Больше всего на свете любил сын губернатора пешеходов сбивать. А что ему за это будет? Он ведь прокурор, привлечь к уголовной ответственности законника и губернаторского дитя не просто – спецобъект. Нравилось ему как его мощный внедорожник человека неожиданно подкидывает, точно тряпичную куклу. Остаётся только наблюдать, какие сальто тело несчастного в воздухе проделает, и в какой позе приземлиться. Много раз губернатор пенял сыну, дескать, в нашей области сбивай, а в другой осторожней будь. Не послушалось чадо доброго совета, мчался пьяный в соседней области и старушку зацепил. Наряд ДПС приехал и вовремя сообразил, как губернаторского сынка отмазать. Записали, что за рулем совсем другой человек был, гастарбайтер из промышленной зоны. Все бы ничего, да случайный прохожий скандальное видео на телефон снял и в интернет выложил. Завели на чадо уголовное дело.
А тут и Петрович неожиданно пропал, недели три в администрации отсутствовал. Разные догадки по этому поводу жители области строили, утверждали, что это инопланетяне Петровича к себе забрали успехи внеземной жизни обустраивать. Однако губернатор внезапно на сессии облсовета появился и весьма оригинальным образом. Прямо в зал его внесли на медицинских носилках два дюжих санитара, с распухшим сизым носом и выбитым зубом. Несмотря на помятый вид Петрович у трибуны крепко стоял и складно экономическое положение области обрисовал. Но и вопросы немые у депутатов возникли: «Уж не сынок ли навешал папе, за то, что от уголовного дела отмазать не смог?». Уловил эти немые вопросы Петрович и отвечает, как бы сам с собой, а не с залом разговаривает:
– Я давно заметил, слишком быстро наши попы грехи отпускают. Покаялся за три минуты и будь здоров! Не правильно и не серьезно, грех от этого не уходит.
Тут спикер Плутилин не выдержал и ехидно заметил:
– Так это тебя батюшка двинул?
– Еще чего, – насупился губернатор, – это дитя родное, неразумное от покаяния отказалось, а родитель вправе за грехи сына отвечать.
– А выбитый зуб тут причем, – хором спросили депутаты.
– Зуб, – назидательно ответил Петрович, – я вставлю за счет областного бюджета. А сына я надоумил встречный иск на семью покойной старушки подать за поврежденный автомобиль. Нечего перед прокурорским авто по дороге шастать! На том с сыном и помирились.
Губернатор, когда в столице ошивался, любил в мавзолее изредка полежать, помечтать о будущем. Всегда казалось Петровичу, что от этого каменного куба, веет холодом незыблемости и вечности. Словно это, не ритуальное сооружение, а некий трансформатор, вечность генерирующий.
Отстоит, бывало, Петрович очередь в мавзолей по заранее приобретенному абонементу и в гранитном капище релаксировать начинает. Покойно ему здесь, прохладно, как лечебный электросон принимает или хвойные ванны. Свет вокруг приглушенный, на рубиновом стекле саркофага тихо мерцает, глаза сами собой отдыхают, в забытьи закрываются. Костюмчик вождя здесь тоже на прокат дают, шерсть мягкая, наверняка кашемировая или еще какая дорогая, знамо дело не теперешней, ширпотребовской выделки. Приятно Петровичу, что костюмчик вождя и учителя впору пришелся. Да и гроб качеством не подкачал, удобный, можно сказать, вполне уютный, словно на пуховой перине у тещи лежишь, а прислоненные к нему венки, свежими еловыми лапами нежно, очень приятно пятки щекочут. И музыка вокруг душевная играет, торжественная и никто слушать не мешает. «Должно быть это Глюк?» – Размышляет Петрович, проверяя свою нотную, школьную грамоту. Ильича в склепе давным-давно нет, одна голограмма. С мумийкой вождя мирового пролетариата Зюганов по миру гастролирует, показывает сушеного Ленина за доллары и евро всему прогрессивному человечеству. Только изредка нарушит целебный покой губернатора Надежда Константиновна. Почитай уж далеко за сотню старушке Крупской стукнуло, а она все у бывшего мужа на полставки полы моет. Гремит ведром на весь мавзолей, да шваброй бодро стучит. Не сдается старая большевичка!
