает она жертве и добавляет: – Zeigen Sie Dokumente, Ritter!
Я морщусь от её немецкого и бегло пробегаю взглядом вручённую мне папочку. Только немец мог взять с собой в туристическую поездку родословную!
Скептически пожав плечами, я киваю на дверь:
– Прошу! Bitte!
Немец поворачивает ручку. Тянет на себя.
Аня не дышит. Я смотрю в сторону.
– От себя, – даю непрошенный совет и закрываю глаза.
Топот Аниных кед по лестнице. Пьяная поступь ботинок бюргера.
– Auf Wiedersehen! – кричу я, не открывая глаз.
Аня не сдаётся. Моя квартира начинает напоминать проходной двор.
Ролевики с деревянными мечами, реконструкторы с мечами железными, наш дворник Бахруз с потрёпанной метлой, некто в тёмных очках и с тремя охранниками – все эти люди топчутся у двери, дёргают за ручку, тянут, толкают и уходят в ночь.
Аня уходит вместе с ними.
Я беру мокрую тряпку и иду в комнату без окон. Хрусталь должен блестеть.
Однажды на лестнице раздаётся ржанье. Я некоторое время наблюдаю за попыткой какого-то юнца въехать ко мне в прихожую на белом коне, а потом ухожу в спальню и закрываю за собой дверь.
А ночью, с ножом в одной руке и полупустой бутылкой в другой, я захожу в комнату без окон.
Пришедшее несколько минут назад решение, кажется мне простым до ужаса.
Именно, что до ужаса.
Не за что ухватиться. Я вставляю нож в еле заметную щель, изо всех сил жму на рукоятку и тут же перехватываю крышку.
Грохот.
Я смотрю на неё.
Какая же она красивая! – мелькает в голове.
Я наклоняюсь над ней.
Как же красиво она смеялась, – вспоминаю я. – И пела. Как же вкусно она готовила!
И может быть, я всегда мог открыть эту дверь, не потому что кто-то должен был протирать хрусталь?
Наши губы разделяет не более сантиметра.
Но я не капельки её не люблю, – понимаю я и разгибаюсь.
Выйдя на кухню, я беру телефон и звоню. Но не Ане.
Он не нравится мне с первого взгляда. Даже прыщавый блондин в камзоле, взятом в аренду в ближайшем театре, приходивший на прошлой неделе, был симпатичнее, чем этот парень. Он пахнет потом и совсем чуть-чуть перегаром, на его ногтях чёрная кайма, спецовка в каких-то пятнах.
– Дверь. Заклинило, – жестом показываю я и на мгновение выхожу на кухню.
Я чувствую себя идиотом. Кретином.
А не надо было смеяться над Аней и белым конём!
В коридоре что-то хрустит и стучит, затем наступает тишина. Я выхожу обратно, собираясь извиниться перед вызванным по случайно выбранному телефону слесарем.
Парень собирает инструменты в сумку:
– Всё работает, – сообщает он мне. – Просто ручка тугая. Смажьте её.
Я открываю рот, затем закрываю. Затем открываю вновь.
– Вы её пытались открыть? – спрашиваю я. – Вы её до конца открыли?!
Парень недоумённо смотрит на меня и толкает дверь со всей силы.
Та распахивается, и он видит, что стоит в дальнем углу комнаты.
На лице – странная, неземная улыбка. Он входит внутрь.
Я отворачиваюсь и не дышу.
Я сижу на полу в комнате без окон и курю.
У меня никогда в жизни не было такой огромной хрустальной пепельницы.
В комнату заходит Аня, смотрит по сторонам, улыбается:
– Знаешь, а здесь можно устроить отличную гардеробную, – говорит она, и я чувствую, как улыбка сама собой появляется на моём лице.
КотоФей
1. В некотором царстве, некотором государстве…
Тут следует сразу же оговорить, что бюджет этой сказки был сильно ограничен с самого начала и поэтому царство-государство состояло из:
дворца (1 шт),домика в лесу (1 шт, модель 12-у "бабушкин", после незначительной доработки возможна трансформация в 18-св-5 "пряничный),леса (1 шт, смешанный),дороги (3 шт, одна закольцована, одна уходит в никуда),деревни (1 шт, стандартная модель)и пенопластовой модели кукурузника Ан-2.
