Владимир Василенко
Серый пилигрим
3
Покои Леонарда располагались не в донжоне, а в восточной башне – той, что почти в первозданном виде сохранилась от старой постройки. Она была тонкой и высокой, как кипарис, с заметным утолщением в верхней части и высоким – пожалуй, самым высоким во всем замке – шпилем. Под самой крышей её окольцовывал открытый балкон, который служил великолепной смотровой площадкой. Сложена она была не из унылого серого гранита, а из светлого, почти белого камня, похожего на мрамор. Обитатели замка обычно так её и называли – Белая башня. Для Леонарда она с детства была символом чего-то таинственного и волшебного, ведь она выделялась среди угрюмых массивных строений, составляющих основной ансамбль, будто горный эдельвейс, проросший среди камней и серого мха.
А ещё, здесь, в этой башне, когда-то были покои Рианы – второй жены Корнелия Кроу.
Риану и вправду многие считали колдуньей, а её появление в жизни графа связывали не иначе как с приворотом. Леонард во всё это, конечно, не верил. Прежде всего потому, что прекрасно помнил отношения между родителями. Такой нежности, бережности, внимания друг к другу он никогда больше не видел.
Бенедикт с самого начала относился к мачехе и нежданному младшему брату настороженно. А внезапному исчезновению Рианы, кажется, даже обрадовался.
Лео тогда было двенадцать. Он хорошо помнил растерянность и отчаяние, овладевшие отцом. Граф и правда задался целью отыскать жену, но та как в воду канула. Люди, которых он пускал по её следам, либо тоже исчезали, либо возвращались ни с чем. Ворожеи упорно говорили о том, что графиня погибла. Но им отец никогда не верил.
– Как погиб отец? – спросил Леонард, вслед за Алонсо поднимаясь по винтовой лестнице. – Мы ведь так ничего и не знаем.
– Застрелен, – обернувшись на ходу, горестно сообщил камердинер. – Из арбалета, я полагаю. Стрела полностью железная. Тяжелая. Наконечник длинный и зазубренный. Засела намертво, так что вытащить её удалось только после смерти. Ох, уж и долго лекарь с ней возился. Вырезать пришлось, простите за подробности.
Они, наконец, добрались до комнаты Леонарда. Там уже все было готово к его прибытию: на кровати – сменная одежда, на столике – графины с водой и вином, хлеб, сыр, маленькая корзина с яблоками. Юноша подошел к высокому решетчатому окну, вглядываясь в знакомый с детства пейзаж. Окно выходило на обрыв, так что поверх крепостной стены можно было видеть раскинувшуюся внизу долину.
– Где это произошло? – спросил Карл.
– Прямо здесь. Это всё… очень странно, – понизив голос, проговорил Алонсо. – Никто не видел, как всё случилось. Граф просто ввалился в холл центральной башни, истекая кровью. Стрела пронзила его в правый бок, и вошла почти наполовину. Похоже, стреляли прямо в упор.
– Но кто?! – воскликнул Леонард. – Кто это мог сделать?
– Мы немедленно обыскали весь замок. Чужаков не нашли. А следы крови начинались на западном дворе, недалеко от входа в винный погреб. Дон Корнелий… В последнее время довольно часто туда наведывался…
Леонард помрачнел. Ему и до отъезда доводилось видеть отца захмелевшим.
– Он что, сам ходил за вином? А слуги на что?
Алонсо замялся.
– Вы ведь знаете, дон Леонард… Он порой совсем падал духом. Я старался не допускать, чтобы он… Ну, вы понимаете… Он злился на меня. Лишний раз меня и не звал, а ходил туда сам. В прошлом месяце даже нанимал рабочих, чтобы расширить погреб. Недели две возились и днем и ночью, только успевали грунт за ними вывозить. А потом запасы обновили. Целая подвода из Туссена приходила.
– А в тот день он был… пьян? – с трудом выдавил Леонард.
– Нет… По правде сказать, я редко видел его совсем уж пьяным… – задумался Алонсо. – Но в последние дни он был очень… Поглощен чем-то. Часто запирался у себя…
– Чем он занимался?
– Работал с какими-то бумагами, картами… По-моему, началось это сразу после его поездки в Редоран.