Любит наш губернатор в простой народ ходить, его чаяньями и нуждами интересоваться при отсутствии прочего бюрократического аппарата. Очень сильно этот хитрый аппарат искажал эстетическое отношение губернатора к действительности. Это еще Чернышевский Петровичу открыто пенял на ежегодном, саратовском авиашоу.
Губернатор доводам классика внял и в народ стал похаживать. Ну, скажем, нарядится Петрович бравым гаишником, встанет на Петровском спуске и давай бабло сшибать за превышение скорости. Или придет в черной форме судебного пристава на какую-нибудь фабрику и все акции разом под мышкой вынесет.
На таможню часто заглядывал, иномарки помогал шустрым гражданам подешевле растамаживать, понятно, что не за просто так, услуги-то солидные. А уж налоговую и санитарную службу ему сам Бог послал. Доначислений столько губернатор наизобретал, сколь его гибкий ум усвоить мог и счет в банке. Как от санслужбы в народ выйдет, так из любого торгового центра, полный багажник выпивки и разнообразной снеди везет домой на анализы, прямо себе в глотку.
Но больше всего любил губернатор в судебное заседание заходить. Оденет строгую судейскую мантию и запросто заходит. Лжесвидетелей мигом уличает, преступников нещадно милует, освобождает несчастных из – под стражи, прямо в зала суда. Ключ у конвоира отберет, распахнет клетку железную и кричит радостно, как дитя малое:
– На волю птичку выпускаю!
Судей он вообще за людей ни считает, продажными обзывает. Как судью увидит – обязательно в глаз плюнет, чтобы ячменя и разночтения в законах не случилось. Оно и понятно, как всякий крестьянский сын не верит в наше правосудие, считая, что оно имеет большие качательные и карусельные свойства. Аж дух захватывает и мурашки по всем членам, от решений судебных бегают. Но ведь правосудие не аттракционное увеселение, не комната смеха с кривыми зеркалами апелляций, надзорных и кассационных жалоб. Судить людей надобно по-людски, по-простому, по понятиям.
Как-то бездомные выпускники интерната прямо возле администрации шалаш в елках поставили и жили целое лето. Не потому, что протестовали, а потому, что рядом с администрацией, у той же самой парадной площади церковь стоит. Так их Петрович прогонять не стал. И судить даже не стал, как нарушителей порядка регистрации. Пусть живут и шалаше, церковным подаянием питаются. Сироты ведь! Авось к осени из шалаша в какой-нибудь тепловой коллектор съедут или к зиме дуба дадут.
Одним словом, очень полезно в народ ходить, за простой ежедневной жизнью обывателей приглядывать, хоть и барская это затея. Да и терзают всех смутные сомнения. Вряд ли, губернатор в конец опроститься, наденет онучи или лапти и возьмется холеными руками за плуг. Однако Петрович ходить в народ упорно продолжает, поскольку, сиднем сидеть в губернаторском кабинете, возлагая надежды на нищую, но богатую духом и самогоном жизнь селян, как-то не этично.
Однажды, возле обладминистрации, невесть откуда взявшийся одноногий инвалид, гнусную акцию протеста устроил. Подъехал, тарахтя, на автомобиле «Ока» с ручным управлением, на костылях выполз, плакат самодельный на лобовое стекло скотчем прикрепил: «Не могу больше бездомным быть, требую нормальных жилищных условий!»
Инвалид этот, действительно, несколько лет уже в автомобиле жил. В проржавевшей «Оке» ел и спал зимой и летом. В такой переплет он еще попал в славные ельцинские времена, когда с крайнего Севера на материк на пенсию по выслуге лет уезжал. Квартиру трехкомнатную в суровом заполярном крае сдал государству, как и положено. Вернулся в родную область, откуда в свое время уезжал на работу по комсомольской путевке, да так компенсационного жилья и не получил. Простоял на льготной очереди несколько лет, мыкался по родственникам и знакомым, пока не надоел, а тем временем льготную очередь власти тихо ликвидировали.
Живет неделю инвалид в своем убогом автомобильчике прямо перед окнами губернаторского кабинета, пирожки с капустой ест, и газеты столичные оппозиционные вслух читает.
Вначале Петрович к нему омбуцмана Нарывайко послал расспросить задушевно, как до такой протестной жизни горемыка дошел и что дальше делать намерен.
