Владимир Юрьевич Василенко
Правый ангел
Дневник новообращенного водного туриста
(2003-2008)
Декабрь. Тихо, «перебирая пальцами», за окном шевелились снежинки, и мне казалось: они плавают в моем сердце – настолько было там, за окном, сладко…
Элементарные частицы – ноты, воспроизводимые струнами. Мир поет. Переполнен Музыкой любой водоем. Любые мозги. И самое интимное – все это настолько же есть, насколько и нет: и мир и мозги – Формула, ставшая явью, оставаясь Формулой. Сознание – реальность предполагаемая, чаемая миром больше себя самого. Все это – поэзия, интерпретация Музыки на отдельно взятом инструменте в замкнутом помещении. Но даже этот камерный вариант проявляет однажды, до потопа и радуги, сказанное: «…всякая плоть извратила путь свой на земле».
Отчасти то, что в голове, перевешивает Вселенную. Для этого «отчасти» оно и существует. Как это просто и элегантно – вывести существование мира и себя из не-исчезновения и не-возникновения. Мир существует вечно, то есть не возникает и не исчезает, только в одном случае: если его в какой-то степени нет. В той же, в какой он есть. То есть, если существует он не в той мере, в какой представляется нашему воображению. А наполовину. Само наше воображение – наполовину. Наполовину наше.
«Путь плоти на земле» – этот путь Ньютона, Эйнштейна, Человека М-теории. Путь, соединяющий время с воображением, оживляющий воображаемую реальность. Но воображение не имеет границ и запретов. Ничем не отгороженное от вещества, оно отдается ему с тем же рвением, что и решению Уравнения: «И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время». Язык живота и язык математики. Из двух остается один. Все языки возвращаются. Воображение кончается математикой, через которую – путь к слиянию с миром, с сутью вещей. М-теория оперирует не двумя-тремя, а десятком измерений. Чем ближе к Формуле – тем дальше от нашего уютного воображения. Въезжающий в многомерность на языке математики перерождается сам, вплоть до утраты голосовых связок. За ненадобностью. Впереди – не русский язык и не английский. Не живот и не голова в ее сегодняшнем трехмерном виде. Вот что такое разум, что такое со-знание, идущее к Знанию.
*
Октябрь. Будет ли в конце концов на пере у гения Формула, это Уравнение, где-то там, в высших сферах напрямую сливающееся с тем, что оно выражает, или не будет – не так уж важно. Важно само наше движение к нему, наш вклад в это движение, сопричастность. Важно наше чувство Формулы, которое и есть – смысл. Которое – красота и любовь (в какой все – приблизительны и всегда).
Отсутствие этого чувства – пустота, наполняемая разрушением, войной, рефлексией – ничего в принципе не меняя (нельзя разрушить то, что есть лишь наполовину), выражает бессилие. «Призрел» или «не призрел» Господь – наградил глубоким истинным чувством, способностью любить (как у Толстого – Наташу Ростову) или же бесчувствие-бессилие-пустота стоит в тебе (как в Анатоле Курагине) поднесенным к лику Творца (кем?) зеркалом: смотри что за уродца Ты сделал по образу и подобию Своему.
*
Ноябрь. Что делают свет, звук с миром? Меняют ли они его суть, ткань? Можно видеть, слышать. А можно видеть мир освещенным как не-освещенным, видеть нечто столь же большее, как свет больше тьмы. Математикой здесь, как и пятью чувствами, не обходится.
Как весь единый огромный мир – сумма частностей, звезд и бездн, так и стоящий перед этим миром его двойник – сознание – сумма множеств. Твой мир и твое сознание, то есть видимое сознающему и осознающее видимость – две частности, два малых фрагмента глядящих друг в друга бездн. Слияние ваших взглядов – пространство-время, движение, жизнь, версия. «Рождение» – появление версии, «смерть» – исчезновение: Формула соединяется и разлучается с миром способом «твоей» жизни. Выход внутреннего из личности – не телепортация, а перемещение с одинаковой вероятностью – сознания в реальном мире и реального мира в сознании. Мир внутри и мир снаружи перестают быть фиксированными – первый шаг к их слиянию. Одно дело – сознание, перерождающееся, погружаясь в математику, и другое – взгляд неперерожденного сегодняшнего сознания на все это со стороны, когда ясно: Формула, невидимая, существует. «Ничто» невозможно в той же степени, что и мир. То же самое – с жизнью и смертью. Или ты движешься, и тогда ты есть, или останавливаешься, и тогда тебя нет. Но в обоих случаях это – ты.
