Вячеслав Шалыгин
Свинцовый шквал
Пролог
Тишина. Звенящая тишина. Не слышно ни гула приборов, ни шелеста лопающихся пузырьков за бортом, ни шорохов и прочих звуков, которые обычно издаются людьми. Вокруг стоит полная тишина, плотная и непроницаемая, как толстая резина. Тишину не нарушает даже стук собственного сердца.
Странно. Бог с ними, с гулом и шорохами. Приборы могут отключиться, а люди могут замереть, но как придержать сердце, за какие уздцы?
Да бьется ли оно вообще? Непонятно. И дышится как-то странно, вдох в минуту, а то и реже. Или вовсе не дышится? Нет, такого не может быть. Жив – значит, должен дышать. Можно не слышать ничего, даже биения сердца, но нельзя не понимать, дышишь ты или нет.
Вот сейчас грудь расправится, в легкие поступит воздух, а затем будет выдох, медленный, протяжный. Воздух просочится сквозь сухие голосовые связки и вырвется наружу вместе с негромким хрипом. Вот сейчас… сейчас…
Гром и молния, что происходит?! Дышать не хочется! Может быть, все дело в том, что вокруг не воздух, а вода? Потому и тихо, как в старинном склепе. И тело, в отличие от разума, в курсе этой неприятности, а потому не желает впускать в легкие холодную соленую воду. Может быть, все дело в этом? В инстинкте самосохранения. Но почему не чувствуется холод? Почему совершенно не ощущается гигантское давление двухсотметровой водной толщи?
И что это вообще за шутка, почему вернулось сознание? Подарок от госпожи по имени Смерть? К чему и за какие заслуги? За верность Фатерлянду в целом и фюреру в частности? Какое отношение эта верность имеет к промыслу Смерти?
Или это новый шанс, подаренный фортуной, которая выторговала у Смерти несколько загубленных жизней? Все равно непонятно, зачем фортуне затевать этот фарс? Выбраться из затонувшей подлодки с двухсотметровой глубины невозможно, даже если Госпожа Удача улыбнется во все тридцать два зуба. Что же в таком случае происходит?
Нет, ориентируясь только на слух и ощущения, этого не понять. Как бы там ни было, а придется подключить еще и зрение. Тогда все и прояснится. Наверное, прояснится. Если в лодке остался хоть какой-то источник света.
Капитан-лейтенант Гюнтер Прин медленно открыл глаза. И тут же вновь крепко зажмурился. Свет был. И еще какой! На мостике никогда не было настолько светло. Складывалось ощущение, что вдруг очутился на полуденном солнцепеке где-нибудь в испанском порту. Одно отличие – не жарко.
Офицер вновь медленно поднял веки, теперь только на миллиметр, и попытался осмотреться. В целом все выглядело привычно. Габариты мостика, общая конфигурация, проклятая теснота… но… в то же время все вокруг стало совсем другим. Вовсе не таким, как то, к чему привык капитан-лейтенант.
С одной стороны, все оставалось на положенных местах, от перископа до самой распоследней мелочи, но одновременно все выглядело как-то не так. Приборы, предметы, трапы, многочисленные вентили, трубопроводы и переборки казались такими, как помнил Прин, и в то же время другими.
Может быть, это такой фокус восприятия? Проморгаться, и пройдет?
Гюнтер сел, честно поморгал, тряхнул головой на манер боевого коня или своего талисмана – бешеного быка и вновь окинул взглядом обстановку. Телодвижения не помогли. Все вокруг по-прежнему выглядело привычно и в то же время ненатурально. Словно… имитация.
Капитан-лейтенант дотянулся до ближайшего вентиля и ощупал его негнущимися пальцами. Вентиль как вентиль, прохладный, медный.
Прин кое-как поднялся на ноги, постоял с минуту, анализируя ощущения, и сделал шаг. Поначалу ноги слушались плохо. Не гнулись ни в коленях, ни в голеностопе. Но вскоре оцепенение прошло, и Гюнтер установил полный контроль над телом.
