Владислав Конюшевский
Иной вариант: Иной вариант. Главный день
Получив тяжеленький кругляш, удовлетворенно ощерился – знакомая штучка. Да и как ей не быть знакомой, когда это киданная мною сотни раз русская Ф-1! Продемонстрировав «лимонку» здоровяку, я с трудом запихнул ее в тесный нагрудный кармашек на сетчатой жилетке арабчонка. Запихнул так, чтобы скоба торчала наружу, и крикнул:
– Скажи своим людям, чтобы никто не вздумал стрелять, а то я вашего человека заминировал. Вот видишь – у меня палец в кольцо продет. Если я упаду, то и ему конец!
Шварценеггер, нервно переминающийся с ноги на ногу, заволновался:
– Эй, мы так не договаривались! Ты обещал его отпустить, когда получишь оружие! Мы свое оружие отдали, теперь ты должен выполнить обещание!
Щаз! Спешу и падаю! Совсем меня за дурака держат… Вместо ответа я опять спросил свою напарницу:
– Майя, у тебя веревочка есть?
– Какая?
– Любая! Можно леску или проволочку… что, нет? Жалко… Тогда держи!
Я передал ей револьвер и, не вынимая палец из кольца, принялся стягивать куфию с шеи яростно сверлившего меня одним глазом пацана. Второй у него тоже был на месте, просто в данный момент не открывался, заплыв сильной опухолью. Подмигнув косому пленнику, я отдал платок девчонке, сказав:
– Оторви от нее две полоски и дай мне. Сделай одну ленту потолще, я ею руки этому парню свяжу, а другую тоньше – ее за гранатное кольцо завяжу. Сможешь?
– Конечно!
– Тогда – действуй!
За спиной какое-то время слышалось сосредоточенное сопение, а потом треск разрываемой материи.
– Ой!
Я напрягся:
– Что «ой»?
Майя, разглядывая оторванный шматок, виновато сказала:
– Криво вышло…
– Ничего страшного! Давай его сюда и делай второй пошире, для рук.
Пока девчонка мучилась с «арафаткой», сильно переживающий Шварц, внимательно следящий за моими манипуляциями, снова вступил в переговоры:
– Ты что творишь, скотина? Мы ведь так не договаривались! Немедленно отпусти Ахмета. А то отсюда никто живой не уйдет! Нам без него не жить, но и вы жить не будете!
Я, привязав ленточку к кольцу и намотав на кулак длинный, почти полутораметровый хвост, крикнул в ответ:
– Не ори! Все живыми останутся, если глупить не станешь. Ты сейчас собираешь всех своих людей, и которые возле тебя стоят, и тех, что за стенами прячутся. После чего садитесь в машину и едете вниз, до поворота. Там останавливаешься, и тогда я отпускаю к тебе Ахмета. По-другому никак не разойдемся! Согласен?
– Дай подумать.
– Думай!
В этот момент подала голос наконец-то справившаяся с платком Майя:
– А как же тот турист, которого они с собой забрали? Ну, полковник? Ты их что – с ним отпустишь?
Я кивнул:
– Ага. Иначе ничего не получится. – И видя, что девчонка хочет возразить, пояснил мысль: – Если они заберут полковника с Ахметом, то просто уедут, и все. Ни секунды лишней терять не станут. У них и так операция непозволительно затянулась. Ведь с момента убийства нашего охранника уже минут десять прошло… А вот если я затребую полковника, то, получив Ахмета обратно, они вполне могут пойти на штурм, чтобы вернуть полковника и выполнить свою задачу. В данной ситуации лишние пять минут, при общей тишине и спокойствии вокруг, для них роли не сыграют. Ну а я один против них не потяну. Да и ты ведь не из боевых подразделений? Вот видишь… Значит, бой вести не сможешь. И тогда ляжем все.
– А если им Ахмета не отдавать? Пока он у тебя, смотри, какие они послушные!
Я фыркнул:
– Если боевики заподозрят, что им пацана не отдадут, то штурм начнется еще быстрее. Со всеми вытекающими последствиями. Нет уж! Я не Рэмбо, поэтому пусть забирают обоих и уматывают! Или есть возражения?
