Яков Романович Равиц
Путешествие из Шикмоны в Милет или Вторая из Стихий
Тель Шикмона
Вы когда-нибудь медитировали на берегу моря?
Ты очищаешь свой ум от всех мыслей, чтобы остаться исключительно с самим собой. Но мысли не сдаются и стараются пролезть обратно через любую случайно открывшуюся щелочку. Тогда ты начинаешь следить за пенным прибоем, мерно ударяющим в берег, для этого не нужны мысли, нужно просто наблюдать, как он надвигается, поглощая песок, а потом, потеряв свою силу откатывается назад и ни одна волна не повторяет предыдущую. Постепенно прибой смывает все твои мысли, и ты остаёшься наедине с ним. По сути, ты им становишься, потому что «я» это то, что остается, когда смывается последняя мысль. Странная вещь этот прибой, он одновременно и хаотичен, и неизменен, вода накатывает на берег, а берег упрямо возвращает ее назад. Волна отдает свою энергию берегу и обессилев отползает, но за ней приходит новая, полная силы и в надежде что-то изменить и снова наползает на берег, но также точно, потеряв свою энергию исчезает в небытии.
Волны бывают разные, некоторые плавно накатывают на берег и мягко достигнув своего предела, на миг останавливаются и так же мягко уходят в небытие. Есть такие, которые накатывают со всей мощи и затопив гладкое пространство, омытое предыдущими волнами, идут дальше, поглощая шероховатое пространство сухого берега, но и они исчезают, оставляя о себе лишь краткую память в виде высыхающей полоски мокрого песка. Бывает, что волна грозно идет издалека, поблескивая полупрозрачной стеной зеленой воды и пенной верхушкой, но обрушившись на берег неожиданно спотыкается сама о себя или о свою предшественницу и, породив бессмысленный пенный хаос, исчезает в водоворотах.
Кто-то из древних, считал воду основой Мира, кто же это был? Ах да, его звали Фалес. Фалес из Милета, кстати это был не просто кто-то, а первый из философов, в те времена их называли мудрецами. Любопытно, почему же он взял за основу Мира воду, а не берег, или скажем того, кто сидит, подобно мне, и смотрит на прибой. Сплавать бы в Милет, спросить, только как, преодолеть расстояние тут будет недостаточно, прошло столько лет!
– Лет? – раздался рядом тихий задумчивый голос. Я вздрогнул, хотя уже минут пять, наверное, никого не замечал рядом. Передо мной стоял странный человек, одетый так, словно прибыл из какого-то другого времени или даже, пожалуй, из другого мира: его длинная мантия черного цвета свисала до земли, и странный блеск исходил от золотой пряжки на поясе. Лицо было укрыто тенью капюшона, но глаза сверкали, словно две голубые звезды, устремленные на меня.
– Прошло столько лет, говоришь? – повторил он. Ты хочешь задать вопросы Фалесу? Это не так уж и сложно, как ты думаешь.
Я молча смотрел на него, все еще не понимая, как реагировать. Сначала пришла мысль, что это шутка или, может быть, чей-то розыгрыш. Но ведь я ничего не говорил, значит незнакомец оказался способен прочесть мои мысли. Затем я увидел, что над морем стоит уже не солнце, а ярко-желтая луна. Прибой стих, и светлая дорожка от луны к берегу почти застыла, слегка подрагивая от случайных всплесков.
– Кто вы? – спросил я, хотя, возможно, должен был задать более умный вопрос.
– Шварценблюм, – ответил он дружелюбно. —Я иногда гуляю тут по берегу при полной луне. В паре миль от берега, на дне, вон в той стороне, покоится старое турецкое судно. В силу некоторых обстоятельств я к нему сильно привязан. Но это лирика, в данный момент важно то, что я могу тебе помочь. Ты выразил желание встретиться с мудрецом?
– Но ведь он умер две с половиной тысячи лет назад! – возразил я, как же мы сможем с ним встретиться. Ты предполагаешь отправиться с мир мертвых или вернуться во времени. Но ведь это невозможно!
