Проявления чужого превосходства непроизвольно «унижают» гордыню окружающих. По одной этой причине бесстрастное отношение к высоте своих достоинств носит тотальный миротворческий характер.
Демонстративные проявления гордости обычно скрывают из-за страха нажить себе недругов, или дурную репутацию, или в соответствии с моральными нормами поведения. Но при этом чувства и эмоции гордости никуда не деваются, а потому гордость так или иначе проявляется в скрытых, вторичных формах. Коварство гордости заключается в том, что она оставаясь незаметной, разрушает мир, согласие и социальную гармонию своими косвенными проявлениями.
Изображать из себя человека с достоинствами куда как проще чем быть таковым в действительности, поэтому человек гордый вынужден непрестанно пребывать в состоянии лицемерности. Лицемерие становится естественным для человека настолько, что перестает распознаваться как некое лукавство. Лживая благопристойность становится настолько органичной человеку, что ее уже и не отделить от настоящего характера личности. Но в этом есть и некоторые плюсы, ведь если бы лицемер чистосердечно позволял себе быть хамом и подонком, то было бы еще хуже.
Честолюбец ищет лестного мнения о себе у окружающих и при этом испытывает к ним же скрытую недоброжелательность за свою зависимость от их мнения. Человек стремящийся к лестному мнению о себе утрачивает свободу быть самим собой, он становится марионеткой общественного мнения.
Если честолюбец, стремящийся к лестному мнению о себе, попадает в сообщество с бесчеловечными нравами, то он легко принимает их для того, чтобы завоевать уважение такого социума. А не принять дурные нравы или даже выступить против них означает обречь себя на презрение такого сообщества.
Но и борцам за правду и справедливость гордыня уготовила свое коварство. Моральное превосходство легко оборачивается гордыней превосходства над «тупым и порочным стадом». Гордыня морального превосходства делает человека самодовольным, высокомерным, презрительным, злым. Иные «борцы за правду» в упоении своим «благородством» бывают отвратительней конформистов.
Чтобы избежать падения под весом своего морального превосходства, не следует превозноситься над «греховодниками и соглашателями», а следует любить их, как любят неразумных детей, ну или как больных. Удивительно, но без любви благородство легко обращается в злое и глупое высокомерие. Поэтому поосторожней надо быть с праведным гневом, уважаемые борцы со злом. Тем более что и «тупое стадо» бывает правым.
Стыд честолюбия возникает, когда обнаруживается несостоятельность в том, что является для человека предметом его гордости, поэтому каждый предмет гордости налагает на человека бремя ответственности за соблюдение его положительного образа. Отсюда возникает тревога за благоприятное мнение о себе, которая проявляется в виде мнительности, обидчивости, подозрительности, ранимости, застенчивости, а такого рода проявления, уже и не определяются как проявления гордости.
Стыд же совести возникает из-за попрания своих нравственных убеждений в угоду своим интересам. Вот и в понятии стыда мы сталкиваемся с лукавством морали, подменяющей нравственные понятия.
Избежать ловушек гордыни, приводящих иной раз к очень тяжелым формам нравственной деградации, возможно только пренебрегая «авторскими правами» на свои достоинства и достижения, относя их на счет судьбы, случая, воспитания, участия других, врожденных способностей. Верующий же, памятуя о Божьей всепричинности, все свои достоинства и достижения должен считать вверенными ему «талантами», которые ему вменено реализовать.
Конфликты бывают двух типов, это или конфликты материально практических интересов, или конфликты честолюбий. И если конфликт интересов прост и понятен, то механизм конфликта честолюбий не столь очевиден, поэтому рассмотрим его подробней…
Человеку свойственно слепо оспаривать всё, что задевает его гордость. Превосходство чужой правоты, прав, убеждений, ума, силы… уязвляют гордость, что вызывает у человека стремление утвердить своё превосходство в конфликте, именно превосходство, а не вовсе не правоту и справедливость, даже если они объективно на его стороне.
Желание отомстить, ответить, оставить за собой последнее слово в конфликте – это всего лишь желание возместить ущерб нанесенный гордости проявлениями чужого превосходства, иногда просто кажущегося. Чужое превосходство, в той или иной степени всегда досадно для гордости, а потому человек гордый неосознанно реагирует на него неприязнью, злословием, осмеянием, осуждением, а в конфликтных ситуациях и насилием.
Гордость можно уязвить только в иерархии тех статусных ценностей, которые значимы для человека. Например, если у девочки недостаточно модная кукла, то её честолюбие может быть легко задето насмешкой, или публичным вниманием к этому обстоятельству. Но попытка уязвить честолюбие взрослой женщины тем, что у неё нет модной игрушки, такого эффекта разумеется не возымеет. Каждая статусная ценность актуальная в данное время и в данной среде является условием способным породить конфликт честолюбий.
