Когда самурай находится на службе, может случиться так, что его господин будет вынужден понести большие расходы и окажется стесненным в средствах, и потому в течение нескольких лет ему придется удерживать часть жалованья своих вассалов. В этом случае самураю, вне зависимости от того, удерживается большая сумма или малая, не подобает ни в кругу семьи, ни, тем более, вне ее, даже намекать на то, что он оказался в затруднении или растерянности. Ибо с древности вассалы помогали господину в трудные для него времена, точно так же как и тот всегда был готов помочь им. Если господин настолько связан личными обязательствами, что это не дает ему возможности в полной мере исполнять свой общественный долг и делать то, что положено даймё, в результате чего он вынужден примириться со многими неприятностями, его вассалам должно быть больно видеть это. Однако обычные дела еще могут идти своим чередом, но если вдруг на границах провинции возникнут волнения и вассалам будет отдан приказ выступать немедленно, первое, что понадобится, – это деньги. Но, каким бы умным ты ни был, деньги не появятся мгновенно. Ничего нельзя будет сделать, как тому человеку, руку которого, как говорит пословица, придавило камнем, и он не может двинуться ни туда ни сюда. При этом все остальные даймё готовы выступить в назначенный день, который нельзя изменить, так что выступать придется, какими бы неподготовленными ни оказались войска.
В мирное время военная процессия выглядит величественно, крестьяне собираются в города, чтобы увидеть ее, поэтому за ней наблюдают представители всех сословий. Каким же несмываемым позором будут покрыты господин и его командиры, если их боевые порядки окажутся хуже, чем у других! Осознав важность этого, все самураи, большие и малые, старые и только что присоединившиеся, должны внести часть своего жалованья. В это время, когда доходы уменьшились, каждый должен проявить разум, отказаться от лишних людей и лошадей и носить зимой одежду из хлопка и бумаги, а летом – хлопковое катабира. Утром и вечером следует есть только необработанный рис, рисовые отруби и мисосиру. Каждый должен сам колоть дрова и носить воду, а его жена – готовить рис, чтобы справиться с трудностями. Ведь долг всех, находящихся на службе господину, состоит в том, чтобы отдавать ему все свои силы. При экономии можно совладать с трудностями и тем самым помочь своему господину в случае необходимости и увеличить запасы на случай непредвиденной ситуации. Кто-то может, например, заложить свой лишний меч и шкатулку жены, и тогда он обойдется без взятия денег в долг. Даже если господин не услышит об этом, а советники и высшие чины будут презирать его за это, самурай не должен даже и думать о том, чтобы жаловаться на судьбу из-за уменьшения вознаграждения.
Самурай, который является рыцарем и получает жалованье от господина, не должен считать принадлежащими себе ни свою жизнь, ни себя самого. Но среди тех, кто находится на военной службе, есть два типа людей. Мелкие вассалы и слуги не имеют отдыха ни днем ни ночью; они должны трудиться все время, но не обязаны отдавать жизни за своего хозяина и потому не могут считаться заслуживающими осуждения, если они не слишком умелы в военном деле. Они лишь слуги, продающие свой труд, и ничего более. Но буси, или самурай, отличается от них, ибо он отдает и свою жизнь. Его господин – тоже вассал, хотя и другого уровня, ибо если в империи начнутся беспорядки, он должен будет нести военную службу в соответствии со своим положением. То есть, если у него удел с доходом в сто тысяч коку, он должен, в соответствии с уставом сёгуна, выставить 170 всадников, 60 лучников, 350 воинов с мушкетами, 150 копьеносцев и 20 знаменосцев. Дополнительно он может выставить людей по своему желанию и в соответствии со способностями своего командующего. Кроме этих воинов, которых он должен вести в битву, необходимо еще оставить достаточно сил для защиты замка от нападения. Поэтому ему приходится содержать множество самых разных воинов, хотя не все они нужны ему постоянно. А среди них есть неспособные, рожденные калеками и трусливые, недостатки