Влас Дорошевич
Летний театр
Даже Рауль Гинсбург, – хотя он теперь и пишет на карточках «маркиз», – имел некоторую совесть, конечно, не тогда, когда он рассказывал, как командовал французской армией!
Даже Рауль Гинсбург! Если бы какая-нибудь mam'zelle Фу-Фу[14] предложила ему:
– Знаете что, cher маркиз! Хотите я, без дальних фраз, без лишних слов, возьму и встану на сцене вверх ногами, – и все!
Даже Рауль схватился бы за голову:
– Знаете что, chère petite![15] Доставьте это удовольствие мне и моим друзьям из прессы в отдельном кабинете! Но на сцене… Сцена, чтобы черт ее побрал, все-таки имеет свои требования. Что мы с ней ни делаем, но все-таки она, дьявол, имеет свои условия! На сцене… На сцене это, с горем вам говорю… нет, нет! Уйдите и не искушайте! На сцене это невозможно!
Потому что все-таки и Рауль Гинсбург, хотя и зарабатывал свой хлеб когда-то тем, что строил рожи, но все же делал это на сцене и держал все-таки театр.
А теперешний антрепренер лакей и держит крытое помещение, где «потрафляет».
– Сил Исаич! Что бы вам выписать в ваше учреждение Фу-фу!
– А из какех она?
– Так, вообще… «живет»… Ну, и на сцене может.
– Девица стало быть?
– «Demi-mondaine».
– Что ж, эти самые «деми» – товар ходовой. Мы не гнушаемся. Поет что?
– Нет, она ничего не поет. А просто, так… Выйдет на сцену, станет, не сказав дурного слова, вверх ногами и стоит так даже по пятнадцати минут. Гениально!
