Владимир Шигин
Синопское сражение. Звездный час адмирала Нахимова
Глава четвертая
Посольство князя Меншикова
До сих пор историки не пришли к единому мнению относительно личности князя Меншикова. Диапазон отзывов о нем чрезвычайно велик – от восторгов о честности и образованности, уме и остроумии князя до откровенных проклятий. Что и говорить, князь Александр Сергеевич Меншиков был фигурой сложной и неоднозначной.
Князь слыл заядлым библиофилом и обладателем громадной библиотеки на всех языках Европы, был скептиком и циником, откровенно презиравшим тех, кого считал глупее себя. При этом себя князь ценил так высоко, что когда однажды ему было предложен пост посла в Саксонии, он возмутился таким оскорблением и подал в отставку. Будучи очень богатым, Меншиков никогда не воровал казенных денег, что было в то время редкостью. При этом Меншиков был не лишен административных способностей и лично храбр.
Что касается императора Николая, то он на протяжении всего царствования был о князе самого высокого мнения. Николай поручал ему самые разнообразные дела, и Меншиков с ними неплохо справлялся. Он был финляндским генерал-губернатором и командовал войсками, возглавлял Главный морской штаб и успешно штурмовал Анапу с Варной в прошлую турецкую войну, затем и вовсе исполнял обязанности морского министра.
И вот теперь Николай решился доверить своему любимцу дипломатическое поприще, причем доверить в самый ответственный момент для России. От того, как справится князь с возложенной на него задачей, зависело слишком много.
Сам Меншиков о новом назначении говорил с иронией, хотя в успехе своей поездки нисколько не сомневался.
– Я должен заниматься ремеслом, к которому у меня нет ни малейших способностей! – шутил князь в узком кругу перед отъездом из Петербурга. – Мне предстоит беседовать с неверными о церковных материях! Но не это главное! Мы готовимся воевать не с Европой, а с больной Турцией! Сомнений в исходе этой драки у меня нет, а потому церемониться с Абдул-Меджидом я не намерен! Я слишком хорошо знаю Восток. Там уважают только силу, а любою мягкость считают проявлением слабости!
– А что вам советовал Нессельроде? – спрашивали его.
– Я не считаю нужным консультироваться у этого ничтожества! – отвечал Меншиков. – Что он может, кроме причитаний и стенаний! Все, что надо, мне устно сказал государь!
11 февраля 1853 года князь Меншиков покинул Петербург и выехал к месту своего назначения.
Уже при прощании Нессельроде украдкой сунул в карман князю какую-то бумажку.
– Что это еще у вас? – недовольно спросил князь.
– Это мои советы, как завершить вашу миссию миром! – грустно вздохнул канцлер.
– Думаю, что ваши советы мне не понадобятся! – холодно ответил Меншиков.
Непрост, ох, непрост был сиятельный князь Александр Сергеевич!
Вся Европа, затаив дыхание, ждала приезда князя Меншикова в Константинополь. Одновременно туда спешил и новый британский посол Стрэдфорд-Рэдклиф-Каннинг. От исхода дуэли этих двух дипломатов во многом зависело будущее мира. Пружина интриги была уже сжата до предела. Вот-вот она должна была начать стремительно разжиматься, но когда именно это произойдет и кто станет в конце концов хозяином положения, было еще совершенно неясно.
По пути Меншиков остановился в Кишиневе, где произвел смотр 5-му армейскому корпусу.
– Генерал, я доволен бравым видом солдат и тем, как командуют офицеры! На сегодня ваш корпус – лучший в нашей армии! Я непременно отпишу об этом государю! – объявил он командиру корпуса Непокойчицкому, причем объявил так, чтобы на следующий день его слова появились во всех газетах.
Из Бессарабии князь отправился в Севастополь, где произвел еще один смотр, на этот раз уже Черноморскому флоту. Маневрами черноморцев Меншиков тоже остался доволен.