которых великодушно не замечаются, так что они продолжают получать наследственное жалованье. Поэтому самурай должен всегда помнить, сколько вассалов во всех замках и провинциях. Японцы связаны такими узами со своими хозяевами и получают от них значительное содержание. Ведь даже маленькое жалованье в сто коку за десять лет превратится в тысячу коку, а если оно платится нескольким поколениям семьи на протяжении многих десятилетий, насколько же получается бо́льшая сумма? В обмен на столь высокую милость вассал в мирное время выполняет обычные обязанности стражника, или командира, или чиновника, что едва ли можно назвать выдающейся заслугой. Но в любое время может прозвучать призыв взяться за оружие, и тогда он должен будет занять первое место в строю копьеносцев, или, если атакуют замок, на коне возглавить авангард, или, если войска отступают, прикрывать их в арьергарде. Он даже может занять место своего господина или командующего, если у него есть к тому способности, и отдать за них свою жизнь, пав от вражеской стрелы и умерев прекрасной смертью, не отступив со своих позиций ни на шаг. Высшая доблесть для самурая – когда он, показывая свою решимость, кричит: «Призываю вас в свидетели, я исполню то, что никто не может совершить!» Чтобы достичь вершины преданности, он не может называть своими собственными ни свое тело, ни свою душу. Поскольку он не знает, когда ему будет суждено исполнить это для своего господина, он не должен причинять вред своему здоровью излишеством в еде и вине и увлечением женщинами; равно как и смерть на домашних циновках он не должен считать достойным самурая концом. Еще более должен он остерегаться споров и ссор с товарищами, которые могут привести к стычке, дабы не рисковать понапрасну жизнью, как рискует ею тот, кто лишен чувства верности и долга. Необходимо хорошо подумать, прежде чем говорить, ибо слова приводят к спорам. Когда разгорается спор, за ним часто следуют оскорбления, и, если один самурай оскорбляет другого, дело вряд ли закончится мирно. Поэтому, когда возникает опасность спора, всегда помни о том, что твоя жизнь принадлежит не тебе, а твоему господину, и умеряй свой пыл, ибо в этом состоит долг сдержанного и верного самурая.
Кацукава Сюнсё. Актеры в роли самураев. 1765.
У самурая есть обязанности военные и строительные. Когда полыхает война, он днем и ночью должен находиться в лагере и на поле брани и может не иметь ни мгновения отдыха. Строительство связано именно с лагерем, ибо при сооружении укреплений, рвов, фортификаций и наблюдательных пунктов представители всех рангов должны работать вместе и настолько быстро и напряженно, насколько возможно. В мирное время нет необходимости строить лагеря, и потому самураи всех рангов вместе со своими командирами служат стражниками, конвоирами, чиновниками; они начинают считать эти «домашние» обязанности обычным делом и относиться к военной службе как к давно ушедшей в прошлое. Поэтому, когда даймё оказывается высокая честь помогать сёгуну в строительстве и расходы так велики, что они вынуждены переложить часть из них на своих вассалов, удерживая часть их жалованья, последние недовольны этим и жалуются на несправедливые поборы, ибо не понимают, что исполнять военные и строительные обязанности – обычное дело для самурая. Поэтому некоторые из них считают свои повседневные мирные обязанности чем-то трудным и ссылаются на болезни, хотя на самом деле с ними ничего не случилось, и не обращают внимания на хлопоты, доставляемые другим, когда просят их заменить. Опять же, если их посылают инспектировать земли, они с возмущением думают о трудностях путешествия и сопутствующих расходах, ссылаются на болезнь и перекладывают трудности и расходы на своих товарищей, нисколько не смущаясь тем, что их при этом презирают. И даже если место, в которое их посылают, находится неподалеку, они открыто жалуются на то, что им приходится отправляться в путь дважды в день, или вообще на плохую погоду. Люди, подобным образом исполняющие свой долг, как будто бы это какая-то повинность – всего лишь презренные конюхи и слуги в обличье самурая.