Офицер для верности ощупал себя, особенно тщательно – затылок и шею. Именно к моменту, когда что-то хрустнуло в шее, относилось последнее воспоминание аса подводника Гюнтера Прина. Сначала был взрыв глубинной бомбы, затем палуба резко ушла из-под ног, и командир гибнущей подлодки «U-47» завалился куда-то назад. Завалился, услышал зловещий хруст шейных позвонков и… мгновенно отключился. Скорее всего, умер. Или нет?
Нет! Вовсе не умер! Ведь вот – жив, здоров, и шея цела!
Прин растерянно оглянулся.
«А где экипаж? И почему лодка в таком состоянии, будто бы ее только-только ввели в строй?»
Да что там «ввели в строй»! Даже когда Гюнтер принимал командование этой лодкой, она не была в таком отличном состоянии. А уж после трех лет славных походов и тяжелых сражений… особенно после того, рокового, с британским эсминцем… она изменилась до неузнаваемости. И вдруг она вновь стала прежней, будто бы новехонькой. Что это за чудеса? Как все-таки в этом разобраться?
Капитан-лейтенант не слишком уверенно прикоснулся к рукояткам перископа, а затем вдруг резко отбросил все сомнения и прильнул к окуляру.
Лодка находилась в надводном положении. За бортом царила ночь. Прин развернул перископ влево и увидел на расстоянии в пять кабельтовых от лодки силуэт большого корабля.
Сначала Гюнтер ощутил легкий приступ паники. Неужели проклятый британский эсминец так и не отвязался?! Но спустя ровно треть секунды офицер успокоился. Корабль не вражеский. Свой. Судя по очертаниям, легкий крейсер типа «Лейпциг». А чуть дальше и правее угадывались контуры судна сопровождения, миноносца серии «Т», скорее всего, из первых семнадцати, типа «Вольф». Хотя, возможно, это «Эльбинг». В общем, не важно, свои – и хорошо. Каким ветром их сюда занесло? Тоже не имеет значения. Да и к чему гадать, когда можно связаться по рации и спросить.
Гюнтер вновь оглянулся и негромко выругался. В радиопосту он никого не увидел. Куда все-таки пропал экипаж? Прин автоматически сложил рукоятки, толкнул перископ вверх и отправился к главному трапу.
На полпути офицер изменил маршрут и свернул к себе, в единственную одноместную каюту на лодке. С одной стороны, ему не терпелось выбраться на свежий воздух, с другой – он всегда считался разумным и практичным человеком. Март месяц не располагал к прогулкам в одном свитере. Даже в штиль в этих широтах и в это время обычно было, мягко говоря, прохладно.
А заодно Гюнтер хотел убедиться, что странная «чужеродность» окружающего его интерьера это явление кажущееся, временное. То есть сродни легкому расстройству психики, а значит, постепенно пройдет.
В каюте капитан-лейтенанта вновь ожидал сюрприз. И все еще больше запуталось.
Да, обстановка здесь оставалась той же, что и раньше. Койка под самым потолком, под ней столик и стул, правее шкаф с нишей, в которой матово поблескивал эмалированными боками чайник, а рядом стояла завернутая в полотенце кружка. Справа торчала вешалка, на которой сиротливо болталась потертая кожаная тужурка. Знаменитый шарф капитан-лейтенанта, которым Прин обматывал шею во время каждого возвращения в порт, по-прежнему выглядывал из-под подушки…
Все как и раньше. Вот только… слишком уж аккуратно все расставлено, разложено и рассовано. Даже брошенные в углу бумаги скомканы как-то чересчур красиво и одинаково. Будто бы их не скомкали, а многократно сложили в совершенно определенном порядке, а затем слегка расправили и только после этого бросили в угол.
Прин выдвинул из-под столика рундук, открыл и достал любимую фотографию. То самое фото. 1935 год, Киль, молодой обер-лейтенант Прин с девушкой по имени Эльза на набережной. Золотое было время.
Гюнтер положил фотокарточку на место и достал чистый лист бумаги. Портить такую хорошую бумагу не хотелось, но Прин пересилил себя. Он небрежно скомкал лист и бросил в угол.
