© Шигин В.В., 2023
© ООО «Издательство «Вече», 2023
Большая Игра – именно так называли политики минувших эпох стратегическое противостояние России и Англии в Средней Азии в XVIII–XIX веках.
Далеко не секрет, что и сегодня в Центральной Азии идет напряженная борьба за влияние между расположенными вне этого региона великими державами, соперничающими в стремлении заполнить политический и экономический вакуум. Политические аналитики и журналисты уже называют это Новой Большой Игрой. Ведь Центральная Азия располагает фантастическими запасами нефти и природного газа, золотом, серебром, медью, цинком, свинцом, железной рудой, углем и хлопком.
Однако Новая Большая Игра – это гораздо больше, чем просто безжалостная гонка за контрактами и концессиями. Для сегодняшних игроков она может иметь важные и далеко идущие последствия. Так, США рассматривают новую Центральную Азию как продолжение Среднего Востока, стратегически важный для себя район, контролируя который можно координировать политическую ситуацию во всей Центральной Евразии.
Вторым активным участником Новой Большой Игры является современная Россия, исторический соперник англосаксов в данном регионе. Москва решительно настроена на то, чтобы надежно прикрыть нашу страну от каких бы то ни было угроз с азиатского направления: от влияния исламских экстремистов до наркотрафиков.
Помимо Соединенных Штатов и России, не говоря уже о Европейском сообществе, главными претендентами на определение будущего Центральной Азии являются ее ближайшие соседи: Китай, Индия, Турция, Иран и Пакистан. У каждого из новых игроков в Средней Азии свои конкретные стратегические цели. Иногда они совпадают, иногда нет. При этом очевидно одно – Большая Игра, которую вели в степях, горах и песках Средней Азии в XVIII–XIX веках Россия и Англия, все еще не окончена. Более того, сегодня к этой Игре подключились новые игроки, отчего сама Игра стала куда более сложной, а, следовательно, более непредсказуемой и опасной.
Именно поэтому мы решили обратить свой взор в далекое прошлое, чтобы, вооружившись знаниями о старой Большой Игре, понять то, что происходит в Большой Игре ХХI века.
…Для России пролог Большой Игры начался с проекта царя Петра I о расширении наших владений и установлении прямых контактов с неведомой полусказочной Индией. Устремления Петра были продолжены императрицей Екатериной II, которая устремила свой взор на раздираемую распрями единоверную Грузию и остальное Закавказье. При ней русская армия спасла Грузию от страшного персидского нашествия, после которого грузины бы просто перестали существовать. Но этого не случилось, так как Россия взяла Грузию под свою защиту. Политику Екатерины продолжил и ее сын Павел I, который, несмотря на определенную непоследовательность в своей восточной политике, впервые решился достичь границ Индии, за что поплатился жизнью…. К этому времени англичане уже бдительно следили за всеми, кто пытался посягать на «главную жемчужину британской короны». Большая Игра компромиссов не признавала…
Пока Россия лишь осваивала ее правила, но уже очень скоро она нанесет Великобритании первый сокрушительный удар…
Памяти моего учителя Валерия Николаевича Ганичева, открывшего мне путь в русскую литературу, посвящаю.
Автор
Когда все умрут, тогда только кончится Большая Игра…
Редьярд Киплинг
И божья благодать сошла
На Грузию! Она цвела
С тех пор в тени своих садов,
Не опасаяся врагов,
За гранью дружеских штыков.
М. Лермонтов
Едва взойдя в 1762 году на престол, императрица Екатерина II обсудила с канцлером Воронцовым и положение дел в Закавказье. Канцлер был лаконичен:
– Ваше величество, дела кавказские сегодня улажены, и, даст Бог, продлится сие еще долго. С персами у нас соблюдается мир, а с турками нет общих границ, ибо разделяет нас Кабарда и владения крымского хана.
– Ну и слава Богу, – облегченно вздохнула Екатерина. – Нам и других дел хватает!