Зачем в сказке был нужен кукурузник никто не знал, но отдавали его совсем задёшево, то есть бесплатно.
Но мы отвлеклись.
В некотором царстве, некотором государстве, в домике на краю леса (модель 12-у 'бабушкин') жила была Золушка.
Жила она плохо (сами-то попробуйте пожить в мире, состоящем из дворца, леса, деревни и трёх дорог, две из которых, к тому же, совершенно бессмысленны).
Мать её умерла много лет назад. Овдовев, её отец женился вновь. Вместе с мачехой в доме поселились и две ее дочки.... одна её дочка. На двух дочек не хватило бюджета. Тсс! На самом деле и на одну денег не дали. Она как бы была, но на деле её не было. Все просто знали, что она где-то рядом – "только что вышла".
И мачеха и её дочка были злые и вздорные.
Не удивительно. Опять же – сами-то попробуйте пожить в мире, состоящем… ну, вы поняли.
2.Однажды мачеха и сёстры отправились во дворец на бал, а Золушка осталась дома. Пригорюнившись, она сидела у печки и заедала свою скорбь, когда в дверь вошла… Не фея! Вошёл молодой статный красавец с двуручным мечом. Вошёл, растерянно посмотрел на впавшую в оцепенение Золушку, сплюнул и, процедив сквозь зубы: 'Когда они начнут сказки подписывать? Извините, женщина', вышел вон.
Следом за ним в комнату вошёл кот.
Серый, в тёмную полоску.
Усевшись в центре комнаты, он тяжёлым взглядом окинул комнату.
Золушка молча кивнула на дверь. Кот покачал головой:
–Фею ждёшь? Зря! – сказал он. – Не будет феи.
Золушка его не слушала, она продолжала смотреть на дверь, причём чего она ждала больше – феи или возвращения мускулистого красавца – было решительно не понятно.
Кот вздохнул. Запрыгнув на стол, он подошёл к Золушке вплотную и боднул её головой:
–Эй, послушай меня! Не будет феи! Прости, у твоей сказки – слишком низкий бюджет. На фею никак не хватает. Только на меня.
Золушка наконец-то отвернулась от двери и, не мигая, уставилась на кота. Кот понял это по-своему:
–Давай искать позитив! Феи – они разные бывают. А кот – всегда кот. Пять с половиной килограмм позитива и мурлыканья. Хвостик пушистый, коготочек острый, детишкам опять же нравится…
Внезапно оборвав речь, Кот выставил заднюю лапу пистолетом и бесстыдно начал вылизываться.
–Молчишь? – спустя несколько минут тишины осведомился Кот. – И правильно делаешь. Молчишь, стало быть, трепещешь перед могучим диким зверем, древним священным животным, – Кот заметил, что на мгновение немигающий взгляд Золушки стал совсем пустым. – Я про себя говорю, милочка. Кстати, ты меня можешь звать Кот-О'фей. Так меня звали на одном далёком зелёном острове…
–Приставка О' в гэльском языке означает 'потомок' – неожиданно выпалила Золушка, многократно моргнув ресницами.
–Надо же… Я уже начал бояться, что совсем низкий бюджет выделили – немую Золушку подсунули. Раз уж ты такая умная, да говорливая, не нальёшь ли в блюдечко виски? Желательно, ирландского.
Золушка послушно кивнула и куда-то двинулась. Кот окликнул её:
–Хотя, стой, не нужен мне твой виски. Мало ли какую бодягу твой батенька пьёт! Нет, увы, решено – не надо мне никакого виски, – грустно повторил Кот, уставившись в пространство. Из левого глаза на стол медленно скатилась мутная слеза. В том месте, где она упала, доски обуглились и задымились.
Кот задумчиво уставился на прожжённую дырку.
–Да уж, модель 12-у 'бабушкин', сплошной пластик. Золушка, ты-то давно здесь сидишь? Может, надышалась?
Золушка пожала плечами и выжидающе уставилась на Кота.