Результат превзошел все ожидания капитан-лейтенанта. Не оправдал, а именно превзошел. Прин надеялся, что состряпанный им комок будет действительно комком, хаотично смятым и неряшливым в сравнении с теми, что валялись в углу. Но ничего подобного не произошло. Комок бумаги «производства» капитан-лейтенанта Гюнтера Прина получился в точности таким же, как и три других. Не скомканным, а многократно сложенным и потом слегка расправленным. Ненормальным, одним словом.
Гюнтер озадаченно хмыкнул, поправил капитанскую фуражку и снял с вешалки тужурку. А вот еще странность! Он ведь валялся на палубе, но фуражка осталась на голове. Каким образом?
Прин снял фуражку и осмотрел. Та же самая, это точно. Белая, ломаная, мятая, с поцарапанной кокардой и латунной эмблемой подлодки «U-47» на тулье слева. Эмблема-талисман «бешеный бык» с некоторых пор стала заодно и эмблемой всей Седьмой флотилии, которую старые морские волки по инерции до сих пор называли «Вегенер». А все благодаря авторитету Прина. Помог ли бешеный бык заработать этот авторитет? Кто знает? Наверное, помог. Помог ли выжить?
Гюнтер постучал, словно приветствуя, ногтем по эмблеме и снова надел фуражку.
«Вот сейчас поднимусь на боевой мостик, и станет ясно, помог или нет. Если все вокруг не иллюзия, не последняя фантазия умирающего мозга – помог. Если нет, то нет. Значит, такова судьба. Без обид».
Капитан немного подумал и прихватил шарф. При параде – значит, при параде. Пусть будет капля военно-морского шика. Удивлять, конечно, некого, моряки не девушки, но шик ценят и они. Особенно неуместный. А иначе как объяснить то, что капитаны подлодок носят только белые фуражки вне зависимости от погоды, времени года и места – на берегу или в задраенной наглухо субмарине? Только страстной любовью моряков к шику, талисманам, приметам и знакам свыше.
Прин ловко поднялся по трапу в боевую рубку, легко отдраил верхний люк и высунулся наружу.
Лицо тут же обдало волной теплого, насыщенного влагой воздуха. Гюнтер блаженно улыбнулся и глубоко вдохнул…
Вернее – попытался глубоко вдохнуть. Попытался… и не смог.
Вдоха не получилось. Именно так: вдоха не получилось. Не то чтобы он вышел не таким глубоким или не таким сладким, как надеялся Гюнтер. И от него не перехватило горло, не одолел приступ кашля. Ничего подобного.
Просто командир подлодки «U-47» капитан-лейтенант Кригсмарине Гюнтер Прин не вдохнул. Поскольку больше не умел дышать.
Такой функции не оказалось в программе компьютера, который управлял его телом.
Гюнтер на секунду замер, пытаясь сообразить, что еще за «компьютер» вдруг завладел его телом, а затем расплылся в горькой улыбке. Ну вот, все встало на свои места. Никто никого не обманул и не выкупил. И никаких новых шансов Прину никто не подарил. Ни Фортуна, ни Смерть. И какой бы адской тварью ни был этот «компьютер», он теперь управлял именно телом Гюнтера. Телом и памятью. А душа героя-подводника давно уже отправилась на небеса. Или в ад. Второе вероятнее.
«Потому и сердце не слышал. Нет у меня никакого сердца. И теперь это не фигура речи, а факт, – Гюнтер на миг задумался, словно пытаясь погрузиться в себя, так же как он привык погружаться в морские пучины на борту своей подлодки. – Кто я теперь? Эй, компьютер, отвечай!»
Кто или что ответило на вопрос, моряк не понял. Возможно, это сделал загадочный зверь-компьютер. А может быть, голос свыше. На самом деле Гюнтера это не интересовало. Но ответ он выслушал внимательно. Тем более что ответ показался ему занятным.
«Справка: Гюнтер Прин, капитан-лейтенант гитлеровских военно-морских сил – Кригсмарине, командир подводной лодки «U-47», национальный герой Германии времен начала Второй мировой войны, кавалер золотого знака подводника, золотого знака с бриллиантами и золотого кортика с алмазной свастикой. Наиболее известен рейд «U-47», в ходе которого в ночь с 13 на 14 октября 1939 года был потоплен британский линкор «Ройял Оук». В целом с сентября 1939 года по март 1941 года Прин пустил на дно 28 кораблей противника. «U-47» была потоплена в ночь с 7 на 8 марта 1941 года глубинными бомбами, сброшенными с борта британского эсминца «Вулверин». Конец справки».