Вмешаться в закавказские дела в Петербурге были еще не готовы. Прибывшее еще в 1760 году грузинское посольство, пытавшееся создать военный союз против Персии, не достигло своей цели. Русское правительство не желало провоцировать войну с Тегераном. По той же причине в российской столице вынуждены были ответить отказом на просьбу о помощи имеретинского царя Соломона, который долгое время вел с переменным успехом борьбу с турками.
Но, как известно, избежать войны с Турцией России все же не удалось. Министр иностранных дел короля Людовика XV герцог Шуазель, воспользовавшись разногласиями Петербурга и Константинополя по грузинскому, кабардинскому и польскому вопросам, смог убедить Порту объявить войну России. Получив из Константинополя известие об аресте своего посланника, в ноябре 1768 года Екатерина II созвала заседание Совета, на котором решено было вести наступательную войну, причем не только на южных рубежах, но и на Средиземном море. На заседании говорили и о том, что хорошо было бы помочь и Грузии, дав ей денег и несколько пушек, чтобы грузины оттянули на себе несколько турецкого войска. Русские же полки посылать туда не решились, слишком далеко и опасно.
Отделенная от России снежными вершинами кавказских гор древняя Иверия распалась к середине XVIII века на четыре независимых государства: Картлийско-Кахетинское царство, Имеретию, Мингрелию и Гурию. Все они, в свою очередь, были раздираемы внутренними смутами. Помимо этого, грузинскую землю без устали терзали то персияне, то турки, то лезгины.
В 1762 году царем Картлийско-Кахетинского царства стал талантливый политик и военачальник Ираклий II (прозванный грузинами за свой небольшой рост – Маленький Кахи), предпринявший последнюю, не слишком удачную попытку объединения грузинских земель. Примерно в то же время на престол Имеретии вступил 20‐летний царь Соломон, заявивший, что освободит страну от турок. Без войск и без денег Соломон начал борьбу против завоевателей и в первое время нанес даже несколько поражений значительным превосходящим силам противника. Но затем турки прибегли к интриге, возмутив против Соломона его собственных подданных. В результате дворцового переворота Соломон был изгнан и скитался в лесах. Спустя некоторое время он обратился к лезгинам и разбил посаженного турками на имеретинский трон царя Теймураза, вновь завладев престолом. Впрочем, столица Имеретии – Кутаис остался в руках турок, а пока турки сидели в Кутаисе и в Поти, власть Соломона была лишь символической.
Но к счастью для Соломона и всей Грузии, как раз в это время началась очередная русско-турецкая война, после чего большую часть своих войск Турция должна была отправить на Дунай. В Имеретии и по всему побережью Черного моря остались лишь небольшие гарнизоны. Более того, все дороги к Батуму и Трапезунду, к этим важнейшим рынкам азиатской Турции, оставались совершенно беззащитными, т. к. турки не предполагали с этой стороны нападений. Было очевидно, что даже небольшой армейский корпус, двигаясь этим путем, мог легко очутиться перед воротами Скутари и Константинополя. Надо ли говорить, что, узнав об изменении военной обстановки в Закавказье и уходе оттуда основных турецких сил, императрица Екатерина сразу же пожелала воспользоваться выгодами ситуации:
– Будем обещать грузинам свою помощь в обмен на поддержку в случае наступления наших войск вдоль южного берега Черного моря.
Между тем грузины также решили, что война Петербурга со Стамбулом дает им шанс укрепить союз с Россией. Прибывший в марте 1769 года в Петербург посол царя Соломона митрополит Максим Кутатели передал императрице прошение своего царя принять его «под мощное свое покровительство». Соломон просил прислать из России пять тысяч солдат и значительную денежную субсидию, обязуясь, что сам соберет 50‐тысячное войско и «нынешним же летом знатные победы над турками сделает». Грузинский царь откровенно блефовал, стараясь заполучить русскую помощь, и в Петербурге это отлично понимали. Президент коллегии иностранных дел Никита Панин велел ответить Соломону так:
– В нынешних трудных условиях мы не можем обещать вам своего вечного покровительства, но послать армию в помощь можно вполне!
