Вячеслав Софронов
Путь диких гусей
А по тропе к завалу прибывали всадники, гонимые из лесу едким дымом и становящимся все громче треском горящего дерева. Воины скучились голова к голове, испуганно высматривая меж деревьями сибирцев. Но те затаились вверху и ничем не выдали пока себя.
Рябой Hyp осторожно выглянул из-за завала и увидел Кучума, резко отдающего команды, сыпля ругательствами. На нем был округлый стальной шлем с коротким шишаком на конце и длинным наносником, делающим его похожим на хищника. Конь под ним беспокойно перебирал ногами, пытался выбраться из толпы, злобно кусал соседей крепкими зубами.
Нур поднял лук, не спеша прицелился, вложив стрелу с четырехгранным наконечником, что пробивала сердце сохатого. Но сизые клочья дыма накатывали на всадников, скрывая их от стрелка. Рябой Hyp затаил дыхание, слившись с луком, с тетивой, натянутой до мочки правого уха. Он сам стал стрелой, готовый лететь и впиться тому в горло, лишить жизни. Злость душила его, рвалась наружу.
Но Кучум кинул настороженный взгляд в сторону завала, уловив там какое-то движение, блеск черных прищуренных глаз. Рябой Hyp поймал его взгляд, хотя хорошо укрылся меж деревьями, и, решив, что медлить больше нельзя, спустил тетиву.
Стрела ушла со свистом, неся смерть на острие кованого жала, и, чмокнув, воткнулась в цель. Новый порыв ветра закрыл всадников сизой дымной пеленой, и Hyp заскрипел зубами, что не мог увидеть гибели врага. Тут же с деревьев засвистели стрелы его нукеров, а он бросился в глубь леса, выручать Едигира. Колчан бил по спине, ветки хлестали в лицо, но он, не ощущая боли, нырнул в лесную чащу, отчаянно кашляя от едкого дыма. Так он бежал вдоль тропы, пока не увидел нескольких всадников, сгрудившихся вокруг пленного Едигира. Тот сидел на низкорослой лошадке, со связанными сзади руками.
– Ага, вот вы-то мне и нужны! – тихо проговорил Нур, натягивая лук. – Эй! – крикнул громко и, когда степняки повернулись на крик, спустил тетиву. Ближайший к нему всадник, громко охнув, сполз с седла.
Остальные прикрылись щитами и обнажили сабли. Двое из них, понукая коней, попытались въехать в лес. Кони неохотно шли в глубь чащобы, испуганно прядая ушами. Тогда Hyp, сложив ладони у рта, издал протяжный волчий вой. Кони шарахнулись и повернули назад, подставив спины всадников. Еще одна стрела вошла под лопатку степняку, и тот, дернувшись, ухватился за гриву лошади.
– Отпустите нашего хана, а то всех перестреляю! – заорал он громко.
В ответ один из степняков занес над головой Едигира кривую саблю и крикнул:
– Могу его башку подарить тебе на память. Хочешь?
– Если ты мужчина, то выходи один на один. Тогда поглядим, чья шея крепче.
И тут он услышал крик Едигира, не крик, а стон из-за ремня, стянувшего ему горло:
– Рябой! Поспеши в Кашлык… Пусть готовятся встретить гостей, собирайте нукеров…
Голос прервался.
Hyp увидел, что один из степняков опустил рукоять сабли ему на голову.
– Псы! Подлые сарты! Дети шакала! – закричал он, в бессилии ударяя кулаками по стволу смолистой сосны. – Я с вами еще повстречаюсь! Вы еще своей кровью умоетесь!
В ответ раздался громкий смех и свист пущенной наудачу стрелы. После этого сарты двинулись по тропе, увозя с собой Едигира.
Рябой Hyp кинулся обратно к завалу, чтобы увести оттуда своих нукеров, добраться быстрей до Кашлыка, упредить степняков.
Неожиданно навстречу ему выскочил здоровенный сарт с копьем в руке. Он направил наконечник его в грудь менбаши и прошипел:
– Сдавайся, пес сибирский, а то умрешь!
Hyp, не сводя глаз с острия копья, бросил свой лук на землю. Их взгляды встретились, и тут Рябой Hyp в ужасе округлил глаза, глядя за спину степняка. Тот испуганно глянул назад, и Нуру хватило мгновения, чтобы выдернуть из колчана стрелу и с силой метнуть тому в горло.
Стрела прошла насквозь, пробив гортань. Сарт не успел и вскрикнуть, лишь скосил глаза вниз, где покачивалось оперение от стрелы, и повалился на Нура.
– Ты же просил бросить, – проговорил он тихо, опустил убитого на землю и вынул из его рук копье, подобрал лук.
