Владимир Свержин
Война ротмистра Тоота
– Молодцы! Повеселили! – хохотал Тоот, чувствуя, как уходит нервное напряжение сегодняшнего дня. Он повернулся, закидывая автомат за спину. И в тот же миг почувствовал, как приклад дёрнулся, получив удар крючковатого выроста, и грязно-бурое змеиное тело начало обвивать туловище и ноги. Отчаявшись поужинать огнемётом, питон нашёл себе новую добычу. Тоот почувствовал, что ещё миг, и кости его с хрустом переломятся в железных объятиях змея.
«Как нелепо, – едва успел подумать он, и тут ему показалось, что во тьме блеснули длинные клыки, что-то клацнуло над ухом, и змеиные кольца обвисли и спали наземь.
– Упырь! Упырь! – фальцетом взвизгнул Грат. – Упырь! Ну вы же видели, это был упырь!
Он тыкал пальцем в обезглавленное тело питона. Вокруг, переводя дыхание, толкались легионеры, не веря, что их командир вышел целым и почти невредимым из схватки с гривастым питоном.
– Вы видели?! Вы видели!
– Что-то тёмное, – неуверенно сказал второй лейтенант Марг, возвращая пистолет в кобуру. – Как тень мелькнуло и пропало куда-то.
– Я клянусь вам, господа. Это был упырь!
– Воспитуемый Грат! – растирая грудь и плечи, зло выдохнул ротмистр.
– Прошу извинить, господин ротмистр! На позиции огнемёта наблюдался упырь.
– Кто ещё может подтвердить?
– Голова питона исчезла, – как-то не в лад заметил один из легионеров.
– Может, и был, – почесал затылок второй лейтенант Марг. – Как бы там ни было, а следует доложить в столицу.
– Доложим, – буркнул Тоот и вдруг почувствовал, что теряет сознание.
Глава 3
Странник гнал своё нелепое угловатое железное чудище, которое местные жители самодовольно почитали средством передвижения, принимающим жёсткой подвеской все ухабы раздолбанной дороги. Конечно, можно было воспользоваться автомобилем Департамента или, пуще того, бронеходом начальствующего состава, но это бы привлекло лишнее внимание к его и без того заметной персоне. Лицо Странника, как всегда, было надменно и бесстрастно, но под ледяною оболочкой бушевало скрытое раздражение, почти негодование. Дело, которое заставило его покинуть столицу, было из ряда вон выходящим, как ни силился он убедить в обратном своих подчинённых и Неизвестных Отцов.
Нападение на танковый завод в Харраке представлялось какой-то дикой нелепицей. Во-первых, все источники в подполье как один молчали о подобной акции, и Странник готов был поклясться, что выродки ничего не знают о происшествии в Харраке. Да и не могли они напасть: атака произошла через две минуты после включения противобаллистической защиты, в то время, когда охваченные патриотическим угаром работники радостно воспевали мудрость Вождей и несгибаемую волю любимого ими народа.
Удар был нанесён стремительно, да и времени занял всего ничего. Сначала группа молодчиков в глухих, похожих на водолазные, шлемах захватила караульные помещения и пункт наблюдения. Охрана была обезоружена и скована наручниками. Затем вторая группа ворвалась в лабораторию подвижных излучателей, вынесла секретную документацию и какое-то оборудование. Дальше – больше: кто-то особо бдительный успел включить сигнализацию, и к заводу, ревя сиреной, устремился бронетранспортёр с полицейской группой быстрого реагирования. Почти у самого завода из окон полуразрушенного торгового центра по боевой машине открыл огонь автоматический гранатомёт. Когда же стражи порядка, самозабвенно продолжая славить Неведомых Отцов, попытались выбраться из раскуроченного железного гроба на колёсах, по ним с трёх сторон ударили автоматы. Двенадцать человек были уничтожены в считанные секунды. При осмотре места преступления на лёжках засады были обнаружены три отстрелянных магазина. Так называемых «толстых» магазина на шестьдесят патронов. Такие стояли на вооружении лишь Боевого Легиона. Как ни крути, на операцию подпольщиков этот налёт совершенно не похож – четко спланированная и прекрасно осуществлённая диверсионная операция. Но кем, чёрт возьми? Кем?!