– Он ездил в Редоран?!
– Да. Вскоре после того, как вы отбыли в поступать в академию.
– Как думаешь, эти обвинения в связи с повстанцами…
– Я не знаю, – толстяк покачал головой. – К сожалению, он пока не всецело доверял мне. Я принял от Доминика только текущие дела. А с особыми поручениями граф по-прежнему обращается к нему. То есть… обращался.
– Доминик всё еще живет при замке?
– Да, конечно. Да и куда ему переезжать, в его-то возрасте. Он живет в северной башне. Но Дон Бенедикт приказал мне не рассказывать о нём расследователям. На всякий случай.
– А сам Бенедикт был в замке, когда всё это случилось?
– Нет, он тоже был в отъезде. Я отослал к нему гонца, как и к вам. Приехал он только вчера вечером. А утром заявился этот Торн…
– Дон Корнелий успел что-нибудь сказать перед смертью? – вмешался Карл.
– Всё произошло так быстро… – растерянно пробормотал камердинер.– Он что-то повторял в бреду. В основном про стрелу что-то. Третья стрела… Еще постоянно называл ваше имя, дон Леонард. И… имя жены.
– Риана? – спросил Леонард.
– Да.
– Что там про стрелу? – нахмурился Карл. – Он не намекнул, кто именно стрелял? И почему третья стрела?
– Не знаю. Сложно было что-то разобрать. Но он несколько раз четко повторил – третья стрела. И чтобы это передали сыновьям… Я же говорю – он бредил. Потерял много крови…
– Понятно… – кивнул Леонард. – Хотя, что я говорю – ничего не понятно! Кто мог это сделать?
Толстяк сокрушенно развел руками:
– Для всех нас это огромная трагедия, дон Леонард. Мы сделали всё, что в наших силах, но..
– Ладно, Алонсо, – раздраженно отмахнулся юноша. – Можешь идти. Если братец спросит – скажешь, что я пока побуду здесь. Совсем не хочется натыкаться повсюду на эти имперские морды.
– Конечно, дон Леонард. Всё это очень неприятно… – раскланиваясь, пробормотал камердинер.
Едва дверь за ним затворилась, Леонард обернулся к Карлу.
– Что думаешь?
– Думаю, разумное решение. Лучше переждать…
– Ага, сейчас! – фыркнул юноша. – Буду я здесь торчать! Имперцы, может, неделю здесь рыскать будут.
Карл вздохнул. Он, конечно, прекрасно понимал, что молодого господина будет очень трудно удержать на месте. Собственно, потому старый граф и приставил к сыну одного из своих самых надежных и преданных людей. Чтобы ограждать не в меру энергичного отпрыска от опасностей и необдуманных действий.
– Может, пока там эти ищейки, заодно с Бенедиктом, шерстят отцовскую библиотеку, наведаемся к Доминику? Соскучился я по старику. А может, и удастся что-нибудь выяснить. Что-то мне совсем не нравится, что тут происходит.
– Да уж…
– И эта история с отцом… Чужаков не нашли, слышал? Выходит, кто-то из своих. Кто-то, кого отец подпустил вплотную. Кому доверял…
– Я считаю, что нужно повременить с разговором, дон Леонард. Если мы привлечем внимание имперцев к Доминику…
– А вдруг они доберутся до него раньше нас? Мало ли кто чего сболтнет?
– Я почти уверен, дон Леонард, что Торн поручил кому-нибудь из своих псов присматривать за нами. Наверняка выследят.
Леонард нетерпеливо прошёлся по комнате.
– Ну, хорошо. А если ты сам сходишь к Доминику? За тобой, небось, не так пристально следить будут? Возьми у кого-нибудь из рабочих другую одежду, проберись незаметно…
– Вы всерьёз думаете, что я подхожу на роль лазутчика? – насмешливо поинтересовался Карл, поводя плечами. Он стоял у двери, и его широченная спина почти полностью закрывала проём.
Леонард почесал в затылке.
– Ну, а чего делать-то?! Ты же знаешь, я здесь свихнусь от безделья!
Карл снова вздохнул.
– Хорошо, дон Леонард. Я попробую. Если пойму, что за мной наблюдают – к Доминику соваться не буду. Но похожу по замку, послушаю, постараюсь что-нибудь разузнать. Только, умоляю, дождитесь моего возвращения.