*
Декабрь. Извивающаяся лента тепла, видимая в тепловизоре, – что это: горячая вода в шланге или живая змея? Все, что мы видим, – мы видим снаружи. Наши ощущения и мысли – снаружи. А изнутри – и есть мир на уровне объяснения (смысла).
Что если смысл разделения мира на внешний и внутренний – возникновение в их слиянии ощущения в виде его уникальной модальности, не принадлежащей ни внешнему, ни внутреннему. То есть больно не мне и не миру – больно вообще. И из-за этого вообще все и существует; из развития этого вообще – Формула. Тогда взаимодействие двух половин целого (реальности и сознания, мира и его образа) – это не взаимодействие, это источник всего, самих этих двух половин. Чувство боли – источник нервных структур и непереносимости внутренним внешнего.
*
Февраль. Если цель сновидений – «высвободить из глубины подсознания истинные стремления человека», стоит подумать о том, кто их туда вложил.
*
Март. Устройство реальности и виртуальности схоже: реальным объектам в реальной бесконечности соответствуют локусы сознаний в бесконечном воображаемом мире – результат прорастания реальных живых существ в виртуальность. Реальность течет от условного начала, виртуальность – от условного конца (эти начало и конец – одно и то же). Как течет от начала реальность (инфляция, рост энтропии, «ничто»), мы усвоили. Виртуальностью же движет противоположная сила, ведущая к росту информации, обретению Формулы виртуальными локусами сознаний и, через это, – к проникновению сознания во все пространство-время сразу, то есть к выходу из «ничего» во «всё» – в более глубокое, надвременно-надпространственное измерение. В рамках отдельно взятого локуса виртуальности эта движущая сила – личное желание, истинное стремление человека, таящееся в глубине его подсознания. Не бесконечно нарастающий хаос трехмерной Вселенной толкает нас «сзади», из прошлого в настоящее, а возможность преодоления этой мировой тюрьмы (от Взрыва до вселенского небытия) тянет наше сознание «спереди», из настоящего в будущее, формируя главное личное желание отдельно взятого человека, его тайное подсознательное стремление. Это стремление проявляется уже в виде тяги малыша к чему-то определенному, малопонятному родителям. Виртуальность через взаимодействие с генами формирует главный побудительный мотив, главную движущую силу зарождающейся личности: тебе надо вот это! Кому-то – не много, кому-то – всё (здесь проявляется «величина» человека, широта души, «величие замысла»). Всё и не меньше! Великие, ничтожные – определяются не столько генами, сколько взаимодействием генетической программы с основным виртуальным запросом личности, сформированным в подсознании. Это нелегко осознать, с этим трудно согласиться. Но это так. Жизнь по закону шедевра. «Человек радуется, когда его память подсказывает то, что уже было ему когда-то известно», – дошедшее до нас из древности толкование познания как узнавания. С младенчества идеальный мир зовет нас. Не слабее, чем разрешают гены откликнуться на этот зов. Когда этот генный отклик «сбоит», возникает невроз с подменой реальности болезненной фантазией. Когда не гены, а суровая реальность противодействует идеалу – вы или ломаетесь, или становитесь персонажем романа – Гамлетом, Анной Карениной, Настасьей Филипповной: главные литературные герои – души, рожденные не в том месте не в то время. Отдельные «персонажи романа» дорастают до способности художественного освоения этого своего опыта, то есть до авторства: литературные шедевры, шедевры вообще – кратчайший путь к Формуле, средство тяги «спереди».