Уничтожив бронетранспортёр с полицией, захватив документацию и оборудование, нападавшие скрылись неведомо куда. В первый момент в Харраке поползли слухи, что в город прокрались хонтийские диверсанты, но суровый окрик из столицы заставил газетчиков хранить молчание: на танковый завод не нападали, бронетранспортёр загорелся сам из-за неисправности двигателя. Всё. Точка. Дело закрыто.
Странник досадливо сжал зубы. В Департаменте, в его личной канцелярии имелась отдельная папка, именовавшаяся «Партизаны». Каждый год, каждый месяц заставлял разрастаться это и без того пухлое досье. Всякий раз атаки производились быстро, чётко и, главное, почти бесследно. Но что более всего раздражало Странника – он не мог уловить в действиях неведомых ему диверсантов какой-либо логики. Подпольщики время от времени устраивали акции возмездия, убивали того или иного военачальника или государственного чиновника, взрывали автомобиль с легионерами или уж, что считалось высшим пилотажем, выводили из строя одну из башен противобаллистической защиты. Здесь не было ничего подобного.
Вернее, не так: за партизанами числилось три захвата башен в прошлом году и один в этом. Официально все они были списаны на подпольщиков, но у Странника и его контрразведки не было ни малейшего сомнения, что подпольем здесь и не пахнет. Один и тот же сценарий: внезапный, чётко выверенный удар, захват и… Вот это самое «и» как раз и не давало Страннику покоя. Создавалось ощущение, что, посидев несколько минут на башне-излучателе, неведомые бойцы уходили, ничего не взяв и не повредив. Но тогда зачем?!
Посланные на место преступления сотрудники обнаруживали следы перестрелки, упаковки от использованных перевязочных материалов – больше ничего и никого.
«Если они ничего не берут, – размышлял Странник, – вероятно, цель их противоположна. Возможно, они не снимают, а наоборот – ставят». Этого контрразведчики сказать не могли. Никто из них просто не в силах был разобраться в проводах и микросхемах. Для Странника оказалось неприятным открытием, что и дежурные техники, обслуживающие башни, тоже не в силах предложить однозначного вменяемого ответа. Всё, что они умели, – выбрасывать один блок из схемы и заменять его новым. Что это за блок, для чего он нужен – никто из них толком не знал. Логика подсказывала простое решение – призвать на помощь кого-нибудь из проектировщиков башен-излучателей, но совершенно неожиданно для себя Странник вдруг получил отказ. Аргументация Неизвестных Отцов была незамысловатой – башни работают, повреждений нет. Вполне можно предположить, что нападения – лишь провокация выродков-подпольщиков, направленная на то, чтобы похитить кого-нибудь из разработчиков ПБЗ и через них выйти на «святая святых» – передающий центр.
Логика в их словах была. Он, может, и согласился бы с таким решением, если бы захваты не повторялись вновь и вновь. Уж в третий-то раз можно догадаться, что никто из разработчиков не приедет. К чему рисковать снова и снова? Раз концы упорно не сходились с концами, оставалось одно: Неизвестные Отцы, а скорее всего сам Канцлер, прячут разработчиков не от выродков, а от него самого, начальника контрразведки. Этакая матрёшка. Тайна в тайне.
Харрак встретил Странника дорогами, предназначенными, скорее, для танков, чем для машин лёгкого класса.
Над кучами мусора время от времени встречались криво наклеенные плакаты с хорькообразной физиономией и бравурной надписью: «Мэр Керр Несс полностью очистит наш город». Везде и всегда физиономия глядела безумными глазами и отчего-то казалась выползшей из ближайшей кучи мусора. Странник поморщился. Наличие таких субъектов у власти однозначно свидетельствовало о том, что государство неизлечимо больно.
Громада танкового завода была оцеплена легионерами. На каждом углу – где стволом крупнокалиберного пулемёта, где пусковой аппарелью с кассетой противотанковых ракет – щетинилась бронетехника.
«Они что, здесь очумели? – подумал Странник. – Решили, что теперь партизаны пойдут на штурм завода развёрнутым строем при поддержке танков? Если была надежда отыскать какие-либо следы по округе – теперь можно о ней забыть».