– Да куда я денусь? – с готовностью отозвался юноша. – Только обещай, что не пропадешь до вечера.
– Обещаю, – кивнул гигант. – Вернусь через пару часов. Вы пока отдохните с дороги, перекусите…
– Ладно, ладно, найду, чем заняться. Не томи, Карл – отправляйся прямо сейчас!
Камердинер, покачав головой, скрылся за дверью.
Леонард отцепил от пояса пустые ножны и, прихватив со стола яблоко, плюхнулся на заправленную кровать. Яблоки были зеленоватые – урожай только поспевал. Он с хрустом впился зубами в тугую кисловатую мякоть, прожевал, морщась, откушенное и запустил огрызком в стену. Повалялся немного, болтая ногами и прислушиваясь к звукам за дверью. Убедившись, что Карл действительно ушел, и уже вряд ли вернется в скором времени, принялся за дело.
Он вполне доверял Карлу и не сомневался, что тот сумеет переговорить с Домиником и расспросит того обстоятельно, ничего не упустив. Тут, пожалуй, гигант справится получше его самого. Но просто так сидеть и дожидаться камердинера юный граф, конечно, не собирался.
Повозившись с тугими защелками на оконной раме, он распахнул зарешеченные створки и с наслаждением вдохнул свежий горный воздух. Если смотреть прямо, а не вниз, на крыши соседних строений, то кажется, что башня одиноко стоит на краю обрыва, над раскинувшейся далеко-далеко внизу скалистой долиной, разделенной надвое причудливо извивающейся речушкой. Звуки со двора досюда почти не доносятся, так что можно насладиться тишиной, нарушаемой лишь шелестом ветра да воркованием голубей, теснящихся на кромке крыши.
Леонард, свесившись вниз, оглядел стену под окном. Там, на расстоянии вытянутой руки, начинался карниз шириной в три ладони, кольцом охватывающий всю башню. Чуть ниже, располагались еще два таких же, отделяемые друг от друга расстоянием в человеческий рост. По всей окружности карнизов, через равные промежутки, в стороны отходили железные флагштоки, заканчивающиеся острыми наконечниками, похожими на копейные. Наверное, предназначены они были для разных знамен и гербовых вымпелов, но, сколько Леонард себя помнил, эти железные штыри были пусты, и просто топорщились из стен башни, как иглы кактуса. Впрочем, снизу они были почти незаметны, так что облик башни не портили.
Зато по ним было очень удобно спускаться вниз. Выбраться из окна на карниз, осторожно пройти вдоль стены до ближайшего флагштока. Уцепиться за него, свесившись на руках вниз. Расстояние до следующего карниза такое, что, повиснув, в аккурат достаешь до него ногами. Болтаясь на одной руке, второй попрочнее ухватиться за щели в кладке и перебраться на нижний карниз. А карнизом ниже на одном из флагштоков уже поджидает надежно привязанная веревка, по которой можно спуститься до выступа, с которого перепрыгиваешь на крышу склада. С крыши спускаешься по лестнице, и вот ты уже на заднем дворе. Окна покоев выходят на север, к обрыву, так что со двора никто акробатические трюки на карнизах не увидит. А веревка привязана в таком месте, что её не разглядишь и из окон покоев. Всё продумано.
Леонард разработал этот маршрут еще подростком, когда у него частенько возникала необходимость незаметно выбраться из своих покоев. Поначалу каждая такая вылазка изрядно щекотала нервы. Высоты он не боялся, но однажды чуть не сорвался с карниза из-за ослабшего кирпича в кладке. Потом, раз этак на тридцатый, когда изучил каждую трещину на пути вниз, понял, что может преодолеть его хоть с завязанными глазами.
В этот раз всё тоже прошло, как по маслу. Только спускаясь с крыши склада, Леонард с досадой вспомнил, что хотел прихватить из комнаты хотя бы нож. К оружию юный Кроу привык с детства – граф лично начал тренировать сына в фехтовании, едва тот стал в состоянии удержать в ручонках деревянный меч. Безоружным он чувствовал себя неловко, будто голым, и уж тем более сейчас, когда родной замок заполонили чужаки.