Императрица с таковой позицией Панина согласилась, однако поинтересовалась:
– Для начала мне хотелось бы знать, где именно находится Тифлис? На одних картах он на Черном море, на других на Каспийском?
– Он, ваше величество, находится как раз посредине! – склонился в почтительном полупоклоне Панин.
Для похода в Грузию был назначен отряд в составе трех пехотных рот, драгунского и гусарского эскадронов и батареи в шесть пушек. Собрать всех было велено в Кизляре. Однако затем численность отправляемого корпуса была увеличена почти до четырех тысяч человек при 12 пушках.
Был определен и постоянный посол – князь Антон Моуравов (Тархан-Моурави), сын некогда выехавшего из Грузии в Россию в свите царя ВахтангаVI грузинского вельможи. Моуравов отличился в войне с Пруссией, затем хорошо зарекомендовал себя на гражданской службе, знал восточные языки, был предан России, так что лучшего посла было трудно придумать. Инструктируя Моуравова, Панин говорил назидательно:
– Ты, князь, должен всегда помнить, что интересы российские превыше интересов своих предков. Ныне же главное – скорейшее открытие военных действий против Порты в Грузии.
Но кого назначить командиром назначенного в Грузию военного отряда?
– А не назначить ли нам генерал-майора Тотлебена? – неожиданно для всех предложила Екатерина.
Присутствующие на совещании опешили.
– Как же, матушка, такого проходимца и на столь ответственное дело? – только и нашелся что сказать фаворит Григорий Орлов.
Но Екатерина на сей раз оказалась упряма:
– Кого решила, того и назначу. Генерал Тотлебен излишне пострадал в прошлое царство, так что теперь будет служить с двойным рвением!
– Гадить он будет с двойным рвением, – вполголоса произнес, наклонившись к уху брата Григория, Алексей Орлов.
Екатерина слова те услышала. Это ее еще больше разозлило:
– Как решила, так тому и быть! – закончила она совещание и стремительно покинула совещательный кабинет, оставив всех в полном недоумении.
Своему другу Вольтеру Екатерина писала в те дни: «Грузия уже воспротивилась туркам и отказалась платить им дань красивыми девушками, которые наполняли турецкие серали». Вольтер, как всегда, отвечал императрице иронично: «Грузинский манифест об этом появился в Европе и произвел известное впечатление; очевидно, Мустафе придется отказаться впредь быть обладателем грузинских красавиц… Желаю, чтобы все грузинские девицы достались вашим офицерам – красота должна быть наградой храбрости».
Тем временем армии генералов Голицына и Долгорукова уже двинулись к Днестру и к Перекопу. Новая русско-турецкая война набирала обороты…
Выбор императрицы был действительно весьма и весьма странен. Дело в том, что граф Готлиб Курт Генрих Тотлебен был в русской армии фигурой одиозной. Перед нами типичный авантюрист XVIII века. В начале своей карьеры родившийся в Тюрингии Тотлебен служил саксонскому курфюрсту, потом польскому королю, затем поступил в прусскую армию, но был обвинен в коррупции и бежал, не дожидаясь результатов расследования, после чего был заочно приговорен к пожизненному изгнанию. После неудачной попытки поступить на баварскую службу Тотлебен подался служить в Голландию. Отсутствие военных успехов он всегда возмещал победами на амурном фронте. В частности, соблазнил и похитил (будучи уже женатым!) 15‐летнюю наследницу миллионного состояния Марию Виктор. Голландцы объявили Тотлебена в розыск, но не поймали. После этого Тотлебен каким-то образом добился разрешения вернуться в Пруссию, но затем вновь был изгнан оттуда за новые преступления. После Пруссии Тотлебен безуспешно пытался пристроиться в австрийскую армию, а когда это не удалось, подался в Россию. Поступив на русскую военную службу, во время Семилетней войны он прославился сначала как покоритель Берлина (который стремительно захватил с небольшим отрядом, а затем же столь же стремительно вернул пруссакам). Впоследствии говорили, что захват Берлина был договорным, но доказательств тому не нашли. Сохранились свидетельства, что во время Семилетней войны в отряде Тотлебена служил простым казаком Емельян Пугачев. Однажды Тотлебен, увидев его у себя в ординарцах, сказал окружающим:
– Чем больше я смотрю на этого казака, тем более поражаюсь его сходством с великим князем Петром Федоровичем!