Честь честолюбия относится к категориям морали и определяется неприкосновенностью статусных ценностей человека. Честь же честности относится к категориям нравственного и определяется непротиворечивостью своих поступков со своей совестью. Таким образом, и двойственность такого понятия как «честь» свидетельствует о глубоком различии между нравственным и моральным.
Мир, согласие и социальная гармония всегда балансируют на грани между злом совершенным и злом прощенным. Если бы люди не прощали друг друга бессчетно, то рост взаимной ненависти вероятно уничтожил бы человечество.
Прощение – это единственный способ нейтрализации зла, возникающего в бесчисленных столкновениях человеческих интересов и амбиций. Прощение упраздняет зло, злопамятность его накапливает, мстительность – преумножает. Каждый человек «выпускает в мир» меру своего зла, прощая же, упраздняет меру зла чужого, соотношением этих мер и определяется его социальная дружественность.
Прощающий, утверждает тем самым и своё право на прощение, мстительный же отрицает и свое право быть прощёным в случае своей неправоты. Но в конфликтах обе стороны всегда считают себя правыми, а по логике хотя бы одна из сторон всегда не права. И это всегда не мы…
Добродетель великодушия заключается в способности прощать. Прощение – это не отступление слабости, не страх трусости и не лицемерное смирение. Суть прощения и великодушия заключается в отказе от претензий на утверждение своего превосходства в конфликте. Мир же затаившейся злопамятности, это мир на лезвии ножа.
Мера социальной дружественности человека не может определяться по его отношению к своим друзьям и близким (тут и великодушия не надо, достаточно и приверженности идеалам кланового эгоизма). Социальная дружественность определяется по отношению человека к «чужим», а тем более по отношению к своим недругам, то есть, его великодушием, снисходительностью, уступчивостью и терпимостью по отношению к тем, кто особенно нуждается в этих наших качествах.
Абсолютное, безоговорочное великодушие (уступчивость, снисходительность, терпение, прощение) не способно привести наш мир к социальному согласию, потому что полное непротивление злу неизбежно приведет к его воцарению.
Совсем уж очевидному и грубому злу противостоит сила закона и государства. Существование права само по себе свидетельствует о том, что не всякое зло заслуживает снисхождения. Но и не всякое зло подпадает под действие правовых норм. Существует множество агрессивных, недружественных форм поведения, до которых руки закона не дотягиваются. Грань между правонарушением и асоциальным поведением не очень четкая. А в этом правовом зазоре неэтичное поведение может быть весьма грубым, экспансивным и психологически очень тягостным.
Проблематичность известного тезиса «добро должно быть с кулаками» заключается лишь в том, что же следует считать добром, если каждый считает добром только свои собственные мнения, интересы и права. Своекорыстие, властолюбие, неприязнь, высокомерие, злопамятность, мелочность, мстительность, беспринципность, эгоистичность, зависть, жадность, гордость… имеют более всего претензий на утверждение своего «добра» насилием, но можно ли верить в справедливость целей, преследуемых такими чувствами и мотивациями?
Совесть же в стремлении к справедливости не обманется беспринципностью.
Любовь в стремлении к справедливости не обманется эгоизмом.
Великодушие в стремлении к справедливости не обманется мстительностью.
Скромность в стремлении к справедливости не обманется уязвлённой гордыней.
Аскетичность в стремлении к справедливости не обманется корыстью.
Объективность нравственности в конфликтной ситуации обусловлена тем, что она оценивает ситуацию по совести, а не по личным интересам и амбициям. Только человек, способный с истинным смирением подставить другую щеку, способен объективно оценить, когда дать в морду будет бо́льшим благом, нежели проявить великодушие.
Для доброго человека конфликт противоестественен, применение насилия для такого человека является попранием своего естества. В этом залог справедливости, исходящей от доброты, терпения и смирения, даже если человек добрый оказывает весьма жесткое силовое противодействие.
Справедливость – категория сугубо нравственная и определять её способно только утончённое, бесстрастное нравственное чувство. Только нравственное мировоззрение способно обеспечить объективное понимание справедливости.
Уязвлённая гордость требует мести, но она может быть совершенно безучастна к чужим унижениям. Любовь же ранится страданием других, но отказывается от личной обиды ради мира. Заступничество требует от человека мужества и благородства, тогда как мстительность руководствуется лишь уязвлённой гордыней. Справедливость заступничества в его сторонней беспристрастности, тогда как личная месть алчна, слепа и разрушительна, а потому не следует увязывать моральность защиты Отечества, или другого человека, с моральностью права на личную месть.