Впрочем, здесь, на заднем дворе, имперцев не наблюдалось. Скрывшись в узком проходе между складом и конюшней, Леонард прикинул, что делать дальше.
В отличие от имперцев, обстоятельства смерти отца Леонарда волновали в первую очередь. Расспросы Доминика взял на себя Карл. Остается выяснить еще кое-что из рассказа Алонсо. Кое-что, сразу показавшееся Леонарду странным и подозрительным. Юный граф, стараясь никому не попадаться на глаза, поспешил на западный двор.
К винному погребу.
4
Потолок над головой нависал куполообразными секциями, опирающимися на толстые квадратные колонны. Казалось, будто переходишь из одной пещеры в другую. Сходство усиливалось из-за прохлады, царящей в погребе и заставляющей то и дело поёживаться от неприятного зудящего ощущения между лопатками.
В мерцающем свете фонаря мимо проплывали стеллажи с ромбовидными ячейками, бесконечные ряды торчащих наружу бутылочных горлышек похожи на жерла пушек, выглядывающие из орудийных люков. То там, то здесь к полкам прибиты маленькие деревянные таблички, на которых мелом сделаны какие-то пометки. На большинстве из них узнавался почерк старого Доминика.
Устройство погреба Леонарду было прекрасно знакомо, как, впрочем, и большинства помещений Кастл-Кроу. Мальчишкой он обожал бродить по замку, обследуя разные закоулки, которых здесь было предостаточно. Винный погреб он любил. Здесь всегда было темно, тихо и таинственно, так что в своих детских играх он представлял его заколдованной пещерой, в которой спрятаны неведомые сокровища, охраняемые, конечно же, страшным чудовищем, которое наблюдает из темноты за каждым его шагом. Ну, а когда он стал постарше, появился и другой интерес сюда наведываться. К счастью, застукали его здесь всего раз, и то это был Доминик, который сохранил этот маленький инцидент в тайне. А вот если бы это оказался Бенедикт или сам отец, юному дегустатору бы не поздоровилось.
Водя фонарём из стороны в сторону, Леонард внимательно осматривал стены и пол погреба. Пока он не видел никаких изменений. Но зачем-то же отцу понадобилось затевать перестройку погреба? И почему-то он использовал не рабочих замка, а наёмников.
Изменения должны были быть весьма заметными, ведь, как говорил Алонсо, грунта рабочие вывозили много. Но пока Леонард отметил лишь то, что часть стеллажей переставлено и появилась парочка новых, белеющих свежеоструганным деревом.
Погреб тоже был частью еще древней постройки, на руинах которой был возведен замок. Стены здесь были выложены из округлых, как речная галька, камней размером с лошадиную голову, а то и крупнее. Кладка была очень прочной – по сути, это была часть фундамента внешней стены. Странная это мысль – долбить эти монолитные стены, чтобы добавить места для хранения вина. Тем более, что и старый погреб никогда не был забит под завязку.
Леонард свернул за угол и от неожиданности даже остановился. Он обнаружил, наконец, изменения.
Погреб был выстроен в форме буквы Т, и в левом его ответвлении в стене был пробит свежий проём, за которым начиналась лестница вниз. Спустившись по вырубленным в камне ступеням, Леонард оказался в гулком, как пещера, каменном коридоре, конец которого тонул во мраке. Пол коридора шел под небольшим уклоном вниз. Вдоль правой стены стояло два винных стеллажа, потом несколько объемистых бочек. Пройдя чуть вперед, Леонард уперся в еще один стеллаж, перегораживающий коридор поперек. Он прошелся взад-вперед, освещая влажные каменные стены. Свежих следов кирки не видно. Похоже на то, что рабочие просто пробили стену, открыв вход в часть старых катакомб, скрывающихся под замком.
Справа от стеллажа, перегораживающего коридор, Леонард обнаружил узкий проход, в который и протиснулся. Дальше коридор уже даже не пытались маскировать под хранилище вина. Он шел под уклоном вниз, круто забирая влево наподобие винтовой лестницы.