Эти слова, случайно или специально сказанные в присутствии Пугачева, произвели на последнего столь сильное впечатление, что впоследствии и дали ему мысль назваться покойным императором.
Отличился Тотлебен и доносами на многих талантливых российских полководцев – на Чернышева, на Ласси, на Румянцева. А затем Тотлебен был уличен офицерами собственного корпуса в пересылке пруссакам секретных приказов. Произведено было строжайшее следствие, схвачен связной, у которого нашли переписку Тотлебена с прусским королем, маршруты и несколько шифрованных записок. Арестованного Тотлебена отвезли в Петербург и предали военному суду, который приговорил его к смертной казни четвертованием.
Однако вступив на трон, Екатерина II сразу же изменила приговор – графа лишили чинов и наград и выслали из страны. В случае самовольного возвращения Тотлебена в Россию каждый россиянин имел право безнаказанно убить его как уличенного государственного изменника. Где пребывал и чем занимался Тотлебен целых шесть лет, никто не знает. Скорее всего, скитался по Европе, скрываясь от кредиторов.
В 1768 году Тотлебен оказался вовлечен французами в политическую игру против России в Крыму, Польше и на Украине. В частности, он тайно ездил в Запорожскую Сечь, где пытался подговорить запорожцев к выступлению против России. А дальше произошло нечто невероятное. Весной 1769 года Тотлебен обратился к Екатерине II с прошением о поступлении на российскую военную службу, после чего его восстановили в звании генерал-майора. Историки склоняются, что между Екатериной и Тотлебеном существовала определенная политическая связь еще в бытность царствования императрицы Елизаветы. Именно отсюда и указ Екатерины об отмене смертной казни, и указ о возвращении Тотлебена в русскую службу. Что же до нового назначения Тотлебена командующим русскими войсками в Грузии, то худшей кандидатуры на эту должность просто невозможно было придумать.
Как бы то ни было, Закавказский корпус, порученный в команду Тотлебена, собирался в Моздоке. В него вошли Томский пехотный полк, четыре эскадрона конницы и пятьсот казаков при двенадцати орудиях.
Стояла поздняя осень, поэтому Тотлебен не решился сразу выступать всеми силами. Оставив пехоту и артиллерию зимовать в Моздоке, он во главе конного отряда в четыреста сабель при четырех орудиях скорым маршем двинулся к Тифлису. Преодолев немалые трудности, маленький отряд перебрался через Кавказский хребет. Кавалерия шла долинами Терека и Арагви. Слева от всадников взымались горные утесы Девдоракского ущелья. Один неверный шаг – и только эхо твоего последнего крика останется в память о тебе… Чтобы лошади не шарахались, им завязывали глаза, но себе-то глаза не завяжешь! Так козьими тропами и шли, пока не дошли.
В ноябре 1769 года Тотлебен расположился на зимние квартиры в Грузии. И сразу же начал плести интриги вокруг царя Ираклия и собственных офицеров. Одновременно генерал изгнал из корпуса всех офицеров грузинского происхождения, которые могли оказать неоценимую услугу. Затем его взор обратился на честного и храброго подполковника Чоглокова, присланного к нему волонтером, подозревая, что тот послан для присмотра.