Он едва успел нажать на тормоз – из-за разбитого торгового комплекса выехал, грохоча и коптя воздух, старенький бронеход и повернул башенку с тяжёлым пулемётом аккурат в сторону подъехавшего автомобиля. Шестеро легионеров с автоматами наперевес бросились к машине.
– Что вы делаете вблизи охраняемого секретного объекта?
Холодный взгляд Странника ожёг говорившего, точно его головой сунули в морозильную камеру.
– Кто начальник? – демонстрируя жетон, едва шевельнул губами Странник.
– Бригадир Луд! – поедая глазами невесть откуда взявшуюся большую шишку, прогорланил капрал. – Если позволите, почту за честь сопроводить вас к нему!
– Найду, – коротко ответил шеф контрразведки. – Уберите с дороги свою скобяную лавку!
– Слушаюсь, энц генерал!
Странник отвернулся и нажал педаль газа. Как и ожидалось, бригадир Луд с двумя помощниками вёл допрос в одном из кабинетов заводоуправления. На этот раз жертвой был какой-то понурый фельдфебель, давно выслуживший свой законный срок.
– Где ты стоял, ублюдок?
– Мой пост расположен во фланкирующем капонире, у спаренной пулемётной установки. Под моим началом состоят двенадцать нижних чинов, заместитель…
– Твоего заместителя мы допросим позже. Вы обязаны прикрывать ближние подступы к заводской проходной. Так или нет?
– Так точно, энц бригадир, – обречённо вздохнул фельдфебель.
– Где вы были в момент нападения?
– На боевой позиции.
– И что вы там делали? У вас обзор – полный круг, мёртвая зона – минимальна. Как вы умудрились просмотреть нападавших?
– Не могу знать. Они появились внезапно. Только мы закончили песню, тут вдруг двери настежь, врываются эти в глухих шлемах, автоматы наизготовку.
– Массаракш! Вша паскудная! – Бригадир Луд ударил кулаками по столу. – Как они оказались возле дверей? Ты что же, не понимаешь, о чём я тебя спрашиваю?!
– Не могу знать, энц бригадир!
– Я тебя заставлю говорить, изменник!
– Постойте. – Странник подошёл к столу, и бригадир с помощниками, узнав знакомую длинную фигуру, вскочили и вытянулись. – Расскажи о шлемах.
– Да что тут говорить, – со вздохом ответил фельдфебель. – Круглые шлемы. У каждого сбоку вроде антенна, лица не видно, стекло дымчатое.
– Они что-то говорили? Как-то приказали вам сложить оружие? Или вы сами с перепугу автоматы побросали?
– Никак нет, не побросали. Двое из наших попробовали даже с предохранителя их снять, но не успели. В решето их.
– Так что насчёт слов?
– Они говорили. Голос шёл как будто из груди. Там штуковина висела.
– Понятно, – оборвал его Странник. – Нарисовать сможешь?
– Попробую.
– Возьми бумагу, стило и тщательнейшим образом изобрази вчерашних диверсантов. Всё, что ты запомнил. Как можно подробнее.
– Слушаюсь! – расправил плечи фельдфебель.
– Бригадир, этого и всех, кто видел нападавших, ко мне. Где начальник лаборатории, на которую был совершен налёт?
– Он у себя, разбирается как раз. С ним первый лейтенант…
– Где лаборатория? – оборвал его Странник.
– Через двор налево, там дальше по аллее, за ней справа увидите двухэтажное здание.
– Ясно.
Начальник контрразведки вышел во двор и направился к тенистой аллее, придававшей унылому заводскому двору вид небольшого уютного сквера.
– Поберегись! – вдруг послышалось сбоку.
Странник отпрянул в сторону, и как нельзя кстати. Столетний зеленый великан с грохотом рухнул наземь.
– Что вы делаете? – подходя к лесорубам, спросил он.
– Вот, – один из пильщиков вытер пот со лба, – деревья валим. В целях безопасности.
– С какой целью? – Странник недоуменно поднял брови.
– В целях безопасности, – повторил работник, – мэр приказал. Там диверсанты прячутся.
– Вот как? – усмехнулся Странник. – Интересно, а откуда они там берутся?
Второй лесоруб, радуясь возможности передохнуть, пустился в разъяснения:
– Мэр сказал, они там растут. На лиственных – хонтийцы, а на хвойных – пандейцы.
