Владимир Соловьев
Русский вираж. Куда идет Россия?
Тандем: Неудачный эксперимент
Когда мы что-то оцениваем, самое тяжелое – это понять чужую точку зрения. Как правило, оценки даются каким-то экспертным сообществом, которое имеет определенный психологический настрой, и со своей высоколобой позиции они судят: удачно или неудачно, хорошо или плохо. И это проблема для политиков всего мира – если они пытаются угодить экспертному сообществу, то, как правило, проигрывают выборы. Потому что голосовать на выборах будут избиратели – а значит, к ним и надо апеллировать.
Иными словами, судить, насколько удачна или неудачна та или иная комбинация, довольно сложно, если не принимать в расчет все критерии. Ну например: судя по тому, как прошли выборы в Государственную думу, назначение Дмитрия Медведева премьер-министром было неудачным. Потому что «Единая Россия» под его руководством провела выборы таким образом, что нельзя назвать удовлетворительным все произошедшее потом. Но с позиции последовавших вскоре выборов президента, завершившихся оглушительной победой Владимира Путина, это выдвижение можно назвать более чем грамотным.
Формально ничто не мешало Медведеву избираться на второй президентский срок. Более того, в любой другой стране мира уход молодого успешного политика с должности президента в премьеры выглядел бы более чем странно. Но был ли Медведев успешным президентом?
Свой президентский срок он начал с создания комиссии по реформированию судебной системы и комиссии по борьбе с коррупцией. Именно при Медведеве в обществе раскрутилось мнение, что все прогнило насквозь. Тема, что коррупция проела государство сверху донизу, стала активно обсуждаться – сама власть вбрасывала ее в общество. Полицейская реформа, судебная реформа и борьба с коррупцией раскачали ожидания, но эффект к концу медведевского срока получился обратный.
Медведев объяснял, что не собирается устраивать компанейщину, что дело не должно ограничиваться публичным осуждением двух-трех коррупционеров, что нужно начинать системные преобразования – структурные, законодательные, – обрубающие возможности для коррупции. Но объяснения объяснениями, а у народа за четыре года правления Дмитрия Анатольевича возникло ощущение, что все вокруг воруют, причем воруют безнаказанно, – несмотря на реальные сдвиги в ситуации.
В России власти прощают все, кроме нерешительности. Когда мэра Москвы Юрия Лужкова отправили в отставку с формулировкой «за утрату доверия» (и все понимали, о чем идет речь), при этом последствия его отставки остались без уголовного преследования, без объяснения с народом – тем самым было проявлено крайнее неуважение к обществу и его ожиданиям.
А когда Лужков приехал в Москву в качестве свидетеля, что-то рассказал и уехал обратно, людям оставалось только гадать о мотивации: кто кого шантажирует, какие деньги в это вовлечены, какие откаты, кто чего боится? Сам собой напрашивался вывод, что, значит, у Лужкова есть какой-то компромат на высшее руководство страны, раз они ему такое позволяют. Ничего не поделаешь, так уж работает российская ментальность.
Большой проблемой оказались традиционные выступления Медведева, на которых он публично устраивал разнос своим подчиненным: министрам, губернаторам. В случае губернаторов такие выволочки худо-бедно приводили к замене действующего состава, но когда, например, в разгар скандала по поводу крышевания нелегальных казино в Подмосковье к президенту были вызваны руководитель Следственного комитета Александр Бастрыкин и Генеральный прокурор Юрий Чайка, после чего все остались на своих местах, – это выглядело уже недопустимо.
Анатолий Сердюков, несмотря на очень позитивное начало военной реформы, в какой-то момент превратился в мини-Лужкова: первые шаги были здравыми, а потом появилась женщина. С должности Сердюкова сняли, но, как мы уже отмечали, проблема в том, что борьба с коррупцией без «посадок» в глазах народа выглядит ничтожной. Снял чиновника – посади его! И то, что Сердюков в итоге не оказался в тюрьме, страшно ударит теперь уже и по президенту Путину.