Наконец, в довершение всего Тотлебен неожиданно раскрыл «заговор» против себя среди своих подчиненных. Главой заговора был, разумеется, определен подполковник Чоглоков. В доносах на Чоглокова Тотлебен спустил всех собак, обвиняя подполковника в барстве (большом личном обозе), распространении слухов, что он после великого князя следующий по праву наследник российского престола (мать Чоглокова приходилась двоюродной сестрой императрице Елизавете Петровне), что Чоглоков якобы подговаривал царя Ираклия дать ему самостоятельное войско для войны с турками и мечтал стать царем Армении, наконец, что Чоглоков хочет арестовать его самого. Первым делом Тотлебен арестовал Чоглокова. Затем было арестовано еще несколько офицеров. Расправившись с Чоглоковым, Тотлебен взялся за подполковника Ратиева, который должен был доставить в Грузию артиллерию. Зная, что Ратиев дружен с Чоглоковым, Тотлебен решил арестовать и его, причем без всяких к тому оснований. Но храбрый Ратиев сам арестовал прибывший к нему караул, а затем направил свой артиллерийский обоз не в лагерь Тотлебена, где его ничего хорошего не ждало, а прямо в Тифлис к царю Ираклию. Туда же в Тифлис бежал из-под ареста и подполковник Чоглоков. После этого большинство офицеров заявило, что они поддерживают оклеветанных подполковников и не желают служить под началом генерала-изменника. Особенно негодовали офицеры направленного в Грузию Томского пехотного полка. Испугавшись, что томцы могут поставить заслоны и прервать сообщение с Моздоком, Тотлебен выступил к крепости Ананури, запиравшую Кавказские горы и контролировавшую долину реки Арагви. Находясь в Ананури, генерал стал приводить окрестное население к присяге на верность императрице, а также рассылать партии солдат для проведения реквизиций, что вскоре (при попустительстве начальства) вылилось в банальный грабеж.
Затем Тотлебен затеял интригу с грузинским царем и его окружением. Так как Тотлебен не понимал ни слова по-русски, за ним всегда неотступно следовал переводчик. Перед офицерами генерал заявил следующее:
– Подчинив себе Томский полк, я намерен немедля идти к Тифлису, отомстить противникам, возвратить похищенную Ратиевым артиллерию, войско и припасы. Затем я подчиню всю Грузию русской власти, лишу царя Ираклия пожалованной ему императрицей Андреевской ленты и утоплю подлеца в Черном море.
От слов таких офицеры только крестились. Эко хватил, будто и не генерал-майор вовсе, а целый самодержец.
Чоглоков, узнав о намерениях Тотлебена, срочно отписал в Петербург, что тот или сошел с ума, или замышляет новую измену. Разумеется, в таких условиях всеобщих интриг, наветов и заговоров об успешных боевых действиях не могло быть и речи. Тут впору было со своими справиться.
Что касается Чоглокова, то при расследовании всех обстоятельств его «заговора» следователей интересовал только один факт, действительно ли Чоглоков говорил, что является третьим лицом в России и если с Екатериной II и ее сыном Павлом что-нибудь случится, то престол принадлежит ему. Неизвестно, действительно ли говорил так Чоглоков, но свидетельства Тотлебена оказалось достаточным, чтобы лишить Чоглокова звания и сослать в Сибирь, где он и оставался до кончины Екатерины II.
Лишь весной 1770 года царь Ираклий и генерал Тотлебен вместе двинулись против турок к Ахалциху.
Во время похода в минуты отдыха Ираклий рассказывал русским офицерам о своем участии в индийском походе шаха Надира. Тогда он, семнадцатилетним цесаревичем, был вызван к шаху и определен в его адъютанты. В том знаменитом походе персидское войско огнем и мечом прошло по Афганистану, а затем по Индии до самого Джаханабада. В тех сражениях Ираклий проявил завидное мужество, отличился при штурме Кандагара и был отмечен Надир-шахом. Более всего рассказывал грузинский царь, как сражался с боевыми слонами индусов.