Убывая в Константинополь, князь раскланялся с местным начальством на Графской пристани. Посреди бухты дымил черной трубой пароход «Громоносец».
Рядом с Меншиковым стояли Корнилов и Непокойчицкий, которым было велено сопровождать князя в составе свиты. Присутствие двух военачальников должно было, по мысли князя, сделать турок более сговорчивыми.
Под звуки марша Меншиков в сопровождении свиты сел в катер и отбыл на пароход. Вот над «Громоносцем» взлетел флаг начальника Главного штаба, дым из трубы повалил чернее и гуще. Закрутились колеса, вспенивая плицами воду, и «Громоносец» взял курс в открытое море.
Собравшиеся по берегам люди всматривались в уходящий пароход. Что привезет он им обратно: мир или войну?
На траверзе Константиновского равелина набежавшая волна качнула пароход.
– По крайней мере, за время этого вояжа я осмотрю подступы к Константинополю: как знать, не придется ли нам вскоре его штурмовать! – поделился своими мыслями с Корниловым Непокойчицкий, схватившись за поручни ходового мостика.
– Меня, скажу прямо, больше интересуют берега Босфора и береговые форты! Может быть, и нам придется высаживать десант! – ответил Непокойчицкому Корнилов. – Во всяком случае, нам обоим есть чем заняться!
– Господа! – обратился к стоявшим поднявшийся на мостик адъютант князя подполковник Сколков. – Их сиятельство просит вас в салон отобедать!
– Султан Абдул-Меджид царствует, но не правит! – делился своими мыслями за обедом в салоне Меншиков. – Он слаб как монарх и всегда находится в плену интриг, сплетен и слухов. Это и облегчает, и затрудняет нашу задачу. Удастся ли нам перешептать английских и французских шептунов, вот в чем вопрос!
«Громобой» плавно качало. Чтобы тарелки обедающих не скользили по скатерти, вестовые ее предварительно намочили, но помогало это мало. И если привыкший к качке Корнилов весьма ловко управлялся со своими приборами, то у Меншикова и Непокойчицкого с этим были проблемы.
– Увы, – иронизировал князь, пытаясь уже не в первый раз зачерпнуть из ускользающей от него тарелки, – мы призваны решать судьбы мира, но не можем порой даже накормить самих себя!
28 февраля «Громоносец» причалил к пристани у дворца османлисов Топхане. Капитан-лейтенант Керн выполнил маневр безукоризненно, чем заслужил одобрительный кивок Меншикова. С береговых фортов российский пароход приветствовали салютом. Наши отвечали.
На берегу Меншикова с криками радости встречала огромная толпа греков, болгар и сербов, живших в турецкой столице. Встречавшие порывались было нести князя на руках, но Меншиков вежливо отказался от такой чести и предпочел коляску.
Так началось посольство, которому предстояло занять особое место в российской истории.
Свой первый визит Меншиков нанес великому визирю Мехмету-Али. На востоке все важные дела принято решать без спешки, а потому во время первой встречи говорили только о здоровье императора и султана и их близких, пили кофе да курили кальян.
Второй визит, согласно церемониалу, Меншикову надлежало сделать министру иностранных дел Фуад-эфенди, известному русофобу и англоману.
Турки готовились к приему русского посла весьма тщательно. Апартаменты министра подготовили к приему со всей пышностью, когда вдруг стало известно, что визита не будет. Удивленный великий визирь отправил к князю справиться о причине такого решения.
В ответ Меншиков объявил:
– К Фуаду-эфенди я не намерен ездить вообще, как и не желаю иметь с ним никаких дел.
– С кем же вы намерены вести переговоры? – спросил удивленный посланец визиря.
– Только с Мехметом-Али! – был ответ русского посла. – При этом я хотел бы, чтобы визирь встретил меня лично у подъезда!
Демарш российского посла вызвал настоящую сенсацию у местных послов. Ничего подобного никто из них не мог даже припомнить. Всем было очевидно, что затевается какая-то большая интрига.