Воины, рожденные в эпоху внутренних войн, всегда находились в поле, они шли в своих доспехах под палящим солнцем и под холодным зимним ветром, они мокли под дождем и мерзли под снегом, они спали в поле или на холме, вместо подушки положив под голову собственную руку, они ели лишь неочищенный рис и соленый суп. Приходилось ли им сражаться в поле, атаковать крепость или защищать ее, они считали это не какой-то особой трудностью или испытанием, а обычным для себя делом. Если мы подумаем об этом и вспомним, что мы, рожденные в мирное время, можем спать одетыми, укрывшись сеткой от москитов, а зимой – завернувшись в теплые одеяла, и можем есть все, что нам нравится, в любое время, то мы должны признать, что живем счастливо. Но почему несение внутренней стражи и инспектирование соседних земель должно считаться серьезным испытанием – этому нет объяснения. Когда-то некто Байа Мино, прославленный ветеран дома Такэда из Кай, повесил на стене своего дома надпись из четырех иероглифов, составляющую его жизненный принцип: «Поле битвы – мое убежище».
Любой, кто получает от своего господина подарок в виде косодэ или камисимо с его гербом, должен помнить, что, если он носит косодэ, ему следует надевать поверх камисимо со своим гербом, а если он носит камисимо с гербом господина, следует одевать косодэ со своим гербом. Ибо если он носит одежду только с гербом господина, может показаться, что он – его родственник, и это будет невежливо. А когда одежда с гербом господина обветшает так, что ее нельзя уже больше носить, гербы следует срезать и сжечь, дабы они не пачкались и не подвергались тем самым неуважительному обращению.
Если кто-либо из соседей болен или понес тяжелую утрату, то, даже не будучи знакомым с ним близко, следует позаботиться о том, чтобы в доме не звучала музыка и не раздавался громкий смех, и отдать соответствующие приказания семье и слугам. Это нужно для того, чтобы не прослыть среди соседей и товарищей грубым и невежливым.
Самурай, находящийся на службе, даже последний присоединившийся вассал, а тем более ветеран, должен хорошо знать историю семьи своего господина, ее происхождение, сведения о его предках и описания героических поступков своих товарищей. Обо всем этом он обязан спросить у старших членов клана. В противном случае если во время разговора с кем-нибудь из чужих людей он проявит незнание этих вещей, то его будут считать недостойным человеком, даже если во всем остальном он является хорошим вассалом.
Когда самурай, находящийся на службе, сопровождает своего господина в путешествии и они прибывают на почтовую станцию, очень важно до заката расспросить местных жителей, отметить все близлежащие холмы, рощи, усыпальницы и храмы и сориентироваться по ним, определить, в каком направлении от их жилища находится открытое место и каково состояние дороги. Все это следует сделать, чтобы, случись ночью пожар или возникни для господина необходимость спасаться, самурай знал бы дорогу и мог повести его. Если они с господином идут пешком, идти впереди господина на холме и позади него на склоне может показаться незначительной вещью, но ею не стоит пренебрегать. Ибо долг самурая состоит в том, чтобы быть бдительным и внимательным и все время думать о том, как сослужить любую возможную службу, для исполнения которой он назначен.
Говорят, что чиновники и белая одежда хороши, лишь пока они новые. Хоть это и шутка, я полагаю, что так оно и есть на самом деле. Ведь белое косодэ очень красиво, пока оно новое, но стоит его поносить какое-то время, и вначале темнеют воротник и края рукавов, а вскоре и все оно становится грязно-серого цвета, очень неприятного на вид. Также и чиновники: пока они свежи и неопытны, они пунктуально выполняют приказания своего господина и не упускают из виду ни малейшей детали, ибо уважают взятые на себя клятвы и вынесенные наказания и опасаются совершить проступок. Поэтому они неподкупны и честны, и о них хорошо говорят в их клане.