– О, если бы русская царица решила бы идти в Индию, я обязательно вызвался вести авангард вашего войска. Я прекрасно помню все дороги туда, афганские перевалы и тропы в индийских джунглях!
– Индия слишком далеко, – отвечал через переводчика практичный Тотлебен. – Пока же нам надо изгнать персов с Кавказа.
– Вы просто никогда не были в Индии, – усмехнулся Ираклий. – Если бы побывали, то всегда мечтали бы туда вернуться, даже если бы пришлось для этого пройти тысячи и тысячи миль через пустыни и горы.
Некоторое время между царем и генералом отношения были внешне вполне доброжелательными, но едва войска дошли до Аспиндза, опять возникли разногласия. На военном совете Тотлебен заявил, что не желает вступать в бой с неприятелем, на что Ираклий вполне обоснованно заявил:
– Если вы не желали сражаться с врагом, для чего вообще выступали в поход?
Возможно, все удалось бы как-то уладить, но в спор вмешался 24‐летний царевич Георгий.
– Генерал! Неприлично в такое время изменять царю! – кричал он запальчиво.
– Вступать в сражение я не могу ввиду отсутствия повеления от императрицы, – сухо возразил Тотлебен. – К тому же я располагаю столь малыми силами, что не могу сражаться с сильнейшим противником.
– Вы только срамите русское войско и роняете честь великой России, – продолжал царевич. – Если вы трусите, то мы сразимся одни и, одержав победу, донесем императрице о вашей трусости.
После этих слов Тотлебен выскочил из царского шатра и приказал русским войскам немедленно отделиться от грузин. По сути дела, это было самое настоящее предательство. Увидев, что русские уходят, в грузинском войске началась паника.
Оставшись один, Ираклий навел порядок в своем воинстве, но все равно в одиночку он уже не мог противостоять туркам, а потому должен был возвращаться назад. На обратном пути грузинскому войску все же пришлось выдержать жестокое сражение с лезгинами и турками, пытавшимися отрезать пути отступления.
Возле селения Аспиндза царь во главе отборной конницы встретил и разгромил полуторатысячный турецко-лезгинский отряд, шедший на помощь неприятельскому гарнизону в Ацхуре. Бой был настолько упорным, что сам Ираклий вынужден был сражаться наравне с простыми воинами. Окруженный врагами, он в рукопашной схватке зарубил лезгинского военачальника и только этим подвигом вырвал победу из рук неприятеля.
Сражение еще не закончилось, когда со стороны Ахалциха показались передовые части 8‐тысячного турецкого корпуса. Вначале Ираклий намеренно дал возможность половине турок до наступления ночи перейти Куру через узкий мост. Вторая половина корпуса, не успев перейти мост, собиралась сделать это на следующий день. Это была явная ошибка, и Ираклий ей воспользовался. Ночью он послал воинов-диверсантов во главе с князьями Агавава Эристави, Симоном Мухранбатони и Худией Борчалойским к Аспиндазскому мосту. В темноте отряд внезапно напал и перебил охраняющих мост воинов. Затем диверсанты полностью разобрали мост и бросили доски в Куру, а оставшуюся конструкцию подпилили на три четверти. Таким образом, перешедшим через мост туркам путь назад был отрезан, а у оставшихся на левом берегу Куры их соратников не было никакой возможности помочь собратьям, так как из-за весеннего половодья вброд реку перейти было невозможно. На следующий день Ираклий атаковал врага, который не выдержал сильного натиска и беспорядочно начал отступать к мосту. Не выдержав веса напирающей толпы, перепиленный мост провалился, и Кура унесла жизни нескольких сотен турок. В ходе последующего сражения турки были разгромлены, потеряв три тысячи только убитыми. Погиб сам командующий корпусом Голла-паша, а также несколько известных турецких беков. Разгром турок давал все шансы на скорое овладение крепостью Ахалцих и всем пашалыком, но ввиду ухода отряда Тотлебена Ираклий вынужден был вернуться в Тифлис.