– Нет, – вмешался его товарищ, – они из стволов выходят. Я точно запомнил!
– Что за чушь? – поморщился Странник.
– Никакая не чушь! – оскорбился первый лесоруб. – Мэру, ему виднее. А сам-то ты кто таков?
Штаб-врач Зогу измерил пульс, приложил два пальца ко лбу, потом зачем-то помял шею Тоота в районе сонной артерии, затем помолчал и изрёк глубокомысленно:
– Что ж, вам несказанно повезло. – Он отошёл от кровати за занавеску смотровой, и оттуда послышался звук льющейся воды. – Вам дважды повезло, господин ротмистр. В первую очередь, потому что гривастый питон долбанул своим гадским клювом не по макушке, как обычно, а по прикладу вашего автомата. Приклад, ясное дело, в щепы. И второе: большая часть пастей оказалась на мундире, который сшит, слава Творцу, из исключительно крепкой ткани. Так что у вас обнаружено всего два прокуса: один – в районе шеи, другой – на запястье правой руки, которой вы держали автомат. – Штаб-доктор вернулся к раненому. – Чуть больше бы точек контакта – и я вас, пожалуй, не откачал бы.
– Но ведь гривастые питоны не ядовиты, – едва шевеля губами, прошептал Тоот.
– Да. В привычном нам понимании не ядовиты. Та дрянь, которую они выделяют при укусе, даже полезна. Но только в очень-очень малых дозах. Это сильнейшее обезболивающее, а заодно и успокоительное. Жертва впадает в сонное оцепенение и перестает сопротивляться, только и всего. Дальше питон жрёт её всей сотней пастей.
Ротмистр поёжился.
– Энц бригадир уже самолично о вас справлялся, – продолжал говорить штаб-доктор. – Спрашивал, как ваше самочувствие, разрешены ли посещения. Я сказал, что уже лучше, после обеда он сможет вас навестить. Но! – Лекарь поднял указательный палец. – По моему квалифицированному мнению, вас следует как можно скорее отправить в столицу для детального обследования. В конце концов, не так часто мы имеем дело с человеком, выжившим после атаки гривастого питона. И личная от меня вам рекомендация… Вы ведь в прошлом году не отдыхали?
– Не до того было.
– И в этом тоже в отпуск ещё не ходили.
– Некогда, – делая попытку чуть приподняться на локте, ответил Тоот.
– Лежите, лежите. Покуда яд не начнёт рассасываться, ничего у вас не получится. Лежите, отдыхайте, ни о чём не волнуйтесь. Сейчас мы измерим тоны вашего сердца, а через пару часов снова возьмем кровь, гляну динамику изменений, и тогда смогу вам, энц ротмистр, ответить, что вас в ближайшее время ждет.
Штаб-врач Зогу откланялся, оставив ротмистра в полном одиночестве. Тоот лежал, закрыв глаза, и в голове у него бесконечной каруселью без связи и порядка крутились разрозненные картинки вчерашнего дня: упырь, вахмистр Грас, нелепая пальба на огнемётной позиции, снова вахмистр, но уже лет на пятнадцать моложе. Питон, обвивший ствол огнемёта, развалины Торнаты, брат, поздравляющий его с первым самостоятельным уроком в гимназии, вчерашний экран с идиотскими ментаграммами захваченного намедни горца с непроизносимым именем… Стоп! Ротмистр изо всех сил постарался остановить исчезающую из памяти картинку. Что-то не так! Ну конечно, не так! Обнаруженное несоответствие отчего-то вдруг развеселило его, захотелось вскочить и броситься спрашивать у всех, кто смотрел вчерашнюю передачу, заметили или нет? Всё вроде бы в ментаграмме было хорошо, красиво, зрелищно: чудовище, человекообразные уродцы. Но тень! У всего и всех была двойная тень. Одна сильная, тёмная, другая едва заметная, чуть в стороне. Но всегда тени было две.
«Как же так? Что ж за напасть такая? Как только горцу этакий бред в голову пришёл?»
В дверь, неспешно пыхтя, подобно старенькому паровозу, вошёл, почти вкатился, комендант базы с объёмистым пакетом в руках. Ротмистр сделал непроизвольную попытку вскочить и встретить старшего по званию как подобает. Но тщетно.