Тот спрыгнул на пол:
–Ладно, я всё понял. Современная девушка, мысли только о работе, на пустую болтовню не размениваемся, котика серенького гладить не хотим. Тогда работаем по сценарию. За мной! Всё уже готово. Кучер – им буду я, карета, платье даже какое-то тебе нашёл в гримёрке.
–А карета после двенадцати превратится в тыкву? – внезапно спросила Золушка.
–Надо же, начитанная! – покачал головой Кот. – На твоём месте, милочка, я бы лучше беспокоился о другом фундаментальном вопросе бытия – во что после двенадцати превращается тыква? А также два бутерброда с докторской, глазированный сырок, маааааленькая пачка чипсов и куриная ножка. В жир на твоих ляжках, милочка.
Золушка сделала вид, что последнее замечание ни коим образом не относится к ней и одновременно попыталась втянуть живот. Получилось не так чтобы хорошо.
3. Карета медленно ехала по дороге – точнее, она уже битый час кружила по кольцу – всё согласно таймингу сценария. Золушка решила поговорить. Оглядевшись по сторонам и не найдя ничего интересного ('лес 1 шт, смешанный' выглядел не слишком вдохновляюще), она уставилась на своего спутника.
–Кот, – заговорила она. – А ты знаешь, что над твоей головой плавает облачко с сердечками?
–Знаю, – ответил Кот-О'фей. – Сколько их там, кстати?
–Четыре.
–Проклятье. Знал же, что та селёдка с душком.... Это, допустим, была шестая. А вот пятая… – он с подозрением уставился на Золушку. – Знал же что самогон поганый у твоего батеньки, заместо виски односолодового. Спрашивается, зачем пил-то!
–Ты же отказался! – удивилась Золушка.
–Это я уже потом отказался, – уточнил Кот. – Думала, взрослый самостоятельный котик с недокументированными способностями феи не в состоянии сам себе налить?
Золушка задумчиво смотрела на полупрозрачное облачко.
–Что смотришь? – почему-то рассердился Кот. – Это называется дополненная реальность. Высокие инновации и низкий бюджет – видела же девиз нашей киностудии?
Золушка покачала головой:
–Разумеется, не видела! У нас же низкий бюджет – откуда в нём деньги на девиз найдутся?
4.Бал был в самом разгаре, когда принцу доложили, что приехала прекрасная неизвестная принцесса. Он сам выбежал встречать ее и повёл в зал. Музыка стихла, все замерли, изумлённые её красотой, а скорее тем, что рядом с Золушкой на задних лапах вышагивал серый кот ("Я совершенно не возражаю против того, чтобы феи не ходили на бал, я-то не фея, и я на бал пойду!").
Золушка осмотрела принца, принц осмотрел Золушку. Оба вспомнили о бюджете и, не особо скрываясь, хором сказали в сторону:
–Могло быть и хуже!
Молодой принц тут же пригласил гостью на танец. Музыка заиграла опять. Золушка танцевала так легко, что все снова залюбовалась ею. Принц не отпускал её от себя весь вечер, не прикасался к угощению…
В отличие от Золушки! Та-то успела перепробовать почти всё, что было на столах. Успела бы всё, если бы не Кот.
Когтистая лапка выстрелила из-под скатерти и впилась девушке в колено:
–Не ешь этот пирожок, Золушка -Золотушкой станешь! – предупредил Кот и задумчиво добавил: – Кстати, я, конечно, рад, что вы нашли с принцем общий язык и так далее… но, какой бы ни был наш бюджет – уходи с бала до 12. Сказка-то у нас современная. Возможны кроссоверы. Не исключено, что это окажется бал-маскарад…
–И что? – Золушка наконец-то пересилила себя и положила 'опасный' пирожок на место – то есть в тарелку мачехи.
–Эдгара Алана По читала? Вот и молчи, Золушка. Молчи и на часы поглядывай.
–Кот, – внезапно поняла Золушка. – А где же туфелька?