Генный отклик «сбоит» – это идеал выбрал не те гены. Если гены совсем плохи, действие на них идеала только усиливает это «плохо», превращая человека в носителя зла. Зло в человеке – выражение генетической недостаточности, ненаделенности рецепторами к идеальному запросу («жить по закону шедевра»). Человек – реально-виртуальный, генетически заданный сгусток, движимый тягой к постижению «всего». Это постижение нисходит через любовь в виде чувства над-реальности, испытываемого на пару, или через метафизику – то же, в одиночку. Носитель зла – бесчувственный комок вместо сгустка проходящих друг сквозь друга «световых» полусфер реальности и виртуальности.
Что за полусферы?
Возможно представить наш мир как картину двух идущих одно сквозь другое морей – реального и воображаемого, неравномерности ткани которых создают области повышенного трения, выражающие себя в поиске ощущения, в предощущении, в конце концов – в самом ощущении, дорастающем до понимания. Реальность отвечает на искомое ощущение рождением живого тела, виртуальность – рождением образа реальности в этом теле. В более глубоком измерении этого прохождения двух морей (как бы полусфер неких светящихся лучей) друг сквозь друга – не существует, там всё и вся сразу: морей не два, оно одно, спокойное и неподвижное. Здесь же, в реально-виртуальном мире предметов, рождаемый локусами трения двух морей поиск ощущения, дорастающего до понимания, приводит к тому, что отдельно сознающему виртуальному сгустку реальность его самого видится как последовательность событий: небытие – рождение – существование – смерть – небытие. Этот же цикл применяется им и к его сознанию. На деле, и реальный, и виртуальный материал сгустка – трение, взаимодействие неподвижных светящихся морей, выражающееся в ощущении, из которого вырастают: по одну сторону – мир, по другую – его образ, а вместе – сознающий субъект в объективном меняющемся мире. Что такое этот рождаемый трением морей поиск ощущения, из которого все и возникает, практически равный одной лишь возможности нашей четырехмерной Вселенной и нашей собственной жизни? Проще всего сравнить этот поиск с возможностью раскрыть закрытую книгу и начать читать. Весь наш мир, эта изменяющаяся во времени пространственная трехмерность – книга. В начале было Слово. Наше собственное существование – книга. Мы рождаемся, когда «открывают» книгу. Умираем, когда «закрывают». Нас читают. Даже когда мы читаем сами себя – вспоминаем события нашей жизни – читают на́с. Все, что с нами происходит – чтение. Кто же читатель? Не кто, а что. Нас «читает», то есть целиком от начала до конца содержит, более глубокое измерение – суть вещей. Наше существование в виде готовой, законченной книги и есть чтение. Воланд в «Мастер и Маргарита», взяв роман, моментально его прочел. Что при этом происходило? Герои книги жили, события совершались. То есть, кто они, герои книги? Кто мы со всеми нашими генами и что он – наш мир со всеми его бозонами? Всего лишь четырехмерная (длина-ширина-высота и время) проекция многомерной (десятимерной) сути. Практически, текст на плоскости.
*
Декабрь. Реальность и виртуальность стремятся соединиться в стихах, музыке, любви, научной теории. Сами по себе живописные полотна, сонаты и сонеты ничего не значат. Их художественные достоинства – достоинства средства, открывающего цель, а цель – то, что за, то, что за ними, реально-виртуальная десятимерность, единое и не делимое на зрителя и пейзаж: красота. Нобелевский лауреат Поль Дирак: «Гораздо важнее добиться того, чтобы в уравнениях присутствовала красота, чем добиться их соответствия экспериментам… так как несоответствие (экспериментам) может проистекать из-за того, что не были учтены (при составлении уравнения) те или иные незначительные детали, которые так или иначе будут выявлены в процессе дальнейшего развития теории… Представляется, что именно тот, кто работает, исходя из стремления добиться красоты в составленных им уравнениях и кто руководствуется внутренним импульсом, выбрал линию, которая действительно является направлением прогресса».