Надо ли говорить, что вскоре в Петербург полетели обоюдные жалобы. Тотлебен писал императрице, что грузины совсем не помогали ему, а только всячески пакостили. Ираклий, со своей стороны, пенял на самовольное отделение Тотлебена, из-за чего грузинское войско едва не потерпело поражение. Для расследования дела и прекращения смут в Грузию был послан капитан Языков. Но пока он ехал, Тотлебен перешел со своим отрядом в Имеретию, где действовал уже более энергично и решительно. Так, на глазах имеретинского царя наши приступом взяли укрепленный замок Богдатцыха, потом замок Шагербах и, наконец, овладели столицей Имеретии – Кутаисом.
Из донесения Тотлебена: «…Турецкая крепость Кутаиси… сего августа на 7‐е число чрез штурм взята и неприятели взяты в полон, а иные побиты и почти никто не ушел, и притом завоевано неприятельских знамен – три, пушек – семнадцать, мортир медных – четыре, бомб и ядер разных калибров – очень довольно. С нашей же стороны урон очень мал и почти ничего нет…»
На самом деле все обстояло несколько иначе. Тотлебен начал переговоры с гарнизоном о сдаче крепости; турки были согласны сдаться, но с условием, что их отпустят живыми. Когда же Тотлебену стало известно, что в ближайшую ночь турки намерены уйти из крепости, он назначил в пикеты лично преданных ему иностранных офицеров. Когда спустилась ночь, гарнизон крепости вышел из нее, беспрепятственно прошел между пикетами и растворился в ночи… Узнав о кутаисском обмане, капитаны Яковлев и Львов пытались обвинить Тотлебена в очередной измене, но доказать ничего не смогли. Тотлебен лишь посетовал на нерадивость дозорных офицеров. Неожиданно для всех сразу же после взятия цитадели сам Тотлебен обвинил царя Соломона в том, что, тот, взяв деньги, не поставил должного количества провианта и вообще мешал ему действовать против турок.
Прибывший в Кутаис Языков безуспешно пытался склонить генерала к примирению с Ираклием и Cоломоном. В своем донесении Языков написал, что Тотлебен «не терпит противоречия», а также стремится действовать самостоятельно, без помощи союзников, исключительно из тщеславия, не желая ни с кем делиться славой.
Сразу после освобождения Кутаиса царь Соломон приказал разрушить его высокие стены и укрепленные башни города, чтобы турки не могли в будущем снова там укрепиться. Так закончилась 120‐летняя турецкая оккупация Имеретии.
В это время, так и не дождавшись помощи Тотлебена, царь Ираклий выступил против лезгин. Вскоре его военачальник князь Моуравов разбил крупный отряд лезгин в 1200 человек, шедший в Ахалцих. Через пять дней «кумыцкий владелец Аджигерибер», собрав четыре тысячи лезгин, совершил набег на тушинские земли. Однако отряд горцев был разбит князем Челакаевым, который прислал царю в знак победы «по древнему обыкновению – триста правых рук и столько же носов, отрезанных от мертвых неприятельских трупов».
Так как Петербург требовал решительных действий против турок, в октябре 1770 года Тотлебен двинулся к Поти.
Всюду росли лимонные, персиковые и чайные деревья, цвели вечнозеленые киномоны, розы и лавры, радовали взор пальмовые рощи, а непроходимые девственные леса еще неприступнее, чем в Мингрелии и Имеретии.