«Гром и молния! – Гюнтер окончательно выбрался на боевой мостик и окинул взглядом горизонт. – Я просил сказать, кто я теперь?! И кто ты такой, компьютер. Новое оружие англичан?»
«Загрузка данных, – прозвучало в голове у Прина. – Установка приложений. Перезагрузка».
«Что за бред… «перезагрузка»… чей это сленг? Это что, от береговых…»
Гюнтер не успел задать второй вопрос. В глазах на миг потемнело, а затем капитан-лейтенант вдруг понял, что знает все. И о себе, и о проигранной Рейхом войне, и о мире, который так сильно изменился за прошедшие… сто шестнадцать лет!
«Русские и янки. Во всем виноваты проклятые Советы и Штаты. Какие-то недочеловеки, сброд, англосаксы и славяне не дали нам выиграть войну! Невероятно! Фюрер застрелился! А теперь мы в одной коалиции с британцами и дружим с неграми и русскими! Невероятно!»
Гюнтер осекся. «Мы?» Кто – мы? Немцы? Но при чем тут Гюнтер Прин, биомеханическое изделие модификации морбот, снабженное искусственным интеллектом класса «А+» и имеющее серийный номер 1308543869? Или коротко – «морбот 13–69».
Прин обмяк и остановил пустой взгляд на огромном корабле, контур которого темнел справа по борту. Откуда-то из глубин памяти компьютера (как выяснилось, новейшего, с гордым названием «искусственный интеллект класса А+») вновь вынырнула короткая подсказка.
«Линкор «Тирпиц», заложен в 1936 году, водоизмещение 42 900 тонн, скорость 29 узлов, 8 орудий калибра 380 мм, 12 орудий калибра 150 мм, 8 торпедных аппаратов калибра 530 мм, команда 2400 человек. Первый командир – капитан первого ранга Топп. Наиболее известные операции во Второй мировой войне: против северных конвоев PQ-12, QP-8, PQ-17 и обстрел Шпицбергена. Выведен из строя бомбардировочной авиацией Британских Королевских ВВС в ноябре 1944 года».
Ну да, «Тирпиц», который в сумерках можно спутать с «Бисмарком». Хотя… Гюнтер снова окинул взглядом огромную, длиной в полтора кабельтова, тушу линкора. Нет, теперь этого «железного зверя» не спутаешь ни с чем. Теперь это действительно железный зверь. Без кавычек. По классификации современных людей из Зоны Смерти – гидромех. То есть огромный гидробот. Как выражаются американцы, «кинг-сайз».
«Цитата из сетевого рапорта Научной службы Барьерной армии, – снова вклинился в мыслительный процесс Гюнтера неугомонный компьютер. – Согласно очередной поправке к «Классификации изделий техноса от 2054 года», крупных гидроботов следует именовать гидромехами. Точное определение приведено ниже.
Гидромех – биомеханическое изделие водного базирования, имеющее относительно крупные габариты (водоизмещение свыше 10 тонн), тяжелое ракетное, плазменное, энергетическое и лазерное вооружение (в дополнение к легкому импульсному и лазерному либо самостоятельно), а также производительность главного компьютера класса «В», то есть близкую к штатным характеристикам главных компьютеров сухопутных изделий типа «носорог» и «бронезавр» либо классов «А» и «А+». Пример: изделие 744, «Технокракен», которое управляется искусственным интеллектом класса «А+», одного уровня с ИИ изделий типа «Троян» и «Атомный Демон».
Все гидромехи способны к погружению, но изделия вторичного производства (на базе поднятых со дна кораблей и судов) большую часть времени проводят в изначально спроектированном положении (подлодки под водой, поверхностные корабли – на поверхности). Новоделы, произведенные в черноморском Городище-на-дне и в балтийском Городище Остров, универсальны. Конец цитаты».