*
Январь. Разница между реальностью и виртуальностью сводится к не-выдуманности первой и выдуманности второй. Выдумано – не выдумано. И там, и там – реальность. Но что такое выдумывание? Скольжение по версиям, проявляющимся на глазах, и выбор одной, в ущерб остальным. Вот почему мир предметов в принципе может быть выдуман из квантового неопределенного мира. Стабилизация объектов, начиная с атомов, вследствие потери элементарными частицами версий при столкновении с версиями других элементарных частиц – выдумывание.
Само ли по себе происходит выдумывание или есть «выдумщик»? Сквозь кротовую нору можно попасть в другую Вселенную – в реальность, не знающую соседней. Но кто будет попадать? Кто этот теоретический «попадальщик», осознающий обе реальности – исходную и искомую? Существование его означало бы единую и неделимую мировую виртуальность, связующую реальные измерения.
Человек – сознающий объект – объективен, то есть реален, и сознает, то есть виртуален. Он – связь реальности с виртуальностью, он все глубже погружается и в то, и в другое. На определенной глубине этого погружения становится неважно, где виртуальность, где реальность. Эта глубина и есть Формула.
Виртуальность, воображаемый мир, побуждающий нас слиться с ним целиком, тянущий в себя «спереди» наше сознание, – это десятимерность в четырехмерном, таком же выдуманном, мире тел, десятимерность нашего сознания в нашем четырехмерном теле.
Доктор виноделия
(2008: события одной недели с флешбэком в 1991)
– Бред! – дослушав «Дневник туриста», откинулся на спинку дивана Белоядов. – Художественной ценности не содержит.
Профессионально декламировавший Вульф, охрипший к концу поочередного, на пару с Белоядовым, чтения вслух «Харона» и «Дневника», по завершении читки наполнил доверху свой пивной бокал…
– Художественную ценность, Алекс… несут в редакцию… или, на худой конец, литературному бонзе «на посмотреть», – оглаживая бороду в после-пивном блаженстве, отозвался Вульф. – А он прислал это мне. Нам.
– Ага. Через пять лет. За это время десять редакций и двадцать бонз обегать – не вопрос.
– С нашими фамилиями в тексте? С доморощенной метафизикой?.. Нет, Алекс, это не для редакций.
– Что это вообще такое? – потряс Белоядов рукописью.
– Приложение к путешествию. Я бы даже сказал: приглашение. К путешествию. Помнишь: «Предложение неожиданных путешествий есть урок танцев, преподанных богом»?.. Ну, еще по одной?
– Я – пас, Лезандр.
Отбросив рукопись, Белоядов уставился на нее. Вульф – на Белоядова:
– Ты когда-нибудь прежде, Алекс, сталкивался с развернутым изложением одного дня твоей собственной биографии?.. Человек конспектирует свое пребывание рядом с тобой, а после – тебе же все это предъявляет. С какой целью?.. Бесцельно – это действительно бред. А цель… – потянулся Вульф через стол к товарищу… – По сути, там что? Если отбросить гребной антураж… слоняться по воде – не может быть целью по определению… если это отбросить, тогда остается…
– …поэзия… М-теория… бред, – загнул пальцы Белоядов.
– То есть, разговоры. Ваши разговоры о физике. Наши разговоры о лирике. И его разговоры с самим собой. Чувствуешь?
– Что я должен чувствовать?
– Что цель… и есть разговоры.
– И… что?
– Ты свободно разглагольствовал о мироздании, я так же непринужденно – об изящной словесности. А сейчас у меня ощущение, что – нет, не свободно, что именно – по принуждению. Что все это из нас с тобой извлекали…
– Так оно так и было.
– …а теперь возвращают. На место. Подредактировав. Я не прав?
– Под-редактировав? Вот это вот – под-редактировав?.. Документалистика! Хроника! Что там под-редактировано?