– Да, ваши ученые, несомненно, правы, во времени действительно нельзя двигаться вспять, скорость света, энтропия, искривление четырехмерного континуума и все такое. Но ты знаешь, они ведь ничего не знают о самой природе движения, еще меньше они знают о природе хаоса. Иногда не нужно ломиться в запертую дверь, если открыта форточка. Во времени есть так называемые перекрестки, то есть моменты выбора, выбор есть точка соединения порядка и хаоса. Те, кто умеют выходить из пространства в измерения хаоса, могут просто перепрыгнуть на эти перекрестки. Естественно для приобретения подобных навыков нужны долгие годы упорных тренировок. Тебе повезло, потому что у меня было достаточно времени, хорошие учителя, и я знаю некоторые перекрестки, которые вполне подойдут для нашей затеи.
Ну что же, сказал я, похоже мне действительно сильно повезло, что ты оказался рядом. Я готов.
– Тогда идем, сказал Шварценблюм, здесь неподалеку есть прекрасная бухта, мы отправимся из нее в Милет на надежном финикийском судне. Правда сегодня это не совсем бухта, берег сильно изменился. Вы называете это место Шикмоной, это рядом с пляжем Бат-Галим, на котором мы сейчас находимся, минут 20 прогулки вдоль моря по удобной асфальтированной дорожке. Я уже выбрал «перекресток», это 28 мая 585 года до рождества Христова, это день, когда Фалес предсказал солнечное затмение и тем поверг в шок своих соотечественников. Некоторые называют это время осевым. Прошел год с тех пор, как Иерусалим был сожжен и разрушен и теперь он лежит в груде развалин, а жителей его либо убили, либо угнали в Ассирию, но над Шикмоной, сегодня, будет прекрасное, безоблачное, почти, летнее утро.
В бухте стоит судно, готовящееся к дальнему переходу, завтра оно оправляется в Милет. Думаю, за пару золотых монет мы с капитаном договоримся. Знаешь, а ведь ты везунчик, смотри, как все у нас сходится.
Через двадцать минут ходьбы песчаный пляж Бат-Галим остался далеко позади, и за зданием института моря передо нами открылись следы древнего города. Остатки стен и строений были пропитаны тысячелетиями времени, и, хотя от них остались лишь очертания, каждый камень мог бы рассказать множество удивительных историй. Когда-то здесь был шумный портовый город.
– пошли!!!– Слушай, сказал Шварценблюм, я ведь застал тебя за медитацией, возможно, ты бы мог немного облегчить мне задачу, если не хочешь, чтобы мне пришлось тащить тебя как бревно. – конечно, говори, что делать. – подними руки и впитывай энергию ветерка, – прекрасно., знаешь, где находится третий глаз. – да, ответил я, это приблизительно в районе лба. – сосредоточься на третьем глазе. – теперь сдвинь внимание на макушку. – а теперь… сдвинь внимание еще выше. – прекрасно, дай руку
С восточной стороны небо уже начинало светлеть и на фоне намечающейся зари четко выделялись пятнышки двух маленьких облаков. В бухте мерно покачивались на волнах три корабля, два округлых и один длинный и остроносый. В воздухе явственно ощущался слабый запах соли, моря и тухлой рыбы, смешанный с ароматами каких-то смол и полевой травы. По узким улочкам, вымощенным крупными камнями, тянулись каналы для дождевой воды. Они сходились к цитадели, которая возвышалась над городом, словно страж.
Приморский городок просыпался. На порог одного из крайних домов вышел молодой мужчина, а за ним женщина, что-то ему сказавшая на певучем семитском диалекте с совсем небольшой примесью гортанных звуков. Язык был как будто знаком, и я неожиданно выхватил два знакомых мне ивритских слова, «возьми» и «еда».
– Да, сказал Шварценблюм, местный диалект один из семитских, также как ханаанский и иврит, и при некоторой тренировке ты вполне смог бы на нем общаться.
От невозможности происходящего стала кружиться голова. Проснулся инстинкт самосохранения, грубо намекнувший, что все его индикаторы зашкаливают и он, инстинкт, требует немедленно вернуться в привычную обстановку, я сделал шаг назад, но это уже ничего не изменило в окружающей реальности.
– Этот воздух… этот ветерок с моря – сказал я, глубоко вдохнув, – это же воздух далекой древности, две с половиной тысячи лет до моего рождения?
– Именно так, – ответил Шварценблюм. – но ты все еще находишься на перекрестке, теперь с него необходимо сойти. Здесь не стоят, сюда приходят сделать выбор. Врата времени уже схлопнулись, а ты, войдя в эту реальность, никак не можешь оставаться в своей. Таковы правила игры, если ты будешь здесь торчать, это всего лишь вопрос времени, когда оно заметит тебя и выкинет из реальности… совсем. Чем дальше мы пойдем, тем глубже ты будешь погружаться в этот мир, а он – становиться твоим настоящим.