Но, проведя на службе долгое время, они начинают злоупотреблять уступчивостью людей и слишком высоко ценить себя и совершают то, чего никогда прежде не сделали бы. Когда они только поступают на службу, они лишь прикасаются к подаркам и отсылают их обратно, как того требует клятва чиновника, а если обстоятельства все же заставляют их принимать подарки, они вскоре делают равноценные. Однако ими постепенно начинает завладевать жадность, и хотя они по-прежнему говорят, что не возьмут ничего, и кажутся честными, каким-то образом становится известно, что это обман; их щепетильность исчезает, и они принимают подарки. Естественно, что этим они не могут не наносить вреда центральным властям и не принимать несправедливые решения. Это развращение подобно грязному цвету белых одежд; отличие лишь в том, что грязь на одежде можно смыть щелоком, а порок так въедается в сердце человека, что выкорчевать его нельзя. Стирать одежды два-три раза в год достаточно, но сердце необходимо очищать каждый день, из года в год, засыпая и просыпаясь, и все равно оно так легко загрязняется. И как для одежды нужен щелок, так и для очищения сердца самурая нужны верность, долг и доблесть. Ибо кто-то следует сыновней почтительности, а кто-то – постоянству, и даже в том, кто исполнен верности и долга, остается несмытой какая-то грязь. Но если ко всему этому добавить доблесть и помнить о них неустанно, можно полностью очиститься от скверны. Такова глубочайшая тайна очищения сердца самурая.
О самурае, находящемся на службе, можно сказать, что он берет власть у своего хозяина или что он ворует ее у него. Точно так же о господине можно сказать, что он либо отдает свою власть самураю, либо позволяет ему украсть ее. Если молодой самурай или самурай низкого ранга занимает важный пост, он может не знать общественных устоев или обычаев и должен тогда исполнять свои обязанности под эгидой власти своего господина. В этом случае он лишь временно пользуется своей властью и употребляет ее на пользу господину. Это – взятая власть, и если, опираясь на нее, самурай исполняет намерения своего господина, делает добро людям и затем отдает ее обратно, он справедливо пользуется ею, выполняя свой долг с необходимой осмотрительностью. Но если он, видя, как его товарищи и другие люди обращаются к нему почтительно и благоговейно, становится жадным и самодовольным и не желает расставаться со своей властью, тогда можно говорить, что он крадет ее.
Что касается другого типа власти, которой господин наделяет от своего имени вассалов, то в древние времена знатные люди и знаменитые командующие делали это до определенной степени. Порой, когда они должны были вернуть ее после выполнения задания, но в силу беспечности оставляли ее у вассалов, случалось так, что вернуть власть они могли, уже лишь дорого заплатив за это. В данном случае вассалы просто крали у них власть. Это не только величайший позор для господина, но это и приносит ему огромный ущерб. Ибо, если у вассалов слишком много власти, власть самого господина уменьшается, и если люди начнут думать, что могут получить все, что хотят, почитая вассала, поскольку в его руках сосредоточены все пути к господину, они станут заботиться лишь о том, чтобы угодить вассалу, считая господина чем-то второстепенным. Тогда великодушные отношения господина и вассала исчезнут, и верные самураи заметят их отсутствие. В таком случае, если вдруг возникает опасность, не на кого будет положиться. Более того, не только внешние вассалы, но и те, что находятся подле своего господина, попадут под власть такого человека; они замкнутся в себе, и это тоже плохо для господина. Ведь они ничего не скажут о том, что заметят, но пожалеют об этом в сердце своем и тайно пожалуются своим друзьям. Никто из них не встанет и не доложит об этом господину. Поэтому деспотическое поведение и пристрастность нарушителя, степень его влияния и славы останутся неизвестными господину, который думает, что все идет хорошо, и своей небрежностью навлекает большую беду.
А неспособность распознавать людей всегда считалась огромным недостатком для господина и командующего.