– Да вот не там, понимаешь. Здесь и сейчас, – постучал себе пальцем по лбу Вульф, – все редактируется. Происходит. Как тебе объяснить…
– Да знаю я, о чем ты сейчас начнешь! Мы ему – М-теорию, он нам – эту… десятимерность сознания! У меня, Лезандр, на десятимерность сознания иммунитет, как на «советскую власть плюс электрификацию всей страны»! В аспирантуре еще: полез один на трибуну. Я, говорит, изобрел метод наблюдения, абсолютно не влияющий на объект. Я встал и вышел.
– Да?.. – наморщил лоб Вульф, наполняя бокал. – А мне показалось…
– Ну, хочешь, я все, что тебе показалось, разъясню? Как сову Шарик! Оставь мне эти «Записки охотника» на недельку, я посмотрю. Со Львом пообщаюсь… В следующую пятницу вот на этом же месте я тебе на пальцах разложу все, что тебе показалось.
– Да бог с ним… – огладив бороду, Вульф выжидательно посмотрел на товарища: – Как насчет «Сизенького голубчика»?..
– Лезандр! В следующую! Пятницу!
– Ну, в следующую так в следующую.
Хорошо зная это внезапно овладевавшее Белоядовым, прорывавшееся во взгляде беспокойство, Вульф потихоньку стал собираться.
Не успела закрыться за ушедшим дверь – хозяин квартиры, плюхнувшись в кресло-каталку, с рукописью в руках подъехал к столу.
В какие-нибудь полчаса разбор текста был завершен.
Скользнув взглядом по истертым корешкам книг на полке, Белоядов подкатил на кресле к шкафу. В заднем ряду по худобе и глянцевому переплету нашарил искомое. Да! То что нужно! Рабочая, над столом, полка – не тот случай. Имея дело с не замутненным формулами сознанием, правильнее пытаться взглянуть на предмет тем же девственным взором.
Прежде всего: отношения мира тел с квантовым миром… Листая, проглядывая по диагонали популярное издание, дошел до кота Шрёдингера, пытаясь «взглянуть тем же взором» – как впервые…
Итак. В закрытом ящике – живой кот и механизм: счетчик Гейгера с радиоактивным веществом, молоток и колба смертельного яда. Колба может быть разбита механизмом, приводимым в действие радиоактивным распадом. Распад носит вероятностный характер: 50/50. Если распад произойдет, молоток разобьет колбу и яд убьет кота; если не произойдет, механизм не сработает и кот будет жив. В квантовой теории не существует «или», этого «распадется или не распадется». Существует «распадется/не распадется» – сразу, слитно, вместе, одновременно («волновая функция распавшегося атома складывается с волновой функцией целого атома»). Таким образом, кот в ящике – сумма живого и мертвого кота. (Ньютон послал бы на хрен). Та-а-ак… Вот: любое тело – сумма всех возможных его состояний… женщина – беременна, не беременна, девочка, старуха, мать – одновременно. Волновая функция женщины. Постановка вопроса ясна. Или не ясна? Кому-то может быть не ясна?.. Да не-е-ет, ну что тут…
Та-а-ак… Копенгагенская интерпретация (Нильс Бор): открываем ящик – или: «Мяу!..», или: мертвая тишина – волновая функция зафиксировалась в одном из двух состояний. То есть, имеется невидимый барьер, разделяющий мир атомов и мир котов: в мире «кошачьего» здравого смысла, в отличие от мира атомов, волновые функции уже зафиксированы.
Но как раз именно «кошачий» смысл, замешанный на сегодняшней, пост-нильс-боровской, физике, стремится преодолеть любые невидимые барьеры.
Значит, что?.. Или всем на свете, включая распад «нашего» атома урана, управляет космическое сознание (бред!). Или все вероятности всего реализованы во множественности Вселенных: при любом квантовом событии Вселенные множатся, и в одной из них кот жив, а в другой – нет. При этом волновые функции множащихся Вселенных теряют когерентность друг с другом, и, например, живого кота, открывая ящик, видим именно мы, а дохлого в параллельной Вселенной – уже другие мы: мы-не мы – так же, как и мы, считающие себя единственными в своей единственной Вселенной.
«Не уплыли мы куда-то туда?.. – оторвавшись от книжки, огляделся вокруг Белоядов… – Не страшно далеки от народа?..»