– Лежите, Тоот, лежите, – сдвигая пылевую маску, прогудел бригадир. – Вы тут у нас герой. Кстати, друг мой, что за странную историю рассказывают? Будто бы в самый момент схватки, откуда ни возьмись, появился упырь, откусил голову этой мерзкой ползучей твари и пропал бесследно.
– Прошу извинить, – еле ворочая губами, ответил Тоот. – При всем почтении я этого не видел. И видеть не мог.
– Ну да, конечно, – утирая платком со лба пот, кивнул бригадир. – А вот солдаты видели. И воспитуемые тоже. Куда надо доложили. Там к тебе множество вопросов образовалось. Так что выздоравливай, становись на ноги и – в столицу.
– Слушаюсь, господин бригадир, – чуть слышно выдохнул Тоот.
– Вот, – бригадир достал из подмышки свой пакет и водрузил на тумбе возле кровати. – Здесь фрукты и пирожки от госпожи Идои. Моя жена считает вас настоящим героем.
– Это преувеличение.
– Ни к чему прибедняться. Вот, кушайте! Отменные фрукты, не волнуйтесь – не здешние. – Бригадир гулко засмеялся над собственной шуткой. – В общем, так, господин ротмистр. Штаб-доктор Зогу настаивает на продолжительном отпуске для вас, и я с ним согласен. Встанете на ноги, передадите командование гарнизоном штаб-ротмистру Гаге и езжайте в столицу. Когда тамошние умники вас отпустят – смело отдыхайте, развлекайтесь. В вашем распоряжении девяносто дней. Приказ ясен?
– Так точно!
– Просьбы имеются?
– Так точно! Разрешите перевести воспитуемого Кросса из секции «Лата» 114-го отряда на время моего отпуска ко мне денщиком и механиком-водителем.
– Воспитуемого? – не скрывая удивления, переспросил бригадир.
– Так точно, – с трудом шевеля языком от усталости, ответил Тоот. – Под мою ответственность.
– Что ж, под твою ответственность. Если он не выродок – конечно, забирай.
Глава 4
– Легионер может находиться в двух положениях, – говаривал, бывало, бригадир Дрым, – войны и подготовки к войне. Бывает ещё третье положение – это положение в гроб. О нём вы узнаете как-нибудь после занятий. Сейчас вас ожидают первые два.
Ротмистр Тоот гладил спину лежащего перед ним упыря, вспоминая давние занятия в школе субалтернофицеров.
– Ранение – это тоже подготовка к войне, – продолжал тогда бригадир Дрым. – И если вы, хлюпики, умывшись кровью, встанете и снова броситесь в бой – из вас выйдут настоящие легионеры; нет – ваше место в хозяйственном обозе: «Сейф! Равняйсь! Смирно!»
Верзила Дрым, в своей жизни гордившийся, казалось, лишь своим мужским естеством и службой в Легионе, вышагивал тогда перед строем новобранцев, держа стек зажатым в кожаной перчатке протеза запястья левой руки. Если что и заботило его – невозможность продолжать службу в боевых частях. Через месяц после выпуска Тоота он всё же добился отправки на фронт и, как рассказывали, геройски погиб где-то на побережье в бою с хонтийцами. Мог ли такой, как Дрым, погибнуть не геройски?
Слова первого наставника Тоот запомнил на всю жизнь. Сейчас он ещё чувствовал жуткую слабость, но знал, что способен превозмочь её, потому что нет на свете ничего, что могло бы остановить настоящего легионера. Нет ничего, чего не смог бы добиться легионер.
– Ловко это у тебя получилось, – продолжая беседовать с единственным другом, сказал ротмистр. – Спасибо, что ослушался меня тогда! Подоспей ты на мгновение раньше, я б себя, может, сейчас не чувствовал как мешок с дерьмом, а не подоспей вовсе – нам бы с тобой уже не беседовать. Спасибо тебе, Дрым!
Упырь скосил на говорившего большие внимательные глаза и облизнулся, словно намекая, что спасение спасением, а питонья голова послужила неплохим довеском к бобовой похлёбке.