Майя, тяжело вздохнув, покачала головой. Хм, быстро же она очухалась от потрясения, возникшего во время захвата. И как всякая женщина, сразу же, как только ситуация более-менее выправилась, захотела большего. Но вообще наш диалог мне сильно напомнил сказку о рыбаке и рыбке. Если конкретнее, то как раз тот момент, со словами: «Не хочу быть царицей земною, хочу стать владычицей морскою!» Правда, кареглазая принцесска, в отличие от сказочной бабки, сумела найти в себе силы и вовремя остановиться. А ведь мне нужно было именно ее согласие. Обдуманное согласие, а не выжатое. Просто я должен наблюдать, как арабы грузятся и уходят, а она все это время будет оставаться на месте, держа Ахмета на поводке. И если бы я не стал объяснять побудительной причины своего поступка, то кто его знает, что придет девчонке в голову? Вдруг, почувствовав себя хозяйкой положения, она объявит арабчонка своим личным пленником и начнет качать права? Нет уж! Лучше все разжевать и быть спокойным…
– Эй, русский!
О, здоровяк голос подал!
– Чего тебе?
– Мы согласны! Но если ты опять обманешь или станешь выдвигать новые условия, то мы вернемся и уже тогда разговаривать ни с кем не будем! А смерть твоя будет настолько страшной, что даже я испугаюсь!
– Я тоже пугаюсь, поэтому говорю правду! Если ВСЕ твои люди уедут к повороту, то я сразу же отпущу Ахмета. Он мне не нужен! Мне главное, чтобы вы нас в покое оставили!
– О’кей! Только кто будет за нами наблюдать?
– Я! А девчонка вашего пацана посторожит!
– Не пойдет! Жизнь Ахмета я еврейке не доверю! Пусть она смотрит, а ты его сам контролировать будешь!
Блин! Видно, здоровяк тоже хорошо шансы прикидывать умеет… Но еще раз хоть как-то подставлять девушку мне вовсе не хотелось, поэтому я крикнул в ответ:
– Нет! Я ей доверяю, и этого достаточно! А тебе придется доверять мне. Поэтому начинай действовать!
Шварц сплюнул и махнул рукой:
– Хорошо!
А я, передав веревочку Майе, попросил:
– Смотри внимательно и от стены не отходи. Я скоро вернусь.
После чего, подняв ранее сдернутый с заминированного главаря «узи», замотал ему руки обрывком «арафатки» и, напялив на себя один из трофейных ремней с подсумками, притащенных Майей, потопал в сторону выхода. Шел и по пути сильно боялся, даже не того, что боевики шутки шутить начнут, а того, что наши странные движения могут заметить какие-нибудь посторонние люди. Пусть вокруг и пустынно, но по закону подлости какой-нибудь водитель из изредка проезжающих по нижней дороге машин разглядит, что здесь происходит. Две минуты назад я об этом мечтал, а сейчас, когда ситуация стала разруливаться, поднятая ими тревога могла бы мне конкретно икнуться. Аборигены тут все дерганые до невозможности, и многие гражданские ходят с оружием. Вот увидят боевиков и вполне могут вообразить себя героями. Ладно, если просто отзвонятся воякам. А если стрелять начнут? Тогда все выйдет из-под контроля и шансов выжить у меня практически не останется…
Но пока нас вроде никто не замечал, и, пройдя к выходу, я мог наблюдать, как террористы грузились в свой микроавтобус и «тойотовский» джип, которого я раньше не видел. Точнее – четверо заскочили в «фольксваген» и еще трое, включая здоровяка, разместились в «тойоте». При этом Шварц, перед тем как сесть в машину, довольно буднично сказал:
– Смотри, русский… Ты, насколько я успел понять, человек достаточно умный. И прекрасно понимаешь, что наше время уже вышло. Так что или через пять минут мы уезжаем с Ахметом, а вы продолжаете жить спокойной жизнью, или мы все, включая вас, превращаемся в шахидов. Мы в добровольных, так как вернуться без сына хозяина просто нельзя, а вы – в вынужденных. Поэтому тянуть не советую.