– Обыскали весь замок, говоришь? – пробормотал он. – Ох, Алонсо, неудивительно, что отец не доверял такому тупице важных поручений…
Впрочем, не исключено, что и этот коридор обследовали. Просто, например, тот же Бенедикт приказал никому про него не рассказывать…
Леонард, сгорбившись, осторожно пробирался по коридору, а рука то и дело непроизвольно тянулась к поясу, к несуществующему мечу. Становилось жутковато, и в какой-то момент он даже подумал, что стоит вернуться обратно, но любопытство перевесило.
Коридор вывел его в огромный зал – свет фонаря едва доходил до дальней его стены. Слева потолок и часть стены были обрушены. Видимо, этот завал и разбирали рабочие, нанятые отцом. Им удалось расчистить проход в дальний конец залы, где зиял чернотой вход в еще один туннель.
Леонард, оглядевшись, прошел туда. Коридор оказался довольно коротким и заканчивался тупиком. Кладка здесь была явно свежая. Массивная деревянная дверь – тоже. Похоже, проход просто перегородили.
Леонард присел, оглядывая замочную скважину. Вздрогнул, увидев бурые засохшие пятна на дверной ручке. Кровь?
Он потянул за ручку и, к его удивлению, дверь поддалась. Не заперто.
Отгороженным оказался небольшой отрезок коридора, заканчивающийся тупиком. Всю дальнюю стену занимал искусно выполненный барельеф, изображающий мчащуюся боевую колесницу.
Здесь было оборудовано что-то вроде кабинета. Стоял большой заваленный бумагами письменный стол, стул, тяжелый сундук с откинутой крышкой. Над столом на крюке висел фонарь со стеклянным колпаком. Масла в нём почти не осталось, а судя по тому, как в комнате было тяжело дышать, горел он долго, пока хватало воздуха. Похоже, отец не потушил его, уходя отсюда в последний раз.
Леонард, открыв двери настежь, снял фонарь с крюка и, поставив на стол, снова разжег его.
Когда света стало больше, в глаза сразу бросились красные пятна, раскинувшиеся размашистыми кляксами на бумагах. Кровь, теперь-то уж Леонард в этом не сомневался. Юноша, холодея внутри от волнения, оглядел комнату, находя всё новые следы крови.
Отца ранили прямо здесь! Он, превозмогая боль, выбрался наверх, дотянув со стрелой в боку до самого донжона. А кабинет при обыске, похоже, так и не обнаружили. Разрази Хорм этого тупоголового Алонсо и прочих слуг!
Леонард, водя лампой из стороны в сторону, внимательно оглядел каждый закоулок комнаты. Впрочем, разглядывать было нечего. Барельеф на стене, стол, стул, сундук. В сундуке – веревки, факелы, котомка с зачерствевшим хлебом, бутыль с водой, кирка.
Барельеф великолепен. На цельной плите из черного гладкого камня с тонкими зеленоватыми прожилками. Вырезан так искусно, что кажется, будто наездники колесницы сейчас сойдут со стены и встанут бок о бок со зрителем. Лицо одного из них, вцепившегося в поводья, искажено гримасой ярости, рот раскрыт в беззвучном крике. Филигранно вырезан каждый зуб, каждая морщинка, каждая прядь волос. Леонард и не подозревал, что вообще возможна такая работа по камню.
За спиной погонщика, развернувшись вправо, застыл, натягивая тетиву, лучник в шлеме, украшенном высоким гребнем, похожим на рыбий. Стрела на луке, кажется, даже не вырезана, а просто вдавлена в камень, и Леонард невольно ощупал её пальцами, проверяя – не отковырнется ли. Оперенья еще трех торчат из колчана лучника – две стрелы рядом, одна чуть в стороне.
Третья стрела!
Леонард ощупал стрелы в колчане, и та, что располагалась отдельно, подалась под нажатием пальцев, оказавшись искусно спрятанный рычажком. Стоило слегка толкнуть плиту, как она на удивление плавно и бесшумно начала проворачиваться по вертикальной оси. В образовавшейся щели зияла тьма.
– Та-ак… – пробормотал Леонард. Сердце трепетало от почти детского восторга. Здесь, буквально у них под ногами, все эти годы скрывалась нечто древнее и таинственное. Отец нашел сюда ход, и скорее всего, именно изучением того, что скрывается за барельефом, был так поглощен последнее время.
