Да к тому же в его ушах прозвучал в эту минуту, словно труба архангела, страшный голос курьера:
– Вас к директору!
Шатаясь, Иван Иванович вошёл.
В кабинете было полутемно.
– А, это вы… – сказал директор, отвернулся и подал ему руку, как показалось Ивану Ивановичу, нерешительно.
Подал и сейчас же отдёрнул.
«Убить директора и спрятать его труп?». мелькнула в голове Ивана Ивановича опять та же безумная мысль, и ему вдруг мучительно, страстно, болезненно захотелось, чтобы в эту минуту случилось светопреставление.
Директор смотрел в сторону, барабанил пальцами, видимо, хотел что-то сказать, но говорил совсем другое.
– Какая хорошая погода! – сказал директор.
Иван Иванович шевелил сухими губами.
– На улице ездит много извозчиков! – сказал директор и, не получая ответа, добавил: – Вообще на улицах завелось что-то слишком много извозчиков…
Иван Иванович от этих странных фраз директора ещё больше страдал. Наконец он облизнул сухим языком сухие губы, собрал все силы и воскликнул:
– Пётр Петрович… Ваше превосходительство…
Его голос пересёкся и зазвенел как оборванная струна.
В кабинете послышались тихие всхлипывания.
Директор заговорил. В голосе его тоже послышались слёзы:
– Иван Иванович… Успокойтесь… Не надо… Ведь я же не зверь, я понимаю… Ничего особенного… Даже очень дельно… Но только отчего же вы всего этого мне на словах не сказали, а так, вдруг, в газете?..
Всхлипывания раздались сильнее.
– Ну, ну!.. Не буду… Не надо… Я не спрашиваю, как это случилось! Не надо!.. Не рассказывайте!.. Я знаю, вам больно… Но, Иван Иванович, дорогой мой… Одна просьба!.. Ну, случился грех, с кем не бывает… Но вперёд не впадайте… Затягивает это… Я знаю… Вон посмотрите, Степан Степанович…
– Пётр Петрович, – воскликнул Иван Иванович, – да неужели я Степан Степанович?…
И рыдания хлынули из его груди…
Сравнить его со Степаном Степановичем! Это было уж слишком.
«Вот когда я погиб! – вспоминал потом Иван Иванович. – Убил он меня, назвав Степаном Степановичем».
Директор даже испугался.
– Да я не сравниваю… Что вы?.. Иван Иванович!.. Я предупреждаю только… Отечески предупреждаю… Ведь «они» начнут теперь шляться… Ах, Господи! Командировку, что ли, вам дать куда-нибудь, чтобы вы проветрились?!
В горле Ивана Ивановича высохли слёзы.
– Нет-с, ваше превосходительство, никакой командировки на надо… Никуда я не поеду… Я останусь тут бороться. Пусть ко мне ездят, пусть искушают… Борьбой, борьбой со страстями я искуплю невольное падение… Искуплю и восторжествую!
И, сделав поклон, он шатающейся походкой пошёл к двери.
– Бог вам да поможет в вашем подвиге! – напутствовал его вслед директор, а когда Иван Иванович выходил из двери, он слышал, как директор говорил экзекутору:
– Вот и ещё одного чиновника мне испортили!
В коридоре Ивана Ивановича, оказывается, поджидал Степан Степанович.
– Хотите, батюшка, я вам одного репортёра пришлю! – страстно прошептал Степан Степанович, – Как, шельма, интервьюирует!!!
Иван Иванович даже отпрянул в ужасе и воскликнул:
– Отойди от меня, сатана!
Темно было в департаментах, а на улице было ещё достаточно светло, и Иван Иванович, возвращаясь домой, узнал на встречном лихаче того самого молодого человека, который его вчера интервьюировал.
Молодой человек ликовал. Иван Иванович считался самым неприступным из действительных статских советников, и за интервью с ним молодому человеку заплатили в редакции по двойному тарифу.