После чего захлопнул дверь, и джип, выкинув мелкие камешки из-под колес, рванул вниз по серпантину.
Я, глядя им вслед, только сплюнул. Ай-яй-яй… Как все нехорошо выходит… Можно сказать – очень плохо. Нет, меня напрягли не слова здоровяка – они как раз были вполне нормальны и ожидаемы. Мне категорически не понравилось то, что я увидел их машины. Точнее, что мне позволили их увидеть. И это могло означать лишь одно – живым меня по-любому оставлять не собираются. Остальных туристов, скорее всего, не тронут – тут уж не до жиру. А вот русского, который сломал все планы, уберут. Уберут по двум причинам – я видел, на чем они поехали, и, значит, буквально через полчаса полиция начнет искать именно эти колеса. А вторая… Хм, тут все упирается в менталитет и престиж. И то, и другое требовало от Шварца превратить меня в жмурика, чтобы можно было сказать: «Кяфир, поднявший руку на молодого господина, нами уничтожен». Потому как при проведении операции он допустил огромный косяк. И винить в этом косяке будут вовсе не невоздержанного в своих желаниях сопляка, а того, кто допустил, что сына хозяина захватил какой-то турист. И только смерть дерзкого неверного может слегка выправить ситуацию.
Ой, тошненько мне… Хотя… Я очередной раз сплюнул, наблюдая, как машины боевиков подъезжают к повороту, и взбодрился. А чего, собственно говоря, горевать? Ведь предполагал, что они обязательно кого-то здесь в засаде оставят. Или в развалинах, или в «зеленке». Просто не могут не оставить. А вдруг русский опять начнет фортели выкидывать? Тогда этот засадный стрелок меня тупо валит, плюя на все последствия. А потом вернувшиеся бандиты устраивают здесь кровавую баню, после чего героически гибнут в неравной схватке с подъехавшими вояками. В том, что вояки подъедут, я нисколько не сомневался. Там, в оставшихся возле Майи подсумках, гранат вполне хватает, так что бесшумное оружие перестает играть. Да и я при падении устраиваю такой бабах, который и в Эйлате услышат.
Это первый вариант развития событий. Второй же, гораздо более приятный для террористов – это тот, где я просто отпускаю Ахмета. И как только он берет гранатный «поводок» в свои руки, меня тут же валит оставшийся в засаде бандит. Валит лишь для того, чтобы Шварц мог сказать коронную фразу насчет «кяфира, поднявшего руку»…
Только вот здоровяк, конечно, может быть, и профи, но, видно из-за большого расстройства, ошибку с машинами допустил. Или просто недотумкал, что я это просеку. А надо было. Зато теперь точно знаю, что меня ждет. Без вариантов. Но на первоначальный план передачи арабчонка это никак не влияет. Ну не думали же они в самом деле, что русский, стоя посреди дороги, вытащит гранату из жилетки щегла и широким жестом предложит ему бежать к своим? Щаз!
У меня на это свой план заготовлен, и пока машины ехали к повороту, я все, что надо было, приглядел. А надо мне было укрытие, в котором можно было залечь и только потом отпустить заложника. И подходящее место нашлось. С одной стороны прикрытое большим деревом, а с другой – нехилым валуном. Как говорится – то, что доктор прописал! Поэтому, махнув рукой вылезшим возле дорожного указателя боевикам, я повернулся и, скользнув взглядом по нашему автобусу, пошел обратно.
А там практически ничего не изменилось. Лишь двое туристов хлопотали возле лежащей в теньке бабки, да еще один сухонький старичок стоял рядом с Майей, воинственно сжимая в руках кургузый пистолет-пулемет. Да уж, вот что значит старая закалка. Те, кто помоложе, так и валяются жопами кверху, а этот старик… вроде канадец… ну да, точно канадец, один из тех, кто в самом начале сбежать хотел, возбужденно сверкая глазами, при моем подходе поинтересовался:
– Помощь нужна? Ты не смотри, что я старый! Рука еще крепкая! И хоть вот это, – дедок с сомнением взглянул на ствол, – и оружием не назовешь, но будь уверен – не промахнусь.