За несколько дней до выборов Медведев заявил, что за срыв гособоронзаказа нужно «увольнять и увольнять пачками». Ну так в чем же дело? Снимите уже! В другой раз он сказал: «При слове “таможня” хочется бросить микрофон в стенку», – и при этом микрофон не бросил. Но позвольте, это кто-либо из авторов данной книги может бросить микрофон в стенку, а у президента все-таки должны быть иные способы решения проблемы таможни! Что это – бессилие? Непонимание своих возможностей?
Все подобные примеры свидетельствуют об отсутствии системы решения такого рода проблем. Каждый раз используются персональные решения, ручное управление, кейсы и подкейсы, каждый раз все зависит от обстоятельств, каждый раз избирательно применяются политические правила. То ли люди, которые этим занимаются, некомпетентны, то ли им просто на все наплевать – что в глазах общества, по большому счету, одно и то же. А ведь речь идет о политическом руководстве России – таким образом, страдает и авторитет, и рейтинги, и отношение народа к высшим должностным лицам.
Кроме того, когда президент публично критикует подчиненных в Кремле, народ начинает подражать – раз ему можно, значит, можно и нам. При Медведеве началось активное заигрывание с «креативным классом» – как раз тогда появился этот термин, – причем, что характерно, именно эта прослойка обслуживала коррупцию в стране. Но, заигрывая с «креативным классом», Медведев не получил поддержки для себя, зато получил людей, не воспринимающих Путина и боящихся его возвращения.
Никогда нельзя приоткрывать дверку – это та ошибка, которую совершил один раз в России Михаил Горбачев. Когда заигрывают с либеральной интеллигенцией, каждый раз заигрываясь с гласностью и не контролируя процесс, получают неуправляемость. А ментальность россиян такова, что у нас неуправляемый процесс не бывает позитивным – он может быть только деструктивным.
В обществе есть понимание, что министры и губернаторы существуют только для выполнения президентской воли. Они государевы люди и обязаны делать то, что сказал президент, а не критиковать. Это политическая работа, за которую чиновники получают деньги. Если же министр не делает, губернатор возражает, а президент указывает им на их некомпетентность, и при этом не снимает с должности, то народ говорит: «Ну какие же это государевы люди – они свои интересы блюдут». Тогда зачем такой президент, который вопреки всему продолжает работать с людьми, которые с ним не согласны, да еще и не имеет права их снять? Значит, это фиктивный президент, который только греет место для другого.
Можно много говорить, что у Медведева были связаны руки. Но разве это аргумент, когда речь идет об успешности президента? В российской структуре власти президент – самый мощный политический игрок, выше него никого нет. Так уж написана наша Конституция. У Медведева был шанс – который так и остался нереализованным.
Сигналом, что второго шанса не представится, могли послужить два события. Об одном из них мы упоминали – это замена Владислава Суркова на Вячеслава Володина. Второе не так очевидно, но очень знаменательно. Помните фразу Медведева, что его слова «отливаются в граните»? Сказана она была в адрес Сергея Чемезова, руководителя корпорации «Ростех». Сказана публично, в страшном раздражении, предшествовали этому инциденту весьма любопытные аппаратные движения – Чемезов пропустил несколько встреч. А Чемезов – не самый последний человек в нашей стране, и по уровню влияния, и по близости к Путину. То есть Медведев, устроив эту прилюдную выволочку, притом в отношении человека, не находящегося в его непосредственном подчинении, по большому счету, позволил себе нарушение корпоративных этических норм, а заодно противопоставил себя ближайшему окружению Путина.
Дмитрий Анатольевич за время своего президентства ухитрился рассориться с целым рядом принципиально важных экспертов. Кроме злополучной беседы с Чемезовым можно вспомнить и инцидент с Алексеем Кудриным. Видимо, на каком-то этапе Медведева подвело чувство реальности, он почувствовал себя более сильным президентом, чем являлся, и покусился на традицию, установившуюся в российском истеблишменте, что было воспринято крайне негативно. Не было и не могло быть президента Медведева без поддержки Владимира Путина и его команды, поэтому нападки Медведева закономерно были расценены как предательство.