Возле завала вдоль тропы шла сеча, и Рябой Hyp увидел, что степняки одолевают, прижав его воинов к завалу. Их осталось всего несколько человек вместе с раненным в плечо Буреном.
– Отходим! – закричал Рябой Hyp, напав на степняков сзади. – Все к реке и на ту сторону кто как может!
– А где Едигир? – спросил, тяжело переводя дух, Бурен.
– У них, – отмахнулся болезненно менбаши. – Я не смог освободить его. Но мы сможем помочь хану, если останемся живы. Уходим!..
Кучум, не принимавший участия в схватке после того как длинная сибирская стрела пробила ему щит, впившись в левую руку, услышал, что крики у лесного завала стихли, и сабли не звенят. Он пошел к тропе, ведя Тая на поводу. Навстречу к нему спешил юзбаши.
– Мой хан, они бежали! Преследовать ли их в лесу?
– Разобрать завал и быстрее к реке! – отмахнулся Кучум. – Пожар совсем рядом. Торопитесь!..
Холод глубокой воды
Старый рыбак Назис терпеливо сидел в долбленке над осетровой ямой. Он приплыл сюда ранним утром, но бог реки не хотел сегодня дать ему рыбу. А ведь Назис обещал поделиться с ним печенью осетра, на которого забросил свою снасть. Речной бог в это лето стал совсем скупым и далеко угнал всю рыбу. Или он обижен на старого Назиса?
А разве не Назис притащил по весне тушу павшей от бескормицы клячи и сбросил ее под лед, в угощение речному богу. Что с того, что от дохлой кобылы сильно воняло? Под водой запах не слышен. О том все знают. И речной бог принял угощение, довольно урча утащил кобылу вниз, в самую яму. Если бы подарок ему не понравился, то выбросил бы его на берег. Но ведь принял…
– Раз взял мою кобылу, то и мне подари хоть одного осетра, – сердился старый Назис. – Зачем ты такой жадный? Так нельзя жить. Тебя никто любить не будет. Люди уйдут с реки, найдут другого бога, а ты совсем один останешься. А знаешь, как худо одному? Тебе не то что кобылы, а и голой кости никто не бросит, отощаешь совсем. Вот я собаку кормлю – она мне зверя гонит. А тебя корми, не корми – не даешь рыбы! Чем я внучат кормить буду? А? Молчишь?… Не ты ли у меня две весны назад последнего младшенького сына забрал?
При воспоминании об утонувшем во время ледохода сыне у старика задрожал голос, и крупные слезы выкатились из мутных, плохо видящих глаз. Дома, в землянке, он не позволял себе такой слабости. Тут же, оставшись один, вволю отводил душу, ругая речного бога, отнявшего у него последнего сына. Двое других много лет назад ушли в набег с ханом и не вернулись. А младший, самый любимый и расторопный, взял в свою землянку их детей. Теперь, уже второй год, они живут с Назисом.
Старик подергал за бечевку, к концу которой был привязан острый стальной крючок с наживкой. Но бечевка подалась легко. Клева не было.
Тяжело вздохнув, старик представил, как ему придется по темноте возвращаться в свою землянку, минуя насмешливые взгляды соседей. Зато никуда не спрячешься, от своей ворчливой старухи, которая станет попрекать за напрасно проведенный день. Утром она отправляла его на озеро ставить сети, но он заупрямился и пошел на реку.
Старик был упрям от природы, и это часто оборачивалось против него. И сейчас можно было давно возвращаться в селение, но он менял наживку и упорно ждал клева.
– Вот скажи, – продолжал он, – почему на озере хозяин воды совсем другой? Не такой скупердяй, как ты? Он людям всегда рыбы дает, не жалеет, как ты. А воды у него меньше, чем у тебя. И рыба зимой вся мрет, когда лед толстый, воздуха мало. Надо было ему кобылу ту снести, сейчас горя бы не знал. А тебя кормлю, кормлю, а ты…
Назис опять подергал за бечевку, но результат был тот же.
– Тьфу! – плюнул он в сердцах в воду. – Чем я тебе не угодил? Лошади мало показалось? Может, тебе собаку или козу нашу притащить?… Ты скажи, мне не жалко. Только шкуру я себе оставлю, на шапку. Моя совсем износилась. Молока коза почти не дает, у собаки зубы выпали – забирай обоих. Но сперва осетра мне пошли. Много не надо – одного…
Старый рыбак пытался по-хорошему договориться с речным богом, но тот или спал или не хотел помочь старику. Ругая его последними словами, Назис принялся вытягивать бечевку и укладывать в долбленку.