Хмыкнув, я ответил:
– Конечно, нужна, – и обращаясь к Майе, добавил: – Сейчас пойду отдавать пацана, а ты возьми автомат нашего охранника, да и остальную амуницию, и уводи людей вон в то строение. Пусть у него задней стенки нет, но хоть с боков прикрыты будете.
Барышня, передавая мне веревку, привязанную к кольцу гранаты, кивнула и поинтересовалась:
– А ты?
– Я же сказал – пойду этого крысеныша отдавать. Но если через пять минут не вернусь, начинай стрелять из оружия охранника. Хоть в воздух, лишь бы шум был. Только не раньше, а то меня там ухлопают. Поняла?
– Да. А…
Она как-то замялась, и я вопросительно поднял брови:
– Чего?
– Может, мы этого, – девушка с ненавистью покосилась на пленного боевика, – отпустим прямо отсюда? Зачем тебе выходить? Все спрячемся, где ты посоветовал, и – отпустим. Они ведь не должны вернуться, ты сам говорил… А как отпустим, так сразу стрелять начнем. Это их здорово подстегнет к бегству…
Во блин! Я тут планы рожаю один за другим, а ведь все действительно очень просто! На хрена мне куда-то переться и подставляться под пули, когда можно спокойно занять оборону и только потом выпускать араба! А уж если сразу за этим начать пулять из «узи», то никто сюда уже точно не вернется. Террористам до основной трассы минут десять ехать надо, поэтому они подхватят своего облажавшегося главаря и пулей отсюда рванут, забыв про все планы мести! А я ведь так лоханулся потому, что про оружие убитого парнишки совсем не подумал. Оно ведь без глушителя, так что сейчас такой грохот устроим, чертям тошно станет! Можно было, конечно, снять глушители с трофейных пистолетов-пулеметов, но они почему-то не откручивались, вот я и оставил эту затею. Зато сейчас…
На радостях я чуть было не чмокнул сообразительную девчонку, но неожиданно застыл. Твою маман! Ну не идиот ли? Нет, понятно, что со страха да с переполоха мозги слабо соображали. Но ведь это на поверхности лежало, как же я сразу не допер!
Майя, увидев внезапное изменение выражения моего лица, встревоженно выпалила:
– Я опять что-то не то сказала?
– Нет, ты умница и все правильно придумала. Просто меня еще одна мысль посетила. Поэтому давай, собирай туристов и гони их куда задумано. А я – сейчас…
После чего, не обращая внимания на девушку, принялся охлопывать гордо молчащего Ахмета. И почти сразу нашел, что искал. А именно – телефон. И ведь еще по одному телефону есть у убитой сержантки и у охранника. Их, а также ныне умершую бабку, боевики не обыскивали. А так как в наше время выйти из дому без «сотки» – это все равно что выйти без штанов, то связью мы сейчас обеспечены по самые уши!
Главное теперь, чтобы прячущийся стрелок не разглядел, что же я взял у арабчонка. Или он сам не завопил, предупреждая террористов. Но это вряд ли. Не такое у него состояние, чтобы помирать сейчас. Поэтому будет молчать до тех пор, пока не добежит до своих. А Шварц, узнав о новой опасности, тут же, забрав своих нукеров, даст деру.
Поэтому, сунув трофейный телефон в карман, я, глядя, как последний турист исчезает в здании, завопил в никуда, при этом имея в виду оставшегося стрелка:
– Эй! Я сейчас отхожу к остальным и сразу отпускаю вашего человека.
После чего сделал, как обещал. Подтянув Ахмета ближе к стене, смотал ленточку, привязанную к гранате, в комок и, сунув получившееся макраме арабу за пазуху, тут же нырнул в дверной проем. И уже оттуда сказал ему:
– Чего встал? Беги к своим!