– Тут видишь, какое дело, – продолжал Тоот. – Меня в столицу отправляют, потом в отпуск. Так что не будет меня. Долго не будет. Ты пойми верно, я тебя не бросаю. С собой бы взял, да только как? С базы тебя не вывезти. Вот если б ты меня по дороге за постами встретил… Да как объяснить тебе? Умел бы ты говорить, – ротмистр махнул рукой, – а то вот на всей базе мало у кого мозгов больше, чем у тебя, а что толку. Ладно, рожа мохнатая, я сюда прикажу сухой паёк положить, дверь запру, так что через ход ты сюда всегда попадёшь. Ты уж подожди меня, а я постараюсь вернуться побыстрее.
Упырь сел, и треугольные уши его поднялись столбиком.
– Идёт кто-то? – насторожился Тоот. Дрым недовольно заурчал и полез под кровать. Тоот поднялся, застегнул верхнюю пуговицу кителя и, опираясь на трость, вышел в кабинет.
– Энц ротмистр! – На пороге образовался дежуривший в канцелярии писарь Варибобу. – К вам старшина сто четырнадцатого отряда Зэф с воспитуемым. Говорит, вы их вызывали.
– Пусть войдут, – усаживаясь за стол, скомандовал Тоот. Коренастый рыжебородый воспитуемый Зэф, старшина их 114-го отряда, в прежние дни числился одним из известнейших столичных психиатров, да вот беда, оказался выродком. Втайне даже от самого себя к этому умнику Тоот испытывал почти дружеское расположение, хотя, уж конечно, какая может быть дружба между выродком и офицером Легиона.
За старшиной в кабинет бесшумно – старый легионерский навык – вошел Нил Кросс.
– Энц ротмистр, – начал Зэф, – воспитуемый Кросс доставлен в ваше распоряжение!
– Вижу, что доставлен, – напуская на лицо деланную суровость, проговорил Тоот. – Воспитуемый Кросс назначен ко мне механиком-водителем. Вот приказ о переводе. Выдать ему паёк на неделю и экипировать как рядового вспомогательного корпуса.
– С белой полосой? – на всякий случай уточнил Зэф.
– Конечно, с белой полосой, он же воспитуемый, – нахмурился ротмистр.
– Прошу извинить, не подумал.
– А следовало, – отрезал командир гарнизона. – Воспитуемый Кросс, выйдите!
Бывший вахмистр не замедлил с выполнением команды.
– Садитесь, Зэф! – то ли приказал, то ли попросил ротмистр. – Я хотел у вас спросить. Так, между прочим.
– Это касается психиатрии?
– Предположим, что нет. Предположим, что я хочу услышать ваше мнение как разумного человека.
– Благодарю за высокое мнение о моих способностях, господин ротмистр!
– Помнишь того горца, которого ты недавно обнаружил в зоне расчистки?
– Так точно!
– Недавно я видел передачу с его ментаграммой. Как по мне – больное воображение. Чудовища похлеще тех, что здесь, у Голубой Змеи, водятся. Но вот какое дело: у всех существ и предметов в его фантазиях двойная тень. Хотелось бы понять, как такое могло случиться?
Зэф поднял глаза в потолок.
– Конечно… – чуть помедлив, начал он, – можно представить себе такое странное раздвоение личности с едва ли не полным наложением ментальной картины. Человек как бы ощущает себя двумя людьми, идущими неподалёку друг от друга. Поэтому он и видит одно и то же, но под другим углом. Возможно, при этом первая картинка подавляет другую. В таком случае одна из теней должна быть слабее.
– Спасибо, Зэф. Вы мне очень помогли! – радуясь, что нашёл объяснение, улыбнулся Тоот.
– Но, честно говоря, – продолжал бывший психиатр, – если бы мне в прежние времена пришлось слышать о ком-либо с таким диагнозом, я бы решил, что он лжец.
– Почему?
– Крайне нетипичный случай. Но это, энц ротмистр, уже вопросы медицинской практики, которых я не имею права касаться.
– Верно. – Тоот начал складывать бумаги на столе в стопку, чтобы не смотреть на старшину. – Но ведь этот горец тоже весьма нетипичный случай.
– Ага, и вам так показалось? – радуясь возможности начать беседу, оживился Зэф. – Об этих горцах, конечно, мало что известно. Но, согласитесь, рисунки, которые он тут демонстрировал, свидетельствуют о высоком развитии того, что называется мелкая моторика.