Теперь: квантовая космология… С какой-то определенной вероятностью отдельно взятый электрон может находиться в любой точке пространства-времени в любой из множества параллельных Вселенных. Однако же вероятность пребывания «нашего» электрона именно здесь, у нас, максимальна. Почему? Почему, если волновая функция Вселенной вбирает в себя все возможные Вселенные? По-че-му? Похоже, только по одной-единственной причине. А именно – по той, что ее волновая функция больше, чем у других Вселенных, которые из нашего поля зрения – фррр!.. – поскольку их волновая функция меньше и теряет когерентность с нашей. Чья волновая функция больше – у того и мы с нашим звездным небом над головой, остальным – хрен… А почему она больше?! И почему у тех, с дохлым котом, больше именно их волновая функция?! То есть почему мы – не они?!
Тпррр!.. Приехали… Вот и все «выделение мира тел из квантового неопределенного мира». Похоже, все как всегда. «Так-то» потому что «вот так-то»!.. А почему «вот так-то» – не наше дело. С нас и «вот так-то с так-том» – выше крыши…
Покачавшись в кресле со сцепленными на затылке руками… Белоядов схватил со стола рукопись:
«Выдумано – не выдумано… И там, и там – реальность. Но что такое выдумывание? Скольжение по версиям, проявляющимся на глазах, и выбор одной, в ущерб остальным. Вот почему мир предметов в принципе может быть выдуман из квантового неопределенного мира. Стабилизация объектов, начиная с атомов, вследствие потери элементарными частицами версий при столкновении с версиями других элементарных частиц – выдумывание».
Утрата когерентности с параллельными Вселенными, настройка фокуса на мир тел… Сжатие волновой функции «наших» атомов от столкновений с «чужими» атомами вплоть до иллюзии неподвижности и плотности тел… Выдумывание…
«Скольжение по версиям, проявляющимся на глазах, и выбор одной, в ущерб остальным»… объекты стабилизируются потому, что… выдумываются… воображение кончается изображением… виртуальным… запрограммированным… так же, как развитие живого организма запрограммировано в генах: в нужный момент распуститься, раскрыться!.. значит, сумма столкновений с «чужими» атомами вплоть до формирования иллюзии плотного тела – программа, подобная той, что в ДНК… та же самая… это одна и та же программа… и значит… – чувствуя приближение нового пространства, освобождающегося в сознании для странной, одновременно простой и важной, собирающейся войти, мысли… – Белоядов вздрогнул!..
…Встав, пошел на звонок, отметив про себя аналогию ситуации с той, пятилетней давности, когда на покрытом подснежниками берегу байдарочной речки вот так же, как и сейчас, всплывшее с большой глубины необычно красивое, новое понимание спугнули неосторожно и грубо…
– Привет, – как-то странно, одновременно просто и важно, собираясь войти, произнесла в дверях Лика…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
– …Феномен милой девки? – переспросил Белоядов. – Милая девка?
– М-г… – высунувшись из-под одеяла, потянулась руками в потолок Анжелика. – Я у тебя… Но не – моя подруга у того, чья она теперь.
– Ты не сказала «бывшая».
– Ну, а к чему это… бывшая, будущая.
– Как «к чему»? – повернувшись, потянул носом Белоядов.
– «Вы раскаетесь»… – спрятала руку под одеяло Анжелика. – Каренина… Жизнь раскается. В чем?.. Покаяние. Совесть и суицид… Совесть где? – в настоящем. Суицид где? – в настоящем. И связавшее их «вы раскаетесь» – в настоящем. Всё здесь, сейчас. Где здесь будущее?.. Так и у нас с ней, с подругой. Она на супружеском ложе. Я на твоем. Жена. Милая девка. Где здесь бывшая? Будущая?
– Как это: «девка»?!
– Не то-о-о… Ну как… м-м… – поморщилась Лика… повернулась к нему, обдав слабым, почти прозрачным, коньячным духом: – Лолитин смешок в фильме Лайна.