Тонколиственные азалии, с красивыми желтыми цветами, испускали тяжелый, одуряющий запах. Вытягиваясь до шести аршин, они покрывают долины и поля. Там и тут солдатам приходилось продираться сквозь заросли гигантских папоротников и чащи рододендронов с длинными листьями и роскошными лиловыми букетами. На привалах прятались от солнца в темно‐зеленой листве чинар, каштанов и пальм…
Начало похода было успешным. Встреченный по пути 12‐тысячный турецкий корпус был наголову разбит, и, подойдя к Поти, Тотлебен приступил к осаде приморской крепости.
Поти имел четыре бастиона безо рва и каких-либо наружных дополнительных укреплений. Но повторить успех Кутаиса не получилось. Не имея осадных орудий, русский корпус не смог нанести гарнизону существенного вреда, в то время как сам нес чувствительные потери. Кроме этого, Тотлебен крайне неудачно расположил лагерь войск – на расстоянии ружейного выстрела, под прикрытием плохо устроенных укреплений. Снабжение также желало много лучшего. У большей части солдат мундиры и обувь износились. Отряд испытывал нужду в провианте. От недоедания среди солдат стала распространяться цинга. В декабре абхазы угнали из-под русского лагеря четыре сотни лошадей, превратив нашу конницу в пехоту. Ситуация осложнялась и тем, что в декабре турки сосредоточили большие силы в Батуми, готовясь прийти на помощь потийскому гарнизону. Для ослабленного русского корпуса это было смертельно опасно.
Подводя итог бедственному положению корпуса под Поти, капитан Языков в донесении писал: «Мы держимся здесь… одним сщастием нашея великия государыни».
Кроме всего этого, опять плелись интриги. На этот раз козни затевали правители Мингрелии и Гурии. Если князь Дадиани думал использовать русских для защиты от своего конкурента царя Соломона, то Соломон надеялся русскими руками покорить Мингрелию и Гурию, не помышляя о том, чтобы воевать с турками.
Из донесения капитана Ивана Львова: «…здесь, в Грузии, не меньше партии, но еще более, как у нас в старину бывало – нет почти трех фамилий, чтоб были согласны: главная ж причина тому та, что, как вам известно, претендентов на грузинское царство справедливее Ираклия не мало, и потому он большою частью нетерпим».
Все это привело к тому, что, в очередной раз рассорившись с грузинами, Тотлебен был вынужден ни с чем отступить от крепости. Заметим, что Тотлебен, пытаясь хоть как-то сохранить благожелательность императрицы, послал ей сообщение, что переименовал еще не взятый Поти в… город Екатерины. Но глупая лесть не удалась. Узнав о бездарном ведении войны в Грузии, Екатерина наконец-то осознала свою ошибку с назначением Тотлебена и решила его отозвать.
– Я думаю, что Тотлебен способнее в Грузии наши дела испортить, нежели оные привести в полезное состояние! – призналась она Панину.
Тот согласно кивнул:
– Кем же будем его менять?
– Пошлем генерал-майора Сухотина, он и генерал боевой, – предложил Панин.
Прибывший в Грузию Сухотин продолжил было осаду Поти. Но, потеряв от малярии в мингрельских болотах около восьми сотен человек, генерал подал в отставку, сказался больным и уехал в Тифлис. Обвинив очередного российского генерала в измене, Соломон пожаловался на Сухотина императрице. Назначили следствие. Между тем Екатерина признала бесполезным далее держать столь нужные ей сейчас войска за Кавказским хребтом.
5 мая 1772 года русский корпус вышел из Кутаиса, имеретийский царь сам провожал наших солдат до картлийской границы и снабдил их всем необходимым. Соломон «с корпусом нашим в слезах расставшись, назад возвратился». Совершив обратный переход через горы, русский корпус вернулся на Кавказскую пограничную линию.
Что же касается Тотлебена, то лучше всего его дела в Закавказье описал в своем рапорте капитан Языков: «С наичувствительнейшей прискорбностью должен я в. с. истинную донести, что граф Тотлебен более стыда, нежели похвалы в здешнем краю нашей нации сделал!»