Очень показательным стало интервью Никиты Михалкова, когда его в лоб спросили, за кого бы он пошел голосовать – за Путина или за Медведева. Это было еще до объявления о перестановке в тандеме. Никита Сергеевич пытался ответить дипломатично, но его в конце концов дожали и он сказал: «Ну что за вопрос, конечно, за Путина». «А Медведев?» – спросили его. «А Медведев – замечательный фотограф». Это, конечно, было большим упрощением. Дмитрий Медведев совсем не прост и не наивен, как многие почему-то считают. Это весьма опытный политик, и сбрасывать его со счетов никому не стоит…
Политический перформанс
По прошествии времени вся кампания, предшествовавшая выборам в Государственную думу 2011 года и президентским выборам 2012 года, выглядит как набор более или менее удачных импровизаций, в значительной степени связанных с личными желаниями и сиюминутными интересами того или иного члена партии или высокопоставленного чиновника. Этот набор экспромтов наглядно продемонстрировал интеллектуальную слабость подавляющего большинства политических сил, участвовавших в выборах, их политическую, психологическую и ментальную неподготовленность.
Слабость оппозиции проявилась даже в призывах: «Да не за нас голосуйте, голосуйте за кого угодно, только не за них!» Со всех сторон раздавались сетования на то, что вся политическая поляна зачищена и закатана катком – при том что в действительности сложно найти хотя бы одного крупного именно политического лидера, который был бы брошен в тюрьму или выслан за границу (многие, правда, считают таковым Ходорковского, однако его персона все же в первую и главную очередь имеет отношение к экономике). Даже с достаточно по-хамски ведущей себя оппозицией власть обращалась более чем цивилизованно.
Что интересно – на фоне бурной активности общественной жизни, при явном запросе общества на новую политическую элиту, новые лица и новые аргументы, ничего подобного не возникло ни в официальной власти, ни в оппозиции. Не произошло этого и в обществе. При всем запросе на политическую активность новых людей, привлекающих внимание, можно было пересчитать по пальцам – это, скажем, Алексей Навальный или Евгения Чирикова.
Казалось бы, при таком ожидании перемен гражданское общество должно было вырастить из себя тысячи Навальных и десятки тысяч Чириковых, которые давили бы на власть на местах, решая свои узкие, локальные проблемы в масштабе широких политических задач. Но этого не произошло. Массовое желание модернизации и обновления привело к структуризации некоторых общественных интересов, но натолкнулось на отсутствие новых политических партий, которые могли бы эти движения оформить. Запрос на обновление остался нереализованным.
Неоднократно звучали и классические для России восклицания: «Неужели нельзя найти, неужели нельзя воспитать, а вот партия, а вот власть не дает…» Но это же абсурд! Попробуйте представить себе картину, как власть что-то дает Владимиру Ильичу Ленину, Джавахарлалу Неру или Махатме Ганди, ласкает их и гладит по голове. Или представьте революционную партию большевиков, идущую на поклон к Николаю II – пожаловаться ему, что один из его подчиненных ведет себя плохо и не дает партии развиваться и вмешиваться во внутренние дела страны. Не получается, правда? Все эти примеры призваны проиллюстрировать простую мысль: как система гражданское общество в России до сих пор не сложилось, и об этом мы еще поговорим позже.
Пожалуй, кульминацией странностей поведения перед выборами 2012 года стал инцидент в спорткомплексе «Олимпийский» после боя Федора Емельяненко и Джеффа Монсона, когда Путина, вышедшего на ринг, чтобы поздравить Емельяненко с победой, якобы освистали. Притом не столь важно, было на самом деле это освистывание или нет, – важна реакция, которая последовала за случившимся.