Леонард оглядел бумаги на столе. На глаза попалась недорисованная схема какого-то лабиринта, с кучей пометок, сделанных отцовской рукой. Увесистый пыльный фолиант в жестком кожаном переплете. Внутри – неровные ряды странных угловатых символов, начертанные явно от руки. Чьи-то записи. Язык совершенно незнакомый. Изредка попадаются довольно умелые рисунки, изображающие в основном какие-то причудливые приспособления из треугольников и сфер. Судя по состоянию пергамента, книге могло быть несколько веков. Переплет изрядно потрепан, несколько страниц в начале оборваны. Зато на первой Леонард увидел нечто, едва не заставившее его вскрикнуть.
По коричневой, потрескавшейся от времени странице, на самом краешке, поверх чёрных угловатых символов, летела лёгкая вязь знакомых букв. Почерк матери!
«Эта книга очень важна, Корнелий. Надежно спрячь её. Она не должна попасть в руки Валору! Если не сможешь найти Арайю, или она откажется помогать – лучше уничтожь её».
Леонард несколько раз пробежался взглядом по этим коротким строкам, ловя не столько смысл, сколько само ощущении того, что читает что-то, написанное Ею. Казалось, мать позвала его – через неведомые дали, через годы, а может, и через грань, отделяющую мир живых от мира мёртвых. В отличие от отца, он довольно быстро перестал верить в то, что Риана жива. Потерю переживал очень остро, и, возможно, поэтому отец так баловал его последние годы, к неудовольствию Бенедикта.
Со стороны коридора послышались чьи-то неторопливые, осторожные шаги. На стенах залы заблестели отсветы факела. Леонард вздрогнул, будто очнувшись ото сна.
Сунув книгу подмышку, зашелестел разрозненными бумагами, лежащими на столе. Собрал недорисованные схемы катакомб, несколько мятых листков с наспех набросанными заметками. Замер на миг, вновь наткнувшись на почерк матери. Несколько страниц, исписанных ровным, неторопливым почерком. Пробежался глазами по верхнему листку:
«Любимый, я надеюсь, что тебе не придется читать всё это. Но если мы больше не увидимся, пусть у тебя будет возможность узнать, что же произошло…».
– Кто здесь?
Оклик в гулком пространстве залы прозвучал раскатисто и тревожно.
– Леонард?!
Юноша, торопливо собирая бумаги со стола, оглянулся. В дверях, сжимая в руках сухо потрескивающий факел, появился старший брат.
– Какого демона ты здесь роешься?! – зашипел он на Леонарда. – Что это за бумаги?
– Не твое дело! – огрызнулся юноша, торопливо засовывая собранные письма между страницами фолианта.
– Имперцы с минуты на минуту будут здесь! – едва не взвыл Бенедикт. В глазах его блестели маленькие отражения пламени факела, казавшиеся воплощенными огоньками зарождающейся паники. – Что ты нашёл? Что за записи?
– Говорю – не твоё дело! – повторил Леонард. – Это переписка отца…
– С кем? С Балтазаром? Это всё нужно сжечь, пока не поздно!
Бенедикт, отпихнув Леонарда от стола, сгреб оставшиеся бумаги в кучу и ткнул в неё факелом.
– Не трогай!! – заорал Леонард, увидев на некоторых загоревшихся листах знакомый почерк. Вцепившись брату в рукав, что есть силы рванул в сторону, валя с ног. Ткань под его пальцами затрещала и подалась – кроваво-красный дублет Бенедикта разошелся по шву, обнажив серую войлочную подкладку.
Отшвырнув старшего назад, к порогу комнаты, Леонард сбросил горящие листки на пол и принялся топтать их ногами, сбивая пламя.
– Что это за бумаги?! – зарычал Бенедикт, поднимаясь и снова бросаясь к младшему.
– Не трогай! Это… это моей мамы! – задыхаясь, выкрикнул Леонард, борясь с подступившим к горлу комом. Глаза слезились от заполнившего комнату дыма, а может, не столько от дыма. Он упал на колени, бережно собирая обгоревшие листки.
– Я так и знал, что здесь замешана эта ведьма! – прорычал Бенедикт. – Дай сюда бумаги!
– Пошёл вон!