Омбуцман с инвалидом по – доброму пообщался. Но на следующий день в губернаторской газете критическую статью напечатал под точным и хлестким названием: «Нравственный аванс». В этой статье главный областной правозащитник наглому инвалиду нелестный социальный портрет во многих подробностях дал. Дескать, чем же этот странный человек в жизни своей недоволен? Имеет собственный автомобиль, северную пенсию, а что жилья нет, так за границей 80 процентов населения в съемном жилье всю жизнь живут и ничего! Потому, что собственность – большая ответственность и надобно всякому бездомному инвалиду этот изъян права собственности хорошо понимать. Да и рожа у этого протестующего, в общем, на пьяницу горького смахивает. К тому же, ест он жадно пирожки с капустой, всякими нормами санитарными пренебрегая, прямо на улице, руки, понятно, не моет. А по большой и малой нужде гадит в центральную клумбу, красоту благоустроенную и флору уничтожая.
Но не испугался правдивой и разгромной статьи наглый инвалид. В своей «Оке» жить и протестовать упорно продолжает.
Послал тогда к нему Петрович смышленых гаишников законный штраф выписать за злостное нарушение правил дорожного движения. А как же! Автомобиль инвалида, аккурат, посреди площади стоит, движению других авто однозначно препятствует. Однако инвалид штраф заплатил и свое гнет.
В одну из ночей губернатор на площадь два наряда ППС отправил, просто припугнуть инвалида малость, окончательно вразумить. Окружили восемь милиционеров «Оку», приподняли, и давай весело раскачивать! Одноногий смутьян из нее спящий так и выкатился. После милиционеры вылили под машину баклажку бензина и подожгли. Чудом успел инвалид «Оку» с пылающего асфальта откатить.
И ведь, наглец, какой, даже такого прямого намека к сведению не воспринял! На следующее утро, как ни в чем не бывало, вновь под окнами администрации в машине протестует, пирожки свои копеечные жрет!
В конце концов, к инвалиду вышел сам Петрович и сказал душевно, но по существу вопроса:
– Не надоело, одноногий хрен, под окнами мне глаза мозолить?
Растерялся инвалид, только плечами пожал вслед уходящему губернатору. Выкурил нервно пару сигарет, да и уехал с площади навсегда. Даже один костыль забыл. Не понял, несчастный, что губернатор может быть либо суровым властелином, либо дойной коровой. А так и казны областной не досчитаешься. Потому, губернаторская жалость всегда имеет форму совершенного нравственного утомления. И брошенный костыль губернатор приказал с площади не выбрасывать, а оставить на месте и покрасить люминесцентной краской. Во-первых, может калека за ним еще вернется, а во-вторых, пусть помнят, что губернатор может развязать и уничтожить любые социальные отношения, существующие между властью и людьми. К этому костылю омбуцман на экскурсии молодых правозащитников часто водит учить пониманию областного попечительства и призрения.
Летел как-то Петрович в столицу по государственным делам, с большой чиновничьей делегацией. А рейс, как назло задерживают и задерживают, погода выдалась не летная. Петрович уже два раза в аэропортовском ресторане с Чардашем отобедал за его счет, в игровые автоматы командировочные деньги поиграл, а время все равно течет медленно и тупо. Но тут, приспичило ему по малой нужде в туалет сходить. Верный Чардаш тут как тут, всегда услужить готов, на помощь прийти. Говорит губернатору деловито:
– Негоже, такому должностному лицу прилюдно свое губернаторское достоинство всуе обнажать и трясти им, даже по нужде в общественном туалете. Начнут ведь, разглядывать и сравнениями всякими нехорошими заниматься, еще кривотолки, какие пойдут сексуально-политические. Давай Петрович, под лестницей встанем и ты мне прямо в карман вмиг надудолишь без проблем. Пальто у меня кожаное, непромокаемое, да и привык уже другим по нужде помогать, омбуцмен наш и Тихоныч, часто мне в карман отливают, даже разрешения не спрашивают. Пальцем меня молча подзовут, карман оттопырят и журчат властно. А содержимое после стюардессе куда-нибудь вылью, или в полете, в самолетный гальюн быстро опорожню.
– Ну, ты и загнул, – Смутился губернатор, – Стану я подчиненному карман мочить, это уж беспредел какой-то начальственный и хамский. Лучше в туалет пойду.
Исчез губернатор за дверью туалета, но через минуту вернулся смущенный и огорченный:
– Туалет платный, а кредитные карты не принимают, наличные требуют.