Тоот поднял на собеседника суровый взгляд.
– Простите, энц ротмистр. Всё понял. Когда-то, ещё в прежние времена, я бывал в музее изобразительного искусства. Там сейчас Галерея Преданности. Так вот, я как раз попал на выставку горских мастеров. Картины очень яркие, но, как бы так сказать, простые. Это вообще свойство малоразвитых народов – игнорирование деталей и любовь к ярким цветовым пятнам. Рисунок же этого Мака Сима как раз, наоборот, очень точен в деталях, и ещё… – Зэф взволнованно поднялся со стула, – этот, с позволения сказать, горец умеет готовить и, по всему видно, хорошо готовит земляные клубни.
– К чему вы ведёте?
– Энц ротмистр, – почти с превосходством в голосе ответил бывший психиатр, – никто по обе стороны Голубой Змеи не станет есть земляные клубни! А уж в горах они и подавно не растут.
– Занятное наблюдение. И кто же, по-вашему, этот, – Тоот ухмыльнулся, – найдёныш?
– Признаться, не могу даже предположить. – Старшина запустил пятерню в огненно-рыжую бороду. – Он не относится ни к одному известному мне народу, что, как бы я посчитал в прежние времена, невозможно. И ещё, у него очень устойчивая психика, хотя в то же время парень явно неадекватен.
– Вы говорите загадками, воспитуемый Зэф.
– Увы, для меня самого эти загадки без ответа.
– Ладно, оставим разговоры. Честное слово, Зэф, мне жаль, что вы, – Тоот замялся, – выродок. Лучше бы вам заниматься вашей странной находкой, а не фугасами на Территории укрепрайона.
– Полностью с вами согласен. – Бывший психиатр развёл руками и вновь вцепился в бороду.
– Ладно, старшина. – Ротмистр, опираясь на трость, поднялся с места. – Разговор окончен, через полчаса рядовой Кросс должен быть у крыльца блокгауза.
Командирский бронеход, лёгкая приёмистая «Куница», мчал по дороге, легко преодолевая колдобины, глубокие лужи и разбитые танковыми гусеницами участки трассы. Спаренный с камерой прожектор внешнего обзора быстро вращался на крыше штатного транспортного средства ротмистра Тоота, ежесекундно передавая на экран довольно чёткое изображение округи. Встроенный каталог давал возможность обнаружить попавшие в сферу обзора бомбомёт, орудие или вражеский танк.
Эта часть укрепрайона не зря считалась надёжно очищенной.
– Выезжаем за пределы Территории, – сообщил вахмистр Грас, указывая на экран. – Слева двести – блокпост.
Погруженный в свои мысли, Тоот кивнул и приказал сбавить ход. Выскочившие на дорогу легионеры, увидев командира гарнизона, замерли по стойке «смирно», поднеся ладонь к лихо сдвинутым набекрень беретам. Служба здесь считалась знаком особого благоволения, даже противопылевые маски тут носили в лучшем случае пять-шесть раз в месяц, когда ветер дул от Голубой Змеи. И потому чаще всего в наряде оказывались видавшие виды, прошедшие через огонь ветераны – цвет и гордость Легиона.
С улыбкой отсалютовав в ответ, Тоот для проформы отдал на проверку свои бумаги, и дежурный фельдфебель с сознанием выполнения торжественного ритуала тщательно изучил документ и перезвонил в комендатуру для сверки данных и сообщения времени, когда бронеход энца ротмистра покинул территорию базы. Покончив с этим, он пожелал командиру счастливого пути и хорошего отдыха в столице.
«Вот же славный парень, – подумал Тоот, чувствуя, как у него начинает звенеть в ушах. – С такими – в огонь и в воду! Такие – хребет нации, стержень народа! Пока они есть – нас не сломить!»
– Вам нехорошо, энц ротмистр? – участливо спросил Грас. – Вы побледнели.
– Всё нормально, это проклятый яд.
– Да, не повезло вам! – Вахмистр сбросил газ. – Я медленнее поеду, чтоб вас не растрясло.
Тоот нахмурился. Не хватало ещё какому-то воспитуемому жалеть меня, боевого офицера легиона, кавалера Пламенеющего Креста!