– Отдай бумаги, я сказал! – Бенедикт схватил юношу за шиворот, но тот извернулся и, перехватив покрепче тяжелый фолиант, наотмашь врезал им брату по лицу. Старший, опешив, отступил, роняя со стола горящую лампу. Стеклянный колпак лампы разлетелся вдребезги, выплеснувшееся масло вспыхнуло. Ленивое пламя заплясало по разливающейся лужице, заставляя тени на стенах подрагивать.
– Ах ты, ведьмин выродок! – зарычал Бенедикт, замахиваясь потухшим факелом, как дубиной.
– Оставь мою мать в покое! – угрожающе сжал кулаки Леонард, сгорбившись и напружинившись, будто готовящаяся к прыжку пума. Глаза его горели такой яростью, что, будь братья вооружены – разразилась бы схватка не на жизнь, а на смерть.
– Да я ненавижу эту шлюху! – процедил Бенедикт. – И тебя, ублюдок, ненавижу, ты слышишь?
– А я знаю, братец, – оскалился Леонард. – Пока отец был жив, ты не осмеливался об этом говорить вслух. Но я вобью эти поганые слова тебе обратно в глотку!
– Не громко ли сказано, молокосос? – расхохотался тот. Размахивая факелом, оттеснил юношу в угол, к самому барельефу. В неровном свете последней уцелевшей лампы и разлитого на полу масла его перекошенное злобой лицо стало похожим на морду упыря – бледную, с глубокими тенями под глазами и чёрным провалом вместо рта.
Он несколько раз наотмашь ударил факелом. Леонард, забившись в угол, кое-как закрывался скрещенными руками. Пытался перехватить руку с факелом, но Бенедикт лишь отшвырнул его пинком в угол, так что юноше оставалось только рычать от боли и бессильной злобы. В честной схватке на мечах у него ещё был бы шанс, но не сейчас. Бенедикт старше, выше, сильнее…
– Дай сюда бумаги!
Леонард вцепился в книгу обеими руками, и прежде чем Бенедикту удалось вырвать её, пришлось еще изрядно поработать дубинкой. Повалив младшего на пол, он вцепился ему в ворот. Нашарил толстую серебряную цепь с медальоном – её Леонарду подарил отец незадолго перед поездкой в Дрезенборг.
Бенедикт рванул за медальон, приподнимая Леонарда над полом. Тот, захрипев, ухватился свободной рукой в натянувшуюся цепь. Звенья до боли впились в кожу на задней стороне шеи. Бенедикт, перекрутив цепь, захлестнул ею горло младшего, похоже, всерьез намереваясь придушить сводного брата.
Может, это ему и удалось бы, но цепь не выдержала и лопнула, брызнув на пол щепоткой разорванных звеньев. Вырвал книгу из рук Леонарда, Бенедикт пнул его напоследок и, шатаясь, подошел к столу.
Уложив фолиант на стол рядом с лампой, раскрыл его на середине, пробежался взглядом по строкам.
– Какое-то мракобесие…
Из коридора, ведущего наверх, донеслись звуки шагов. Судя по тяжелой поступи, шли несколько взрослых мужчин, закованных в тяжелые доспехи.
– Жечь, жечь всё! – затравленно оглядываясь на выход, пробормотал Бенедикт, вырывая несколько страниц из книги и бросая их в горящую на полу масляную лужу. Смахнул туда же со стола уцелевшие бумаги, начал сгребать сапогом те листки, что Леонарду удалось вырвать из огня.
– Не надо! – вскричал Леонард, с трудом поднимаясь на ноги. Отчаянным усилием отпихнув Бенедикта, схватил со стола книгу, снова прижал к груди.
– Ах, ты… – рявкнул на него старший, но вдруг осёкся, выпучив глаза. Резко откинулся назад, прогибаясь в пояснице, и на несколько мгновений замер так, раскорячившись на широко расставленных ногах. Из горла его вырвался сдавленный хрип.
Леонард, опешив, опустил руки.
– Что… – начал было он, но вдруг с ужасом увидел, как ткань дублета на животе брата, под самой грудиной, приподнимается изнутри, набухая тёмным пятном. Еще миг – и наружу показалось острие изогнутого клинка. Оно выползало будто нарочито медленно, распарывая ткань и выталкивая изнутри ленивую струйку крови. Бенедикт же так и хрипел, застыв в неестественной позе, будто скованный невидимой силой и насаженный на страшный клинок, как на вертел.