Его лодка, сделанная много лет назад, еще вместе со старшим сыном, была привязана к тяжелому донному грузу у края осетровой ямы. Рядом кружила речная вода, затягивая в омут кору и щепки. Яма была глубокой, и выпади Назис из лодки, навряд ли выбрался бы на берег. Речной бог суров к людям, нарушающим его покой. Даже сохатыми не брезговал, коль они попадали в омут-ловушку, С ним нельзя ссориться.
Но Назис, огорченный впустую проведенным днем, припомнил хозяину реки все обиды.
– Всем расскажу, какой ты жадный. Слышишь? – Но из омута неслись лишь слабые побулькивания, да вода ласкала близкий берег, оглаживая его, как молодая жена любимого мужа. – Нечем мне сегодня тебя угостить, морда твоя поганая! Что, ты хуже меня голодный? На вот, жри! – И Назис в отчаянии кинул в воду собственную овчинную шапку. Та, быстро намокая, отплыла от лодки, но старик тут же спохватился, что старуха припомнит ему и эту потерю, и притянул шапку веслом к себе.
– Ладно, добром тебя прошу: не дашь осетра – не получишь больше угощений от меня. И другим рыбакам накажу, пусть на озеро идут, а ты голодный сиди. Дашь осетра? – Назис в очередной раз сменил наживку и закинул снасть в воду.
В это время с противоположного берега послышались громкие голоса, и кто-то тяжело плюхнулся в воду. Назис вздрогнул и поднес ладонь к морщинистому лбу, пытаясь разглядеть, что происходит на той стороне. И хоть его глаза уже плохо служили ему, но различили густые клубы дыма, поднимающегося над лесом. Даже запах гари донесло ветром до старого рыбака.
– Чего ж это такое творится?! – С беспокойством закрутил он тощей жилистой шеей. – Неужто охотники лес запалили? Не должно быть. С ними наш хан, он баловаться не позволит. А для костра дыму много…
Тут он увидел стаи лесных дроздов, громко свистящих и пересекающих реку невдалеке от его долбленки. За ними пронеслись недружным строем насмерть перепуганные чирки, а следом и тяжелые селезни, натужно хлопая крыльями, перевалили через реку.
– Однако, большая беда пришла, – запричитал Назис. Старческие руки, обтянутые дряблой желтой кожей, затряслись, задрожали, не слушаясь хозяина. Зазвенело тонким комариным звоном в голове, сильнее замигали глаза, проник в грудь леденящий холод. – Беда, большая беда, – повторял он одно и то же и начал выбирать бечевку, чтобы скорее плыть в селение, известить о лесном пожаре всех соплеменников.
Бечевка сперва легко пошла вверх, но вдруг словно зацепилась за что-то и резко потянула обратно, сорвала кожу с рук.
– Что за напасть? – удивился Назис. – Коряг здесь не должно быть, или принесло откуда? – Но тут лодку так тряхнуло, что старик чуть не вывалился за борт, а бечевка, разматываясь и струясь через борт, резко натянулась и пошла в сторону от берега.
– Осетр! – заорал старик. – Услышал меня речной бог, послал осетра моим внучатам на ужин! Сжалился над старым Назисом! Какой гость, какой гость пожаловал, – ласково зашептал он, закрепляя бечевку на носу лодки. Потом отцепил долбленку от груза, удерживающего ее, и начал остроконечным изогнутым посредине веслом выгребать в сторону от омута, направляясь к берегу.
Но омут и осетр на конце бечевы тянули его с удвоенной силой к себе, словно хотели поиграть со стариком, померяться силами, посмеяться над слабым человеком. У старика напряглась спина и весло замелькало в руках, выталкивая лодку с опасного места.
– Шалишь, меня так не возьмешь! Рано мне к тебе в гости, речной хозяин, рано. Я не дохлая кобыла, не дамся… – И Назис с удвоенной силой заработал веслом.
Безветрие было на руку старику, и он постепенно выгребал со стремнины, приближая лодку к берегу.
Осетр же изо всех сил рвался на глубину, не давая рыбаку ни малейшей передышки. На морщинистом старческом лбу вздулись синеватые вены, обильно высыпали бисеринки соленого пота, вереницей побежали к переносью и сквозь редкие волоски седых бровей проникали в слезящиеся глаза.
Назис тряс головой, сердито сбрасывая со лба соленую влагу, не рискуя выпустить весло из рук, и лишь иногда локтем утирал взмокшее лицо.