– Смешок?..
– Глубоко задевающее… Видел бы ты вчера свое лицо. Когда открыл. Вот так: никого-никого, никогда-никогда, только ты в дверном проеме, как в вечности. Я не о своей уникальной привлекательности: ты знаешь, кому я в первую очередь критик. Теперь уже дипломированный. Просто – задевающее (по той или иной причине) глубоко, вытаскивает нас из себя. «Дорогие создатели кинофильма “Побег из Шоушенка”, не планируете ли вы снять кино о побегах также и из других тюрем?..» Есть состояние, связь которого с вечностью – очевидна. Этот ее смешок, и – никакого окоченевшего в детском неврозе стареющего господина. А вместо него – кто-то настоящий, кем он всегда и единственно был. То, что мучает недостижимостью, достигается в момент смешка.
– Что? Что достигается?
– Угадай… На посошок, и я побежала…
Со времени их знакомства на какой-то литературной тусовке (куда Вульф затащил ничего не подозревавшего о цели прогулки Белоядова, задурив ему по дороге голову чудовищно поэтической интерпретацией последних данных, полученных с помощью мощнейшего в мире аризонского телескопа) прошло не более нескольких месяцев, на протяжении которых вошедшая у новоиспеченной пары в привычку манера сдабривать физику литературой ни разу не подводила.
Началось первым же вечером, когда, сдвигая бретельку с ее плеча, он вдруг услышал: «Что если не к людям Христос Достоевского?» – и, замерев, выждав, продолжил уже под это:
– С чего вдруг взяли (да, правда, с чего? – согласился с ней взглядом), что это люди: Настасья Филипповна, Рогожин? Через Тоцкого запустили мельницу. Уронили ангельскую душу. «А поле битвы – сердца людей»… Другая битва, сердца другие. Кто Рогожин? (Кто?.. – молча переспросил он.) Иуда на падшего ангела? Момент возвышающий? Смерть очищающая? Да есть ли он, Иуда этот сам по себе (разведя руки, едва не выпав из телепортации на полдороге к дивану), без первого, совратителя? Идиот – пронесение чаши мимо? Но не простое. А через: «Шла бы в прачки!» Здесь нет людей, ангелов, Спасителя в чистом виде. Не имеется. Читать надо не на земле (утонув в его взгляде, покивав…) – на небе, но о земле: решается ее судьба. Всегда все решается… не по горизонтали… я не о том… не в споре, не в столкновении. Не – испытывают они истинную свою силу… нет-нет, нормально… а – пропускают сюда то, что над ними. Ка́к это видно на Аглае, у которой этого «над» нет!.. м-м, как видно… да-а-а… сама-а-а по себе-е-е…
Чуть позже, уже не сбивая с толку:
« – У меня нет жеста приличного, чувства меры нет; у меня слова другие, а не соответственные мысли, а это унижение для этих мыслей.» Мысль бывает унижена. Не оскорблена – унижена. Поставлена на место: ниже…
Сцена на зеленой скамейке… Как скучно с этими… земными… устраивающими общение с самой собой, с над-собой в виде другого человека рядом с собой. Для них эта сцена удивительна, достойна пера, для над-сознания же – сон… скука…
«…как если бы увидели вашу любимую женщину в клетке с надсмотрщиком…» Она первая верит, что сама виновата, сколько бы ни кричала о своей невиновности. Падшая бесится о своей ангельской природе. А падение – что? Нисхождение над-сознания в сознание. Наслаждение сознания своим позором – месть Ему, все это допустившему. Все, все… не буду больше…
Письма ее к Аглае – то же общение над-сознания с сознанием, принижение себя под последнее. Не буду-не буду…
Принижение для воздействия на сознание Аглаи с пустотой ее над-сознания.
– Как ее зовут, – не выдержав, спросил он тогда, – твою подругу?..