Оппозиция исступленно уверяла себя и всех вокруг, что свист был, и эта исступленность, как часто бывает у российской оппозиции, начала приобретать форму какого-то массового идолопоклонничества. В интернете началась буквально истерика – гипотетический свист расценивался чуть ли не как выстрел «Авроры». Пожалуй, еще со времен хрущевской «оттепели» свист и крик воспринимаются как нечто всеобъемлющее и всепобеждающее: кажется, что, если выбежать на площадь и громко крикнуть – страна от этого непременно изменится. Иными словами, разумная осознанная политическая борьба подменяется каким-то перформансом. Неожиданно оказалось, что в постмодернизм поверили не только некоторые кремлевские чиновники, но и вся оппозиция в целом, считающая, что эффектный жест способен разрушить систему.
То, что перформанс заменяет реальную политику, – вообще главный итог последних десятилетий российской общественной жизни. Если чего-то нет в телевизоре или если это что-то не получается сделать зрелищным, эффектным, драматическим, воздействующим на массы – значит, этого попросту нет в природе. Театрализованное представление заменяет нормальную рутинную политическую работу. Наверное, если бы герой сказок и былин Илья Муромец руководствовался в своих действиях таким принципом, он был бы уверен, что для сражения со Змеем-Горынычем достаточно показать ему голую задницу – тогда уж у чудовища точно не было бы другого выхода, кроме как моментально убежать в панике.
Здравый смысл, впрочем, подсказывает, что для борьбы с любым реальным противником перформанса явно недостаточно, как с одной, так и с другой стороны, – однако взаимное «показывание задниц» перед выборами приобрело какие-то титанические масштабы. Чего стоило одно из высказываний «Эха Москвы»: «Вчера Владимир Путин не появился на мероприятии в Петербурге, где все равно свистели». Хочется спросить: а где еще должен был не появиться Путин, где тоже свистели? Это как-то не пришло в голову корреспондентам. В стране все время где-то свистят, а Путин там не появляется. Можно подумать, что свист каким-то волшебным образом изгоняет неугодных политических лидеров.
Реакция власти тоже удивила. Если у оппозиции было страстное желание считать свист в «Олимпийском» исключительно знаком осуждения, то власть не менее страстно доказывала, что это исключительно знак одобрения. По большому счету, там вообще нечего было комментировать: какая разница, свистели зрители или не свистели? Ведь на самом деле ничего страшного в свисте нет. Любой политик должен знать, что его могут освистать. Западных политиков освистывают чуть ли не каждый день, и это абсолютно нормально.
Более того, самое плохое для политика – это как раз равнодушие к нему, а любая реакция – будь то крик одобрения, визг или свист – вещь сугубо позитивная. В этой ситуации наиболее выигрышно выглядел сам Владимир Путин, который не убежал из «Олимпийского», а спокойно сказал все, что собирался – кстати, не призывая голосовать ни за себя, ни за «Единую Россию», – в общем, вел себя абсолютно достойно и впоследствии не давал никаких комментариев по этому поводу.
Последняя неделя перед выборами была особенно интересна. До последнего момента была вероятность, что Путин придет на дебаты с Геннадием Зюгановым. Путин серьезно рассматривал этот вариант, у него было расчищено время в графике, и даже его представители говорили с Геннадием Андреевичем. Но, к сожалению, традиционное для России представление о сакральности власти и о том, что с оппозицией не о чем дискутировать, потому что «мы делаем, а они только критикуют», помешало тому, чтобы состоялась одна из самых интересных телевизионных дуэлей в современной политической истории России, которая во многом задала бы совершенно иную тональность всем будущим политическим дебатам.
Путин эту возможность упустил, хотя на выборах 2012 года дебаты – в частности, проводимые одним из авторов книги, – были, наверное, самыми яркими за последнее десятилетие. И надо отдать должное остальным кандидатам – они вложились в эти дебаты достаточно серьезно.
Отметим, что дебаты шли по разным каналам, правда, во многих ситуациях туда приходили представители кандидатов в президенты, а не они сами. Принципиальное отличие дебатов на канале ВГТРК было в том, что там под них выделили большие, серьезные временные слоты не рано утром или поздно вечером, а в самый прайм-тайм. Это тоже сыграло свою роль в легитимизации выборов. Люди видели в прямом эфире реакцию тех или иных кандидатов. Если Путин писал свои статьи и выступал на митингах, то остальные имели возможность обсуждать друг с другом того же Путина.