Узнав о требовании Меншикова, Мехмет-Али всплеснул рукавами шитого золотом халата:
– Но я не имею права этого делать!
Все, затаив дыхание, ждали, что будет дальше. Вскоре, к неудовольствию князя, выяснилось, что в спешке сборов забыли захватить с собой карту Турции. Ее пришлось выпросить у австрийского генерала барона Гесса. Барон карту дал, но при очередном дипломатическом рауте не удержался от публичной реплики:
– Мне кажется, что русские ни к чему не готовы, а потому импровизируют на ходу! Толку от такой импровизации будет не много!
На третий день своего пребывания в Константинополе Меншиков снова отправился к визирю. При этом одет он был не по форме, а в партикулярное пальто, на голове красовалась мягкая шляпа. На негласном языке дипломатии это значило, что Меншиков наносит не официальный визит, а едет к визирю, что называется, в частном порядке. Но и это не всё! Зайдя к визирю, князь даже не удосужился снять с себя пальто, так и оставшись в нем на протяжении всей встречи.
Великий визирь с истинно восточной учтивостью постарался сделать вид, что не заметил княжеского демарша. Оба снова пили кофе с шербетом и вели пустопорожние беседы. Наконец визит был окончен. Меншиков вышел в приемный зал, где его ждала целая толпа вельмож, чтобы торжественно ввести в уже заранее открытые настежь двери кабинета министра иностранных дел Фуад-эфенди. Но Меншиков, не останавливаясь, демонстративно прошел мимо кабинета, не обращая никакого внимания на обступивших его. Выйдя вон, князь убыл в посольство.
Тем же вечером султан Абдул-Меджид совещался с великим визирем.
– Меншик-ага очень зол на Фуада-эфенди и не хочет иметь с ним дел! – говорил султану Мехмет-Али. – Надо чем-то пожертвовать, иначе дело может закончиться войной!
– На все воля Аллаха! – закатил глаза к потолку Абдул-Меджид. – До меня дошли слухи, что русские уже приготовили в Бессарабии два армейских корпуса. Белый царь не шутит, а потому пойдем навстречу Меншик-аге и сменим столь не любимого им Фуада-эфенди!
На следующий день Фуад-эфенди был изгнан из своего кабинета, а его место занял более лояльный к России Рифаат-паша. Это была несомненная победа Меншикова, но как эта победа отзовется в дальнейшем, пока не мог сказать никто.
В британском посольстве тем временем готовили ответный удар.
– Восточный вопрос сегодня вступил в новый, весьма острый фазис! – резюмировал сдающий дела британский посол Роуз.
– Меншиков занимается провокацией и запугиванием! – качал головой прибывший на его место Стрэтфорд-Рэдклиф. – А как дерзко он обращался с визирем! А его неснятое пальто – это же форменное безобразие!
Теперь сразу два человека старались изо всех сил обострить отношения между Россией и Турцией. Но если Меншиков действовал при этом по-военному прямо и топорно, то Стрэтфорд-Рэдклиф – осторожно и исподволь. При этом у английского посла была своя, не менее важная, чем у Меншикова, задача – свалить со своего места великого визиря Мехмета-Али, которого Лондон считал не слишком лояльным к себе. Это сделать пока не удавалось, а потому английский посол был зол и желчен.
Тем временем Меншиков, казалось, набирал очки и был принят уже самим султаном. Ему князь вручил личное письмо Николая I, в котором император вежливо, но настойчиво приглашал Абдула-Меджида соблюдать освященные веками права православной церкви и подумать над последствиями своего возможного упорства. Помимо этого Меншиков деликатно намекнул султану, что Турции было бы весьма выгодно заключить секретный союз с Россией против Франции.
– Это будет способствовать внутреннему спокойствию Высокой Порты, а мы будем готовы прийти к вам на помощь, ежели какая-либо европейская держава вздумает воспрепятствовать вам, исполнить свои обещания, данные моему императору!