Да заткнись ты, чертов компьютер! И без цитат все понятно. С первого взгляда ясно, что это никакой не «Тирпиц», а уродливая водоплавающая железка. И «Лейпциг», что стоит на якоре левым матлотом, теперь тоже гидромех, все прежние тактико-технические характеристики которого можно забыть мгновенно и с чистой совестью. И тот миноносец класса «Вольф» или «Эльбинг» теперь тоже не корабль, а биомеханическая тварь водного базирования. И все притаившиеся в тени больших гидромехов рейдеры, и все подлодки, и шнельботы, и…
Весь этот чертов флот, что мирно дремлет вокруг всплывшей со дна морского «U-47», теперь не флот, а стая железных тварей!
И всеми этими монстрами командуют компьютеры. Или же морботы вроде Гюнтера Прина – биомеханические создания, которые используют в качестве «опорной конструкции», проще говоря – рамы, человеческий скелет.
Что за дрянь облепляет скелет давно погибшего моряка, Гюнтер понимал с трудом, какие-то «самопрограммирующиеся нанороботы» (язык сломаешь!), и как действует искусственный интеллект, вставленный в черепушку морбота вместо мозгов, Прин тоже не особенно вникал. Зато ему стало предельно ясно другое. Тот, кто поднял со дна и вернул к механической жизни весь этот флот, обладает не только запредельным могуществом, но и недюжинной прозорливостью.
В боевой рубке каждого гидромеха он оставил как минимум одного морбота. Где-то в качестве резервной системы управления, где-то как сопроцессор класса «А» к главному компьютеру гидромеха, а где-то и в качестве капитана в полном смысле этого слова.
«Зачем? Все просто. Даже оживший мертвец все равно остается человечнее мертворожденной техники, какой бы умной она ни была. А если человечнее, значит, и сильнее. Духом, творческим потенциалом, нестандартностью мышления, интуицией, даже глупыми военно-морскими суевериями».
Гюнтер понимал, что, возможно, он ошибается. Что его «человечность» точно такая же имитация, как и реконструированный интерьер подлодки. Да, скорее всего, так и есть! Восстановить с помощью нанороботов облик давно погибшего человека это одно, а вот вернуть в его новое тело старую душу – это совсем другое. Божий промысел. Куда до Создателя каким-то машинам-компьютерам?
Но пока эта версия не имела ни подтверждения, ни опровержения. Непонятно, как машинам удалось этого добиться, но морбот Гюнтер Прин мыслил практически так же, как его прототип. И только реальный бой мог показать, насколько копия отличается от оригинала. Только ситуация, в которой потребуется принимать нестандартные решения, могла дать ответ на простой вопрос: верным ли путем пошел тот, кто поднял со дна флот гидромехов и «реанимировал» его личный состав, превратив останки моряков в морботов, в биомеханических зомби? Не ошибся ли тот, кто создал Новый Кригсмарине?
Видимо, мысль оказалась верной. Как говорится, в точку. Едва в голове у Гюнтера все разложилось по полочкам, морботу тут же пришло нечто вроде подтверждения. В недрах подлодки что-то загудело, зажужжало, до слуха Прина донеслась серия коротких лязгающих звуков, затем продолжительное шипение и снова низкий басовитый гул. Складывалось впечатление, что внутри подлодки идет какое-то строительство или… Гюнтер отметил для себя еще одно новое словечко – трансформация.
Морбот окинул взглядом внешние очертания лодки. Сумерки не мешали Прину видеть крупные детали. Разве что видел он все в черно-белом варианте.
Поначалу корабль выглядел привычно. Боевая рубка, орудие на баке, леера, растяжка радиоантенны, флагшток на носу. Но спустя несколько секунд начавшаяся в недрах корабля трансформация докатилась и до внешних очертаний подлодки. Вода вокруг корабля будто бы вскипела, начала крупно пузыриться, покрылась пеной и вдруг резко схлынула, обнажая борта подлодки. Теперь борта казались огромными и совершенно не такими, как были у «U-47», не крутыми, а округлыми. Форма корпуса корабля отныне напоминала форму тела гигантской ко– сатки. Округлые бока, чуть горбатая спина, длинный хвост, приплюснутый череп… в смысле, нос корабля.
