– Да стоит ли, Антон Павлович!..
Но он заговорил о том, что мучило его незаслуженной обидой, не переставал:
– «Русская мысль», – «Русская мысль», которая через несколько месяцев печатала мой «Сахалин», что она про меня писала, за книжку моих маленьких рассказов. За что? За что?
Критика усмотрела в Чехове «второго Лейкина», и только. Но мнение это выражала так, в такой форме, что через 20 лет человек не мог забыть.
Кажется, чтоб покончить с этой репутацией «беспринципного» писателя, Чехов и поехал на Сахалин.
– Я поехал в отчаянии! – говорил он.
Изобилие статистических цифр, даже мешающее художественности чеховского «Сахалина», – было продиктовано, по всем вероятиям, желанием Чехова доказать, что он «серьезен», «серьезен», «серьезен».
– Поймите же вы, господа, что и смеясь, и говоря серьезно, – я всегда одинаково серьезен! – словно говорил Чехов.
В чеховском «Сахалине» нет того художественного полета, какого мы вправе бы ждать от Чехова.
Такой писатель, как Толстой, говорит о чеховском «Сахалине»:
– «Сахалин» написан слабо! Этим мы обязаны критике.
Она связала крылья художнику. Она лишила Россию произведения, наверное бы равного «Мертвому дому».
Художник-беллетрист ударился в статистику.
– Да подите! – сказал он однажды автору этих строк. – Напиши я Сахалин в «беллетристическом роде», без цифр! Сказали бы: «и здесь побасенками занимается». А цифры – оно почтенно. Цифру всякий дурак уважает!