В дальнейшей беседе князь потребовал от султана «взять обратно» уступки, сделанные латинянам-католикам.
Абдул-Меджид теребил рукой крашенную хной бороду.
– Что бы досточтимый Меншик-ага желал бы получить? – поинтересовался он через драгомана.
– Мы бы хотели забрать ключ от большой двери Вифлеемской церкви и поменять звезду над храмом.
Султан, нервно перебирая четки, отмалчивался. На вечер у него была запланирована встреча с послом английским, и никаких обещаний никому Абдул-Меджид пока давать не собирался.
На том визит и завершился. Хмурый Абдул-Меджид велел звать к себе визиря.
– Гяуры готовы растерзать Порту на части, а потому мы должны столкнуть их всех лбами, а самим смотреть со стороны, как неверные истребляют друг друга! – объявил султан ему линию поведения.
– Что же прикажет мне делать, о величайший из падишахов Вселенной? – пал ниц визирь.
– Будем ждать! – отвечал султан мудро. – И надеяться на милость Аллаха!
Пока князь вел переговоры, Корнилов на «Бессарабии» вышел из Константинополя в Грецию, якобы для осмотра находившихся там русских судов. Фактически же вице-адмирал изучал состояние турецкого флота и укреплений Босфора и Дарданелл. Вернувшись в Николаев 18 марта, он подготовил подробный отчет об этом походе. Отчет этот Корнилов направил генерал-адмиралу, изложив в докладной записке свое мнение о сопротивлении, которое смогут оказать турецкий флот и береговые батареи нашему флоту при высадке десанта в Босфоре и Килиосе.
В остальное время Корнилов и Непокойчицкий старались собрать новые сведения о турецкой армии и флоте. Женам они писали успокоительные письма, но на душе у обоих было неспокойно. Корнилов нервничал особенно. Пользуясь его отсутствием в Николаеве, был произведен «дворцовый переворот». Бесхарактерного Берха легко прибрал к рукам генерал-лейтенант Лидерс, который начал править флотом так, что зачесали затылки даже самые невозмутимые. По этой причине Корнилову надо было как можно скорее возвращаться и наводить порядок в доме. Но Меншиков в обратный путь явно не торопился.
* * *
С весны 1853 года серьезно изменилась обстановка и на Черном море. В июне к Дарданеллам подошла французская эскадра. Одновременно турки стали перебрасывать войска на Дунай. На Кавказе сразу поднял голову Шамиль. Турецкие и английские агенты не скупились ему ни на обещания, ни на деньги. Узел запутывался все больше и больше.
Почти три месяца длилось посольство Меншикова в Константинополе. Все это время было заполнено дипломатической сутолокой вокруг вопроса: согласится ли султан подписать договор с российским императором или нет. Начав хорошо, по мере дальнейшего развития ситуации, Меншиков начал затем постепенно терять нить событий. Даже великий визирь, который поначалу был вполне расположен к русскому князю, и тот потихоньку переметнулся к английскому послу Стрэтфорду.
По правде говоря, при всей своей напускной дерзости Меншиков мог не слишком-то и много, так как имел весьма жесткие инструкции Николая I с его личной пометкой: «Быть по сему». А потому князь не мог ничего уступить, если бы даже очень того и захотел.
В начале апреля Меншиков получил копию письма лорда Кларендона английскому послу в Петербурге Гамильтону Сеймуру, которое последний вручил канцлеру Нессельроде. Из письма следовало, что англичане были крайне раздражены миссией Меншикова. Противостояние Петербурга и Лондона стремительно нарастало.
Апрель месяц прошел в вялых переговорах. Меншиков потихоньку наступал, турки медленно сдавали позиции. Но чем больше нападал на султана Меншиков, тем большее влияние приобретал на Абдула-Меджида посол Стрэтфорд.
Меншиков выжидал, пока Южная армия закончит сосредоточение на дунайских границах, а это не могло быть завершено раньше конца мая. Стрэтфорд советовал туркам рискнуть и решительно пойти на все уступки русским, поставив тем самым Меншикова в безвыходное положение.