Гюнтер хмуро взглянул на нос. Нет, все-таки теперь череп. Вернее, голова и морда стального чудовища. Только не металлической косатки, как показалось Прину вначале, а скорее кальмара. Ведь ко всему прочему морду железного зверя украшала сотня длинных, метров тридцати, гофрированных щупальцев, каждое толщиной с глубинную бомбу. У Прина не осталось ни малейших сомнений, он стоит на мостике того самого «изделия 744», или Великого Технокракена, как называли люди главную ударную силу морской группировки техноса Зоны Смерти.
«Период адаптации закончен, – подумалось Гюнтеру. – Моему новому кораблю больше не нужно щадить мои нервы и прикидываться древней подлодкой. Прощай, старушка «U-47». Теперь уже навсегда. Жаль, что тебя потревожили только для того, чтобы оживить меня, а после пустили на металлолом и запчасти для других гидромехов. Жаль. Но такова логика войны. Новые сражения выигрывают только новые машины. Могу утешить тебя обещанием, что буду командовать этим кораблем не хуже, чем тобой. Прощай».
Стальной водоплавающий монстр поднялся над поверхностью воды значительно выше, чем торчала боевая рубка «U-47», и с новой высоты Гюнтер сумел рассмотреть гораздо больше, чем видел до сих пор.
Флот гидромехов казался огромным. Под стать флагману. Вокруг на якоре стояли десятки фантастически мощных и устрашающих кораблей. Поистине Императорский Кригсмарине. Флот, которым командует Император гидроботов Великий Технокракен, или, если использовать привычные Гюнтеру термины, Unterwasserboot (подлодка) «U-744».
«В рубке которой находится морбот Гюнтер Прин, – мысленно добавил капитан-лейтенант. – Хотелось бы узнать, для каких целей я здесь? Чтобы командовать не только новым кораблем, но и флотом? Вряд ли. Скорее для того, чтобы помочь «U-744», когда Великому Технокракену будет нужен совет человека. Да, человек из меня теперь условный, но биомехи дважды обожглись на молоке, когда недооценили людей – во время Большой зачистки, а затем во время недавней Технореволюции – и теперь дуют даже на ледяную воду. Наверное, дело в этом. Да не «наверное», а точно. Других причин быть просто не может…»
…Император гидроботов зафиксировал «мысли» изделия «морбот 13–69» и поместил их в отдельный файл собственной памяти. Все шло по плану. Гюнтер Прин мыслил именно так, как и прогнозировал Узел. Капитан-лейтенант рассуждал, делал выводы и… заблуждался. В точном соответствии предварительным расчетам.
Узел поселил морбота Прина в рубке Великого Технокракена не для подстраховки, он сделал это с другой целью. Но пока Гюнтеру об этой цели знать не полагалось. Всему свое время. Особенно когда речь идет о стратегических планах.
У машин ведь все продумано на сто ходов вперед и рассчитано по миллисекундам. В том числе и моменты, когда следует ввести изделие в бой, когда дать ему дополнительную информацию, а когда следует избавиться от него, как от балласта. Всему свое время.
* * *
– Нормально? Прическа нормально? Крупно возьми. Что? Грязь? Где грязь? Сейчас вытру. Так лучше? Хорошо. Поехали. Итак, дорогие друзья, с вами, как всегда, Первое всемирное мультимедийное агентство и я, Иван Копейкин! Я веду свой репортаж из Зоны Смерти, практически из центра одной из опаснейших локаций загадочного пятиземелья…
В кадре появилась физиономия лопоухого юнца, который старался держаться преувеличенно бодро, а говорить складно и по существу. Останься это чудо природы за кадром или хотя бы выражайся он соответственно возрасту, предвкушение тоски могло и обойти зрителя стороной. Но репортер уже совершил все возможные ошибки, и дальше удержать зрителя у экрана могло только одно – громкое название места, откуда велся репортаж. Видимо, получив на компьютерный имплант порцию сетевой статистики и осознав, что в чем-то ошибся, репортер предпринял отчаянную попытку реабилитироваться, достучаться до сердец жестоких зрителей и затараторил, как пулемет.
