Владимир Вольфович Жириновский
Любо, други, помогать русским!
Обманываться рады
На брегу Москвы-реки, сидел Владимир с дружиною, доспехи, латы чистили, стратегию разрабатывали. Мимо сын боярский шёл. Баранку уплетал щеками пухлыми, крошки со штанов отряхивал да
очки поправлял.
– Здравствуй, Владимир! Здорово, мужики. Наслышан о подвигах ваших. Возьмёте меня в команду свою?
– Отчего ль не взять, коли просишься! Как ребята, что скажете?
– Нам силушка нужна, лишним не будет. Он большой, упитанный, вроде и воспитанный.
На том и порешили. Кузнец для Митрофанушки отлил меч добротный, на кольчугу его широченную металла сто пудов ушло. Не плечами горазд, а пузо с три арбуза. Довольный, лощёный ездил Митрофанушка с дружиною.
– Друзья, туча хмурится. Борька Царёк стар стал, немощен, замену себе готовит. Обещал стране Наследника подогнать.
– Они готовы хоть черта лысого ставить, лишь бы не к тебе, Владимир, люди пришли.
– Мне Любо, Други, Помогать Русским! Не нужны ни почёт, ни орден. За народ болею. Если Наследник сытой, благой жизни Руси даст, пусть царствует, коли нет – будем с ним биться.
Не прошло и двух дней, собрал Борька Царёк народ на площади главной, склонил голову:
– Стар я стал. Захворал, надежд ваших не оправдал, каюсь во всех грехах своих, во искупление дам того, кто Русь спасёт. Есть у меня за пазухой молодец. Наследник, защищать вас будет, напоит и накормит.
Тем временем колдуны план двухтысячный готовили:
– Мы из Наследника героя сделаем пуще прежнего, днём он будто будет защищать народ, а по ночам, когда все спят, дела будет делать коварные.
– Верно, всё ты тут сложил и на пальцах объяснил, предлагаю я ещё, чтоб Зюзюлька наш отважный, с шашкой прыгал на него, да кричал, мол вор, обманщик!..
– А зачем? – не понял третий, – мы ж так спалимся на раз, и прогонит русский люд их туда, где не ступала и нога.
– Ты, братишка, не дури! Просто всё, как раз, два, три. Наш Зюзюлька, не в почёте, он у них там не в фаворе. Коли Зюзька наш начнёт, гавкать на «героя», люд Руси за Наследником пойдёт. Так устроена у них психология души.
Посовещались, поспорили, покувыркались. Заклинания произнесли, и появился на свет Наследник. Обрадовались, повеселели заморские лица, и повезли его в столицу.
Явился Наследник народу русскому. Всё, что колдуны спланировали, как по маслу пошло. Зюзька, прыгал, тявкал на него, верещал, Демоном Красным пугал. А в народе Наследнику верить стали, песни об нём слагать и в любви своей ему признаваться.
Затем тысячи обезумевших со знамёнами за Наследником пошли, на знамёнах тех медведь русский красовался. Предводителем сего полчища Грызун усатый был. Тот, что на собраниях людям рты закрывал и не давал слова за правду молвить:
– Наша власть, наше время, пусть молчат в тряпочку. Нечего путать народ. Как Наследник и братия скажет, так и должно быть.
Митрофанушка, увидав, что бьётся Владимир за правду, а властвуют другие, решил уйти от Владимира. С правдой не так легко идти, чёрту душу проще отдать. Подумал, зачем ему запасы подкожные растрясать, что на батькиных харчах отложены. Народ – дело общее. Значит, ничейное. А у него пузо своё, да деньжата припасены. Только статусу ему не хватает. Мысли затаил и решил за статусом съездить:
– И спросить-то стесняюсь, мне б коня твоего вороного, Владимир, знаю дорог тебе, потому и вернуть обещаю. Мне бы бабу одну повидать.
– Дела сердечные, да серьёзные. Коли любишь её, бери коня. Только я ему сейчас овса насыплю.
Уехал Митрофан, да не к бабе, а за мыслями тёмными. Коня Владимиру не вернул.
Не впервой Владимира предавали, не впервой он прощал измену.
Наследник
Пришёл Владимир к Наследнику за село одно хлопотать, пересох колодец в селе том, ураганом крыши снесло, дорогу размыло. Жители страдают.
– Помоги, не за себя, за народ прошу. Власть обязана за народ отвечать. Дань берёшь, а как отдать, так не вернёшь. Долго ль народу страдать?
– Я, знаешь ли, ммм, как-то, эээ… это. Порядок наведём, всех вредителей в ссылку зашлём. Будет всё хорошо м-м, эээээ, не беспокойся.
Прошла неделя, вторая, третья, а люд на селе как сидел без воды и крыш, так и продолжал сидеть. Осерчал Владимир, отправил дружинников на подмогу в село. Те крыши залатали, дорогу выровняли, колодец новый поставили.
Поехал к Наследнику в хоромы, да с порога говорит:
– На кой ты здесь царствуешь, на кой хоромы занимаешь, коли толку от тебя никакого. Я тебя просил селу помочь, людей поддержать, а ты здесь сидишь.
– Ты, Владимир, что-то напутал, всё в селе сделано, как я и обещал. Всё люди мои починили, поменяли. Уж и летописцы* об ентом написали. Листы берестяные всюду на столбах висят. И художники местные срисовали лица молодцев чинивших, там же рядом повесили, пусть люд знает своих героев, – и с чувством выполненного долга Наследник достал из-за пояса бумаги берестяные. На них молодцы из дружины Владимира красуются, а подпись под ними: «Как отряды Наследника село поднимают».
Разозлился Владимир за подлог такой:
– Ты, Наследник, совсем совесть потерял, это же моя дружина, мои молодцы село чинили, латали, вот и Сережка Иванов сын с топором стоит, а вон Максим сирота московская, колодец копает.
– Ах, ты спорить со мной решил, поди докажи, что твоя дружина село латала, у меня все летописцы перо в руку не возьмут без моего ведома, что скажу, то и напишут. Ты хорош. Да у меня учёных много, они расскажут, да покажут так, что народ мне и поверует. Так что, Владимир, либо вставай подле меня, да будь моим очередным глашатаем, либо придётся мне моим учёным задание дать, чтобы на тебя клеветали да позорили. Век потом от этой грязи не отмоешься.
– Ах ты, народ дурить вздумал?! Коли так, не сносить тебе головы!