– Улыбнись пошире, подбодрил Шварценблюм, нас ждет прекрасное морское путешествие полное опасностей, самыми банальными из которых могут оказаться бури, пираты и разгневанные боги. Но не забывай, что ты путешествуешь с одним из лучших магов, так что пираты и бури это лишь немного экзотики, не гневи богов и все у нас будет в порядке.
– Если бы я знал, как их гневить, тогда я бы также знал, как их не гневить, хмыкнул я, но я не знаю ни того, ни другого. Там, где я вырос с богами была довольно мутная история.
–В конце тебя ждет заслуженная награда, беседа с Фалесом, и поверь, самые знаменитые ученые охотно дали бы отрубить себе левую руку и ухо в придачу, чтобы оказаться на твоем месте. – Идем в бухту, нам нужен вон тот корабль, завтра он отплывает в Милет. Капитана зовут Маттан, он из Тира.
Финикийский Корабль
Мы подошли ближе к кораблям, и я почувствовал, как этот странный мир далекого прошлого становится всё более реальным, а тот, из которого я прибыл уходит в небытие. Древняя гавань Шикмоны просыпалась. Чуть поодаль, справа от кораблей, рыбаки тянули свои сети с ночным уловом, слышались крики чаек, и запах рыбы наполнил воздух.
Рядом с причалом покачивался на волнах длинный и узкий корабль с округлыми бортами и острым носом, изящно вырезанным, как будто из цельного куска дерева. В каждой детали чувствовалась рука мастера и мудрость веков мореплавания. Корабль был как бы слит с морем и со своим предназначением, он излучал ощущение надежности, продуманности и, несомненно, мог бы рассказать многое про ярость волн и ветра, у далеких и загадочных берегов Западной Африки и туманного Альбиона.
– Это и есть корабль, на котором мы отправимся? – спросил я, внимательно разглядывая искусно вырезанные символы на его бортах.
– Да, это он, – кивнул Шварценблюм. – финикийцы не имеют себе равных в море. Этот корабль – лучшее что есть, такие корабли могут спокойно выдерживать длительные путешествия вокруг Африканского континента. Все, что будет ходить по морям на ближайшую тысячу лет – лишь копии с небольшими вариациями.
Маттан уже знает, что мы идем с ним. Но не забывай, что люди и их понятия, в этом времени, сильно отличаются от твоей эпохи, будь осторожен с тем, что говоришь. Они могут не понять тебя, если начнешь говорить о вещах, которые для них звучат как магия. Даже хуже, они могут понять тебя неверно, первое время просто слушай.
Мы подошли к причалу, и нас встретил Маттан, капитан корабля. Он был выше меня, с кожей, обожженной солнцем, густой бородой и внимательными черными глазами, полными спокойной уверенности. Кивнув нам, он на краткий миг скользнул взглядом по моему лицу, перевел взгляд на Шварценблюма и заговорил на певучем ханаанском, речь его была мне почти понятна.
– Ты знаешь правила, грек? – спросил он, глядя на Шварценблюма. – Плата заранее, и ты и твой друг – часть команды.
– Условия ясны, Маттан. Мы справимся, кивнул Шварценблюм, доставая из складок своей мантии небольшую кожаную сумку и протягивая Матану две золотые монетки.
– Золотые греческие статеры, уважительно произнес Маттан, рассматривая золото, и сожалением отдавая его назад. Я люблю держать в руках греческое золото, но предпочту местное серебро. Тирские шекели, их охотно берут и здесь и в Египте, и у Израиля, и в Газе и не все сделки настолько крупны, чтобы пользоваться золотом, в обычной торговле лучше иметь серебро.
Чуть подумав, Шварценблюм извлек из кошелька 20 тирских серебряных монет и протянул Маттану. Маттан принял монеты и, наконец, пристально взглянул на меня внимательным пронизывающим взглядом. Он явно ожидал увидеть кого-то более привычного и что-то в моем облике его смутило. Он кивнул, но продолжал изучать меня.
– Ты откуда? – спросил он наконец, переходя на грубоватый ивритский диалект.