Бывший пленный, поняв, что его действительно отпускают, сразу преобразился. Выпрямился, расправил плечи, засверкал глазом, но, однако, после высокомерного плевка в нашу сторону, больше никак своего отношения показывать не стал и довольно резво порысил к выходу. Я же, глядя ему вслед, подумал, что именно присутствие вот этого гонористого малолетнего дилетанта нас всех и спасло. Без него Шварц со своими людьми сразу бы изъяли полковника, покрошили свидетелей и умотали. А «папин сыночек» своими действиями им все обломал. Прям хоть свечку за него ставь… Хотя через пару-тройку лет этот волчонок в волка превратится, и если и втыкать за него свечку, то только ему же в задницу. Так, чтобы по самые гланды…
В общем, посмотрев, как Ахмет добежал до входа и скрылся из глаз, я обернулся и протянул удивленно вытаращившейся на меня девчонке телефон:
– Давай звони – куда там у вас в таких случаях звонят? А мне вон в ту дырку понаблюдать надо, как он до остальных дойдет. И уедут ли они после этого…
Майя, вцепившись в трубку, как утопающий хватается за спасательный круг, тут же принялась набирать номер, а я, поставив канадского дедушку с пистолетом-пулеметом возле дверного проема, подошел к пролому в стене.
Начала дороги отсюда видно не было, но большая ее часть, а самое главное, стоящие внизу террористы просматривались хорошо. И по тому, как начал разворачиваться джип, стало понятно, что своего главаря они заметили. Заметили и захотели подъехать к нему. Но мы так не договаривались, поэтому, ухватив неудобный и маломощный «узи» охранника, я несколькими одиночными выстрелами обозначил свое недовольство. Да уж… после чуть слышного кашлянья бесшумок, грохот пальбы заставил поморщиться. Попутно он взвил целую стаю птиц, которые с громкими криками начали кружить над рощей, растущей вокруг развалин. Но он же сразу прекратил всяческие незапланированные движения. «Тойота», клюнув носом, остановилась, и выскочивший из нее здоровяк, погрозив в нашу сторону кулаком, остался на месте.
Вот так вот. Стой, грозись, но близко не лезь… А еще секунд через десять я увидел Ахмета. Связанные за спиной руки мешали ему бежать под уклон, но арабчонок все равно развил приличную скорость, шустро перебирая конечностями. Такими темпами изнервничавшийся Шварц уже через полминуты сможет прижать своего непутевого командира к широкой груди. Единственно… Оторвавшись от карабина, я прищурился, пытаясь понять, что там у Ахмета между ног болтается. Вроде, когда он от нас уходил, ничего такого не было…
Глава 3
– Господин Корнев, Мухаммад-аль-Исрани достаточно авторитетный в определенных кругах человек. И свои клятвы старается выполнять. Нет, конечно, с одной стороны, его слова могут так и остаться словами, но с другой… Никто не может сказать с уверенностью, что придет в голову фанатику, и на всякий случай лучше отнестись к его обещаниям со всей серьезностью. Тем более что смерть сына он, похоже, воспринял как личный вызов…
Собеседник замолк, а я, глядя на древнего, как экскремент мамонта, старика, сидящего в инвалидной коляске, вместо ответа на заданный вопрос, тяжело вздохнул и горестно пробормотал:
– Ёперный театр… Ну ведь не я же этого Исраненка ухлопал!!! Я его отпустил. Живым! Кто же знал, что он настолько безмозглый, что умудрится сам себя подорвать? И чего этот бандитствующий папик именно ко мне прицепился?