Берег медленно приближался к лодке…
Казалось, что именно берег, а не лодка, прикованная к воде, к ощерившейся пасти омута, постепенно надвигается на рыбака. Единоборство старика и хозяина реки, давнего должника старого Назиса, постепенно выигрывал человек. Наконец, старческие глаза начали явственно различать береговую отмель, лужицы воды на ней и бесстрашных куличков, снующих по мелководью. Назис глубоко вздохнул и едва не пропустил очередной рывок осетра, который также почувствовал приближение берега и рванулся из последних сил, едва не перевернув долбленку. Старик зло выругался, выровнял лодку и, вскинув голову, различил невдалеке от омута несколько людских голов, невесть как оказавшихся в реке.
Их появление Назис воспринял как угрозу лично себе и пойманному осетру, которого пришельцы непременно отберут у него. У бедного рыбака врагов всегда больше, нежели друзей.
«Сколько их, чьи это люди?» – пронеслось в голове у старика, но не было времени на предположения, ослабевший осетр уже покорно тянулся за лодкой, не противясь своей участи; устал и бог реки, отпустивший рыбацкую лодку, и берег… долгожданный берег был совсем рядом, рукой подать.
Назис уже представил, как появится на пороге своей землянки с пойманным осетром на спине, как радостно завопят при виде рыбины голодные внучата, уважительно зацокает языком старуха, улыбнется просветленными глазами.
И вдруг… Глухой крик захлебывающегося в воде человека раздался со стороны омута. Торопливо крутнув головой, Назис увидел, что один из пловцов втягивается мощными струями водоворота в воронку и беспомощно бьет руками по воде, пытаясь вырваться из охвативших его щупальцев водяных струй. Но силы их были неравны, и участь пловца не вызывала сомнений.
Омут только что упустил долбленку старика и теперь желал возместить потерю неожиданно подвернувшейся жертвой, Он несколько раз перевернул тело пловца, словно запеленывая его в кокон водяных струй и брызг, покрывая несчастного белесым саваном, затягивая в самый центр воронки.
Назису тут же вспомнился его младший сын, утонувший в реке две весны назад. Он так же кричал, звал на помощь, боролся из последних сил и погиб совсем молодым.
– Ой-й-й! – вскричал Назис. – Как мой парень, такой же молодой и красивый! Ой, жаль парня! Зачем ты такой злой?! – обратился он к богу реки. – Зачем такой жадный?! Забирай своего осетра! – И, выхватив нож, ударил по бечеве, в несколько взмахов веслом развернул лодку в сторону омута, где мелькала мокрая голова парня.
Чуть не доплыв до водоворота, рыбак кинул пловцу конец веревки и направил долбленку по течению, чтоб река помогла вырвать юношу из смертельных объятий водяного хозяина. Тонущий подхватил веревку одной рукой, второй продолжал грести и, медленно подтягивая свое тело, выбрался из бурлящей воды на спокойное течение. Вскоре он уже сравнялся с лодкой, ухватился за борт и благодарно поглядел на старого рыбака.
– Спасибо, отец, спас меня, – прошептал синими губами.
– Спасибо, спасибо… – забурчал тот. – Чего полез сюда? Разве не видел, как крутит. Сейчас кормил бы рыб на дне, коль не я. А из-за тебя такого осетра упустил! Чем теперь внучат кормить буду? Старуха домой не пустит, – сокрушался Назис.
Парень медленно плыл рядом с ним, держась одной рукой за борт и подгребая второй. Только теперь старик заметил, что щека у него поранена, и из раны сочится кровь. К спине у воина был привязан колчан со стрелами и вложенная в него одежда. Это был совсем молодой парень, не переживший и двух десятков весен.
Вдруг он испуганно выкинул свободную руку в сторону берега и прошептал:
– Эй, отец, греби от берега, глянь-ка…
Назис повернул голову и различил силуэты нескольких всадников, скачущих в их сторону.
– Так чего испугался? Не ваши разве будут? Не нукеры хана Едигира?
– Да степняки это, сарты[12] пришли!
– Откуда им тут взяться, сартам? Я бы знал…
– Знал, знал… – передразнил его парень. – Узнаешь еще. Греби скорее на середину, чего уставился?
Старый Назис торопливо погреб в сторону от близкого берега, и вскоре они нагнали остальных пловцов, так же напряженно всматривающихся в сторону берега. Тяжело дыша, они подплыли к лодке и, осторожно держась за борта, начали тихо переговариваться меж собой. Из их слов Назис понял, что хан Едигир захвачен в плен, и теперь всем им угрожает опасность.
– Старик, – обратился к нему один из пловцов с рябым лицом от старых ожогов, – будем плыть, сколько хватит сил, может, отстанут проклятые сарты. А нет, так дождемся темноты и перехитрим их.