Атр собрался уже возмутиться, но усилием воли сдержал вспышку гнева и коротко выдавил:
– Рассказывайте!
– О чём, энц ротмистр?
– Дурацкий вопрос! – возмутился Тоот. – О брате, о вашем задании! Не о кулинарных же пристрастиях вашей бабки?!
– Тут ведь, энц ротмистр, вот какое дело, – на миг повернувшись к командиру, начал Вал Грас. – Я и сам мало что помню.
– Это ещё что за новости?! Темнить вздумал?!
– Никак нет! Я уже сказал, что провалил задание. Так оно и было, только не по своей воле провалил. Контузило меня. Вот теперь где-то помню, где-то нет, где-то – вижу и вспоминаю. Да вам это проверить – раз плюнуть.
– Говори, – хмуро глядя на подчинённого, процедил Тоот.
– Ваш брат послал меня с заданием организовать транспортную контору в Белле.
– Транспортную контору? Зачем?
– Не могу знать, энц ротмистр. Не помню, да и вряд ли ваш брат говорил мне об этом.
Тоот заскрипел зубами.
– Хорошо, что было дальше?
– Я натурализовался, устроился в одну компанию, которая возила рыбу из Беллы в Харрак, а обратно – всякие консервы. Во время одного из первых же рейсов такая вот незадача: огибаем мы горку, спускаемся к береговому шоссе – и тут на тебе! Всплывает прямо перед нами белая субмарина и ка-ак жахнет по нам! Снаряд почти у колеса взорвался, грузовик – в кювет, меня в окно выбросило, а товарища моего – в клочья. Когда нас обнаружили – ни субмарины, ни консервов, что мы везли.
– Похоже на засаду, – нахмурился Тоот. – Наверняка кто-то сообщил, что и когда вы повезёте.
– По всему видать, засада. Да только мне-то уже что, – он постучал по лбу, – контузия, и вот ещё следок на память. – Он коснулся пальцем ожога.
– Ладно, проверю. Что ещё ты помнишь?
– Обрывки всякие, почти ничего. Бункер. В нем какие-то люди и ваш брат, он отдаёт мне команду.
– Какой бункер? Какая команда?
– Не помню, господин ротмистр. Одно только скажу: ещё до войны под старой крепостью Торнаты делали новую, подземную цитадель. Аж до самого Харрака. Такие бункеры там строили – никакой бомбой не развалишь.
– Я был в Торнате после взрыва. Там не осталось ничего.
– От верхней крепости. От неё ничего остаться не должно было.
– Это я помню. Когда в крепость уже ворвались хонтийцы и начали поливать из огнемётов последний очаг нашей обороны, полковник Тоот распорядился взорвать фугасы. Батальона три вражеских полегло, не меньше.
Ротмистр закрыл глаза. Дурнота всё не уходила, но теперь к ней примешивалось воспоминание – картинка, выдернутая услужливой памятью: груды железа, ошмётки человеческих тел, какое-то брошенное исковерканное оружие.
– Этот вход намертво законопатили, – продолжал вахмистр. – Но были и другие.
– Где? Вспоминай! Где?
– Мне-то почём знать? Наверх всегда ночью выходили, а оттуда сразу на машины грузились. И обратно так же, ещё до рассвета. Поди, разбери, где находишься.
– Что делали?
– Не помню.
– Проклятье! Что ещё ты помнишь?
– Да почитай, ничего пока не вспомнил. Одно только сказать могу: возможно, где-то у Харрака выход имеется, не зря же вашего брата интересовал маршрут от Беллы…
– Домой, – себе под нос сказал Тоот.
Он хотел ещё что-то добавить, но не успел. Бронеход тряхнуло, заблокированные экстренным тормозом колодки надсадно взвизгнули, и возле экрана обзора загорелись кнопки «задний ход», «реверс», «постановка дымовой завесы», «пулемётный огонь».
– Энц ротмистр, – Вал Грас, выпучив глаза, указывал на экран. – Вы только гляньте, какая зверюга на обочине притаилась!
– Это Дрым, – улыбнулся ротмистр, – он поедет с нами.
– На упыря похож, – неуверенно сказал Грас. – Говорят, у них такие вот головы большие. И клыки, как черенок от ложки.