Хотя, честно говоря, с этим я несколько лукавил, отлично зная, кто непосредственно приложил руку к отправке Ахмета в мир иной. Просто не подумал вовремя головой, вот араб и бабахнул. Ведь когда его отпускал, то была мысль достать гранату из кармашка жилета. Но так хотелось выпихнуть пленного побыстрее, что я на все плюнул и, оставив «лимонку» как есть, просто сунул ленточку, привязанную к гранатному кольцу, ему за пазуху. А пока этот архар скакал вниз по дороге, матерчатая веревочка распуталась и, съехав вниз, вывалилась из-под футболки. Вот он на нее, споткнувшись, и наступил… Может быть, все и обошлось бы, только подбитый глаз не позволил Ахмету сразу это заметить, а со связанными за спиной руками гранату от себя не откинешь. Да и карман, зараза, крепкий оказался. Будь на нем китайская жилетка, шитая гнилыми нитками, типа той, что у нас на базарах продают, глядишь, рывок просто бы оставил гранату валяться на дороге. Но, видно, не судьба…
В общем, невезучий сынок крутого бандита взорвался, не добежав буквально десяти шагов до своего зама. Шварц ведь тоже заметил болтающуюся ленту и, сразу поняв, что это и чем может закончиться, громко вопя что-то по-арабски, побежал навстречу своему командиру. Чуть-чуть не успел…
Да я и сам охренел от этого зрелища. Нет, на жизни боевиков, будь они хоть посланцами Бога на земле, мне плевать, но сразу вспомнил, что было обещано в случае малейшего повреждения арабчонка…
Единственно – нет худа без добра, и когда эхо взрыва стало затихать, стало понятно, что и здоровяку досталась часть осколков. Во всяком случае, он лежал на дороге, не трепыхаясь и не отдавая громогласных мстительных приказов. А оставшиеся стоять возле машин шестеро террористов, похоже, тоже растерялись и не сразу начали действовать. Зато потом, компенсировав первоначальный ступор, зашевелились очень шустро. Я сначала даже подумал, что они, как и обещалось, дружно решив стать шахидами, рванули в атаку, дабы покарать вероломных неверных. Поэтому и принялся лихорадочно стрелять в суетящихся внизу людей. Только вот расстояние было большим, из-за чего постоянно мазал…
А бандиты, не очень обращая внимание на стрельбу, подхватив тушки Шварца и своего командира, запихнули их в машины и, дав по газам, моментально вышли из зоны обстрела. В смысле – нырнули за поворот и, судя по звуку удаляющихся моторов, уматывали во все лопатки. Только я, запуганный здоровяком, посчитал это гнусной провокацией с целью выманить нас из убежища, поэтому еще минут двадцать мы сидели тихо, как мыши. Сидели до тех пор, пока на площадку перед входом в замок не влетели два джипа и грузовичок, из которого горохом посыпались еврейские солдаты. Их никто не обстреливал, из чего можно было сделать вывод, что даже находившийся в засаде араб тоже смылся.
Ну а нас тут же разоружили и принялись обхаживать. Всаживать уколы, давать таблетки… Двоих старичков так вообще уложили на носилки и подцепили к капельнице. Я от всех этих излишеств отказался, но один черт пришлось ехать до города на «скорой», так как наш автобус и машину, на которой приехали девчонки, шустрые подчиненные Ахмета, оказывается, успели заминировать. Зато карет «скорой помощи» сюда нагнали столько, что они целый полк обслужить смогли бы, будь поставлена такая задача. Поэтому, дав какому-то рав серену[17] наводку на автомобили боевиков, я, с чувством глубокого удовлетворения от непокоцанности собственной шкуры, уселся в белый с красными могендовидами[18] микроавтобус.
А дальше… Дальше было вполне ожидаемое действо. Не знаю, как с остальными, а меня в тот же день взяли за хобот два очень вежливых и улыбчивых субъекта, которые в присутствии гораздо менее улыбчивого представителя Российского посольства принялись задавать самые разные вопросы. Что, где, как, кто где стоял, кто куда пошел, как у меня вообще возникла мысль сопротивляться, как я понял, о чем говорили боевики, не знал ли я раньше американского полковника. Ну и так далее…
Скрывать мне было нечего, поэтому, обозначив на схеме все, что вспомнил о местоположении каждого, напрочь отказался от знакомства с америкосом и честно признался, что в арабском ни бум-бум, а переводила разговоры бандитов красивая девушка Майя. Кстати, с огромным удивлением узнал, что, оказывается, далеко не все евреи понимают язык своих ближневосточных соседей. Это, выходит, нам еще крупно повезло, что Майя на заре своей юности входила в организацию «Шалом Ахшав»[19], активно дружащую с арабами, вот и смогла вовремя протолмачить.
Не знаю, что она делала в том кружке изучения иностранных языков, но ее переводы мне очень сильно помогли. Да что там – «помогли»! Без нее я бы так и пребывал в сомнениях до тех пор, пока бы нас стрелять не начали! А тут все очень в тему получилось.