– Так на ту сторону перебраться, там не достанут, – вставил было свое слово старый рыбак.
– Мы только что оттуда, а нам на эту надо. Понял?
Старик мелко заморгал выцветшими глазами и не стал возражать. Ему стало совсем тошно от всего случившегося с ним за день. Сперва полдня ждал клева, а потом упустил такого осетра… Теперь еще в довершение всего сарты объявились. Может, уже и его селение разграбили?
Меж тем всадники, что медленно сопровождали лодку и пловцов вдоль по берегу, попробовали направить коней в воду. Но животные упрямились, и они оставили эту попытку, выдернули из-за спины луки и метнули несколько стрел в беглецов. Но те упали далеко в стороне, и степняки прекратили неудачную стрельбу.
– Они будут ехать за нами, а потом все равно схватят, – уныло проговорил спасенный стариком юноша, потерявший много сил в борьбе с водоворотом.
– Молчи, Сабар! – грубо оборвал его рябой. – Не будь бабой, что горшок с кашей разбила. Живьем все одно не дадимся.
– Выкрутимся как-нибудь, – поддержали его остальные, – не в первый раз. И не в такие переделки попадали.
– Да мне чего, я как все, – грустно ответил тот.
И тут старый Назис, которому также не терпелось отделаться от неожиданных спутников и скорее вернуться домой, решился вставить свое слово.
– Я вам вот что скажу, послушайте меня. Надо ближе к берегу сейчас подплыть, и можно будет обхитрить сартов.
– Это как же? – насторожились пловцы.
– А так. Скоро в Тобол речка маленькая впадать будет, а берега у нее топкие, коням не пройти, – он махнул рукой в сторону всадников, неотрывно следующих за ними, – они кинутся в объезд. Вы тогда из реки выберетесь и – в лес. Он там близехонько. И вам хорошо, и я домой вернусь. – И старик, довольный, обвел всех слезящимися глазами.
Те же, выслушав его, не проронили ни слова, поглядывая друг на друга.
– Ладно, дальше видно будет. Доплыть еще надо, – ответил за всех рябой, недобро сверкнув глазами.
Вскоре река сделала поворот и вслед за ним показалось устье небольшой речушки, о которой и говорил старый Назис. Всадники, которые чуть опередили плывущих, заволновались, загомонили и стали размахивать руками, постоянно поглядывая в сторону лодки, уже миновавшей устье речки.
– Выгребай на середину! – неожиданно скомандовал рябой. – Пусть думают, будто мы дальше поплывем.
Старик направил лодку в сторону от берега, и столпившиеся перед топким берегом всадники, боясь упустить их, повернули коней в объезд.
– Вот этого-то нам и надо, – удовлетворенно проговорил рябой, а вслед за ним заулыбались и остальные. – Подгребай осторожно к берегу да поглядывай, чтобы проклятые сарты не вернулись. Давай, давай…
Как только лодка ткнулась в песок и пловцы выбрались на берег, Назис тяжело шагнул следом, держась рукой за натруженную спину. Все четверо приплывших с ним воинов начали выжимать мокрую одежду и торопливо натягивать ее на себя. Старик опустился на песок, поглядывая на стертые до кровавых мозолей ладони. Тут к нему подошел рябой, бывший старшим среди остальных нукеров.
– Лодку мы у тебя, отец, заберем. Она нам сейчас нужнее будет. Ты уж доберешься как-нибудь.
– Да куда же я без лодки? – выкинул к нему обе руки старик. – И не порыбачу, и сарты меня схватят без нее…
– Нужен ты им! – проговорил тот и повернулся к парню. – Поплывешь на лодке в Кашлык. Нужно предупредить всех, если мы не дойдем. – Парень кивнул и пошел к воде, молча подобрав лежащее на песке весло.
Назис, не помня себя, бросился следом, уцепился за сделанное им собственноручно весло, но парень грубо вырвал его и оттолкнул долбленку от берега.
– Я же спас тебя! – закричал в спину ему старик. – А ты, а вы… хуже сартов! Такие же, как они…
– Замолчи, старик, а то в самом деле их сюда накликаешь, – угрюмо проговорил рябой и пошел вслед за остальными, уже спешащими к лесу, нукерами.
– Да будьте вы все прокляты! Чтобы ваши глаза вороны выклевали! Чтоб детей своих не увидели никогда! Вы еще попомните старого Назиса, – посылал им вслед страшные ругательства рыбак.
Но те даже не обернулись, будто и не слышали его проклятий, а спокойно скрылись в лесу. И тогда Назис горько заплакал, утираясь шапкой, понял, что сегодня он потерял большее, нежели лодку…