Человек, не обращающий внимания на то, что думает его господин, не прислушивается и к мнению своих сослуживцев. Он будет благоволить мелким чиновникам и давать своим друзьям и знакомым деньги и взятки из тех средств, что принадлежат господину, при этом оставляя их подарки себе. Принимая гостей, он угощает их рыбой, вином и пирожными со стола своего господина. Действуя по принципу: «То, что принадлежит господину, – мое, а то, что мое, – это только мое собственное», он подрывает хозяйство своего господина и наносит ему огромный вред. Хорошо подумай обо всем этом и помни, что следует всегда оставаться скромным и подавлять в себе желания, даже если господин дарует тебе привилегии, дабы не омрачить сияние его славы. Как гласит древняя пословица: «Верный вассал живет не своей жизнью, но жизнью своего господина».
Для самурая, находящегося на службе, самые трудные обязанности – те, что связаны с казной. Ибо, обладая скромными знаниями и способностями, очень нелегко приносить благо своему господину, не нанося при этом вреда другим вассалам, не говоря уже о крестьянах и горожанах. Если думать только об интересах своего господина, низким сословиям придется терпеть нужду. Если же пытаться облегчить их участь, пострадают дела господина, так что в любом случае где-то будет недостаток. Затем, каким бы умным и мудрым ни был самурай от природы, всегда очень легко подхватить болезнь жадности, и, если ему поручено собирать деньги для своего господина и следить за их расходом, он может возгордиться, стать расточительным и попытаться присвоить средства господина, он будет строить дома, собирать редкие вещи и одеваться в дорогие одежды. Такой вассал зовется «вором».
Затем чиновник может составить новую систему, отличную от той, что была при прежнем господине, уверяя, что она принесет пользу его хозяину. При этом он не учитывает, что она доставляет дополнительные трудности его помощникам, заставляет горожан платить высокие налоги, а крестьян – огромную земельную ренту. Он печется лишь о том, чтобы получить большие средства уже в ближайшем будущем, нисколько не заботясь о благосостоянии людей. Он также может обманывать неискушенных в делах советников, старших начальников и управляющих, так что они соглашаются увеличить ему жалованье и вознаграждение. Но если новые правила окажутся недейственными и не принесут желаемого, он представит это как вину советников и начальников и избежит наказания, спрятавшись за их спинами. Такие вассалы называются «вымогателями».
Но в случае с «ворами», о которых говорилось выше, дело обстоит проще. Ведь хотя они относятся к своему господину неподобающим самураю образом и извращают справедливость, но, когда небесные кары падут на них и сами они будут уничтожены, с этим все закончится, людей более не будут угнетать, а для управления в провинции закончатся все беды. Но чиновник-вымогатель наносит куда больший вред, который очень трудно исправить. Ибо нанесение ущерба управлению страной – это величайшее из возможных преступлений, даже если речь не идет о чьей-то личной жадности и казнокрадстве. Поэтому еще древние мудрецы говорили, что лучше иметь чиновника-вора, чем чиновника-вымогателя. И хотя для самурая нет ничего более позорного, чем прослыть казнокрадом, древние еще больше осуждали вымогательство. Поэтому если вора обезглавливают, то вымогателя следует распинать на кресте. Так поступали в прошлом, но и сейчас, раз действия таких преступников не изменились и они по-прежнему заботятся лишь о себе, прикрываясь службой во благо своему господину, их следует считать в равной степени омерзительными. Трудно придумать наказание, соответствующее их преступлениям.
Мелкие вассалы, служащие под началом капитана или другого командира, вынуждены мириться с тем, чтобы быть почтительными к многочисленным начальникам и в то же время терпимыми к их несправедливым поступкам. Но если им посчастливится получить повышение и самим возглавить отряд, они должны быть снисходительны и внимательны к своим подчиненным, не забывая при этом о своем долге перед господином. Нет нужды говорить, что они не должны быть пристрастными или льстецами, но если со временем они достигают поста капитана или другого командира, их отношение к людям порой начинает меняться. Так, Сакума, вассал Ода, и Ёдзуми, вассал Хасиба, являют собой пример самураев, которыми восхищались, когда они были простыми воинами, но которые испортились, когда заняли высокие должности. Они были уволены и обесчещены.