Чардаш ему мелочь выгреб, в ладонь щедро высыпал и губернатора дальше у платного туалета ждет. Однако Петрович совсем расстроенный возвращается, злой и взъерошенный, нетерпеливо с ноги на ногу переминается:
– Ладно, подставляй Чардаш свой кожаный карман, терпежа больше нет! О-о, как мигом полегчало, – Журчит губернатор, – Не стал я попусту деньги тратить. Где же это видано, чтобы естественную нужду отправить, деньги платить! Буханка хлеба столько же стоит, а его вырастить областной каравай, это вам не ширинку в платном нужнике расстегнуть! Совсем обнаглел этот малый бизнес!
С тех пор возненавидел Петрович представителей малого бизнеса, халявщиками их обзывал, кровососами и мироедами, тихими захребетниками на шее простого народа. Потому-то у нас за последние годы число малых предприятий, вдвое снизилось, а регистрировать малые предприятия все больше в другие области уезжают.
Мало кто знает, но практически двадцать четыре часа в сутки Петровича идея перпетум мобиле занимала и пользой великой волновала. Как было бы замечательно, на самом деле создать некий агрегат, производящий больше энергии, чем потребляющий из окружающей среды. Молнию, что ли в металлическую сеть гигантскую заарканить, или энергию испаряющейся воды в какую огромную реторту с умом запихнуть.
Увы, не находил способа губернатор силы природных стихий с пользой для области обуздать. Однако из отдаленного района благая весточка ему пришла. Создал, мол, местный умелец очень занятный и полезный в крестьянском хозяйстве моторчик, на простом навозе исправно работающий. Тут и смекнул Петрович, открывшиеся, просто невиданные ранее возможности этого изобретения. Прямо из ванны с мочалкой на шее выскочил, да как закричит:
– Эврика! Это ведь и есть, самый настоящий вечный двигатель, навоза-то у нас не меряно и никогда не убудет!
Съездил он на дом к этому навозному Кулибину, не поленился. Инженеров видных из областного центра в дорогу прихватил. Пусть тоже полюбуются, да свое веское заключение сделают.
Действительно, тарахтит моторчик навозом заправленный, в дом изобретателя от динамо машины свет подает. Инженеры видные просто обомлели, стоят, языками цокают, навозный двигатель глазами пожирают.
Тут еще большая идея губернатора осенила: а что если сразу гигантскую электростанцию на навозе работающую отгрохать и всей области дармовой свет дать. Тогда и ежегодный рост энерготарифов не страшен, с прочими колебаниями мировых цен на энергоносители.
Мотор инженеры досконально скопировали, да тут же в сто раз в размерах увеличили, а чтобы материалы сэкономить, металл дорогущий, из соснового бруса необычный двигатель соорудили. Губернатор сам это дело, скумекал. Навоз-это не бензин и не солярка, топливо не особо энергоемкое, нагреваться при работе меньше должен, значит и металл попусту расходовать незачем.
На открытие чудо – электростанции самого главного энергетика страны пригласили – Чубайса. Он, заодно, сразу по приезду Петровичу денег на две «Волги» дал. Это те, которые за ваучер обещал еще в период массовой приватизации. Не обманул, стало быть, слово свое Анатолий Борисович, крепко держит.
Вообще, стоят Петрович и Чубайс возле новой электростанции и чуда нетерпеливо ждут. Завел изобретатель двигатель чугунной ручкой, раз мотор чихнул, два чихнул, а потом как затарахтит и взвоет – ужас! На глазах у всего честного народа в разнос пошел и разваливаться стал. Щепа сосновая вперемежку с навозом во все стороны с воем полетели. Петрович чудом успел, за ближний буерак схоронится, а Чубайс со страху на вековую липу обезьяной залез, в большое дупло. Все из дупла опасливо рыжая голова выглядывала. Еле потом спустится, уговорили, коньяком и языковой колбасой с липы слезть заманивали. Во как Чубайс напугался!
Не задалась, стало быть, новая электростанция на навозе. Как говорят спецы: эффект масштаба подвел. Дескать, маленький моторчик на навозе может работать, а большой – нет.
Но Петрович благой идеей вечного двигателя все равно грезит. Сейчас в суд подал иск на Парижскую академию наук. Они, видите ли, говнюки, заявки на изобретение вечного двигателя принимать отказываться, еще с 18-го века. Каковы ретрограды!