Слушая теперь о том, что вечность такого вот Лолитиного смешка, легко проникая в иллюзию недолгого, каких-то семьдесят оборотов земли вокруг солнца, пребывания в самом себе, – главное, что эта вечность делает, – давая до себя дотянуться, наполняет пониманием того, что там, внутри, в ней, можно оказаться, ею можно больше, чем собою самим, воспользоваться… – слушая краем уха, наблюдая перед собой то, в чем оказался и чем воспользовался, краем глаза Белоядов уже не литературно, а физически скользил прямиком туда, где все давало дотянуться, воспользоваться: неадекватное восприятие – искажение проекций… Неадекватное… искажение… Это как проекции одной и той же сцены на плоскость, шар… полушарие… информация искажается… в мире тел… Сознание – проникновение… в виртуальность… Искаженную полушарием… или нет?.. В виртуальность тел или того, что они открывают… скрывают: в исходную чистоту проекций?.. Проникаешь – частицей или волной, то есть полушарие – следствие овладения или причина?.. Куда проваливаешься, когда не в сознание?.. почему это формула?.. почему единица и электрон – не бледные… не смуглые… одинаковые… Единицы – одна и та же единица, электроны – один и тот же… один и тот же электрон – искажаясь полушарием, связующий тело в образ… из образа выплывающий полушарием… Скольжение по версиям и выбор одной в ущерб остальным… Стабилизация объектов – выдумывание… Сумма столкновений с «чужими» атомами вплоть до формирования тела – программа… та же, что в генах… Программа – одна… Всеобъемлющая… Внутри и снаружи… И в генах, и здесь, снаружи, – столкновения тел…
– Ты что… именно так сочиняешь диссертацию?.. – не узнавая своего голоса, спросил он под продолжавшийся дамский монолог.
***
Утонувший в мягком кресле, уставившийся в «стену размышлений» Вульф наслаждался детализацией представлений о том, «что вроде бы и что на самом деле».
Везде и всегда – вроде бы и на деле. Внешнее и насквозь. Демонстрируемое и с головой снедающее самого демонстратора. Первое называют «казаться», второе – «быть».
Как там?.. «…мы живем, ровно ничего не зная о существе, которое мы любим.» За столетие – никаких изменений.
Он вспомнил тот вечер, презентацию, на которую затащил тогда Белоядова… Тот взгляд «существа, которое мы любим» на «существо, с которым мы дружим»…
А «лю́бим» ли?.. Любил ли он взгляд, в одну секунду изменившийся вдруг до этого «ровно ничего не зная о существе…»? Или любил существо – совершенно не связанное со взглядом и с… со всем остальным… существо, выражавшее себя… демонстрировавшее себя только в самый неподходящий момент?.. Не подходящий для чего? Для того же взгляда, уже блуждавшего под тяжелое, старавшееся казаться легким, дыхание. Для всего остального, сверх меры вещественного, непередаваемо вещественного рядом с открывавшимся существом…
– «…Когда мне было десять лет, – как наяву, услыхал теперь, глядя в стену, Вульф голос существа, с которым, ничего о нем не зная, прожил полгода, – я зимой закрывал глаза нарочно и представлял лист – зеленый, яркий с жилками, и солнце блестит. Я открывал глаза и не верил, потому что очень хорошо, и опять закрывал… Они нехороши потому, что не знают, что они хороши…»
– «Все люди добрые?..» – его, Вульфа, голос из «подземелья», «подвала»…
Существо, игнорируя «подземелье»:
– Кириллов – Ставрогину: «Человек несчастлив потому, что не знает, что он счастлив… Кто узнает, тотчас сейчас станет счастлив… Надо им узнать, что они хороши, и все тотчас же станут хороши, все до единого»… Шатов (без всякого перехода, без паузы) – ему же: «…знаете ли, почему вы тогда женились, так позорно и подло? Именно потому, что тут позор и бессмыслица доходили до гениальности!.. Правда ли, будто вы уверяли, что не знаете различия в красоте между какою-нибудь сладострастною, зверскою штукой и каким угодно подвигом, хотя бы даже жертвой жизнию для человечества? Правда ли, что вы в обоих полюсах нашли совпадение красоты, одинаковость наслаждения?»