– Я нахожусь на смотровой площадке чудом уцелевшей вышки метеостанции в поселке Лебяжье. В серой дождливой перспективе за моей спиной вы видите мрачные воды Финского залива. Обратите внимание на оттенок воды. Темный, видите? Раньше здесь находилась так называемая Лондонская отмель – странное название, не правда ли? – а теперь глубина достигает двухсот метров. Катастрофа пятьдесят первого года изменила не только очертания береговой линии, но и морское дно. Но вернемся на сушу, вон там… камера влево… если проследите, куда уводит насыпь бывшей железной дороги, вы сможете рассмотреть очертания знаменитой Ленинградской АЭС, единственного уцелевшего в этой локации объекта. Да, друзья, все остальное лежит в руинах. А ведь эта неприветливая, мертвая территория когда-то была окрестностями небольшого уютного городка Сосновый Бор. Сейчас мы дадим круговой обзор… камера! Вася, не спать! Простите, друзья, летающие камеры не везде работают, приходится снимать по старинке… Кошкин, что ты возишься?
– Сейчас… тесно тут, подвинься.
– Панораму дай, а потом крупный план АЭС… Ты снимаешь?
– Сейчас, сказал же…
– Камера работает?
– Пауза…
– Шевели задницей!
– Да зависни ты… не ерзай, вышка и так на ладан дышит. Руки бы вырвать тем, кто ее строил! Не хватало еще навернуться! Все, порядок, снимаю… ох ты, блин… она не на паузе была…
– Все ушло в эфир?
– Ну… типа того…
– Баран ты, Кошкин… Простите, дорогие друзья, теперь вы видите сами, что такое Зона. Это вечный нудный дождь, это все оттенки ржавчины и зеленоватые пятна окислов, это грязь, сажа и пепел, это руины и колючая металлическая растительность. Это холмы, овраги и снова грязь, грязь, грязь. Согласитесь, мрачная, мертвая, удручающая картина. А вон там… Камера! Вон там, видите, движение? Да, да, вы не ошиблись, это приближаются механические монстры. Те самые биомехи, уродливые порождения мифического Узла, которые захватили все пять локаций Зоны Смерти, и теперь строят на оккупированных территориях свой загадочный мир техноса… Что-то слишком быстро бегут. А вон те вообще летят… – репортер явно заволновался. – Кошкин, пауза! Давай вниз!
– Сейчас, только крупный план возьму!
До репортеров донесся грохот взрывов. И не просто донесся и унесся в никуда, а продолжил доноситься, и громкость его раскатов стремительно нарастала. Копейкин дернулся влево и попал в кадр. Оттопыренные уши юноши полыхали закатным огнем. Особенно это выделялось на фоне общей бледности лица. В глазах же у Копейкина читались растерянность и затаенный страх.
– Вниз! – нервно крикнул репортер, махнул оператору и торопливо затопал по лестнице. – Я тебя ждать не буду!
– Да они далеко, успеем, – Кошкин снова навел камеру на монстров.
– Кошкин!
– Уже лечу! Ого! Как их много! Там еще что-то… кто-то… человек бежит!
– Кошкин, мяу твою мать! – В голосе Копейкина промелькнули истерические нотки. – Спускайся немедленно! Капитан машет, катер сейчас уйдет!
– Ух ты! – восторженно воскликнул оператор. – Во дает! Во дает, бродяга! Копейка, лезь обратно, такой кадр! Какой-то перец крошит чугунков, только искры летят!
– Чтоб тебе… – репортер едва не всхлипнул. – Простите, друзья… такое напряжение… Придется снова подняться наверх. Сейчас… сейчас… Ну, где твой человек?
– Вон там, овраг и сразу за ним. Видишь?
В кадре появился человек. Вернее – его контуры, едва различимые в клубах черного дыма, за рваной завесой из фонтанов грязи и бело-оранжевых взрывов плазменных боеприпасов. Оранжево-черно-белая картинка выглядела пугающей, но по-своему красивой. Она висела будто бы отдельно от серого фона сочащихся дождем небесных хлябей, словно объемное изображение, спроецированное на плоский серый фон. А перчику «вкусной» объемной картинке добавлял третий план – сплошная подвижная стена из механических чудовищ всех габаритов и мастей, преследующих человека.