Незадолго до выборов родился миф, что российский электорат постоянно левеет и мы живем в левой стране (левой – в нашем, российском понимании политического спектра). Как выяснилось, это совершенно не соответствует действительности. Победил кандидат, который занимает в вопросах экономики крайне либеральные позиции, – мало того, Михаил Прохоров, который по большинству экономических вопросов очень близок к Путину, получил огромное количество голосов в городах, а в Москве занял второе место. Если сложить количество голосовавших за Путина и за Прохорова, то подавляющее большинство россиян получается сторонниками правых или хотя бы центристских взглядов, в первую очередь в сфере экономики, но никак не левых, что и подчеркнул низкий результат Геннадия Зюганова.
В победе Владимира Путина на президентских выборах нет особой заслуги власти. В первую очередь это просчет оппозиции – и политическая мудрость российского народа, который отнесся к выборам правильно. Впрочем, заслугой власти можно считать такой момент: оппозиция считала, что ее будут давить, что будет нечто твердое, во что можно будет биться. А власть проявила невиданную гибкость, полную готовность идти на разговор и разрешать демонстрации в самых до того немыслимых местах. И кроме того, нельзя было не отметить крайне грамотную работу правоохранительных органов.
Позитивную роль сыграла и позиция большинства кандидатов в президенты, которые отнеслись к выборам спокойно, серьезно, без истерик. И Михаил Прохоров со своими сторонниками, и, как это ни поразительно, Владимир Жириновский со своими сторонниками вели себя спокойно и перед выборами, и после оглашения результатов. Неадекватно оценил результаты выборов разве что Геннадий Зюганов. Избиратели же подошли к выборам очень по-взрослому, серьезно и не политизированно.
Уже в день голосования у людей не было ни малейшего ощущения, что выборы нечестные и их не надо признавать, – такая сложилась атмосфера, достаточно деловая. Да и обстановка на участках с огромным количеством наблюдателей была спокойная. Когда Путин победил, то подавляющее большинство людей и даже значительная часть оппозиции восприняли это как само собой разумеющееся, и уже наутро после подсчета голосов лозунги о недействительности выборов и использовании «административного ресурса» резко пошли на убыль.
У Владимира Владимировича во время выступления на Манежной площади на глазах были слезы – неважно, по каким причинам, то ли от ветра, то ли от чего-то еще. Оппозиция, как всегда, не смогла удержаться от абсолютно хамских комментариев, которые не делали ей чести. А люди к таким вещам относятся очень серьезно. Люди устают от публичного хамства. И Путину во многом помогло то, что он в свою очередь отказался от любых резких заявлений – тем более что некоторое время назад он позволил себе несколько очень, мягко говоря, двусмысленных высказываний в адрес оппозиции, но быстро сделал выводы.
Кредит доверия Путину оказался так велик, что даже не вполне понятный призыв «умереть под Москвой» не стал для него трагическим просчетом, вызвав скорее иронию, чем отторжение. Почему люди голосовали за Путина? Очевидно, что они прокредитовали его доверием в надежде, что начнутся реальные изменения, колоссально востребованные в обществе.
Перегретые ожидания
Авторы этой книги много лет занимаются российской политикой и знают ее изнутри. На наших глазах разворачивались безумные атаки на основы русской духовности. Мы стали свидетелями абсолютного размывания морали, продолжавшегося последние 20 лет. Мы видели попытки войны с традиционными для России религиями, попытки дискредитации служителей церкви и попытки продвинуть так называемые либеральные западные ценности, которые в мире сейчас терпят поражение. Должно быть, впервые за долгие годы – по крайней мере с XX века – в России возник эффект парового котла, который власть сама себе создала. Притом там, где не ждали.
Это, в первую очередь, дикий рост количества гуманитарных институтов, выпускающих в год тысячи и тысячи людей изначально невостребованных (они же не школьных учителей выпускают) – журналистов, юристов, менеджеров непонятно чего. Если раньше, в советское время, было счетное количество гуманитарных вузов, то сейчас гуманитарные кафедры и гуманитарные факультеты присутствуют практически при любом высшем учебном заведении.