– Это застанет князя врасплох, и он начнет делать неверные шаги! – советовал хитрый британец.
Султан тянул время, но в конце концов решился и объявил, что Турция готова отдать православным ключи от Вифлеемской церкви и водрузить на ее куполе звезду. В тот же день последовал протест Меншикова. Князь, явно перегибая палку, требовал уже от султана право вмешательства России в дела всех исповедующих православие, то есть в дела почти половины населения тогдашней Турции. При этом Меншиков ставил ультиматум и грозил своим отъездом и полным разрывом отношений. Увы, но расчет британского посла оказался верен. Меншиков явно перегнул палку.
А Стрэтфорд между тем нанес еще один удар. Встретившись с поверенным в делах Озеровым (сам князь видеть британца не захотел), он заявил:
– Мы полностью сочувствуем нуждам турецких христиан, и нам понятна обеспокоенность их судьбами. Вы можете быть уверены, что Англия не вмешается в вашу войну с султаном и не окажет Турции ни материальной, ни финансовой помощи!
Это была наживка, причем самая примитивная. Но Меншиков на нее клюнул! Он немедленно отписал Николаю соответствующее письмо. Тот был в восторге: если Англия умывает руки, то с одной Турцией совладать будет несложно, французской же поддержки Россия не боялась.
В тот же день Стрэтфорд успокаивал турецкого визиря:
– Не бойтесь русских! Уступив им сейчас, вы потеряете Константинополь! Мы вас не оставим один на один с русским медведем и окажем всемерную помощь, вплоть до военной!
Рафаат-паша меланхолично качал тюрбаном:
– На все воля Аллаха!
Вот как описывал позднее хитросплетения переговоров с Меншиковым визирь Мехмета-Али: «Меншиков в первых совещаниях, которые у него были со мной, пускал в ход угрозы против Турции и говорил о Франции и об Англии с ненавистью и презрением. Таким способом он пробовал заставить меня согласиться на сенед (договор). Встретив с моей стороны упорное сопротивление, он оставил проект сенеда и предложил оборонительный и наступательный союз. Однако, так как этот проект отдавал Турцию, связанную по рукам и ногам, во власть России и в то же время неминуемо вел к разрыву с Францией и Англией, я попробовал вернуться к первому предложению князя, к сенеду. Я в самом деле заметил, что князь Меншиков не имел намерения искать разрыва, но хотел избежать его, если это возможно. Что касается Решид-паши, то он мешал мирному исходу». Мехмет-Али очень распространяется о роковой роли и интригах других второстепенных лиц, но утверждает, что Меншиков уже шел на уступки, уже соглашался удовольствоваться нотой, а не сенедом. «Я действовал относительно него с самой полной откровенностью. В особенности я ему доказывал, что Россия своими требованиями заставляет нас оставаться душой и телом преданными морским державам и что настанет момент, когда мы будем только орудием в их руках, – как этот момент, действительно, и наступил… Я давно уже видел, что князь Меншиков хотел выйти из тупика, в который он попал, следуя советам, которые ему давали гг. Озеров и Балабин под влиянием тщеславия и желания не портить своей карьеры. Я видел, что Россия не желает разрыва». Дальше события развернулись так. Решид-паша, интриговавший с целью сместить великого визиря и стать самому по крайней мере министром иностранных дел, дал знать Меншикову, через греческого логофета Николая Аристархи, что он, Решид, если бы получил должность министра, склонил бы султана подписать не то что ноту, а даже сенед, от которого Меншиков уже соглашался отказаться. «Меншиков попался в эту ловушку», – пишет Мехмет-Али во французском документе из бумаг Тувнеля. Не понимая, что Решид – орудие в руках Стрэтфорда-Рэдклифа, прямо толкающего Турцию и Россию к войне, Меншиков на аудиенции у султана добился немедленного назначения Решида министром. Но, став министром, Решид «нагло отрицал», что брал на себя это обязательство, и даже прибавил, что «скорее дал бы себе отрезать руки, чем подписал бы сенед». По определению Мехмета-Али, Решид был «великий лжец», – и, судя по дальнейшим словам цитируемого документа, Мехмет-Али считал, что солгал тут Решид Николаю Аристархи, а вовсе не Николай Аристархи – Меншикову, когда передавал князю обещание Решида подписать сенед. Меншиков очень скоро понял, как жестоко и издевательски он одурачен, и раздражение князя в эту последнюю неделю его посольства, после 13 мая, было уже в самом деле искренним, а не притворным, каким оно являлось до сих пор, когда князь больше играл роль гневающегося, чем в самом деле гневался.