Сказать ему правду, что я родился далеко на Востоке, за Ассирией, Эламом и Урарту в месте, которое через две с половиной тысячи лет будет называться Узбекистан, я явно не мог. Это было бы слишком экстраординарно, и он стал бы закидывать меня вопросами, на которые я не знал ответов. Мельком взглянув на Шварценблюма, я начал рассказ.
– Меня довольно сильно кидало по миру. Мои предки из Галилеи и там же я родился, но после того, как нашу землю захватил Саргон, часть семьи увели в Ассирию, я слышал, что они живут где-то очень далеко на Востоке, у дальних границ царства Ашур, дальше, чем земля Урарту. Часть семьи вместе со мной перебралась на Юг в Иерихон, что возле Шалема. Но беды этом не окончились. В прошлом году туда пришел Навуходоносор с большим войском и Шалем был осажден, взят и разрушен до основания, а Храм Соломона сожжен. Воины бежали по улицам и убивали всех подряд, я не знаю, что произошло с отцом, матерью, братьями и сестрами я же, волей судьбы, снова оказался на Севере и поселился в Мегиддо.
«Я слышал об этом, – Сказал Маттан со вздохом, – беды преследуют твой народ как стая злых волков. Впрочем, досталось всем, но мой родной Тир, хвала Баалу выстоял в осаде. Навуходоносор обломал об него свои зубы и навряд ли в ближайшее время попробует еще раз. Значит, ты один из тех, кто поклоняется Яхве. Как твое имя?»
– Яков, ответил я.
– Итак Яков, Золотом ты можешь заплатить за свое путешествие мне, но море и боги не принимают золото в оплату за ветер. Все на этом корабле работают, и ты не исключение. В ночной вахте участвуют все, часть ночей ты будешь сидеть вместе с кем-нибудь из команды, кого я назначу в ночь, и составлять кампанию, чтобы он не уснул. Если будет сильный ветер, ты будешь помогать подтягивать паруса. Если ветер стихнет – готовься к веслу. Все ясно?
– Да, ответил я, все ясно, капитан, нет проблем, я справлюсь.
– Далее Яков, насколько я знаю сынов Израиля, ты должен молиться Яхве утром вечером и перед каждой едой, но если будешь так делать, то выбери для этого какое-нибудь укромное место. Мы не беспокоим Баала, Эля и Астарту по пустякам, во-первых, чтобы их не утомлять, а во-вторых, мы не хотим, чтобы они отслеживали и контролировали каждый наш шаг, поэтому ваше чрезмерное упорство и надоедливость в почитании своего бога нам претит. Я думаю, что ваша жизнь не была бы столь насыщена несчастьями, если бы вы просто дали своему богу отдохнуть от вас и подумать о чем-то кроме вашей назойливой любви, в том числе о вашем благе. Подумай, что было бы, если бы твой сын, по десять раз в день ложился бы у тебя на пути и просил благословения, ведь тогда ты бы шагу не смог ступить. Эта прилипчивость, вместе с тем, то, что вы в порыве сыновьей любви, порой, не слишком почитаете наших богов, может настроить против тебя членов команды.
– Перед отплытием мы принесем жертву Баалу, потому что от его благосклонности зависит, насколько спокойным и удачным будет наше путешествие. Мы всегда возносим молитвы Баалу, повелителю грома и дождя, когда отплываем. Он даёт нам ветер для парусов и защищает от шторма. Море ужасно и беспощадно в момент гнева. Если забыть про жертву, некому будет там за нас заступиться и волны могут поглотить корабль в одно мгновение.
– Несомненно капитан, я понимаю твои сомнения, – сказал я, – ты совершенно прав, и я тут на твоей стороне, пусть на небе властвуют боги, на корабле владыка ты, только ты сможешь вернуть нас на желанный берег, если море и боги встанут против нас. Все твои команды будут исполнены, как веления неба. Мы всецело вручаем свою судьбу в твои руки. Я ни разу не обращусь к Яхве во все время пути, пока не сойду на берег. Если пожелаешь я буду благословлять утро и каждую еду твоим именем.
– Нет, не стоит, добродушно ответил Матан с улыбкой и в глубине его черных глаз неожиданно промелькнул агатово-коричневый отсвет, можешь продолжать докучать своему богу, когда сойдем в Милете на берег.