Под занавес мне показали кучу фотографий, на одной из которых я с уверенностью опознал Ахмета, и отпустили. Чему, честно говоря, я был несказанно рад. А то всякие мысли были… Ведь, как ни крути, одного террориста я ухлопал собственноручно, и труп его, когда нас увозили из крепости, так и оставался лежать на старинной брусчатке. Здоровяка с малолетним командиром утащили подельники, поэтому, что еще и их мне «пришьют», я не опасался, но вот тот, застреленный из револьвера, меня сильно тревожил. Ведь, при желании, вполне можно было повесить на Корнева превышение допустимой самообороны. Глупость, конечно, и подобный вариант развития событий проходил у меня как самый хреновый, но чего в жизни не бывает…
Только все обошлось. Пожали руку, поблагодарили и, узнав, что через два дня я уже вылетаю из страны, отпустили восвояси.
А за день до вылета нарисовалась Майя в сопровождении какого-то мужика, который представился Натаном Блохом и оказался ее женихом. Я сначала обрадовался встрече, но когда узнал статус сопровождающего, энтузиазм сразу увял. Только еврейка, оказывается, не просто так прикатила, а привезла приглашение от своего деда, который хотел лично отблагодарить спасителя своей внучки.
Ехать к чьим-то престарелым родственникам мне совершенно не хотелось, поэтому я брыкался как мог до тех пор, пока Натан не сказал, что это касается моей личной безопасности. Блох, оказывается, служил крупным чином в израильской спецуре, и они в рабочем порядке получили сведения, касающиеся персоны некого русского, который уничтожил сына достаточно высокопоставленного человека. После этих слов Майя с женихом получили мое моментальное согласие ехать хоть к деду, хоть к прадеду.
А после начала общения с пращуром Майи мне стало совсем грустно. Нет, я, конечно, нутром чувствовал, что арабчонок еще икнется, только рассчитывал уехать домой до того, как поднимется буча. Но не учел расторопности его папаши…
И как сказал в завершение своей речи престарелый Зив (да-да, господин Корнев, просто Зив. Я знаю, что у русских принято называть друг друга по имени-отчеству, но меня вывезли из Львова еще во младенчестве, поэтому я далек от этих условностей):
– Даже отъезд в Россию не обезопасит вас в полной мере от мести Исрани. Он ведь являлся правой рукой Аббаса Харауи, лидера «Эль-Мухафы», так что сами понимаете, какими возможностями обладает этот человек.
На это я только и смог, что, почесав затылок, протянуть:
– М-да… попал…
А Зив, грустно глядя на меня, продолжил:
– Тут ведь еще надо учитывать такой момент, что у Исрани больше никогда не может быть детей. Восемь лет назад, в Афганистане, немцы его ранили в такое место, что продолжение рода стало невозможно. Кстати, в том же бою был застрелен и его старший сын. Еще двое погибли в результате неудачно проведенного теракта, в Мадриде. А вы убили последнего.
Тут меня прорвало:
– Вот дебил! Если остался последний продолжатель рода, чего же его на такое рискованное мероприятие посылать? А теперь, козел такой, крайних ищет!
Зив пожал плечами:
– Менталитет. Руководитель подобного ранга должен жертвовать всем, ради достижения общей цели. Во всяком случае, хотя бы делать вид, что жертвует. И делать это публично. А то он очень быстро перестанет быть руководителем. Но Мухаммад-аль-Исрани не делал вид. Этот человек – фанатик. И что самое плохое для вас, фанатик, поклявшийся на Коране, что отомстит убийце…
Как стало понятно из дальнейшего рассказа, сволочной Шварц, который в обычной жизни носил имя Горан Савич и был хорватом, вовсе даже не помер от взрыва гранаты. Его только слегка поцарапало осколками и контузило. Вот он-то, передав ЦРУшного полковника своему нанимателю, и рассказал о трагической гибели долбанутого Ахмета. Переврал наверняка, скотобаза нехорошая, себя обеляя. А ошарашенный гибелью наследника папаша взбеленился и закономерно возжаждал крови.
