Влас Дорошевич
Жизнь или смерть!
Татьяна (Народникова дочь, выходя из-за фабричной трубы в большой задумчивости. Она все слышала): – «Никто так не сумеет приготовить мужика, как Маркс Марксович»… А отец! (С глубоким вздохом) Бедный отец! Всю жизнь ты хочешь приготовить мужика, и у тебя ничего не выходит!
Входят Марксистов и Анна, Народникова жена.
Анна (в нерешительности): – А муж говорит, что деревню надо любить!
Марксистов (он с зубочисткой): – А по-моему, деревню нужно ненавидеть.
Анна (со вздохом): – Ах, как вы это справедливо говорите!
Марксистов (с увлечением): – Я сам мужика люблю. Например, под кислым соусом. Жареный на фабричном котле русский мужик! Могу сказать: «Люблю отчизну я, но странною любовью»[5].
Анна (качая головой, но не без нежности): – Людоед!
Марксистов: – Людоед, – и горжусь этим! (Смотрит на нее так, как умеет смотреть только один г. Южин). Послушайте, уедем со мной, а?! За границу, – и будем жить припеваючи. Вы на рояли играть будете. А я вам буду припевать!
Анна (колеблясь): – А у вас есть голос?
Марксистов: – Все есть!
Анна: – Поедемте.
Уходят.
Татьяна (выбегая): – Мать пошла с Марксистовым…
Марксистов (возвращаясь один): – Здравствуйте,Танюша!
Татьяна (с ужасом): – Я вас боюсь!
Марксистов: – А вы когда сердитесь, – у вас на лбу этакая складочка, как у мамаши вашей! (На лице у него «этакое рассуждение»). Ужасно вы на свою мамашу похожи! (Смотрит на нее так, как во всем мире может смотреть только один г. Южин. И уходит).
Татьяна (схватываясь за сердце и качаясь на ногах): – Ах!
Доктор (входит. Подает ей руку. Дружески): – Сейте разумное…
Татьяна: – Ах, отстаньте вы от меня с вашим разумным! (Вне себя). Не хочу я сеять! (Топает ногами). Не хочу, не хочу, не хочу!
Доктор (поправляя очки): – Чего ж вы хотите?
Татьяна. – Я жать хочу! Понимаете вы, – жать. Довольно папаша всю жизнь просеял! Я жать хочу! Жить и жать, жать и жить.
Доктор (поправляя очки): – Пойти кому-нибудь нарыв разрезать! (Уходит, повторяя, чтоб не забыть: «Сейте разумное, доброе, вечное»).