Кот-О'фей задумчиво огляделся по сторонам:
–Туфелька… – задумчиво сказал он. – Туфелька… А нет туфельки…Эй, меня нельзя поднимать за шкирку на балу! Вообще-то меня нельзя поднимать за шкирку нигде! Хорошо, хорошо, будет тебе туфелька…
Кот вернулся через пять минут:
–Будет тебе туфелька, Золушка… точнее, будет тебе рабочий башмак 42-го размера, мытый, между прочим. А что? Тебе опять про бюджет напомнить?
Золушка молча взяла у Кота ботинок. Вымыт он был плохо. Пачкая белоснежный пол бального зала, с него капала грязь.
–Главное, – неуверенно заметил Кот, – что в глубине души и ты, и принц, знаете, что это – хрустальная туфелька, верно ведь?
Держа ботинок за шнурок, Золушка направилась к принцу…
5. Что-то пробежало по опочивальне принцессы и принца. Точнее, пропрыгало и протыгыдыкало – сначала в одну сторону, затем в другую. Кровать содрогнулась.
Золушка открыла глаза. Принц недовольно всхрапнул и перевернулся на другой бок.
На краю кровати сидел Кот. На спине его висел плотно набитый холщовый мешок. Сквозь ткань просматривались очертания разных предметов – в основном бутылок. Также Золушка заметила что-то похожее на диадему королевы, но, поскольку девушка уже успела пару месяцев пожить вместе со свекровью, она решила, что ей, разумеется, показалось.
На задних лапах кота красовались кроссовки принца.
–А почему не сапоги?
–Сапоги… – презрительно фыркнул Кот. Это же Джексон Эир Макс 3! Именно в таких играл Майкл Джексон, любитель детей и домашних животных!
Золушка уже какое-то время пожила в светском обществе, поэтому не смогла не удержаться от шпильки:
–Не Джексон, а Джордан. И не любитель, а любимец!
Принц всхрапнул ещё раз. Кот перевёл взгляд на него, точнее – на волосатую ногу, торчащую из-под смятой простыни.
–Да… – задумчиво протянул он. – Как же тут не вспомнить Пушкина…
Золушка нахмурилась:
–А при чём тут Пушкин?
–Пушкин всегда при чём! – гневно парировал Кот.
Принц застонал, перевернулся на бок и захрапел вновь.
–Да… – почему-то оскалился Кот. – Жгут, жгут вампиров-капиталистов лучи солнца… русской поэзии! Ладно, не обращай внимания, Золушка, это я роль репетирую…
–Для какой сказки?
–Для гипотетической. На случай слияния ТЮЗа с Большим Драматическим… Ладно, Золушка, я для чего зашёл-то. Попрощаться захотел. Прощай, Золушка!
Матрас содрогнулся – Кот спрыгнул на пол.
Золушка молча продолжала смотреть на него.
–Эх, – вздохнул Кот. – Не могу так уйти, прикипел я к тебе! Знаешь что – бросай, Золушка своего принца и пойдём со мной. От сказки к сказке, от книжки к книжке!
Золушка посмотрела на Кота, затем на принца, на его ногу, затем по сторонам. Её взгляд задержался на свадебной фотографии – она и принц на фоне пенопластового кукурузника Ан-2 (пригодился всё-таки!).
Она медленно покачала головой.
–Понятно всё, – Кот быстро моргнул глазами. Там, где он стоял, от дубового паркета в воздух поднялось немного дыма. – Сказка закончилась, а жизнь у нас ведь не делится на низко- и высокобюджетную.
Кот тяжело вздохнул:
–Дура ты, Золушка, но баба умная. Не хворай, принцесса! И не забывай про тыкву и полночь!
На подоконнике он обернулся:
–Да, и… помнишь любимую бегонию твоей свекрови? Я её подъел, а потом наблевал рядом с горшком. Не стоит благодарности.
Отвесив поклон, он прыгнул вниз.
–Там розы с шипами! – несколько запоздало крикнула Золушка.
Из-за окна раздался звук, будто кто-то лопнул воздушный шарик. В небо медленно поднялось полупрозрачное, расколотое пополам сердечко.
Следом послышалось недовольное шипение и топот маленьких ножек, периодически сопровождающийся звоном. Это стучали друг о друга украденные бутылки с виски.