– Ну что же, улыбаясь сказал мне Шварценблюм, когда Матан удалился, ты делаешь успехи и прекрасно выпутался из ситуации, особенно если учесть, что ты не знаешь и трех слов из «Биркат аохэль» и не отличишь «Шма Исраеэль» от «Шахарит».
– Но тебе предстоит еще одна возможность продемонстрировать свою находчивость. Помнишь, какой интересный сегодня день? день битвы Алиатта, царя Лидии и Астиага, царя Мидии, дедушки персидского царя Кира.
– Да, помню в этот день Фалес предсказал солнечное затмение, что повергло в изумление его соотечественников, потому что солнечное затмение люди древности интерпретировали исключительно, как гнев богов. Сражение Алиатта и Астиага произошло где-то на территории современной Турции. Лидийцы под руководством Алиатта II и мидийцы под командованием Астиага воевали несколько лет, но, когда они сошлись в очередном сражении около реки Галлис произошло солнечное затмение, которое повергло в ужас оба войска, воины восприняли его как знамение богов, указывающее на необходимость остановить войну. В итоге Лидия и Мидия заключили мир, который был скреплен браком между членами королевских домов.
– Не ожидал от тебя таких познаний, ты неплохо подготовился к встрече с Фалесом.
– Послушай, а когда это затмение начнется.
– Часа через три.
– Получается, что нам осталось жить три часа? Даже если мы принесем богу Яхве целого быка это не поможет, насколько я понимаю природу явления отменить затмение невозможно, не разрушив при этом Вселенную, а на такое Яхве из-за нас не пойдет. Когда начнется затмение все будут в шоке, и капитан и все без исключения члены команды непременно решат, что это гнев Баала, А что может вызвать его гнев, как не намерение взять на борт странных чужеземцев, и не улыбайся, хоть ты и маг, тебя через три часа тоже поволокут на алтарь, чтобы задобрить богов и смыть с себя вину. На обоих принесут в жертву Баалу!
– Получается так.
– Подожди, дай подумать, тут ясно одно, если не делать ничего, то свершится именно то, что я сейчас описал, надо как-то упредить ситуацию.
– Бежим, если мы сейчас же отправимся на Запад, то за три часа мы успеем уйти достаточно далеко, они нас уже не догонят. Мы пройдем 10-15 километров и будем где-то в районе Ягура, смотря по состоянию дорог, не имею понятия, насколько они были хороши две с половиной тысячи лет назад.
– Хотя, возможно все это как-то преподать в выгодном свете, это рискованно, но надо подумать. Ладно, давай пока подготовим почву для благоприятного исхода, хотя всех последствий я просчитать не могу. Идем искать Матана.
Матан находился в трюме своего корабля, пытаясь компактно пристроить три новых тюка с товаром.
«Матан», —сказал я, «извини, что вновь тебя потревожил, но есть одна вещь, которая не дает мне покоя и я бы хотел с тобой поделиться. Этой ночью мне снился очень странный сон. Во сне мне явился Яхве и сказал, что не пройдет и дня, как я от него отрекусь и за это он накажет меня, скрыв Солнце с небес, но так как я стремлюсь к мудрости он меня простит и в знак прощения вернет Солнце на небосвод и будет способствовать мне в моем пути. Так что, если вдруг что-нибудь случится с Солнцем не принимай это чересчур трагично, оно вернется на небосвод, и нам обещано покровительство.»
– Матан нахмурился, – ты слишком впечатлителен и многословен, твои сны являются плодом переживаний перед далеким морским путешествием, так что впредь не беспокой меня по пустякам. у меня есть важные дела, дай мне ими заниматься, если ты мне понадобишься я сам тебя найду.
– Прости капитан. По-видимому, этот сон лишь отражение моих страхов, до конца дня я смогу в этом убедиться. «Я лишь хотел предупредить.», —сказал я и не дав ему опомнится вышел.
– Он, конечно, будет думать, что я сумасшедший, пока не начнет гаснуть Солнце. Посмотрим тогда, как они тогда запрыгают. Пошли, погуляем по городу.
– Неплохо, сказал Шварценблюм, но знай, когда ты станешь пророком у тебя не будет отбоя от просьб, так что не повышай ставки, потом будет трудно спускаться обратно на землю.
– Знаешь, я хотел бы прикупить немного знаменитой пурпурной ткани, которой славится Финикия. Продадим его в Милете, чтобы у меня был такой же кошелек как у тебя и в нем звенело серебро и золото. Одолжишь мне немного на стартап?