Вот тут я и спекся окончательно. Но предложение Зива – сделать мне новые документы, сменить имя и стать гражданином Израиля – отверг категорически. Здесь, на этом пятачке, меня в пять секунд найдут. Ведь если еврейская разведка работает настолько хорошо, что ей буквально день в день становится известно, что происходит у противника (вон, даже про клятву на Коране узнали), то где гарантия, что у этого Исрани люди работают хуже? Тут ведь все в деньги упирается. Забашляет кому надо, и мое новое имя с местожительством ему принесут на блюдечке с голубой каемочкой. Нет уж! Уеду домой, а Россия – она большая! Там меня хрен кто отыщет. Работу, конечно, придется менять, но зато никакой «Эль-Мухафе» до меня не добраться. Пусть хоть на ушах стойку делают.
Вот где-то в таком ключе и ответил Майкиному деду. Тот повздыхал, постучал пальцами по подлокотнику своего самоходного кресла, а потом что-то сказал на иврите сидящему рядом Натану. Тот сразу поднялся и вышел. А появившаяся вместо него Майя принесла нам сок и какие-то печенюшки. После чего, усевшись рядом с дедом, стала рассказывать о том, как ей было страшно во время захвата и какой я героический мужчинка. Слушать было приятно. Во всяком случае, это сильно отвлекало от похоронных мыслей. Я даже повеселел и тоже начал вставлять свои реплики. В результате этого разговора пришли к выводу, что если бы не мои действия, боевикам бы удалось уничтожить туристов и спокойно скрыться. В этом случае даже хваленая еврейская разведка ничего не смогла бы выяснить. Может быть, только по прошествии многих лет…
А тут, имея точные данные о том, кто именно принимал участие в теракте, буквально сразу вычислили заказчика, который находился аж в Саудовской Аравии. Конечно, сыграло огромную роль и то, что операция была засвечена и провалена, поэтому Исрани не стал делать большой тайны из гибели сына.
В разгар разговора вернулся Майин жених и передал Зиву какую-то пластиковую карточку. Тот, покрутив ее в руках, протянул карточку мне со словами:
– Господин Корнев. Поймите меня правильно. Я вам хотел помочь, опираясь на собственные силы. А они у меня, поверьте, – не маленькие. Но вы решили выбираться из сложившейся ситуации самостоятельно. Что же, я уважаю ваш выбор. Только хочу сразу сказать – если вдруг у вас что-то не получится, мое предложение остается в силе. А это, – дед кивнул на радужный прямоугольник в моих руках, – должно вам помочь на первых порах. Не поймите меня неправильно. Это не плата за спасение Майи… Жизнь внучки для меня бесценна. Это же – те деньги, которые вам помогут переехать в другой город, сменить работу и вообще – поддержат какое-то время. Там – двести тысяч. И человеку с головой, а я вас считаю именно таким, этого должно хватить.
А потом, видя удивление в моих глазах, усмехнулся и пояснил:
– Разумеется, не двести тысяч шекелей, а двести тысяч евро. В России, насколько я знаю, предпочитают именно эту валюту.
О-го-го! Твою дивизию! Вот это подарочек! Нет, понятно, что бабки мне на первых порах очень понадобятся, но с такими деньгами устроиться и жить на новом месте будет гораздо проще.
Спрятав карточку в карман, я поблагодарил понимающего ситуацию Зива, и мы продолжили разговор уже втроем. Болтали до самого вечера. Попутно я узнал от Натана гипотезу о появлении террористов на территории Израиля. Про полковника и его дела с Исрани Блох распространяться не стал, аргументируя это служебной тайной. Не сказал он, и как арабы отследили приезд американца в страну. Как именно его вели по стране, тоже промолчал. А вот утечка конкретного маршрута движения того дня действительно произошла через нашего гида. Точнее, он просто не делал из этого тайны, что и дало возможность боевикам, большинство из которых уже находились в Израиле под видом туристов, устроить засаду. А хорват с Ахметом, скорее всего, прошли к евреям при помощи бедуинов-кочевников. Бедуинами они воспользовались, потому что морды этой парочки во всех компьютерах высвечивались и легальный въезд в страну был невозможен.