Биомехов насчитывалось штук сто, не меньше.
В авангарде ехали колесные биомехи – «рапторы» и «носороги» – в прошлом легковые и грузовые автомобили. Если честно, сходство этих железных тварей с автомашинами заключалось только в наличии колес. Кузова изуродованных Зоной машин превратились в бугристые черно-рыжие панцири. Вместо фар, а у некоторых и вместо лобовых стекол, теперь остались только узкие, светящиеся красным щели. На крыльях и капотах выросли огромные шипы и рога, образовались гнезда курсовых орудий. А крыши легковушек и кабин грузовиков превратились в горбы, состоящие из полуколец и прочего вида сочленений.
Крупные машины – носороги – неслись, перемалывая громадными шипованными колесами грунт и автоны в однородную грязе-жестяную массу, а рапторы то и дело прыгали (прямо и чуть вправо или чуть влево от вектора движения) метров на двадцать, добавляя в общую какофонию взрывов, выстрелов и завываний рваный барабанный ритм проседающих до отбойников амортизаторов подвески.
Следом за авангардом неслась основная масса биомехов. В первых рядах шли «боты» – среднеразмерные изделия техноса, издалека напоминающие людей. Хотя не только людей. Боты имели множество модификаций – встречались среди них и крабообразные, и андроиды, и луноходы на шести колесах, и черт знает сколько прочих видов. Но сейчас основную массу преследователей составляли именно андроиды, то есть человекоподобные. Они даже бежали почти как люди и примерно с той же скоростью, чего было трудно ожидать от тяжелых железяк.
Впрочем, эта имитация человеческой пластики некоторыми видами ботов легко объяснялась. Их прототипы когда-то создавались для освоения иных миров, и за основу их компоновочной схемы конструкторы взяли параметры людей. Голова, тело, две руки, две ноги. А для пущего сходства имитировалась походка, жестикуляция и голос человека. Возможно, конструкторами подразумевалось, что на других планетах в компании андроидов людям будет не так одиноко, что люди будут чувствовать себя сильнее и смелее ринутся навстречу первопроходческим трудностям?
Теперь не имело значения, что задумывали конструкторы, но изделие бот-андроид действительно отдаленно походило на человека и пришлось ко двору не только на Марсе и Луне, но и в Зоне Смерти. Поначалу его использовали военные, пытаясь изучить аномальное пятиземелье, а потом ситуация вышла из-под контроля и все роботы-исследователи были потеряны. Ненадолго. Буквально на пару дней. Правда, когда они снова появились перед ясными очами прежних владельцев, выяснилось, что это уже далеко не те роботы-первопроходцы. Теперь они стали боевыми машинами, вооруженными импульсными и лазерными пушками, уродливыми, как помесь «чужого», «хищника» и «трансформера» из древних кинофильмов, и абсолютно недружелюбными к любым органическим существам. То есть в первую очередь к людям.
– Вижу их. Красиво бегут. А там… это что, тоже биомехи?
Копейкин махнул рукой, указывая куда-то влево. Оператор развернул камеру. В кадре появились огромные, размером с карьерный экскаватор, стальные чудовища, напоминающие пауков. В поле зрения репортеров оказалось всего штук пять или шесть монстров, но картина все равно выглядела жутко. Впрочем, оператора она почему-то не испугала, а только еще больше завела.
– Ага, пауки! – с затаенным восхищением шепнул Кошкин. – Ух ты, здоровые какие! Они шаровыми молниями стреляют. Или чем-то таким… Ох ты, блин!
Пауки без всякого предупреждения и видимых подготовительных действий вдруг дружно плюнули синими шаровыми молниями. Да не по одной выпустили, а каждый дал по очереди из семи-восьми «шаровух». Энергетические снаряды врезались в землю метрах в десяти от бегущего к морю сталкера и подняли просто гигантские грязевые фонтаны. С позиции репортеров казалось, что грязь взлетела даже выше смотровой площадки.