Игра британского кабинета во время пребывания Меншикова в Константинополе была очень сложная. С одной стороны, нужно было всячески поддерживать сопротивление Турции, обещая ей помощь и покровительство, и вести в английской прессе, и в европейских дипломатических кругах настоящую информационную войну. С другой стороны, необходимо было внушать российскому послу в Лондоне Бруннову мысль, что английский кабинет ни за какую Турцию воевать не будет. Первым делом занимались министр иностранных дел Кларендон, министр внутренних дел Пальмерстон и лорд Стрэтфорд-Рэдклиф. Вторую функцию выполнял премьер лорд Эбердин, который мечталдостигнуть дипломатического поражения России без войны. Именно он внушал царю уверенность, что Англия не выступит на защиту Турции, что заставляло Николая делать ошибочные ходы.
* * *
Едва требования Николая к Турции стали известны французскому императору Наполеону, тот созвал в Тюильри своих министров.
– Я не могу оставаться в стороне от наглой выходки русского царя! Я не какой-нибудь Бурбон, я – Наполеон и не потерплю унижения Франции! – эмоционально начал племянник Бонапарта.
В углу кабинета, нервно качая ногой, сидел министр иностранных дел Друэн де Люис. Он не разделял императорского пыла:
– Император Николай требует невозможного – властвовать над половиной турецкого населения. И все же я не вижу оснований ругаться с русскими из-за их спора с турками! По крайней мере, не будем спешить! Пусть русский царь сам разоблачит свою истинную цель и предстанет перед Европой как настоящий варвар! Пока же заурядная ссора монахов не стоит большой войны!
Остальные министры согласно закивали. Наполеон дернул нафабренными усами:
– Мы должны отправить эскадру в Архипелаг. Близость нашего флота к Турции умерит аппетиты русских!
– Вы совершенно правы, сир! – подал голос министр внутренних дел, известный кондотьер Персиньи. – Дело вовсе не в «святых местах», а в престиже Франции и ее императора. Уступивши во внешних делах, мы сразу же обострим наши дела внутренние! К тому же нас поддерживает Англия!
– Решено! – вскинул голову Наполеон. – Я посылаю флот!
Он повернулся к застывшему в дальнем углу морскому министру Дюко:
– Сейчас же отправьте в Тулон телеграфный приказ: эскадре следовать в Саламин!
Так был сделан первый шаг к будущей войне. 23 марта 1853 года французский флот оставил Тулон и взял курс на восток.
Вслед за Парижем решил было отправить свои корабли в эгейские воды и Лондон. Но командующий Средиземноморским флотом адмирал Дондас неожиданно оказался более трезв, чем правительство. Адмирал отказался покидать Мальту, пока не получит четких письменных указаний.
– Пусть господа из Сити вначале определятся, что они конкретно хотят от флота, а затем уж кидают его в драку русских с турками!
Подумав, министр иностранных дел Англии лорд Кларендон согласился с мнением адмирала:
– Ладно, не будем пока торопиться, а поглядим, как лягут русские и французские карты!
В результате Англия решила с посылкой своего флота несколько повременить. В Петербурге сразу повеселели: англичане остаются нейтральными! Увы, радовались там напрасно, ибо Лондон еще ни в чем не определился, он просто затаился до поры до времени, выжидая, по своему обыкновению, чья возьмет.