Леонард, вытянув шею, пытался разглядеть скрывавшегося за спиной Бенедикта убийцу, но там, позади, лишь клубилась тьма.
Клинок, замерев, резко дернулся назад, с влажным хрустом проехавшись по ребрам, и Бенедикт рухнул на пол.
За ним никого не было. Даже мелькнувшего в сторону, скрывающегося с глаз силуэта. Леонард, едва удерживаясь на ослабевших от ужаса ногах, облизнул занемевшие губы. Крик застыл в горле, не успев родиться.
В комнате наметилось какое-то движение. Даже не тень – слабый отголосок тени. Как рябь по воде, как дрожание нагретого воздуха над костром.
– Книгу! – рявкнул чей-то голос. Леонард едва не вскрикнул, отступая еще дальше, к самой стене. Увидев рукоятку кирки, торчащую из раскрытого сундука, схватился за неё. Кирка была тяжелой, и держать её одной рукой было неудобно, так что он, рванув завязки на куртке, запихнул фолиант за пазуху.
Мрак в комнате, казалось, сгустился, и из его волокон соткался человеческий силуэт. Убийца выскользнул из невидимости, как из кокона – чуть повел плечами, стряхивая с плеч загустевшую тьму, стекающуюся вниз, как струйки дыма. Леонард не сразу узнал молодого имперца, встретившегося им во дворе – роскошные волнистые волосы у того сейчас были не распущены, а зачесаны назад, в тугой хвост. Так же как и у Бенедикта, корчащегося на полу в луже собственной крови.
– Книгу! – повторил имперец. В руке его блеснул длинный, изогнутый птичьим когтем кинжал, влажный от крови.
Шаги в коридоре раздавались всё ближе, и на миг Леонарду показалось, что они сулят спасение. Но, встретившись взглядом с убийцей, он понял, что всё решится куда раньше, чем те, кто идет сюда, ступят даже на порог залы.
Размахнувшись, он швырнул кирку в имперца, а сам откинулся назад, толкая спиной тяжелую плиту барельефа. Судя по тому, как расширились глаза черноволосого, про тайный ход он не знал, и трюк Леонарда стал для него неожиданностью.
Леонард налег на плиту что есть силы и быстро провернул её полностью, скрываясь во мраке. Барельеф, развернувшись в комнату обратной стороной, негромко щелкнул, снова намертво сливаясь со стеной. На обратной стороне плиты красовалась точно такая же композиция с боевой колесницей, только камень был светлее – серый, с зеленоватым отливом. Но этого юноша уже не увидел.
Держась за стену, он медленно сполз вниз, плюхаясь на пол. Прислушался.
Тишина. Только отдаленные отзвуки капающей где-то воды. Тяжелая плита надежно отделила его от комнаты. Можно попытаться на ощупь найти стрелу в колчане лучника, и снова отпереть эту хитроумную дверь, но пока Леонарду этого совсем не хотелось, и вряд ли захочется в ближайшее время. Он сидел в темноте, тяжело дыша и стараясь успокоить бешено колотящееся сердце.
В свои двадцать лет он уже повидал всякого, дрался на доброй дюжине дуэлей и любил похваляться девицам, что не раз заглядывал в глаза самой смерти. Но сейчас вся эта глупая бравада улетучилась, будто смытая морским шквалом. Он сжался, пряча лицо между коленями и дрожа, как побитый щенок.
Мама… Если бы ты была здесь…
Сандро провел рукой по выпуклым фигурам барельефа, налег на плиту всем весом, но та даже не шелохнулась. Шаги в коридоре приближались. Имперец недовольно поморщился. Когда в зале вспыхнули огни факелов, он выскользнул из кабинета, прижимаясь к стене. Тьма, сгустившись, окутала его тонкими щупальцами, и он постепенно растворился в ней, исчез, слившись с густыми тенями.
Торн в сопровождении обоих латников-телохранителей, Карла и семенящего чуть позади Алонсо вошел под своды зала и остановился, оглядывая замшелые стены.