Вышел однажды Петрович на красное крыльцо администрации, а на ступеньках юродивый сидит, за полу пиджака его ухватил и пищит жалобно:
– Подай царь копеечку!
Противный такой, юродивый, грязный, вонючий, на голое тело один мешок из под картошки надет, только дырочки для головы и рук проделаны.
Посмотрел губернатор внимательно на его косматую голову и сразу узнал. Этот юродивый раньше работал начальником областной налоговой инспекции. Случилась, как-то в налоговой проверка из столицы, а мытарь, ничего лучше не придумал, как целую бухгалтерию сжечь. Мол, и концы в костер. Как только завели уголовное дело, он умом и тронулся. Место потерял, прямо с больничного в юродивые ушел, на паперть. Он и начальником инспекции с большими странностями был. Как отстроил новое здание налоговой за счет фонда развития, сразу и дача в пригороде одновременно с этой стройкой выросла, как по волшебству. А кабинет в налоговой себе в пол-этажа отгрохал, побольше губернаторского будет, да еще с комнатой отдыха. От взяток, что ли отдыхать?
Но самое главное недоразумение с бассейном и сауной получилось, что в подвале инспекции, главный налоговик организовал. В сауне и в бассейне процедуры принимало только одно человеко – тело, ему самому принадлежащее, без всяких на то помывочных нормативов. А другие налоговики немытыми, чумазыми и шелудивыми на проверки ходили. Придет такой налоговик на предприятие, как пес, какой, паршивый, его не узнают, носы воротят, значит, и встречают не по ранжиру. Как только начальник в юродивые подался, сразу баня для всех заработала. Новый начальник налоговый, березовым веником всему коллективу перво-наперво, у дверей бани широкую отмашку дал:
– Парятся все!
Теперь налоговый народ чистым и опрятным на работу ходит с номерными шайками и большими кусками хозяйственного мыла. Раньше у налоговиков одно развлечение было – целый день на работе в компьютер тупо играть. Налоги-то наши налоговики не собирают, они учет и контроль, за поступлением платежей и доначислений в бюджет, зорко ведут в кабинетах. Вроде как, управление статистики дополнительно контролируют. Как же не радоваться теперь налоговикам, что кроме компьютера еще для развлечения и гигиены баня доступна стала!
Одна беда, новый начальник тоже вскорости погорел. Но не в бане, а на взятке. Взяли супчика прямо в инспекции с взяткой в шесть миллионов рублей! Обещал одному предпринимателю помощь в возмещении НДС оказать на сумму в сто миллионов рублей. НДС должна налоговая служба вроде бы автоматом возвращать, но на практике хрен добьешься возврата денег. Стало быть, налоговик взялся за дело благое, а милиция рвение налоговика, по своему, истолковала и засаду устроила. Под стражей ныне сидит и, поди же, тоже из себя юродивого корчит, следователю разные нехорошие пророчества сулит, губернатором стращает. Да еще и приговаривает: – Я – тайный агент ФСБ! И не взятка это вовсе была, а спецоперация. Только фээсбешники, меня же и подставили.
Видать, в налоговой, целый институт юродивых силу набирает, формируя областную школу финансового отрешения. А два юродивых на одну область – это чересчур!
К тому же, юродивыми они вроде стали, но деньги вымогать, видно не разучились. Так, что не дал Петрович юродивому копеечку на ступеньках родной администрации, из принципа, она ведь рубль губернатору бережет!
А прозорливый юродивый вовсе не обиделся, юродивым по статусу обижаться не положено и рек губернатору целое пророчество:
– Будут тебя губернатор всю оставшуюся жизнь маленькие Ленины крепко обнимать, и будет их, за тобой ходить, чертова дюжина. Ленины эти ростом не выше 50 сантиметров, всегда в одинаковых кепочках, пиджачках и красных галстучках в горошек. Как только выйдешь на улицу, так они, сразу и нападать станут, виснуть и скакать на тебе, как белки на дереве. И нет тебе губернатор, спасения от этой исторической напасти!
Отшатнулся Петрович от юродивого, не на шутку испугался. Эти маленькие Ленины его давно уже во сне обнимали и слюнявили, под одеялом эротическим образом щекотали. Перекрестился губернатор:
– Чур, меня! И от юродивого прочь в церковь побежал свечку ставить и молебен заказывать, хоть и в Бога не верит.