Известный капиталист и русофоб Фридрих Энгельс призывал в те дни на страницах «Нью-Йорк Дейли Трибьюн» об общеевропейском крестовом походе на Россию: «…После того, как Одесса, Рига, Кронштадт и Севастополь будут взяты, Финляндия освобождена, неприятельская армия расположится у ворот столицы, все русские реки и гавани будут блокированы, – что останется от России? Великан без рук, без глаз, которому больше ничего не остается, как стремиться раздавить врага тяжестью своего неуклюжего туловища, бросая его наобум туда и сюда, где зазвучит вражеский боевой клич. Действуй морские державы Европы с такой силой и энергией, Пруссия и Австрия могли бы освободиться от русского ярма настолько, чтобы даже примкнуть к союзникам…»
Ему вторил друг интернационалист Карл Маркс:
– Славяне не принадлежат к индоевропейской расе, а потому их нужно отбросить за Днепр!
Хотелось бы нам того или нет, но закадычные друзья Маркс с Энгельсом уже за сто лет до Гитлера мечтали о плане «Барбаросса».
* * *
Развязка константинопольской интриги наступила 13 августа, во время торжественного заседания дивана во дворце великого визиря, куда был приглашен русский князь. Меншиков планировал нанести в этот день туркам решающий удар, выдвинув новые требования. В назначенный час во дворце в Куру-Чесме собрались великий визирь и министр иностранных дел Рифат-паша, сераскир и представитель улемов. Долго ждали Меншикова. Наконец показались его экипажи. Но князь остался верен себе. Он не остановился под окнами дворца, где его ждали, а проехал дальше во дворец к султану, который его, разумеется, совсем не ожидал. Султан князя принял, требования выслушал, но ответа не дал. После отъезда Меншикова он вызвал к себе министров. Те были оскорблены поведением русского посла и склонялись к отказу от всех русских требований.
– Повелеваю собрать новое заседание! – объявил Абдул-Меджид, а затем, подумав, добавил: – Так как русским все равно не угодишь, отрешаю от должности угодного им Рифата-пашу, вместо него будет отныне Решид-паша, а вместо Мехмета-Али ставлю великим визирем Мустафу-пашу.
Это была катастрофа! Вместо лояльного и добродушного Рифат-паши Меншиков получил изощренного интригана и англомана Решида-пашу, который, по мнению англичан, был уже «почти джентльменом», так как сидел не на корточках, а на стуле, пользовался при еде вилкой и имел одну жену.
Решид-паша был деятелен. Уже на следующий день он провел новое заседание дивана. Там было решено окончательно рвать отношения с Россией. После заседания дивана Решид-паша поспешил к Меншикову и заверил того в самых мирных намерениях. После этого хитрый министр сразу же помчался к лорду Стрэтфорду и сообщил, что отныне султан полностью во всем полагается на Англию. Тут же Стрэтфорд написал письмо Меншикову от имени Абдула-Меджида, где недвусмысленно давал понять, что Турция свой выбор сделала.
15 мая Меншиков отправил Решид-паше ноту, в которой заявил, что вынужден разорвать дипломатические отношения с Высокой Портой, но при этом согласен отложить свой отъезд, если турки согласятся продолжить переговоры.
Тогда же князь оставил российское посольство и со свитой перебрался на стоявший у Буюк-дере пароходо-фрегат «Громоносец».
Султан и его министры пребывали в прострации. Война с Россией их страшила. Лорд Стредфорд и французский посол Лакур, как могли, успокаивали павших духом турок, что Лондон и Париж их в беде не оставят.
Утром 21 мая над трубой «Громоносца» появилась шапка черного дыма. Пароход дал ход и взял курс в Черное море. Князь Меншиков покидал Константинополь. Это означало разрыв дипломатических отношений с Высокой Портой.