В жизнь выбрасываются толпы выпускников, подготовленных преподавательско-профессорским составом, разочарованным в жизни и настроенным против власти – поскольку сами эти люди фактически потеряли тот статус, которым обладали в советское время. Они получают крайне небольшие зарплаты, они потеряли уважение в обществе, то есть фактически они маргинализированы. И вот эти педагоги готовят смену, в высшей степени непрофессиональную, но настроенную ультрареволюционно.
Эта «молодая шпана» врывается в окружающую действительность и не находит себе никакого применения. При этом ей выпало жить в обществе с раскочегаренным ожиданием потребления. Потребление является мерилом успеха, а понятия «ждать», «терпеть» или «соответствовать вознаграждению» даже не укладываются у молодых людей в голове. Наоборот – надо брать, брать и брать. Ведь именно эти люди во многом наполняют негативом интернет-общение. Это люди, которые стучатся в двери невероятно расплодившихся изданий. Люди, которые выходят на улицу и постоянно дестабилизируют ситуацию.
И для страны вдруг стало ясно, что при диком кадровом голоде, при страшной нехватке профессионалов рабочих специальностей, инженеров, технарей есть переизбыток людей фактически ненужных. А институты продолжают гнать этот революционный поток.
Формируется слой псевдоинтеллигенции, которая берет на себя традиционную роль интеллигенции. Мало и плохо образованные люди, которые не читали того огромного количества книг, которые надо прочесть, чтобы начать судить о России, ее истории, культуре, духе и миссии, берут на себя эту обязанность. Они не знают элементарных вещей – тех же русских философов XIX века, русских социологов, даже русской классики. А все потому, что нынешние гуманитарные вузы не готовят гуманитариев в советском смысле слова.
Конечно, были в советских вузах, как говорится, свои тараканы, в частности, сильнейшая идеологическая накачка, но при всем том давалось крайне серьезное гуманитарное образование. Сегодня молодых людей натаскивают в школе на сдачу ЕГЭ, а в университете – на сдачу госэкзамена, после чего им выдается диплом, который ничего не стоит.
При этом они почему-то считают себя, во-первых, цветом нации, а во-вторых, глубоко образованными специалистами, имеющими возможность и право судить обо всем. Но поскольку они все-таки образованы мало, из них буквально выпирает пренебрежение к остальным, к тем, кто сомневается, кто не уверен, кто предлагает подумать и не спешить. Это люди черно-белого видения, люди, не понимающие сути исторического процесса и темпов исторического развития, но считающие себя вправе, например, подойти и задать вопрос Патриарху, даже не понимая сути того, что он может им ответить.
Нет ничего хуже, чем полузнания. Люди необразованные хотя бы понимают, что отсутствие образования – это их минус. Полуобразованные люди этого не понимают. То, что в них формируется в первую очередь – это уверенность в своей правоте, в правоте своих выводов, своих взглядов. Чем хуже человек образован, тем более категорично он мыслит. Ни нормальный рабочий, ни нормальный интеллигент никогда не мыслят категорично – это всегда особенность полуинтеллигентов, в огромном количестве расплодившихся в современной России и все активнее занимающих места в средствах массовой информации, в культуре и политике.
При этом совершенно очевидно, что, получив эти места, они с ними легко не расстанутся. И страна продолжает оставаться страной полупрофессионалов и непрофессионалов, глубоко уверенных в своей правоте. Говорить с ними бессмысленно. В результате даже при желании набрать квалифицированные кадры в стране, где отсутствует культура роста кадров, становится крайне сложно. Именно поэтому государство вдруг решило применить довольно забавный подход – отправлять молодых людей на оплаченную учебу за границей, лишь бы возвращались, как в петровские времена.
Россия сейчас встала на грань масштабных реформ – фактически их можно сравнивать с реформами Петра I или Александра II. И в этом заключается один из вызовов Путину – ему необходимо подняться на высоту, которой раньше не было.