В те дни российский посол в столице Австрии барон Мейендорф в раздражении писал домой о Меншикове и его вояже: «Самый остроумный человек в России, ум отрицательный, характер сомнительный и талант на острые слова. Дело шло о том, чтобы избавить страну от войны, даже рискуя лишиться популярности и временно вызвать неудовольствие императора. Как плохо обслуживаются государи!»
В середине двадцатых чисел мая 1853 года Европу облетели телеграммы о разрыве сношений между Меншиковым и Оттоманской Портой и о переезде Меншикова из посольства на корабль. Лондонский Сити, парижская биржа пришли в страшное возбуждение. Прибыло известие, что по требованию французского посла в Константинополе де Лакура французский флот, стоявший до сих пор в Саламине, идет к Дарданеллам. В Лондоне и Париже крепли слухи о готовящемся вторжении русских войск в Молдавию.
Князь Меншиков возвращался из Константинополя в самом мрачном настроении. Уже давно российская дипломатия не знала столь сокрушительного провала. Все переговоры о святых местах и покровительстве царя над христианами Высокой Порты завершились ничем.
Николай I был взбешен сообщением об упрямстве Турции.
– Мы не требуем невозможного, а только пытаемся защитить права своих единоверцев! – говорил он в узком кругу. – Султан слишком быстро забыл, что двадцать лет назад усидел на троне благодаря русскому флоту! Что ж, мы можем ему и напомнить!
В тот же день Петербург предъявил Константинополю ультиматум: или Порта идет на уступки России, или последняя вводит армию в дунайские княжества. Драться один на один с могучим северным соседом не входило в планы султана, и он готов был пойти на попятную:
– Пусть русский царь берет на себя заботы о греках и всей прочей райи, если ему мало своих забот! Не драться же нам с ним из-за этой ерунды!
Но не тут-то было. Великого визиря уже вовсю обрабатывали английский и французский послы.
– Неужели вы позволите посторонним распоряжаться в своем доме? Неужели гордость и честь османов ныне просто пустой звук? – внушали они в оба уха.
Возвышенные монологи дипломатов подтверждались увесистыми полотняными мешками с гербовыми печатями Виндзоров и Наполеонидов. Скользнув глазом по туго набитым мешкам, верховный визирь быстро прикинул количество металла в них и сглотнул набежавшую слюну:
– Господа! Я ваш верный союзник и завтра же буду просить падишаха Вселенной проявить великую мудрость!
– Каковы гарантии? – осведомился Стрэдфорд, которому предстояло отчитываться за потраченное золото.
– Никаких! – бодро заверил его Мустафа-паша и воздел руки к небу. – Все в руках Аллаха!
– Сообщите султану, что наши флоты уже спешат на всех парусах к Дарданеллам! Не в наших правилах бросать друзей в беде! – холодно улыбнулся визирю посол. – Пусть это известие вселит в сердце султана спокойствие и уверенность.
– Вы готовы драться из-за нас с русскими? – рассеяно почесал крашенную хной бороду визирь.
– Не из-за вас, но вместе с вами! – растянул в улыбке тонкие губы английский посол – Надеюсь, впрочем, что у царя Николая хватит ума пойти на попятную, вы же в любом случае сохраните свое лицо!
Султан поначалу не захотел даже слушать своего визиря:
– Русские в прошлый раз уже стучали своими сапогами в ворота Стамбула, а теперь и вовсе выкинут меня из сераля!
– Но в прошлую войну мы были одни, а теперь у нас за спиной франки и инглизы! – внушал ему главный советник – Неверные так злы друг на друга, что готовы перегрызть глотки. Пусть грызутся, мы же будем наслаждаться этим редким зрелищем и иметь хорошую выгоду!
– Я должен хорошо все обдумать! – махнул рукой султан. – Будем молиться на милость Аллаха!
Два дня султан пребывал в сомнениях. На третий ему сообщили:
– Флот инглизов и франков бросил якоря у Тенедоса!
– Много ли у них кораблей? – осведомился падишах.
